солнце и луна

       На раннее утро у Юбин стоит будильник. Она со спокойной душой засыпает, предвкушая завтрашний день – не одной Юхён требовалось отдохнуть; Юбин очень-очень устаёт на работе, её неимоверно бесят все, что глупят и называют угрюмой. Вот она и вырубается за считанные секунды. Вдыхает через нос знакомый с давних пор запах, и даже странно, что Юхён к ней так близко: что физически, что душевно; но Юбин не противится. Юхён для Юбин единственная на всей планете, которую ни за что не отпустит. И единственная девушка, в которую Юбин влюблена. Вероятно, тоже с давних пор. Вероятно, через год-два после того, как невысокая младшеклассница бегала за Юбин хвостиком и просила дружить. Это объясняет, отчего Юбин чересчур чувствительна ко всему, относящемуся к Юхён (которая выросла в старшей школе неимоверно и теперь перегнала саму Юбин). Из-за чего посреди ночи, без трезвона мелодии будильника, Юбин просыпается и понимает: что-то не так. В комнате темно, луна – совсем не помогает светом. Одеяло скомкано и едва не упало. Самое ужасное – Юхён нет рядом. Юбин неторопливо моргает, ведёт по постели рукой и, даже не раздумывая, спускает ноги с кровати. Раз Юхён не здесь, её нужно найти. Бессознательное желание спешно направиться куда угодно, где Юхён. Всё равно – что на Юбин лёгкая одежда, а ступни оголены, а деревянный пол – холодный, и на первом этаже дует восточный ветер, отдающий жёлтым морем. Не догадавшись схватить хотя бы толстовку, Юбин по наитию проходит вглубь комнаты через кухню, гостиную и – к открытым дверям. Юхёнова спина угадывается тотчас. Уши тревожит удалённый шум воды, совсем-совсем тихий, но в маленьком городе с населением в несколько десятков никто в столь поздний час не бодрствует, поэтому никто не нарушит умиротворение. – Ты получишь обморожение, – Юбин упирается коленями в Юхён, подойдя сзади. Младшая совсем не пугается неожиданной гостьи. Продолжает сидеть на веранде, скрестив ноги; в одной просторной футболке. Юбин рассержено вздыхает. – Не могу уснуть, – вполголоса говорит Юхён. – И в комнате было душно, захотела подышать чистым воздухом. – Могла и меня позвать, – она хлопает Ким по макушке – даже волосы прохладные. Юхён нужно согреть. Юбин не находит способа лучше, чем опуститься осторожно на пол, заключая Юхён в кольцо длинных рук. И пока Юбин размещается на краешке плоской подушки, не принимая возражений, Юхён дрожаще бормочет: – Почему ты встала? – Не нашла тебя, – честно. Юбин намеренно согревает дыханием открытый затылок и, наверное, как обычно делает вид, что не замечает реакцию Юхён. Ким покрывается мурашками, глотая стон. Ко всему пальцами хватается за веранду, лишь бы ничего не произносить. – Снова кошмары? – следом раздаётся от старшей, что вся-вся прижимается к спине Юхён, чтоб обезопасить от ветра. Юхён будто под касаниями становится меньше. Ощущает себя крошечной под светом тусклых звёзд, чуть затянутых серыми тучами. Но вместо привычной паники – это так легко знать, что ты никому не важна, кроме той, кто важен тебе. – Нет, никаких кошмаров, – качает головой; юбиновы руки, ладони – вокруг, скреплённые на талии, поглаживающие оголённые предплечья. – Забрала мою бессонницу? – слабо шутит Юбин. – А ты – моё вечное желание спать, – Ким откидывается на старшую. Лицом немножко вбок и тут же натыкается на синие пряди. Юбин очень лохматая и очень рассеяна. Такая милая. – Надеюсь, это скоро пройдёт. Мне не нравится пропускать часы, когда можно работать, на сон. – Этот трудоголизм тебя погубит, – Юхён надувается, и слова – уже который раз повторяются. Юбин одним взглядом от предостережения отмахивается. И этим же взглядом на мгновение цепляется за Юхён, за её глаза, за её выпяченные губы. Между ними не остаётся и сантиметра. Наверное, если Юбин будет от Юхён долго в нескольких километрах, метрах, – она зачахнет, словно домашний цветок. Плечо Юхён почти задевает юбинов подбородок. Вспыхивает нуждой – накрыть ладони на своём животе, сжать у покрасневших костяшек. У Юбин застывает дыхание в лёгких. Вдохнуть – нет. Выдохнуть – нет. Только смотреть. На кожу, на расплывчатые контуры, на пряди чёлки, лезущей Юбин в глаза. Настолько вплотную. И в этом расстоянии вязнет бесконечно несказанных предложений; в нём теснится неловкость. Юхён очень благодарна недостаточному свету. Юбин же догадливая и сможет проследить, почему и зачем у Юхён взгляд скользит вниз. Красным сигналом в голове приказ Юбин поцеловать. Не отдавая себе отчёта, Юхён отклоняется ещё-ещё-ещё назад. Потихоньку. Будто резкими движениями спугнёт то ли свою смелость, то ли застывшую Юбин, то ли тишину вокруг них. Не прерывается ничем; ни мяуканьем котов, ни двигателями машин, ни скрежетом ветвей по изгороди, ни чужими шагами. В шансе одиночества на двоих суждено чему-то случиться. От Юхён судорожно вырывается «а», должное стать полноценной репликой, но она замолкает. Юбин смотрит туда же, куда Юхён. Как зеркальное друг друга отражение. Уже – тепло щеки остаётся на щеке, носы – опять – в несчитанных миллиметрах, и юбиновы бедра у бёдер Юхён. К чему ненужные сомнения. Юбин закусывает нижнюю губу, не выдерживает. Она всем телом подаётся вперёд. Но. Натыкается на отказ. Юхён столь же поспешно отворачивается со странным звуком, вжимая голову в плечи. – Пойдём спать? – заикаясь предлагает младшая. Без ответа она выпутывается из объятий растерявшейся Юбин и сбегает, босыми ногами топая по полу. Юбин, осознав, когда уже Юхён по лестнице успевает подняться, громко усмехается. Нельзя же так влиять, а потом идти на попятную. Юбин впервые не сдержалась.