Квантовая теория многое раскрывает, но почти не приближает нас к раскрытию секретов Бытия. Я, в любом случае, убежден, что Бог не играет в кости с Вселенной. Альберт Эйнштейн
Слава проснулся по будильнику, откинул одеяло и первым делом попробовал воспарить над кроватью — все его новые коллеги утверждали, что, чтобы добиться успеха, практиковаться надо как можно чаще, — но без завтрака и первой чашки чая ничего не получилось, и реактивный момент вдавил его в кровать, жалобно скрипнувшую пружинами. Слава решил, что попытка засчитана, а нормально потренируется он вечером, открыл форточку, из которой освежающе потянуло морозным декабрьским воздухом, и пошел умываться. Из зеркала в ванной на него смотрел вроде бы тот же Слава Карелин, что и несколько месяцев назад: дурацкая стрижка, отросшая щетина, даже глаза такие же красноватые — правда, теперь от внеурочных часов на работе, а не от загулов с приятелями. Но этот Слава Карелин умел левитировать (хотя и не прямо с утра), мог магическим образом сотворить бутерброд (чаще всего несъедобный, но Эрнест утешающе говорил, что это вопрос практики) и даже собственного дубля — двойника, которому можно было поручить что-нибудь несложное или скучное. Самым удивительным во всем происходящем, впрочем, оказалось то, что у нынешнего Славы была работа, на которую хотелось приходить. Работал он не совсем программистом и не совсем сисадмином. Если бы его попросили дать название его должности, он бы сказал, что работает кем-то вроде шамана с техническим образованием. Алдан оказался не просто супер-компьютером: он, во-первых, был магическим супер-компьютером, приспособленным для расчетов в таких областях физики, о существовании которых Слава до этой осени и не подозревал, а во-вторых, пару месяцев назад Федор Симеонович Киврин, заведующий отделом Линейного Счастья, вселил в него чью-то бессмертную душу — немного капризную, но в целом довольно жизнерадостную и работящую. Слава не был до конца уверен, из научного интереса тот это сделал или из желания помочь Славе освоиться, но возражений у него в любом случае не было. Когда он вернулся в комнату, по ней уже летал Ванька Евстигнеев, его сосед по общежитию. Евстигнеев, после месяцев бюрократических проволочек получивший наконец свой драгоценный диван, сиял от счастья и был в прекрасном настроении, но все равно не упустил возможности хлестнуть Славу по голой спине мокрым полотенцем и прочитать ему лекцию о пользе здорового образа жизни вообще и зарядки в частности. Лекция звучала не особо убедительно, потому что, хотя в процессе Ваня летал по комнате, делая такие движения, как будто плывет брассом, затягиваться зажатой в руке сигаретой он тоже не забывал. Слава оделся, привычно отшучиваясь, что спортом он займется не раньше, чем Евстигнеев бросит курить, Ваня с сомнением хмыкнул, принимая вертикальное положение и щелчком пальцев убирая с пола пепел, и они отправились в столовую.***
Взяв яичницу (Слава) и двойную порцию оладушек (Ваня, и делиться он, как Слава хорошо знал, был не намерен), они уселись за свой любимый столик и стали есть, слушая местные новости и сплетни. Один из представителей отдела Предсказаний и Пророчеств, специалист по шумерской астрологии, чье имя никто не мог произнести, поскольку оно состояло из одних согласных, заявил, что всеми нами отныне управляют Энки и Мардук. Его коллеги пояснили: в переводе на русский это означает, что Юпитер находится в Козероге, и ничего страшного в этом, в принципе, нет, но в ближайшее время всем следует больше внимания уделять планированию и сосредотачиваться на главном. — Энки и Модест, — пробормотал себе под нос Евстигнеев, к астрологии относившийся с изрядным недоверием. Антон Белогай из отдела Абсолютного Знания изобрел какую-то машину для путешествия по выдуманным мирам и сегодня будет докладывать об этом на семинаре. Магнус Редькин опять усовершенствовал свои брюки-невидимки, но у последней разработки появились странные побочные свойства: во время демонстрации новой модели выяснилось, что брюки издают отчетливый звук сердцебиения, доносящийся из района ширинки, и, если оставить их без присмотра, начинают проявлять интерес сексуального свойства к оказавшимся поблизости мужчинам. Ребята из отдела Универсальных Превращений не закончили эксперимент с джиннами, потому что в самый ответственный момент из ниоткуда возник странно одетый парень, с криком «Лирооооой Дженкинс» пробежавший через магнитное поле, перебивший все бутылки с джиннами и так же загадочно исчезнувший. — Было бы смешно лет десять назад, — заметил Евстигнеев, поморщившись. На шестом этаже время от времени стала появляться процессия монахов, поющих по-гречески, но кто они и что им нужно, пока никому не удалось выяснить. Бюрократы из Москвы наконец вернули в НИИ диван-транслятор, Ванька Евстигнеев немедленно наложил на него руки и планирует с его помощью превратить всю воду в мировом океане из обычной в живую. — Я так и не понял, что он транслирует, — сказал Слава. — Он превращает реальность в сказочную, — пояснил Ваня. — Возьмем, к примеру, тебя: когда ты на нем ночевал, то лег спать обычным долбоебом, а проснулся сказочным. — Очень смешно. — Да не переживай, — снисходительно ответил Евстигнеев. — Мощность-то на минимуме стояла. Так что как был обычным, так и остался, ничего с тобой не произошло. Кофейный автомат возле отдела Линейного Счастья перестал принимать все купюры, кроме японских йен, а вместо кофе теперь выдает банки газировки или снеки, каждый раз новые, среди которых примерно в половине случаев попадаются несуществующие марки или несуществующие линейки существующих марок. Эмелевская из отдела Недоступных Проблем выпила газировку из банки с надписью Diet Ghost, после чего за ней, по ее словам, часа два летал довольно надоедливый призрак. Никто из окружающих его не видел, приборы не регистрировали отрицательных биополей, а сама Лема наотрез отказалась сообщать, что именно ей говорил фантом, сказав только, что ничего нового она не услышала. Никита Кондратенко из отдела Вечной Молодости продемонстрировал на научном семинаре радиоприемник, способный принимать передачи из других вселенных, но оказалось, что транслирует он исключительно песню группы «Экипаж» с неприличным названием, почему-то перепетую мужским голосом. В отделе Разнообразных Приложений появился старый отшельник, о котором известно только то, что зовут его Лешио Вереско, так как все остальное, что он говорит, разобрать совершенно невозможно: язык, которым он пользуется, похож на множество разнообразных языков и диалектов, но не является ни одним из них. Профессор Выбегалло заявил, что это обычный случай глоссолалии («говорит языками человеческими и ангельскими, компрене ву?»), и с ним сперва никто не стал спорить, в том числе и потому, что Лешио не ест и не пьет, а жизненные силы поддерживает исключительно воскурением вполне однозначно пахнущих трав. Но Эрнест Амперян заметил, что по некоторым признакам речь отшельника похожа на гипотетический адамов язык, существовавший на заре человечества до Вавилонского столпотворения. Так что теперь отдел Магической Лингвистики не отпускает Лешио и работает днем и ночью, пытаясь вычленить грамматическую структуру и словарный запас этого языка, и даже подал заявку на 200 граммов медицинской марихуаны, чтобы поддерживать своего информанта в бодром состоянии и хорошем расположении духа. — Если Модест эту заявку одобрит, я подам такую же, — с набитым ртом сообщил Евстигнеев. — Мне, может, тоже нужны бодрость и хорошее расположение духа. — Для этого тебе придется начать говорить хотя бы по-человечески, не говоря уже о языках ангельских, — заметил Слава. — Надорвешься. В одной из кухонных кладовых обнаружился мешок картофеля, в котором не заканчивается картошка. Внутри мешок больше, чем снаружи (сложно сказать, насколько, по предварительным оценкам — не меньше десяти квадратных километров), а содержащийся в нем картофель обладает самореплицирующимся свойством. Отдел Недоступных Проблем и отдел Линейного Счастья чуть не подрались за право поработать с этим мешком, и теперь до обеда первые исследуют принцип его работы, а после обеда вторые налаживают поставку картошки в малоимущие семьи Соловца и соседнего Китежграда. Ночью с мешком продолжает работать тот, кто первым успевает его выкрасть. Слава подумал, что его до сих пор не перестало удивлять, как же все — ну, почти все — здесь любят свою работу. Евстигнеев явно подумал о чем-то другом, потому что сказал, что на обед, пожалуй, возьмет драники. — Как ты вообще еще можешь думать о еде? — поинтересовался Слава, глянув на его опустошенную тарелку. — Я о ней не думаю, — объяснил Ваня. — Я ее ем. Мешок бесконечной картошки, а? — восхищенно сказал он. — Тебе не кажется, что в институте стало... страннее, чем обычно? — Есть немного, — согласился Евстигнеев. — Мирон будет рад, что мы наконец-то выходим на международный уровень. Он быстро допил кофе и поднялся, и Слава понял: развивать эту тему бесполезно, потому что мысленно Ваня уже в лаборатории, и ничего, кроме дивана, его не интересует. Свой чай он давно допил, так что поднялся следом. Они шли к выходу из столовой, когда из-за одного из столиков Славу окликнул Эрнест: — Как раз собирался тебя искать, — он помахал какой-то распечаткой. — Слушай, с этими вычислениями что-то не так. Алдан твой не барахлит? — Да вроде нет, — Слава взял протянутые бумаги и начал листать, делая вид, что стройные ряды цифр что-то ему говорят. — А что? — Вот сюда посмотри, — Эрнест вытянул лист из середины стопки. Слава посмотрел. Нахмурился, сел за стол и посмотрел внимательнее. — Но этого не может быть, — неуверенно сказал он. Евстигнеев заглянул к нему через плечо и присвистнул. — Славян, как раз тебя ищу, — рядом с ними уселся Андрей, бросая на стол и пододвигая ближе к Славе пачку листов еще толще Эрнестовой. — Я не понял. Пока я спал, принцип неопределенности Гейзенберга отменили? — А ты спи больше, Андрюша, — ухмыльнулся Евстигнеев. — Глядишь, и гравитацию отменят. Слава посмотрел в расчеты Андрея, потом снова в бумаги Эрнеста. До корифеев ему было далеко, но школьный курс физики он и так помнил неплохо, а за время работы в НИИ успел его изрядно освежить и дополнить новыми знаниями из разряда тех, которым не учат в школе. Железо непрозрачно для гиперполя волшебной палочки, законы сохранения допускают трансгрессию, в качестве генератора механической энергии институт использует Колесо Фортуны, — все это были вещи на первый взгляд удивительные, но на второй, третий и четвертый объяснимые и вполне логичные. Чего нельзя было сказать о точном измерении одновременно положения и скорости частиц. Или одно, или другое, но не оба сразу. Поскольку если допустить, что это возможно, то вселенная перестает быть бесконечным набором вероятностей и превращается во что-то строго детерминированное. Предопределенное. — Этого ведь действительно не может быть? — на всякий случай уточнил Слава, чьи представления о возможном и допустимом за несколько месяцев в институте претерпели изрядные изменения. — Насколько мне известно, нет, — задумчиво сказал Эрнест. — По крайней мере, между нарушениями основополагающих принципов мироздания и поломкой Алдана я бы поставил на последнее. — Но эти измерения правильные, — осторожно сказал Слава. — Они выглядят правильными, — согласился Андрей. — Что удивительно, но пока еще ничего не доказывает. — Как насчет теории скрытых параметров? — предложил Евстигнеев, с любопытством вчитываясь в разбросанные по столу листы. — То есть бог тысячелетиями играл в кости, играл, играл, и тут вдруг ему надоело? — иронично поинтересовался Эрнест. — Не такая уж это и захватывающая игра. Странно, что он продержался так долго, — парировал Евстигнеев. — Но вообще, Славка, и правда, проверил бы ты Алдан. Бритва Оккама и все такое. Слава встал и начал собирать бумаги. Очень хотелось думать, что дело в очередной поломке Алдана, которые были не такой уж и редкостью, — но какая поломка может объяснить то, что компьютер, сколько угодно супер- и сколько угодно магический, смог рассчитать то, что по определению не должно поддаваться расчету? — Как ты думаешь, — вкрадчиво спросил Евстигнеев, — ты сейчас идешь в электронный зал, потому что это твое решение как субъекта, обладающего свободной волей, или потому что так было предопределено? — Как ты думаешь, — Слава несильно шлепнул пачкой бумаги по белобрысому затылку, — ты сейчас отхватил, потому что это было мое решение как субъекта, обладающего свободной волей, или потому что так было предопределено? Предопределено это было или нет, но на душе у него немного полегчало.***
— Что значит «недостаточно чеков»? — зло сказал Слава. — Я не понимаю уже ничего. Какие чеки? Проверить что-то надо? — Недостаточно чеков, — мелодичным голосом повторил Алдан. Слава схватился за голову. — Ты решил работать только за зарплату? — на всякий случай спросил он. — Выписать тебе чек? На какую сумму? В каком банке у тебя счет, очень интересно? По серверной пронесся ветер, и оставленная открытой дверь захлопнулась сама собой. — Недостаточно чеков, — произнес Алдан другим голосом: низким, гудящим и откровенно пугающим. Слава, чувствуя себя идиотом, достал из кармана помятый магазинный чек, который вчера сунул туда вместе со сдачей и забыл выкинуть, и молча положил его в поле ввода. Алдан загудел, но через пару секунд звук оборвался и на экране высветилось новое сообщение об ошибке. — Нужно больше чеков, — своим обычным безэмоциональным голосом озвучил голосовой помощник. — Девочки, — Слава высунул голову из серверной в электронный зал, — у вас есть чеки? Любые чеки, от любых покупок. Посмотрите по карманам или сумкам там, не знаю. Ну как — зачем? Он на секунду задумался и веско сказал: — Для науки.***
Горсть смятых чеков, извлеченных из сумок, карманов, ящиков стола и корзин для бумаг не произвела на Алдан никакого впечатления. Слава вздохнул и отправился в город. В магазинчике возле института он попросил пару глазированных сырков, полез в карман за мелочью и поинтересовался у продавщицы, чувствуя себя героем дурацкого полицейского сериала: — Скажите, вы в последнее время не замечали ничего… странного? — Славочка, — ласково сказала продавщица, — это же Соловец. Тут скорее удивишься, если заметишь что-то не странное. — Пожалуй, — вздохнул Слава. — Чек нужен? — спросила она. — Да нет, — по привычке сказал Слава, поблагодарил, попрощался, вышел из магазина и только потом вспомнил, зачем на самом деле приходил. Возвращаться и просить продавщицу поискать чек в мусорном ведре было глупо, так что он пошел дальше. Слава методично обходил все магазины в квартале, покупая разную ерунду: ручку в канцелярском, жвачку в одном продуктовом, бутылку воды в другом (вода называлась Aqua Vita, и он решил, что подарит ее на Новый год Евстигнееву, убив тем самым сразу двух зайцев). В хозяйственном он слегка растерялся, потому что от ведения хозяйства был довольно далек; побродил между залежей шурупов, шлангов и лампочек, изучил стойку «Все для сада и огорода» возле кассы и вышел из магазина с пакетиком семян огурцов сорта «Московский пижон». Вопрос с подарком Феде из отдела Вечной Молодости, таким образом, тоже был решен. Количество чеков в кармане росло, но время от времени Слава почему-то забывал попросить чек, — точнее, время от времени на вопрос, нужен ли ему чек, он отвечал «нет», и, только выйдя из магазина, вспоминал, что приходил не за бритвенным станком, открыткой с видом на Лысую гору или парой воздушных шариков, а за чеком. Это было странно, потому что такая забывчивость была ему не свойственна. Да и никому не была свойственна. Слава нашел среди покупок ручку и нарисовал на тыльной стороне ладони крестик, чтобы смотреть на него каждый раз, когда расплачивается на кассе; получив еще два чека, приободрился, решив, что у него просто дырявая голова, но в третьем магазине снова равнодушно отказался от чека, хотя деньги протягивал именно той рукой, на которой оставил пометку. Слава присел на поребрик и задумался. Поискал на себе какой-нибудь сглаз, не нашел, отбросил мысль о раннем и крайне специфическом Альцгеймере, и, наконец, предположил, что причина может быть вовне, а не в нем, и идея эта ему очень не понравилась. Он постучал пальцами по коленке, пробормотал «да нет, бред какой-то», но все-таки достал телефон и набрал Евстигнеева. — Вано, что такое теория скрытых параметров? — В гугле забанили? — недружелюбно поинтересовался тот. — Будь человеком, — сказал Слава, — объясни в двух словах. Так, как ты, гугл не умеет. Грубая лесть сработала, Ваня хмыкнул и ответил: — Так и быть, приходи. Будет тебе интерпретация квантовой теории для самых маленьких. — А щас никак? — Слав, ты больной? — ласково спросил Ваня. — Кто вообще в 2020 звонит по телефону? — А что мне, по пачке пятитысячных купюр звонить? — огрызнулся Слава, но подумал, что Евстигнеев наверняка примется, во-первых, чертить какие-то схемы, а во-вторых, летать по комнате. И то, и другое совмещать с телефонным разговором было не особо удобно. — Ладно, скоро буду.***
От Евстигнеева Слава вышел, чувствуя себя одновременно поумневшим (потому что кое-что новое он узнал) и поглупевшим (потому что в процессе объяснения Ваня легко терял терпение, а, теряя терпение, начинал прохаживаться по интеллекту собеседника). Если вкратце и без оскорблений, теория скрытых параметров подразумевала, что квантовая теория, согласно которой во вселенной царила индетерминированность, была неполна. Детерминированность, если верить сторонникам теории скрытых параметров, существовала, просто мы еще не нашли те параметры, которые определяют исход вещей, представляющихся нам случайными. Теория была маргинальной, несмотря на то, что одним из первых ее сторонников стал Эйнштейн, не сумевший согласовать квантовую теорию с верой в бога. За прошедшие сто с лишним лет никто так и не смог приблизиться к обнаружению загадочных скрытых параметров; Слава решил не спрашивать, могут ли к ним иметь какое-то отношение магазинные чеки, потому что, во-первых, не хотел даже представлять реакцию Евстигнеева на такой вопрос, а во-вторых, хотел разобраться сам. Вернувшись в серверную, он обнаружил, что Алдан нормально работает и никаких чеков больше не требует. Выругавшись и выбросив чеки в мусорное ведро, Слава поставил заново считаться задачу Эрнеста, которая была попроще Андреевой, и в ожидании результатов написал короткую программку, определяющую вероятность того, что он возьмет на кассе чек. Он посмотрел на результаты расчетов Эрнеста — они не изменились; запустил свою программу, и она намертво повесила Алдан. Гениальным программистом Слава, конечно, не был, потому что он вообще не был программистом, но программа была очень, очень простая. А Алдан был очень, очень мощный компьютер. Слава почувствовал, как настроение неумолимо улучшается. На прошлой работе подобная ситуация — если допустить, что она вообще могла бы произойти — не вызвала бы у него ничего, кроме раздражения и нежелания разбираться; он накатал бы заявку в техподдержку и провел бы остаток рабочего дня, занимаясь своими делами, лениво поглядывая на часы и надеясь, что до праздников починить ничего не успеют. Сейчас у него все еще вызывало легкую фрустрацию заявление Кристобаля Хунты, заведующего отделом Смысла Жизни, о том, что время тратить стоит только на те задачи, которые по определению не имеют решения, но после нескольких долгих вечеров в электронном зале в компании Кристобаля Хозевича, Евстигнеева или своей собственной он был согласен с тем, что мало что приносит столько удовольствия, как решенная задача, казавшаяся невыполнимой. Он запросил у Алдана данные о его мощностях, присвистнул, запросил те же данные за утро и за вчера, а потом и за предыдущую неделю, и задумался. Мощность Алдана необъяснимо выросла, и скачок произошел где-то во время обеденного перерыва, когда сам Слава ходил за покупками. Утром она была гораздо меньше, ночью — практически минимальной, вечером зашкаливала. Слава покрутился на стуле, остановился и, прищурившись, посмотрел на мигавшую разноцветными огоньками панель. — Алдаша, — помолчав, спросил он, — а ты вообще как себя чувствуешь? «УСТАЛ», — сообщил Алдан. Вероятно, в силу некоторой старомодности Федора Симеоновича общался он со Славой исключительно посредством перфолент — спасибо, что с буквами, а не двоичным кодом. Интегрироваться с голосовым помощником бессмертная душа отказывалась наотрез. Но «устал» — это было что-то новенькое. Обычно из них двоих уставал Слава, а неутомимый Алдан не хотел отпускать его в общагу, ноя «ну давай еще одну задачку посчитаем, ну хотя бы маленькую». — Хочешь отдохнуть? — растерянно спросил Слава. «ХОЧУ СДОХНУТЬ», — прочитал он на перфоленте, поднимая брови. «ИЛИ БРОСИТЬ ВСЕ И УЕХАТЬ В ТАИЛАНД» — Мне казалось, тебе нравится работать, — осторожно сказал Слава, понятия не имея, как реагировать на такое заявление от компьютера, пусть и одушевленного. «КОМУ НУЖЕН ЛОМТИК ИЮЛЬСКОГО НЕБА?», — спросил Алдан. — Ну я бы не отказался, — машинально ответил Слава, бросая взгляд в непроглядную декабрьскую темень за укрытым теплоизолирующим заклинанием окном. — Погоди, — сообразил он, с секундным опозданием опознав цитату, — это что, твой протест против мира победившего капитализма? Алдан молчал. — Слушай, ну... что бы это ни было, мы разберемся, — сказал Слава. Обращаться к монитору со словами поддержки было странно, но сказать что-то было нужно. — И все снова станет хорошо. Алдан молчал. — Я разберусь, — уверенно повторил Слава. Он засиделся до глубокой ночи, сперва пытаясь понять, в какой момент у Алдана начались скачки напряжения, а потом — куда именно расходуется его мощность в те часы, когда она возрастает. И если с первым вопросом он справился довольно быстро (еще три дня назад, 27 декабря, все было в порядке), то второй ему не давался. Славины задачи не загружали процессор Алдана и на десять процентов — разве что от программки, которая должна была высчитывать вероятность получения чека, загруженность подскакивала до сорока — после чего Алдан вис. Слава попытался добиться числа побольше, поставив одновременно считаться задачи от Эрнеста, Андрея, Евстигнеева и Хунты (он особенно надеялся на последнюю, потому что знал наверняка, что она была нерешаемой), но каждый раз, доходя до сорока процентов мощности, Алдан сообщал, что ему не хватает оперативной памяти. Попытавшись выяснить, куда уходят еще шестьдесят процентов, Слава получил предупреждение о том, что для доступа ему не хватает прав. Это было просто смешно, потому что никто в НИИ не обладал доступом к Алдану выше, чем у него. Обычным сотрудникам он не полагался, а корифеям был не нужен, потому что почти все они до сих пор относились к электронике с некоторым недоверием. И, возможно, были правы. Слава зевнул, взглянул на часы — они показывали почти три ночи, — перевел Алдан в спящий режим и отправился в общагу. Завтра ему предстояло ночное дежурство, так что хорошо бы было отоспаться, а потом — он вдруг кое-что сообразил и прибавил шагу, натягивая капюшон парки, чтобы снег не залетал за воротник — а потом все-таки задать кое-какие вопросы Евстигнееву, потому что он вспомнил, что случилось 27 декабря. 27 декабря Евстигнеев получил в безраздельное пользование диван-транслятор и начал, наконец, свои эксперименты.