***
«До чего же долго тянется время…», думал Роше, наблюдая за тем, как сквозь медленно редеющие облака наконец проявляется еле различимый диск солнца и всё больше кренится к закату. Его давно уже мучил голод, как наверняка и всех его бойцов. Хотелось, чтобы уже наступила ночь, а вместе с ней хоть какая-то ясность. Например, стоит ли рассчитывать на Геральта, учитывая в каком тот может быть состоянии после ритуала, или надо придумывать другой план. Или и вовсе… смириться. Осенний холод наступал теперь с каждым годом всё раньше и быстрее, и если днем без верхней одежды было еще терпимо, то к вечеру земля делалась совсем ледяной. У Роше постепенно закоченело всё тело, от ног до макушки, и начал поднывать правый бок, куда пришелся удар шестопером. Может, даже его собственным, он не приглядывался. От бока тянуло дальше вниз, к колену, что невольно наводило на невеселый вопрос, получится ли завтра устоять перед эшафотом, не кренясь. Одно хорошо, что ночь обещала быть ясной, и особой непогоды не предвиделось. В другой ситуации он был бы даже рад дождю, ведь с мокрой кожи можно было ухитриться и стянуть браслеты. Однако эти были затянуты так надежно, что даже полная кринка масла не помогла бы. После тщательного ощупывания выяснилось: чтобы разжать их необходим был кузнечный инструмент или, на худой конец, железный клин с кувалдой. В очередной раз поменяв ногу, на которой сидел, Вернон вытер о плечо сочащийся нос и оглядел своих ребят. Яго, кажется, сморило, и он громко сопел, накренившись вперед. Бьянка перемогалась, то опрокидывая голову к своему столбу, то принимаясь осоловело глядеть перед собой. Силаса, казалось, била дрожь, но вскоре стало ясно, что это он так пританцовывает на месте, чтобы согреться. Заметив взгляд капитана, он под кляпом ухмыльнулся ему в ответ: всё нормально, мол, держимся. В остальном же обстановка внушала очень мало оптимизма. Попав в каэдвенский лагерь несколько часов назад, Вернон едва ли обратил внимание на то, сколько вокруг новых офицеров, не о том голова болела. Теперь же отмечал незнакомые лица, которые еще накануне, вероятно, служили на том берегу простыми рядовыми, и недоумевал, как Хенсельту удалось так быстро сагитировать их, дезертиров, вернуться в строй? Но из обрывков солдатской болтовни он понял, что в этом тоже нет особой хитрости: большей части пойманных беглецов был дан ультиматум — казнь с отчуждением имущества и отправкой родни на каторгу, или служба на благо короля за вознаграждение и приличные наделы в Нижней Мархии, ну а тем, кто особо отличится, были обещаны даже титулы. Кто в своем уме откажется от такой щедрости? Детмольд и тот внес свой вклад, укрепив уже курсирующие слухи о связи между проклятием мертвой Глевиссиг и вполне еще живой ведьмой-шпионкой Шеалой, которые навлекли столько бед на несчастных каэдвенцев. То есть воспользовался сложившейся ситуацией и повернул в свою пользу веру простого люда в разные суевериям, на которой планировал выехать сам Роше. Причем, повернул так легко, что тому оставалось лишь цокать про себя и качать головой, слушая как эти суеверия прямо у него на глазах трансформируются, принимая подчас самые абсурдные формы: кое-кто уже всерьез рассуждал о том, что Дева Саския «не есть человек, а суть дьявольское порождение черной магии, нечто вроде голема, но прекрасного видом и служащего чародейкам в качестве марионетки. Потому и смогла побороть дракона», а война против такого чудища уже сама по себе в их глазах могла считаться священной. В общем, полная противоположность всему, на что он, Вернон, рассчитывал. — Вот увидишь: еще неделя, и вода в лужах стынуть начнет, — с недовольством проворчал кто-то в отдалении. — Нда-а. Неужто зима опять в октябре нагрянет? На что сразу последовало возражение третьего голоса: — Да не, бабье лето же обещали. Напаримся еще. Солдаты эти, хорошо одетые и утепленные, тем не менее, всё толпились у жаровен и то и дело воровато прикладывались к фляжкам с горячительным, невзирая на регулярные напоминания десятников о запрете на распитие алкоголя до конца штурма. Что, разумеется, никак не касалось короля и его ближайшего окружения, да и остального высшего командования. Полоски же завидовали и тем, и другим, потому как становилось всё труднее сдерживать стук собственных зубов, заглушающий даже самые громкие праздные звуки, доносившиеся из шатров. — Слышите? Темерщина уже костями гремит! — И правильно. Закопать-то их некому будет, так что пусть привыкают греметь костями по полю. Баб да детей пугать. Эти армейские шутки, самые обычные, мало трогали Вернона. Он лишь с тоской вспоминал свой плотный стеганный дублет, а заодно и лицо вояки, который его присвоил. — Погодите, народ, дак они ведь по такому дубаку до утра не доживут, околеют. Некого вешать будет. Или нам за мертвых тоже премия полагается? — Не знаю… И не спросишь щас, у господ-то. Немного поразмыслив, первый из говоривших оттащил к Полоскам одну из жаровен, но оставил ее на приемлемом расстоянии, откуда те не сумели бы добраться до нее и натворить дел. Они и не пытались. Скорее наоборот, живительное тепло, сменившее долгие часы озноба, подействовало на них усыпляюще. Вернона неумолимо начало клонить в сон, хотя он старался взбадриваться и менять положение. Нельзя было прозевать вести о ведьмаке или любые другие сведения, которые сгодились бы для побега. «Если ничего не получится, то, может, опять устроить пожар?», предположил он, задумчиво глядя на язычки пламени. Изловчиться и дернуть столб, кинуться на деревяшки и загореться самому, а потом поджечь всех неприятелей, до кого успеет добежать. В суматохе про остальных темерцев забудут и… Нет, это тоже бесполезно. Сколько уже полегло простых офицеров и рядовых, на планы Хенсельта это никак не повлияло. В таком свете самая первая, изначальная идея, на которой настаивал и Иорвет — заманить короля в ущелье и убить там — уже выглядела едва ли не единственно правильной. Но, увы, безнадежно потерянной. Чуть погодя, однако, у Полосок возник повод ободриться: привели двух караульных с «Персифаля», которых Детмольд велел убрать, и которых Роше уже мысленно похоронил. Приковали рядом и нацепили похожие кляпы. Неизвестно, по какой причине этим ребятам сохранили жизнь, но одно лишь их присутствие на какое-то время позволило допустить, что на самом деле всё не так уж плохо. Вместе с ними словно бы пришла какая-то новая надежда… Которая тут же поблекла, стоило каэдвенцам приволочь ворохи каких-то разодранных на куски тряпок — темерцы немедленно узнали в этих тряпках свои выцветшие сине-белые паруса — как будто до этого оставались еще сомнения, что неприятель действительно посмеет отобрать их корабль и, не теряя ни минуты, примется облагораживать его по своему вкусу. Принесли даже гальюнную деву, но увечить не стали, а сделали из нее нечто вроде достопримечательности. Щупали за сиськи, ржали и делали вид, что дрочат на нее. На полном серьезе сравнивали платок на ее голове с шапероном самого Роше и выдвигали странные предположения. Полоски, которые в другой ситуации вполне могли бы к ним присоединиться в подобном веселии, если бы оно относилось не к ним, теперь в угрюмом молчании созерцали эти сцены, не имея возможности их остановить. Глумление над вчерашними товарищами было вполне распространенным явлением во всех слоях общества, не только среди солдатни, вот и каэдвенцы совсем не считали, что в чем-то перегибают палку, а если некоторых из них и посещало мимолетное замешательство, то оно улетучивалось так же быстро, как и их недавнее дружелюбие и память о помощи после пожара. Паруса отправились в жаровни в качестве топлива, как и прибывшие следом щиты, сбитые с бортов и уже на месте разломанные на отдельные доски. Всё это стало неприемлемым на присвоенном судне — «Персифаль» готовили к переделке на каэдвенский лад — и подлежало скорейшей утилизации самым экономным способом, частью попав и в жаровню возле темерцев. Роше едва сдержал свой порыв дотянуться до нее ногой и опрокинуть к чертям собачьим. Но к чему этот жест гордости, если потом придется скулить от невыносимой боли в замерзающем теле? И всё же очень странно, почти противоестественно было греться, наслаждаясь потоками жара от полыхающих родных цветов и символов. «Жаль, так и не успели их подновить, как собирались».***
Наконец, был отдан приказ повсюду разжечь факелы. Рядовых, которые до этого занимались расчисткой и уборкой Верхнего Лагеря, чтобы было, где разместить нового генерала с его свитой, погнали в палатки отсыпаться, а вот пиршество в королевском шатре всё продолжалось. Может, там были и другие собутыльники, неизвестно, но шумел в основном только Хенсельт, то громко вещая о чем-то, то принимаясь спорить с Детмольдом, который, как правило, выдавал две реакции: осторожные возражения или угодливые смешки. Причем отдельных слов или фраз в их речи было не разобрать — вероятно, на шатер были наложены чары. Что, в общем-то, и подтвердилось, когда оба они в изрядном подпитии вывалились оттуда, уже вполне внятно продолжая вспоминать какую-то давнюю историю, начало которой так и осталось неизвестным. — … еще помянешь мое слово, Детмольд. А когда жена закончит с переделкой дворца, то пусть меня разорвет, если я снова ввяжусь в это дело! Судя по всему, они успешно восстановили свои почти что приятельские отношения и вновь пребывали в прекрасном расположении духа, чем являли примечательный контраст тому состоянию, в котором находились еще накануне вечером. Все невзгоды словно были откинуты, а чародей едва ли не светился, будучи рад тому, что сумел-таки проявить смекалку и загладить свой чудовищный промах с пожаром. Хенсельт остановился посреди площади, уперев руки в бока, и скользнул рассеянным взглядом по отряду Роше. Могло показаться, что он хочет обратиться к ним лично, сказать что-то или, например, зачитать приговор, но ничего подобного не последовало. Детмольд взял на себя смелость прервать затянувшуюся паузу: — Ваше Величество, я собирался вздернуть их непосредственно перед штурмом — в назидание другим и для поддержания боевого духа — но если они вам мешаются, то можем избавиться от них прямо сейчас. Вернон напряженно всмотрелся в лицо короля, который, как и Бригфельт, едва ли удостоил его вниманием — кажется, его больше беспокоили стены частокола, на которых расселись безуспешно сгоняемые вороны. — Нет. Сжигать их никаких дров не хватит, а оставить так — от птиц будет не продохнуть. Кроме того, мне нравится твоя мыслишка о казни на построении, это здорово взбодрит солдат, — он сделал паузу, задумчиво дергая бороду. — И пока что не стоит провоцировать ведьмака. Пусть сначала разберется с проклятием, а то мало ли, узнает обо всём и взбесится. Очевидно, каэдвенцы окончательно перестали доверять Геральту: что бы он для них ни делал, его так и считали кем-то, похожим на Лето и двух его дружков-убийц — непредсказуемым психопатом, с которым опасно связываться, но, к сожалению, порой необходимо. — Охотно соглашусь, — чуть склонил голову Детмольд и начал было следующую фразу, но Хенсельт его перебил: — Ладно. Что там со шлюхами? Сейчас бы девку трахнуть, а то и двух. Он широко зевнул, почесывая живот, и огляделся вокруг с таким видом, словно ожидал увидеть бордельных работниц, вереницей выстроившихся по дороге к его шатру. Чародей растерялся всего на секунду, не более: — Я отослал их, Ваше Величество, из разных соображений, но в основном за шпионаж. Впрочем, среди темерцев как раз есть одна девка. Не знаю, сгодится ли вам… — А, та блондинка, — король повнимательнее пригляделся к Полоскам и разыскал среди них Бьянку, игнорируя при этом угрюмые и угрожающие взгляды остальных. Затем приблизился к ней и, не долго думая, раздернул ее рубаху, чтобы оценить открывшийся вид. — Хм, худющая какая. И сиськи мелковаты, — последовал вердикт. — Но в постели, я думаю, отогреется. На турнире-то так и крутила передо мной хвостом, чертовка, так и мялась у шатра! Еще тогда было понятно, чего ей надо. Роше с удовольствием просветил бы его, что именно Вэс тогда было надо от косматого, дурно пахнущего медведя, именующегося каэдвенским королем, и что это ничего общего с сексом не имело, но, увы, из своего положения не мог сделать ничего толкового, как ни пытался. Бьянка же повела себя на удивление спокойно и только попыталась сказать что-то через кляп. — Ни черта не понимаю, — Хенсельт пьяно хохотнул. — Ты по-человечески изъясняешься или как? Погоди-ка, — он убрал с ее лица веревку. — Ну, говори теперь. Девушка прочистила рот, а потом, сглотнув, повторила робким и сбивчивым тоном, совершенно не свойственным ей: — Так и есть. Я… собиралась пробраться к тебе в шатер и предложить провести время вместе, но там была королева. При ней я бы не стала. Вернон задрал брови, а Детмольд с любопытством глянул на нее, давя кривую улыбку. Ясно было, что она блефует, пусть и не слишком правдоподобно, и что, возможно, давно уже обдумывала такой ход с целью помочь своим — в конце концов, подобная роль доставалась ей не впервые. Но, учитывая то, что всех их фактически списали в утиль, Роше не мог не поддаться дурному предчувствию, особенно когда вспомнил о случившемся в резиденции Лоредо. Хотя и допускал, что король может обойтись с ней не в пример мягче, чем тот поехавший наркоман, и у Бьянки действительно появится шанс повлиять на него. — Ну надо же! — моргнул Хенсельт, а потом впервые за этот день повернулся к темерскому капитану. — Это что за прошмандовку ты у себя завел, Роше? Завтра вы все на перекладине повисните, а у нее знай промеж ног свербит. Даже при свете факелов было видно, как Вэс покраснела — явно от злости — но только потупилась, и виновато промолчала, прикладывая неимоверные усилия, чтобы перебороть себя и не нахамить монарху. — Что же, помочь девушке в беде — долг настоящего мужчины, — продолжил тот веско. — Буду рад облегчить твои страдания. Он кивнул страже, и те, как по команде, легко подняли ее над столбом, не разбивая цепи, и поставили рядом. — Ваше Величество, — опять подал голос чародей, уже куда настойчивее, — девчонка не так проста, как кажется. На вашем месте я бы не доверял ей. Она вопила, что ничего не знает про заговор, но на турнире только и делала, что подслушивала и подсматривала. Поэтому, если вы позволите, — он подцепил пальцем веревку, болтающуюся у Бьянки на шее, — я свяжу ее еще крепче. Хенсельт только похмыкал, благосклонно отнесясь к такой предупредительности, и обронил: — Связанная даже лучше. Я хорошенько проучу ее напоследок. Покажу наглядно, что значит играться с королем Единорогом. Вэс протестующе замычала, когда кляп вернули на место, и уперлась на входе в шатер, однако кому-то вроде Хенсельта ничего не стоило в два пинка загнать ее внутрь, после чего колдун обновил заклинание, и там мгновенно воцарилась тишина. Гвардейцы несколько ошарашенно переступили с ноги на ногу, но потом опять вытянулись по струнке. Ну а Роше не успел даже переварить ситуацию и задуматься о вероятных последствиях, как снова увидел Нетопыриного — Детмольд зачем-то позвал его наружу. Цель приглашения, правда, выяснилась довольно быстро. — Раз такое дело, то и нам можно развлечься, как считаешь? — спросил он своего подмастерье, улыбаясь еще шире. Тот неопределенно кивнул. — Так кто тебе нравится? Выбирай. В эту секунду не только Полоски засомневались в реальности происходящего, но и каэдвенские солдаты тоже. Первые понадеялись, что это всего лишь какая-то изощренная насмешка, а вторые молча переглянулись между собой с выражением настороженности и смутного отвращения на лицах. Короля в его забавах с девушкой, разумеется, они поддерживали, но вот с чародеем ситуация была сложнее. Тому, правда, было совершенно плевать на их подбадривания, да и мысль о темерце слишком уж крепко засела в его голове, после порции горячительного оформившись в настоящее намерение. — Не знаю, — бубнил Нетопыриный, водя глазами по ряду пленников, — они все такие одинаковые. — Тогда какая разница! — игривость Детмольда мгновенно сменилась раздражением. — Вот, посмотри на этого. Какое личико, а? — он схватил Силаса, на которого давно уже посматривал, за подбородок и повертел его голову в разные стороны, — хорош, красавчик, очень хорош. Не привыкший к такому обращению солдат пытался увернуться от чужой ладони, пока Нетопыриный светил на него фонарем, всё больше и больше расплываясь в улыбке превдкушения. Зубы у него оказались такие же гнилые и редкие, как у колдуна, хотя он был совсем не стар. Скорее всего, это была какая-то заразная болячка, которую никто из них не торопился лечить. — Да, этот сгодится, — сказал, наконец, ученик и тоже подал знак каэдвенцам. Силас побелел, как бумага и впал в ступор, даже не дав отпор, когда те, сами растерянные от неловкости, освобождали его со столба так же, как и Бьянку. Ну а Роше и вовсе показалось, что он спит и видит кошмар, в котором его опасение стать объектом интереса чародея сбывается, но только не с ним, а с одним из его бойцов. Что, по его мнению, было в десятки, сотни раз хуже. Дикостью было даже подумать о том, что кому-то из его парней однажды придется пройти через такое унижение. Не поддразнить, не намекнуть, а действительно пройти до конца. И это толкнуло его на отчаянную в своей предсказуемости и бесполезности попытку помешать колдуну. Он рванулся вперед и попытался сбить его с ног. — Ты-то чего мечешься? — Детмольд с небрежной легкостью отпихнул его сапогом. — Отдыхай, Роше. Завтра еще устанешь в петле дергаться. Следующий час, а, может, и два прошли в глухом оцепенении. Детмольд, на словах экономивший магию, явно не считал чары неслышимости серьезной тратой сил. Роше почти мутило от не находящей выхода ярости, и он был даже рад этой тишине, действительно рад, ведь так создавалось впечатление, будто ничего особенного не происходит. Можно было относиться к этому как угодно. Не гадать и не пытаться себе ничего представить. Несколько лет назад, когда он отбил Бьянку у эльфов, один только взгляд на нее вызвал у него поток жутких предположений. Он не стал их развивать, как и не стал спрашивать ее ни о чем, просто перерезал всех ублюдков, причастных к ее мучениям, и на этом успокоился. Вот и теперь у него не было никакого другого выбора, кроме как прокручивать в голове варианты мести. Холодный рассудок сохранить было сложно, но необходимо, потому что следом лезли и другие мысли — «Будто вы сами не насиловали. Вспомнить хотя бы недавнее, замок Ла Валетт. Твои же… Или скажешь, что это другое?». — Да, другое! — бросил он сквозь кляп, после чего, досадуя сам на себя, ощутимо ударился затылком о свой столб, чтобы прийти в чувство. Шеридан с подозрением покосился на него, но ничего не сказал, и это, как ни странно, подействовало гораздо более отрезвляюще, Роше даже поблагодарил его мысленно. Хотел и взглядом, если уж не словом, но тот не ответил, а только вновь безучастно уставился куда-то вдаль. Такую его реакцию, пожалуй, можно было бы счесть странной, если бы весь отряд не вел себя точно так же. Бьянку отпустили первую. Солдаты вернули ее на столб, завязали ей рот, и она тут же скорчилась на земле и отвернулась, словно желая держаться как можно дальше ото всех. Не плакала и даже не всхлипывала, только старалась спрятать лицо, разорванное белье и — Роше успел заметить — красные пятна на штанах. «Выберусь однозначно. Еще не знаю, что именно и как сделаю с ними троими, но этого в любом случае будет мало». Такое заявление позволило ему успокоиться, однако в эту минуту он чувствовал себя обязанным еще и утешить ее хоть как-то. Как получится. Ведь кто, если не он? Однако девушка не смотрела в его сторону. Вообще ни на кого не смотрела, и ни у кого не искала никакого сочувствия или утешения. Силаса почему-то держали дольше. Может, из-за того что их было двое. К тому моменту, как и его вытолкали из палатки чародея, каэдвенцы уже успели сообразить, как им стоит относиться к такому, и потому встретили его шквалом хохота и поддевок: — Ну как, отстрелялся, голубчик? — Гузка не болит? Фу, чем это воняет… Тот пошатнулся от резкого шума и сначала не знал, куда деться, но его быстро сориентировали и вернули на старое место между Шериданом и Яго. Те сидели тихо и неподвижно, словно воды в рот набрали, и Роше прекрасно понимал их. Тем более, что сам знал — Силасу сейчас намного хуже и стыднее, чем любой женщине на его месте, и тут мало чем можно помочь. Ведь у женщин хотя бы не отбирают самое их существо, их женственность, а вот мужчина всё равно что перестает быть мужчиной. Так он считал. Особые наклонности Детмольда предполагали всякое, но видимых повреждений на своем бойце Вернон так и не обнаружил, или в темноте не разглядел. Что всё же не означало, что их нет. Сделав еще несколько безуспешных попыток установить с ним зрительный контакт, капитан сдался. Успокоил себя тем, что молчать пока тоже будет правильно. Ведь оба они живы, целы и, в основном, здоровы. Ничего особенного не случилось, такое происходит повсеместно и со многими. В том же борделе, где он вырос, с проститутками порой обращались еще хуже. Мужчины приползали туда чуть ли не на коленях, платили деньги, но в итоге редко какая девушка оставалась без побоев и грязных слов. Да и сами его бойцы, вот уж правда, не раз и не два брали женщин силой. Может, не настолько жестоко и кровожадно, как другие, но брали. В армии тоже всякое бывало. Так что: «Просто забудь. Выкинь из головы. Будет нужный момент — всё вспомнится, и каждый получит по заслугам».***
Постепенно он сосредоточился на совсем уж тривиальных вещах: на стылом вечернем воздухе, жесткой земле, на глухой боли в боку и поднывающей ране под ключицей. Должно быть, там уже началось воспаление. Оно было способно перейти в гангрену, если его вовремя не вылечить, но Роше мало волновала такая мелочь. Он, как мог, боролся со смутным, но неумолимо подтачивающим его предчувствием неизбежной беды. Постоянно напоминал себе, что ночью, когда спадет мгла, всё может поменяться одним щелчком, причем в лучшую сторону, однако параноидальные мысли сдержать было сложнее. С годами он стал склонен к ним, как и большинство шпионов, вынужденных подолгу держать в голове солидные объемы информации. Заделывать бреши, закрывать дыры, ждать удара оттуда, откуда никто и никогда его не ждет. Последнее его почти что насмешило, ведь самый главный удар он пропустил. Никогда еще он не чувствовал себя настолько отвратительно и безнадежно. Даже когда однажды со всей командой попал в глухое окружение на торфянике. Но тогда они всё же были предоставлены сами себе и друг другу. Могли говорить, сколько угодно, подшучивать над ситуацией, без конца играть в кости, петь и травить анекдоты, пока оставались силы. Здесь же нельзя было делать и этого. Между тем, время как будто пошло быстрее. Небо стало совсем ясным, появились первые звезды. Диск луны выкатился из-за гор и светил куда-то в спину. Роше отрешенно следил за тем, как ползут по земле тени от столбов. А вот комета была всё там же, неподвижная, как росчерк мелом на стене. Король, Детмольд и остальное командование наверняка видели десятый сон, и лагерь казался до странности пустым и мирным. Ну, особый день ведь, особая ночь. Караульные и те перекрикивались редко и еще реже лениво постреливали в шелестящих в темноте ворон. С прибытием обещанной подмоги вокруг всё же возникло некоторое оживление. Солдаты забегали между пристанью и воротами в Нижний Лагерь, как призраки, стараясь при этом не разбудить Хенсельта и других. Событие однозначно важное, но не то чтобы чрезвычайное. Ловя обрывки их фраз, Вернон выяснил, что нового генерала зовут Реннинген, и ему действительно принадлежит марка в низовьях Буины. В Верхний Лагерь генерал явился в компании всего лишь пары оруженосцев, а встречать его вышел один только Бригфельт, очевидно, вместе с амнистией получивший новые обязанности. А после первых же слов приветствия обнаружилось, что они еще и старые приятели. — Ну и припозднился же ты, — фамильярно пожурил он Реннингена, а затем обменялся с ним крепким рукопожатием: латные перчатки звонко хрустнули одна о другую. — Припозднился? — протянул тот, в типично дворянской манере растягивая звуки. — Поглядел бы я на то, как ты сам остаток дня размещал бы своих на местности после полусуточного марш-броска! Еще и под прикрытием. Детмольд предостерег нас плыть по реке, так что пришлось чесать пешком. Хорошо хоть кони не передохли. — Как видишь, был у нас тут… инцидент. Так что, твои все подошли? — Практически. К утру будут еще отряды и успеют даже вздремнуть перед атакой. В последнем Роше сомневался, хотя ему, в общем-то, было наплевать. От нечего делать он извернулся посмотреть, что за человек этот Реннинген, и увидел высокого, стриженного под горшок мужчину средних лет с длинным, постным лицом. Его дорогой доспех поблескивал черненой гравировкой, а шлем с характерным каэдвенским плюмажем был зажат под локтем. Заметив на себе взгляд Вернона, он ткнул в его сторону пальцем и без особого интереса спросил: «Кто?». — Так, группа шпиков из Темерии, — Бригфельт скривился всем своим морщинистым лицом. — Детмольд поймал буквально сегодня. Признаться, я всегда предвзято относился к этому выскочке, но теперь вижу, что он знает свое дело. — Ясно. Ну, рассказывай, как там у тебя дела, дома-то. — Да помаленьку. Кметы бунтуют, но у них это сезонное. Идем лучше ко мне, я тебе сливянки жениной налью. Реннинген отослал обоих оруженосцев обустраивать его ставку, а сам отправился за Бригфельтом в его шатер, на котором не было никакого заклинания, и Вернон прекрасно слышал всё, о чем они говорили. В основном это были пустые дружеские пересуды, но и любопытные моменты в них тоже проскальзывали. — … вот я и поставил пятьдесят выученных рыцарей, — размеренно вещал генерал. — Они уже были готовы, только доспех надеть — и на коня. И еще пятьсот с небольшим ветеранов-латников. У тех, конечно, снаряга попроще, но кольчуги и шлемы мы наскребли. Довольствие тоже почти не собирали, всё за счет короля. И, я так понимаю, мне еще народу предоставят. Не сработаны, конечно, но как-нибудь справимся. — Придется. У меня тоже больше половины чужих будет. И всё-таки, — Бригфельт прищелкнул языком, — как-то подозрительно быстро ты прибыл, а! — Это как сказать — быстро. Детмольд появился у меня вчера ночью, и по его физии я понял две вещи. Первая: в чем бы ни состояла его просьба, он ни на что особо не надеется. И вторая: мне удастся извлечь из этого максимальную пользу. Так и вышло, — он издал довольный смешок. — Спасибо моему опыту и здравому смыслу: я всегда держу небольшой резерв наготове. Граница близко, и Демавенд в свои лучшие годы… эх, да что вспоминать. А вот если бы я с самого начала ввязался в эту осаду, то хлебнул бы горя, как все остальные. Еще и бесплатно. А так, глядишь, выторговал по полной! Тебе тоже надо было ждать до последнего. Думал, если раньше всех выпрешься, то больше получишь? Бригфельт неопределенно поворчал. — Получил уже нормально, не переживай, — отозвался он, наконец. — Потом расскажу, как дело было, оборжешься, — раздался стук деревянных рюмок, бульканье и громкие глотки. — Потом так потом. Лишь бы, знаешь ли, спора у нас не вышло. За полученное-то. — Не будет. Как говорится, кому вершки, кому корешки — а на деле ценность почти одинаковая. Негромкое «хм-м» Реннингена выдало его сомнение насчет этих слов, которое в итоге ни во что не вылилось, потому что он вдруг предложил: — Как насчет партейки в гвинт? Всё равно уже не усну. — Не откажусь, — и спустя секунду он тихо присвистнул: — Вот те раз, колода чудищ? Ты, как бы это помягче, большой оригинал… Вернон вспомнил, как в какой-то период, еще до Второй Северной эта краснолюдская игра только-только начала входить в моду, но потом резко заглохла, а он так и не успел приобщиться к ней. Никогда не считал себя особо азартным человеком, да и желанием разбираться в путанных правилах на тот момент не горел. Кости казались намного привычнее. Как бы то ни было, разыграться как следует господам не удалось. Караульные, уже долго без происшествий несшие свою вахту на стенах, вдруг обменялись несколькими громкими окриками. Роше тоже сел ровно и насторожился, предположив, что это может быть долгожданная новость о прорыве зеленого тумана и, соответственно, возвращении Геральта. Посланник от караульных побежал будить сотника, и оба они вместе явились к Бригфельту. Видимо, это было что-то серьезное, потому что иначе никто не стал бы обращаться к нему лично, вопрос решили бы сами. — Двое дежурных так и не вернулись с реки, — доложился сотник о том, что передал ему солдат. — От них был сигнал, потом резко пропал. Возможно, они засекли лазутчиков из Вергена. Какие будут приказы? Герцог выдохнул сквозь зубы и задумался. В другое время Роше удивился бы, почему такая тривиальная вещь вдруг вызвала затруднения, но теперь ему было ясно: чем бы там ни хвастались каэдвенцы, в текущих условиях у них каждый человек был на счету. — Это не могут быть вергенцы, — сказал Бригфельт. — Они не сунулись бы сюда второй раз подряд. Должно быть, дежурных задрали утопцы. Кто велел вам, болванам, сваливать трупы в реку? — Так королевский советник же. — Чертов кретин… Итак, патрулировать только в районе лагеря, не дальше. В любую цель стрелять без предупреждения. Свободны! Он вернулся к себе, продолжая тихо ругаться, как, в общем-то, и Роше, разочарованный своими обманутыми ожиданиями. — Да, мало нас, — понимающе тянул Реннинген в ответ на рассказ о пропавших дежурных. — Вот и теща меня из последних сил отговаривала, чуть за ноги не хватала. Куда, говорит, ты с горсткой солдат да против краснолюдской крепости! А я ей — молчи, уважаемая, ничего ты в войне не понимаешь. Сейчас техника решает всё! — Именно. Перед городом пологий участок до самых ворот, — тоном знатока вторил ему Бригфельт. — На поле так и стоит требушет с той войны, жаль, под мглой к нему было не подобраться, не починить. — В гузно твой требушет! Махина здоровая, а точность, что у моего деда под мухой. Нет, мы с инженерами уже всё продумали: до ворот катапульты пригоним, взрывчатка в ковш — и вперед. Потом тараном зашлифуем. «Главоглаз». И еще пара впридачу. — Так где же они, твои катапульты-то и тараны? — Там же, где и остальное: идет с тракта под надежным прикрытием. Дорогущие, знаешь ли, штуки, и я не хочу, чтобы с ними что-то случилось. Переправим сюда в разобранном виде, а соберем на месте. Тема отработанная. Старый герцог крякнул хрипло, явно не слишком доверяя такому заявлению. — Детмольд убежден, что поджог устроили лучники противника. Те недобитки-скоя’таэли, приглашенные Саскией. Что им стоит в узком рукаве подпалить и твои деревянные хлопушки? Но Реннингена этот вопрос не смутил. — Не подпалят. Инженеры заранее прольют их водой, а канаты и крепления пропитают огнеупорной жидкостью. Пусть хоть сколько сыплют стрелами — всё будет работать. Их разговор еще долго вращался вокруг военной техники и будущего инженерной мысли, подчас звучащего фантастически, поэтому практичный Роше невольно потерял к нему интерес. Но когда речь вновь зашла об осаде, Вергене и Саскии, он напряг слух: интересно было, что они думают по поводу сбежавшей на ту сторону Шеалы де Тансервилль и их коллаборации с Аэдирнской Девой. На их месте, к тому же зная о наличии там второй колдуньи, он бы больше опасался боевой магии, чем банальных стрел. Но об этом не было сказано ни слова. — Говоря о чудищах, — хрипел Бригфельт, — не поверю, что она убила хоть одного дракона. — Не поверю, что даже видела, — поддакнул ему Реннинген. — Правда, как я слышал, недавно к Ла Валеттам залетал один. Как раз, когда Фольтест брал замок. — Байка. Это была виверна-переросток. А у страха глаза велики. Роше переглянулся с Шериданом, который, как оказалось, тоже внимательно следил за ходом беседы. В хмуром взгляде у того ясно читалось возмущение: «Это точно была не виверна!». Но, по сути, никто с того дня так и не задумался о том, что в этом есть определенная странность: древних ящеров, как известно, давным-давно днем с огнем не сыщешь, а тут один вдруг появляется в Темерии, а незадолго до того по всему Северу начинают крутиться вести о какой-то чудесной деве-драконоубийце. «Какое совпадение…». — «Мороз»! — Реннинген шлепнул картой о стол. — Вот и я о том же. Большинство народу драконы разве что по гербам знакомы, а она — завалила. — «Ясное небо». Ну так что, на кой хрен ей это дурное да еще и лживое прозвище? — Особый ход, чтобы челядь увлечь. Сверхъестественный, почти божественный символ. — Звучит как бред. Хотя, может и работает: Детмольд всё заливал, что комета — это небесное явление, ни коим местом к проклятию не относящееся, а сегодня вдруг поменял сценарий. Комету, мол, наслали из Вергена девка Саския и ее ручная колдунья. И верят же ему! — Верят. Потому что это не бред, а политическая технология. Пока солдаты Реннингена всё так же тихо и слаженно занимались разгрузкой привозимого на лодках оборудования, раскладывали его в Нижнем Лагере и сортировали, Вернон размышлял о взаимосвязи между драконом, Драконоубийцей и политическими технологиями, но, к своему сожалению, ни к каким вменяемым выводам не пришел. Тень от луны ползла всё дальше и дальше, а генералы так и продолжали резаться в гвинт. Под их бубнеж, смешки и тихий шелест карт на Роше вновь стало наваливаться сонное отупение. Он осознал, что почти засыпает, когда ему привиделось, как ворота лагеря вдруг разлетаются вдребезги, и пространство заполняют тени в черных куртках, как визжат убиваемые каэдвенцы. Неужели, это в самом деле Лето с новой командой бандитов? Визг становился всё настойчивее, пронзительнее. Но разбудил его не он, а резкий окрик Детмольда, на секунду выглянувшего из своей палатки. — А ну прекратили возню! Сейчас же! Он вернулся к себе, задернув полог, а Вернон всё еще моргал и озирался. Никаких ведьмаков вокруг, разумеется, не было — вместо них растерянно переглядывались прибежавшие в Верхний Лагерь солдаты инженерного корпуса, которые столь не вовремя принялись за сборку осадных машин. Реннинген обругал их для порядка и велел делать своё дело бесшумно. Утром, дескать, успеется. К этому часу топливо в жаровнях уже прогорело полностью, и его больше не подновляли из соображений экономии. Роше больше не тянуло спать, потому что он вновь застучал зубами от холода. Перевалило за три часа ночи, а Геральт почему-то не торопился с мглой. Может, у него возникли проблемы, или он что-то задумал, но даже Бригфельт и тот начал беспокоиться. Выходил то и дело наружу по разным поводам и заодно выяснял, как там идут дела за частоколом. Бесконечно долгое, нудное состояние неопределенности способно было любого вывести из себя. Кроме, разве что, короля и его свиты. Вот уж кого ничего не мучило. А ведь должно было! С чего у них-то такая уверенность в том, что ведьмак сработает на совесть и избавит их от главного препятствия на пути к городу? Если тот по какой-то причине решит ничего не сделать, или что-то ему помешает, они все дружно сядут в лужу. — И года не прошло, — прозвучал вдруг голос Бригфельта, в очередной раз вышедшего покурить на свежем воздухе. Что-то особенное в его тоне заставило Роше напрячься и глянуть туда, куда смотрел герцог: от ворот Нижнего Лагеря к ним быстрым шагом приближался кто-то из солдат. Видимо, это был специально назначенный для определённой цели человек, потому что вопросы к нему предполагали знание нужного контекста: — Ну? Что там? — Мгла спала, господин! — торжественно заявил тот. — Прикажете сообщить королю? «Ну и ну, точно в срок», взликовал про себя Роше, чувствуя, как его обдает жаром от волнения, и бросил воодушевленный взгляд на Шеридана: до рассвета действительно оставалось чуть больше пары часов, а Геральт проявил поразительную для себя пунктуальность. «Теперь надо держать ухо востро. Другого момента нам может не представиться». — Обожди. Рано еще, — командир сделал знак солдату приблизиться и заговорил с ним на пределе слышимости. — Где сам мутант? — Неизвестно. — Так найдите его. Быстро и тихо, не всей толпой. И постарайтесь не привлечь внимание вергенцев. Поиски Геральта закончились быстро. Не прошло и четверти часа, как солдаты уже пришли сообщить, что ведьмак обнаружился в поле, валяющийся без сознания. Он явно пытался дойти до лагерных ворот, но не смог, и если бы не стайка позарившихся на него гнильцов, то так и остался бы незамеченным. Его устроили в последней палатке походного борделя, чтобы оклемался в безопасности. — Мы пытались его будить, господин, но без толку, он не приходит в себя. Может, ему лекарь нужен? — Детмольд всё ещё спит, — проговорил Бригфельт, глянув на чародейский шатер, — и не может принять работу. Так что пока отберите у мутанта оружие, магическую хрень и броню. Если мгла не вернется, то мы просто избавимся от него, чтобы не мешался. Но если вернется, то пусть сначала доделает дело, а потом уже упокоится с миром. Поняли? — Так точно. — И потом убедитесь, что он не дышит, прежде чем докладываться мне по пустякам. В один момент у Роше внутри всё опустилось. «Черт побери, серьезно?!». Геральт оставался его последним шансом на спасение, единственной нитью, которая еще связывала Синие Полоски с внешним миром, и, конечно, можно было предположить, что с ним что-то произойдет. Что он не сразу очнется, не сразу сможет сражаться, даже если узнает обо всём. Но вот то, что его соберутся убить — такого даже не допускалось. Он попросту не заслуживал этого. Честный и порядочный человек, старающийся оставаться на нейтральной полосе, но именно поэтому всегда оказывающийся не там, где нужно. «Еще и от Лютика избавьтесь, чего мелочиться?», с горечью подумалось Вернону. До последней минуты он словно не осознавал полностью, что это конец. Теперь осознал. Это было похоже на оглушение и ясность одновременно. Оглушающая ясность. Но вернувшая его не к нужным сейчас мыслям о том, что бы еще такого изобрести, дабы выбраться, а к итогам всей его деятельности в целом. Ведь итоги были совсем неутешительные. Как в шахматах, когда кажется, что всё идет по плану, вражеские фигуры одна за другой летят с доски, а потом ты вдруг обнаруживаешь себя в огромной ловушке, связанный в пределах одной клетки, и никто из твоих самых верных и надежных союзников не может тебе помочь, потому что тоже связан. Роше не был пессимистом по натуре. У него никогда не опускались руки, настолько он привык действовать и добиваться своего. Но, в конце концов, всему есть предел. Его заговор был провален и раскрыт, с трудом подготовленная диверсия не сработала, а сам он будет казнен вместе со своими людьми. И насколько же проще было бы умереть одному, чем знать, что ты обрек на это тех, кто от тебя зависим! Подвел их. Пусть не всех, четверо так и так останутся живы, но тем не менее. Наверное, так себя чувствовал загнанный в лес Иорвет, прекрасно понимающий, что нельзя будет бесконечно прятаться там самому и прятать других, что однажды за ними обязательно придут. Потому он и ухватился за этот шанс, за Саскию, протянувшую ему руку, как за последнюю соломинку. Подумать только, когда-то Роше едва ли не смеялся над его кажущейся беспринципностью. Иорвет. Стали ли они ближе за эти дни? Сложно сказать. Поработали-то хорошо, немного даже узнали друг друга, и, кроме того, было что-то еще, словно не успевшее разгореться, созреть. Что-то… Вернон не знал, что именно. Предчувствие? Ожидание, похожее на некий не получивший развития импульс? Впрочем, плевать. Что бы там ни было — оно уже лишнее. Всего через несколько часов Хенсельт штурмует город, может даже успешно, а годом позже пойдет на Темерию. «Не пойдет». Раз им всем теперь крышка, надо хотя бы Детмольда с Хенсельтом за собой утащить, решил он. Однозначно, это будет достойное и полезное завершение службы для Синих Полосок. Мысль заработала как оживший механизм: утром колдун обязательно подойдет к ним, чтобы еще разок поглумиться, король тоже будет неподалеку, и в этот момент можно будет броситься на них. Вцепиться им в шеи и успеть разодрать вены до того, пока им самим, темерцам, в спины не прилетят болты, а на затылки не опустятся лезвия глевий. Для этого нужно заранее избавиться от кляпа во рту, чем Роше и занялся немедленно. Жесткая, толстая пенька поддавалась плохо, потому что зубы на ней не смыкались и не касались друг друга. Но всё же поддавалась. Убедившись, что медленно, но верно дело идет, Роше толкнул Шеридана локтем и наглядно показал, что нужно делать с веревкой. Велел передать по цепочке остальным. «Кажется, Детмольд нас крысами назвал? Ну, теперь пусть на своей шкуре убедится, насколько он был прав».