Помни, ты хотел этого

      Две мягкие хлопковые веревки петлями обнимают его талию и спускаются по бокам на пол. Они достаточно длинные для того, чтобы связать его полностью, но задумка сегодняшнего вечера не в этом.       Чонгук тщательно осматривает его, в латексных перчатках и с медицинским фонариком в руке. Обычно таким сосредоточенным он выглядит у себя на работе, в белоснежном выглаженном халате и очках в тонкой оправе.       Никак не в низко сидящих джинсах, босиком и без рубашки, посреди своей игровой комнаты.       На самом деле, игровой они зовут ее весьма условно. Тэхен бы скорее сказал, что это странная смесь маленького кабинета по оказанию неотложной помощи, и тайного шкафа законченного извращенца, у которого своя особенная Нарния. Чего только стоит система для подвешивания и козел, обшитый кожей, в углу.       Обнаженный, с руками, сцепленными в замок за головой, Тэхен стоит посреди этой комнаты, и старается не смотреть на кожаную же кушетку, на которой разложены в уже привычном педантичном порядке предметы для сегодняшней сессии.       — Как ты себя чувствуешь? — Чонгук аккуратно берет в ладони его лицо, оттягивает веки, немного давит на подбородок, открывая ему рот и осматривая слизистые. — Не забываешь принимать лекарства?       — Нет, Мастер, — Тэхен глубоко, размеренно дышит, зная, что его доминант уже им недоволен.       — Хорошо, — взяв его за плечо, Чонгук разворачивает его спиной к себе, прощупывая мышцы спины и плеч. — Я рад это слышать.       Саба накрывает чувство гордости, заслуженная похвала греет. Он закрывает глаза, уже входя в свое любимое состояние, предшествующее сессии. Состояние покоя, доверия и принятия.       — Я не нашел при осмотре ничего, что могло бы нам помешать, — сильные, твердые пальцы массируют его шею, и Тэхен выдыхает длинно, уплывая еще больше, — руки за спину.       — Мастер, — подает он голос, выполняя сказанное, — я хотел поблагодарить вас.       — За что же? — Чонгук подводит его к кушетке, заботливо расправив веревки, чтобы он не споткнулся о них.       — За терпение, — тихо говорит саб, — за то, что возитесь со мной. За то, что взяли на себя ответственность.       — Ты удивительный, Тэ, — светло улыбается ему мужчина напротив, — было бы преступлением отдать тебя кому-то.       Наступает пауза, которая должна была бы чувствоваться неловкой, но уже давно не. Не осталось того, что могло бы вызвать неловкость между ними.       — Итак, — глубоко вздохнув, Чонгук поднимает на него взгляд, — сейчас я покажу и расскажу все, что буду с тобой делать, а ты выслушаешь и скажешь, если захочешь что-то поменять или если это покажется слишком. Понятно?       — Да, Мастер.       — Это, — мужчина поднимает небольшой нож длиной чуть больше его ладони, — наш основной инструмент на сегодня. Зоны воздействия, которые я наметил на твоем теле — это спина, поясница, крестец, часть ягодиц, и, возможно, внешняя поверхность бедер. Кроме этих мест, порезов не будет нигде.       Тэхен еле слышно разочарованно вздыхает.       — Это не мешает мне подразнить тебя холодной сталью везде, где мне вздумается, — Чонгук проворачивает нож, ловя его простым обратным хватом, — сомневаюсь, что ты сможешь только по прикосновениям понять, лезвие ли это или его обратная сторона.       Чувствуя, как начинает заводиться, Тэхен старается сосредоточиться на том, что ему говорят.       — Дальше, — отложив нож, мужчина касается большого контейнера, — здесь аптечка первой помощи. Стерильные салфетки, жгуты, спирт, зажимы, в общем, очень не хочу экстренно это использовать, поэтому твоя задача — максимально честно озвучивать мне реакции своего тела, не зажиматься и не останавливать себя, если ты хочешь дернуться или тебе неудобно, если я перехожу грань или ты понял, что с тебя хватит. Какое твое стоп-слово?       — Красный, — это так невероятно ценно, Чонгук второй доминант в его жизни, который уделяет так много внимания безопасности и его состоянию. Всего их было четыре, и первого можно смело не считать, так что…       Так что нужно вернуться в настоящее.       — Умница, — улыбается Мастер, — когда ты его мне скажешь?       — Как только почувствую, что не хочу больше продолжать, что мне слишком много, — обнаженный, беззащитный донельзя, но чувствующий себя таким защищенным Тэхен счастлив, проговаривая это вслух.       — Именно, — кивает Чонгук, — помни, что первое и главное, что мне от тебя нужно — это честность. Я смогу работать с тобой, только если ты предельно честно будешь сообщать мне о любых изменениях в своем самочувствии. Последнее — обычно мы с тобой такое не практикуем, но эмоций, что ты испытаешь сегодня, может быть чересчур много. Если тебе потребуется что-то особенное после — обязательно попроси меня об этом, ясно?       — Да, Мастер.       — Хорошо, — Чонгук берет с кушетки повязку для глаз и подходит к Тэхену, — так ты почувствуешь себя еще уязвимее. Согласен?       Тэхен только кивает — во рту пересохло от предвкушения. Мягкая, ласковая улыбка своего Мастера — последнее, что он видит перед тем, как темнота накрывает его.       — Также я обязан тебе сообщить, что не принимал никаких препаратов, замедляющих восприятие, наркотиков, алкоголя или транквилизаторов, чувствую себя хорошо и бодро, — в голосе мужчины чувствуется та же улыбка, — и уже представляю, как ты будешь смотреться к концу сессии, беспомощный, обездвиженный и испачканный в собственной крови. Разрешишь мне сделать фото?       — Все, что угодно, — хрипит Тэхен, про себя молясь о приказе лечь, потому что ноги уже подгибаются.       — Грудью на кушетку, — Мастер направляет его, придерживая и помогая разместиться. — Нет, ноги не своди.       Поверхность под ним теплая, мягкая, и Тэхен понимает, что для него подстелили покрывало, потому что в процессе неизбежно он вспотеет и кожа будет липнуть и может травмироваться. Очередное подтверждение внимательности его Мастера.       — Приподнимись, — Чонгук осторожно сжимает в горсти его уже не мягкий член, яйца, вытаскивает чуть назад и подкладывает ему под самый низ живота пухлую объемную подушку. Теперь его задница немного приподнята и раскрыта, а воздух холодит промежность и внутреннюю сторону бедер. И это ощущается крайне приятно. Беззащитно. Снова. — Вытяни руки вдоль тела.       Тэхен слушается, и по его коже шелестят веревки, продеваются в специальные металлические скобы по бокам, потом по-простому перехлестываясь снизу под кушеткой, чтобы туже затянуться петлями на талии и с наружной стороны вовнутрь обвить его ноги, пока Чонгук кладет два симметричных витка, плотно привязывая его бедра и лодыжки к ножкам мебели.       Надо сказать, что высота у кушетки не привычная по колено, а по пояс — что и логично, потому что она вовсе не для медицинских целей.       — Теперь плечи, — саб чувствует, как по верхнему краю лопаток ложится фиксирующий ремень. Чонгук звенит пряжкой, затягивая так, чтобы не было никакой возможности дернуться. — Удобно?       — Да, Мастер.       — Хорошо. Тогда начали.       В вынужденной темноте Тэхен не понимает, что будет дальше, у него нет никаких ориентиров, кроме звука. Раздаются шаги, звон склянок, звук открываемой крышки, потом характерный шорох кожи о кожу, будто трутся ладони.       Потом Тэхен взвизгивает от неожиданности, потому что его спины касается что-то влажное.       Спиртовые салфетки. Мастер молча обтирает его тело, два раза отрывая руки, видимо, чтобы взять новую. Кожу холодит от процедуры, и покрывает мурашками, несмотря на кондиционер и очевидную теплоту воздуха в комнате.       — А скажи-ка мне, — голос звучит громом среди ясного неба, — почему у тебя на запястьях свежие порезы?       — Это из-за вашей командировки, Мастер, — без запинки отвечает Тэхен. — Вас не было больше двух месяцев, и мне хотелось боли. Хоть чего-то, что сможет заменить вас.       — Тогда почему их так мало? — никакой угрозы в голосе, а руки так приятно разминают спину. — Испугался наказания?       — Нет, — покрывало не достает до лица, и кожа под щекой приятно согревается. Тэхен ерзает, располагаясь удобнее, чтобы не отвлечься потом случайно на затекшее плечо или боль в мышце. — Я понял, что это больше не становится тем, что приносит мне облегчение. Бритва не сработала как обычно.       Наступившая вслед тишина могла бы заставить нервничать, но саб без колебаний доверит Чонгуку даже жизнь — что он в принципе и делает вот уже на протяжении пяти лет — поэтому абсолютно не волнуется.       Но вздрагивает, когда основания шеи касаются горячие губы.       — Молодец, Тэхенни, — тихо шепчет ему его Мастер, и грудь переполняет гордость. — Такой молодец.       Руки покидают его, слышатся шаги, стук дверец шкафа, и Чонгук возвращается. Молча стоит рядом, не двигаясь и не говоря ни слова. Без возможности видеть кожа как будто наливается предвестниками касаний, начиная гореть и ощущать малейшие движения воздуха вовне.       По лопаткам вниз бежит стайка предвкушающих мурашек, и первый удар оказывается неожиданным и вышибающим дыхание.       — За что ты сейчас получаешь? — ровно интересуется Чонгук, нанося удар за ударом.       — За то, что ослушался вас, — руки против воли сжимаются в кулаки, и ноги сгибаются, отрываясь от пола. Флоггер хоть и больше развлечение для них, но все равно приносящее дразнящую боль. — Спасибо, Мастер, спаси-бо-о…       — Не уплывай пока, — удары мерно проходятся по всему телу, от ремня, удерживающего за плечи, и до нижних узлов у пяток. Тэхен вскрикивает, когда очередной хлесткий выпад приходится на поднятую ступню. — Расслабься.       Флоггер звенит рукоятью о столик рядом, и Тэхен замирает. Вот сейчас…сейчас…       Тело горит, раззадоренное легкой поркой, все нервные окончания замерли в напряжении, в ожидании первого касания.       И Чонгук его не разочаровывает.       Он звенит металлическим медицинским лотком, наверняка берясь за нож. Тэхен слышит тяжелый, приближающий к нему шаг, и чувствует, что дрожит.       — Ты же знаешь, что я не начну вот так запросто, — в голосе Чонгука слышно усмешку, и саб шипит раздосадованно. злясь, что так по-детски раскрыл свое нетерпение. — Спокойнее.       — Сними повязку, — вдруг просит Тэхен.       — Тебе некомфортно? — тут же уточняет Мастер, замирая. — Хочешь остановиться?       — Нет, нет, — Тэхен уже поворачивает к нему голову, — просто хочу видеть твое лицо. Пожалуйста?       — Конечно, — наверняка озабоченно нахмуренные брови Чонгука сейчас приняли прежнее спокойное положение, — если ты готов.       Полумрак комнаты воспринимается приятным для глаз. Тэхен наблюдает, как Чонгук берет с кушетки перед ним свечу, и выполняет ножом несколько симметричных прорезов на ней. Не удовлетворившись результатом, натирает воском лезвие, придирчиво осматривая.       Тэхен просто ждет, втайне любуясь.       Наконец острие соответствует, и Чонгук на пробу проводит лезвием по собственной руке, по предплечью, там, где ближе к локтю бугрится мышца. Без нажима, без усилия, но кожа сначала прорисовывается белым, толщиной с волосок разрезом, а потом по нему начинает набухать ярко-красная кровь, проступая словно сквозь ювелирно рассеченную плоть.       — Мастер, — зовет Тэхен, сам не зная зачем, а голос мелко дрожит, выдавая все.       — Понравилось? — лицо у Чонгука все такое же, бесстрастное и спокойное, но что-то в нем поменялось. От него прямо-таки веет опасностью. — Хочешь?       Боясь запнуться и не выговорить, саб только кивает, умоляюще смотря снизу вверх.       Впрочем, этого достаточно.       Щелкает зажигалка, и изрезанная свеча используется по прямому назначению. Воск плавится легче, чем парафин, поэтому руку можно держать пониже, чтобы вся прелесть игры не потеряла смысл.       Тэхен дышит глубоко и громко, даже не пытаясь уйти от жалящих капель, просто проживая все ощущения.       Залита спина, дорожка из капелек кружит по пояснице, застывает на круглой, выставленной вверх ягодице, и, взяв паузу, длинной рекой стекает по бедру, заставляя саба вскрикнуть в полный голос.       — Как думаешь, с чего я начну?       — С ямочек, Мастер? — из-за привязанных ног легко прогнуться еще, подставляясь. Выгибая спину. Выпрашивая. — Правильно?       — Нет, — ухмыляется Чонгук. — Кто-то сегодня игривый?       Пожав привязанным плечом, Тэхен не отвечает. Он и не должен.       Приблизившись, Дом переворачивает нож из обратного хвата — пришлось держать так, оберегая заточку лезвия, пока они играли с огнем — и подцепляя тупой стороной ножа дорожку воска около колена. Быстрым движением, он резко счищает уже застывший пластичный материал, с удовольствием слыша заглушенный писк Тэхена.       Не отрывая ножа, второй рукой перехватывает за гарду, рукояткой скользя к подколенной впадине. Нога дергается, и Тэхен выдыхает шумно. Чонгук только улыбается, опираясь коленом о пол.       — Хочешь? — негромко спрашивает он. — Или боишься?       — Я…я, — саб заикается, и немудрено — нож скользит по бедрам, по внутренней стороне, вверх под задницей, цепляя по пути еще капельки воска. — Я не знаю… Я…       — Ты можешь остановить меня только одним способом, — продолжая счищать воск уже со спины, напоминает Чонгук, — используй его, если тебе нужно.       — Нет, я, — идеально чистая кожа так и манит, просит быть испорченной. Чонгук с трепетом замечает несколько совсем незаметных полос от розог — выпросил-таки тогда — и тянет, выбирая место для первого пореза.       Как для первого, самого важного мазка на холсте.       — Ааааарнммм! — от едва уловимой, тонкой, но так давно ожидаемой боли Тэхен кричит в полный голос. Он понимает где, чувствует неправильность на левой стороне спины, по ребрам вбок, и кажется, все его сознание сосредоточено на этом порезе.       До тех пор, пока он не дергается от второго, под самым ремнем у плеча, короткого и еле заметного.       — Хорошо, — с такой интонацией хвалят собак, но сейчас Тэхен не против. Ему это нужно. — Что ты чувствуешь?       — Мне страшно, — без запинки он выдает свою самую яркую мысль, глядя в дикие, темные глаза своего Мастера. — Но я верю вам. И хочу еще.       — Прекрасно.       Нож прижимается к изгибам тела, дразня холодом и опасностью. Тэхен чувствует все, каждое мимолетное касание, едва находя силы вздохнуть и не умолять о большем. Его начинает бить дрожь от предвкушения, двух порезов кажется так мало, они будто жгутся, расширяясь вдоль и вглубь. Хочется почувствовать металл везде, хочется принадлежать ему, отдаться и насладиться, как жизнь утекает из его тела с каждым ударом сердца.       На секунду Тэхен представляет себя всего окровавленного, неподвижного, зависимого от своего Мастера. От его воли и желаний, умереть ему или жить дальше, быть игрушкой или выполнять только свои прихоти, ждать приказа или предугадывать его, выполняя до того, как он будет отдан.       Сознание раздваивается, и он слышит себя так, как если бы говорил кто-то посторонний:       — Мастер, прошу, еще…       — Больше не боишься? — Чонгук надеялся на это, но теперь, когда видит своими глазами — не может сдержать радости. Тэхен изначально проявлял очень сильную склонность к мазохизму, довел себя почти до зависимости от боли, и не описать, каких трудов стоило его лечащему врачу вытянуть его из этой ямы. Но вот они здесь, все так же с лезвием, окрашенным кровью, но лезвие это сейчас в нужной руке, а Тэхен больше не страдает от суицидальных мыслей. — Правда?       — Боюсь, — дрожь в очередной раз прошивает его тело, пока Чонгук обводит рукояткой ямочки на пояснице, — и хочу. Пожалуйста…       — Чего ты хочешь?       — Чтобы моя жизнь принадлежала вам, Мастер, — глухо говорит Тэхен в кожаную теплую обивку, — чтобы только вы распоряжались мной, выбирали лучшее для меня, заботились обо мне, решали, что мне дать…       Саб говорит и говорит, не прерываясь даже когда Чонгук легко проводит острием по бедру, кожа сама расступается под весом ножа, если надавить, приложить хоть чуть силы — поверхностный порез, что еле-еле достигает срединных слоев кожи, станет зияющей раной. Ответственность и чувство полной, абсолютной власти над чужой жизнью кружит голову.       Но именно такая острота позволит заживлению обойтись без шрамов.       Очередной порез набухает кровью, и Чонгук вдруг понимает, насколько он восхищается сейчас случайно встреченным несколько лет назад парнем, парнем, который сразу цеплял взгляд, который восхищал своей прямотой и дерзостью, который дрожал, трусил, но раз за разом брал себя в руки и доверялся. Доверялся ему, старшему и более опытному, на раскрытых ладонях поднося не свое тело — что до него, такого можно навалом найти, если задаться целью — самую душу, на протяжении пяти лет их странных отношений всегда будучи максимально честным и открытым.       Всегда, что бы ни происходило в этой комнате, за ее пределами или в них самих.       — Мастер, пожалуйста, — уже всхлипывает Тэхен, сжимая кулаки до побелевших суставов. — Пожалуйста, прошу…       — Получи удовольствие и от ожидания тоже, — Чонгук кружит лезвием по его телу, наблюдая, как просочившиеся через порез на боку капельки крови скатываются вниз, пачкая кожу и горя алым на белоснежной простыне под. Он мысленно радуется, что перед тем, как взять нож, надел кожаные тончайшие перчатки без пальцев. Так надежней, рукоять без оплетки не скользит во вспотевшей от адреналина ладони. — Почувствуй мою власть, ощути, что ты сейчас полностью мой. Захочу — и вырежу на твоей спине свое имя. И буду любоваться каждый раз, укладывая тебя на живот под собой.       — Мастер, — выдыхает саб. От густого, низкого голоса и обещаний, что все равно не исполнятся, сердце подпрыгивает к горлу, все тело окатывает жаром, и холодное острие, ласкающе щекочущее бок у самой венериной ямочки, хочется поймать кожей, дернувшись для него. Подставляясь.       — Тебе бы это понравилось? — плоской стороной ножа Чонгук ведет по спине Тэхена вверх, вдруг чуть меняя угол скольжения. Саб вскрикивает, и новый порез красит сталь в алый. — Здесь?       Ему много. Так много. Тэхен задыхается по-настоящему, дергаясь под ножом. И его Мастер его не разочаровывает, все замечает, так вовремя кладя свою ладонь ему на щеку. Гладит легко, приземляя его в реальности, давая почувствовать опору и надежность. И режет еще.       — Господи, — ткнувшись в подставленную ладонь, саб совершенно отпускает себя, растворяясь в том, что происходит. Боли как таковой почти нет, что ее там — несколько неглубоких порезов, после того, что он делал с собой они воспринимаются скорее как щекотка. То, что он чувствует сейчас — вот настоящая причина катящихся по лицу слез и эйфории. — Еще, Мастер, еще…       Тело саба покрыто испариной, ноги и спина подрагивают, временами по мыщцам пробегает крупная дрожь. Чонгук тщательно контролирует его состояние, обращая внимание на каждую мелочь, на сердечный ритм, на покрасневшее лицо, на расписанную, перепачканную кровью спину…       И внезапно понимает, что любит его. Не как сабмиссива, друга или пациента. Как человека, с которым хочет разделить вечность. Понимает, что сделает все что угодно, чтобы взбалмошный парень младше него на целых шесть лет чувствовал себя счастливым. Ему так не повезло в жизни, но он не сдался, принял себя, искал способы жить с таким собой и в итоге смог. Так почему не сможет Чонгук?       — Цвет, Тэхенни, — негромко просит старший, и получает немедленный ответ:       — Зеленый.       — Хочешь кончить?       — Прикоснитесь ко мне, — как в бреду шепчет Тэхен, — прикоснитесь, Мастер…       Нож звенит о лоток, и Чонгук делает шаг в сторону, чтобы встать за чужой спиной.       Точнее, за чужой раскрытой и бесстыдно выпяченной вверх задницей. Отверстие ануса сокращается, сжимается, просто требует, чтобы ему уделили внимание.       — Ты близко?       — Да, Мастер, да, да, да, — кивает саб, ощущая горячие ладони не на ягодицах, но именно там, где нужно — на бедрах, так высоко, так близко к яйцам, к просто каменной, болезненной уже эрекции, что следующие слова переходят в крик, — ну дайте же мне!..       Тэхен рыдает и дергается снова, пытаясь вырваться из веревок и ремней, пока его Мастер спокойно наблюдает за ним, чуть поглаживая, чтобы успокоить. Пережидает очередной вопль и говорит негромко:        — Я просто уверен, что ты сейчас кончишь, Тэхенни.       И грубо сжимает в ладони головку. Сильно, так больно, без всяких фрикций и какого-либо движения, и давит пальцем на чувствительное местечко под венцом, там, где крайняя плоть натянулась оттого, насколько давно саб был возбужден. Насколько все налилось кровью и жаждало прикосновений.       От веревки наверняка останутся следы, хотя хлопок — самое мягкое, что есть в их арсенале. Но Тэхен хотел следов, хотел получить все от этой сессии, и Чонгук не мог ему противостоять. И сейчас, проживая вместе со своим сабом его оргазм, он ни капли об этом не жалеет.       Потому что сможет потом зацеловать каждую оставленную его руками отметину.       А у Тэхена свет меркнет перед глазами и он едва вспоминает, как вдохнуть, потому что удовольствие — опустошаюшее, захлестывающее, такое всеобъемлющее. Такое нужное.       — Одно фото, и я тебя развяжу, — целуя его в висок, шепчет Мастер, — потерпишь?       Тэхен только кивает и сжимает его руку, давая понять, что услышал.       Много после, лежа в постели, когда уже обработаны все порезы и убрано все, что нужно было убрать, уже тогда Чонгук замечает, что с Тэхеном что-то не так.       — Я слушаю, — обнимая, требует он.       Как обычно, Тэхен долго мнется, собирается с силами, подбирает слова. Открывает было рот, но передумывает, так ничего и не сказав. Чонгук ждет, он знает, что когда будет готов, Тэхен расскажет.       — Я кое-что понял, — наконец начинает он.       Чонгук издает вопросительный звук, перебирая его волосы.       — Я, кажется…       У Чонгука перед глазами проносится все их совместное прошлое. Где он был невнимателен? Где допустил ошибку? Что пошло не так?       — Эй, — Тэхен вдруг целует его, невинно и так нежно. Просто касание губ. — Я наверное люблю тебя.       — Наверное? — нарочито обиженно тянет Чонгук, внутренне ликуя.       — Наверное, — серьезно кивает это недоразумение напротив и силится не улыбнуться.       Как и Чонгук, который все ж таки не выдерживает и начинает его щекотать.       — Ах. наверное?! — громко возмущается он, пока Тэхен визжит и отпихивается ногами и руками, умоляя прекратить. — Наверное, да?! Наверное любит он меня, ахх ты!!!       Они хохочут и брыкаются, превращая аккуратно застеленную кровать в бардак, и не могут прекратить бороться до тех пор, пока Тэхен вдруг гулко не падает на пол.       — Ты как?       Встревоженный Чонгук свешивается через всю постель вниз, словно там падать не полметра, а Гранд Каньон, и натыкается на счастливый тэхенов взгляд.       — Я люблю тебя.       Чонгук только улыбается молча и протягивает ладонь.       За которую Тэхен хватается крепко и без сомнений.