***
Той ночью Катара сидит в своей комнате и смотрит на огоньки. Это нимфы солнца, посланные освещать дорогу усталым путникам. Она вздыхает и кладёт голову на руки. Лёгкий ветерок врывается в открытое окно и несколько мгновений танцует с её волосами. Что ж, она чувствует себя усталой. И она кажется себе путешественницей, путницей в этой чужой стране. Но эти огни не дают ей никакого ориентира, никакой тропы, по которой она могла бы пройти. Катара поднимает лицо навстречу желанному ветерку. Неужели Страна Огня — это край вечного лета? Аанг вроде как упоминал, что уткочерепахи всё же улетают отсюда иногда. Она размышляет о временах года, задаётся вопросом, сколько же их в Стране Огня, и решает спросить об этом Зуко или кого-то ещё из Огненного Народа. Катара вновь бросает взгляд на вершину кратера, глядит на вспышки света. Но затем она хмурится и прищуривается. Что-то здесь не так. Среди огоньков есть несколько тех, что горят постоянно. Они не вспыхивают, не исчезают, не сияют ярко посреди чернильной ночи. Нет; их сияние бледно, затенено по сравнению с язычками пламени вокруг. Это огни фонарей. Катара в этом уверена. Она наблюдает, как светящиеся фонари пробираются через болото, а затем медленно, но верно начинают снижаться. Небольшая группа людей спускается в кратер, просачивается в спящий город, будто кровь, медленно собирающаяся в ране. Катара вздрагивает. Прекрати. Быть может, где-то что-то случилось. Быть может, это всего лишь группа детей, нарушающих комендантский час. Быть может, это гуляки, возвращающиеся домой с очень поздней вечеринки. А может, это что-то гораздо более зловещее. Катара так решительно закрывает окно, будто пытается отгородиться от своих мыслей. Она пробирается по прохладному полу к кровати и проскальзывает под одеяло, стараясь не обращать внимания на то, как движутся и меняются тени. Там снаружи ничего нет... как и здесь внутри. Кроме того, ты скоро уедешь... домой, где никогда ничего не происходит. Она закрывает глаза и засыпает с трудом.***
— Выглядишь ужасно. — Спасибо, — говорит Катара с сарказмом. Тоф пожимает плечами. — Я просто говорю. По моим ощущениям, ты выглядишь ещё хуже, чем Зуко. Они замолкают и поворачиваются к покорителю огня в ожидании его ответа, но он слишком занят тем, что пытается одновременно съесть свой завтрак и подписать стопку бумаг. — Я не выгляжу хуже Зуко. Никто не может выглядеть хуже, чем он, — Катара намеренно поддразнивает его. В ответ он бубнит что-то про экономию. Тоф хмурится, и через мгновение каменный пол под ними уже пульсирует маленькими волнами, а стол сотрясается. Зуко обескураженно смотрит на свиток, поднимает его вверх и пытается стряхнуть с него крошки. — Знаешь, если бы твой дядя был здесь, я уверена, он бы сказал что-нибудь о том, что не стоит работать, пока ты ешь, — отмечает Тоф. — Еда должна быть самой расслабляющей частью дня. Слово «дядя» наконец-то привлекает внимание Зуко. — Дядя всё равно скоро уезжает, — говорит он. К удивлению девочек, он не выглядит раздражённым их вмешательством. Он просто подпирает рукой подбородок и безутешно смотрит на свои бумаги. — Я бы хотел, чтобы он остался, — бормочет Зуко. — Какие бы дела ни ждали его в Царстве Земли, здесь он смог бы принести больше пользы. Катара обменивается взглядом с Аангом. — Если бы Айро был здесь, он бы посоветовал тебе больше отдыхать, — говорит Тоф, прислоняясь к спинке стула и складывая руки за головой. Они не слышат мнения Зуко о расслаблении, потому что в этот момент появляется придворный советник. Катара, прищурившись, смотрит на него. — Вижу, Его Светлость всё ещё наслаждается завтраком, — говорит он таким тоном, будто Зуко устраивает пиры, пока весь мир голодает. — Я закончил утверждение окончательных репараций Царству Земли, — говорит Зуко, протягивая ему свиток. Советник изящным движением забирает бумагу и хмурится, когда ему приходится что-то с неё смахнуть. — Мы ожидали этот документ ещё вчера до наступления темноты. Надеюсь, Его Светлость не забыл о сегодняшнем прибытии небольшой делегации из Царства Земли? — Эээ… нет, — говорит Зуко, чьи глаза слегка распахиваются. — Превосходно. Кабинет министров будет ждать вас в ближайшее время, как только вы оденетесь и… — Я уже одет, — недоумённо отвечает Зуко. — Ох, — его советник долго смотрит на него и позволяет наступить короткой тишине, а потом деликатно покашливает. — Разумеется, мой Лорд. Я просто подумал, что Его Светлость мог бы выбрать несколько более официальное облачение. — Я думаю, что он отлично выглядит, — агрессивно говорит Тоф. — Эээ, Тоф, ты не можешь... — Катара замолкает, когда Тоф поворачивает к ней своё сердитое лицо. — Как бы то ни было, вы не являетесь премьер-министром, — огрызается советник на Тоф, — и поэтому, девочка, ваше мнение не имеет никакого значения. — С этими словами он церемонно кланяется Зуко и уходит. — Ну и придурок! Как ты вообще его терпишь? — требовательно спрашивает Тоф. Зуко ничего ей не отвечает. Он лишь беспомощно осматривает свою одежду. — Я никогда раньше не задумывался о том, что на мне надето. Теперь мне каждую минуту приходится переодеваться. Я ничего не понимаю. Почему это вообще имеет значение? — Не имеет, и не должно! Я сброшу этого маленького хнычущего хорька-угря со скалы. — На самом деле ты бы этого не сделала... правда? — Спрашивает Катара недоверчиво. — А тебе какое дело? — угрюмо говорит Тоф. — Похоже, тебя вовсе не волнует, кого Зуко держит в министрах. Катара на мгновение забывает, где находится. — Разумеется, меня волнует, что происходит, — сердито шепчет она. — Именно поэтому я и остаюсь. Что мы должны сделать, попросить Зуко уволить всех министров? — Только тех, которые похожи на маленьких подлых гадюк! — Ну, тогда ему придётся уволить вообще всех. — Ребята, — умоляюще говорит Аанг, бросая взгляд на Зуко. — Давайте... давайте поговорим об этом позже, ладно? Катара откидывается на спинку стула и смотрит на Зуко. Он продолжает что-то подписывать, не обращая ни на кого внимания. — Отлично, — одновременно говорят она и Тоф. Аанг медленно выдыхает. Но про себя Катара задаётся вопросом, насколько было бы плохо, если бы Зуко об этом узнал. Может быть, лучше предупредить его о возможной угрозе трону? Она бросает на него взгляд, замечает круги под его глазами и усталость на его лице и передумывает. Что бы ни случилось, они наверняка смогут исправить это без ведома Зуко.***
Однако на следующий день за завтраком становится ясно, что кто-то уже предупредил Зуко о проблемах, назревающих в Стране Огня. Тоф приходит заранее — хотя бы для того, чтобы успеть съесть все манго, — и когда Аанг влетает в комнату, то приветствует всех, прежде чем повернуться к своему новому лучшему другу. — Привет, Зуко. Зуко не отвечает. Он разворачивает особенно длинный свиток и просматривает его со всё более напряжённым выражением лица. — Зуко? — Ммм? — Зуко сверяется с картой. — Я пожелал тебе доброго утра, — с надеждой говорит Аанг. — Хорошо, — Зуко начинает копаться в бумагах в поисках чего-то. Лицо Аанга вытягивается, и Катара ворчит. — Ты не мог бы отложить это хотя бы на пару минут? — спрашивает она Зуко, указывая на груду свитков. Он не отвечает, будучи слишком занятым подчёркиванием какой-то явно важной информации и помечанием её закорючками. — Зуко! — рявкает Катара, и он наконец-то поднимает взгляд. — Да? — Мой Лорд, — советник Зуко входит в комнату. Катара удивляется, как можно выглядеть настолько собранно и свежо такую жару. Середина лета быстро приближается, и тёплые ночи становятся всё менее приятными и всё более некомфортными. — Что это за отчёт о народных бунтах? — обрывает Зуко своего советника до того, как тот начнёт свою обычную тираду о встречах, расписаниях и неподобающем платье. Аанг с интересом поднимает голову, и Катара не вмешивается: впервые Зуко обращается к этому скользкому маленькому человеку таким тоном. — Ах, мой Лорд... — советник пытается взять бумагу, но Зуко отодвигает её в сторону. — Здесь говорится, — Зуко сверяется с бумагой, — что «беспорядки среди населения быстро нарастают, и политические протесты теперь обычное дело». — Кто прислал этот отчёт? — огрызается советник, в попытках вновь дотянуться до бумаги. — Вижу, что на нём нет правительственной печати, мой Лорд. Это всё чушь какого-то смутьяна. Не могу себе даже представить, как она попала в королевскую почту, и я обязательно сообщу об этом мастеру над ястребами, — советник протягивает руку. — Это прислал Царь Земли, — говорит Зуко, игнорируя протянутую ладонь. Мужчина моргает, на мгновение застигнутый врасплох. — Есть новости от Царя Куэя? — внезапно спрашивает Аанг. Советник бросает на него крайне недружелюбный взгляд. — Если Царь Куэй в настоящее время находится в Царстве Земли, он физически не может представить какую-либо ценную информацию о положении Страны Огня. Зуко прищуривается. — Но тем не менее, — добавляет советник, — любая информация, полученная от такого уважаемого человека, безусловно, заслуживает изучения. Я прослежу, чтобы проблему оперативно решили. Не забывайте, что Его Светлость должен присутствовать на утреннем совещании. Пожалуйста, будьте пунктуальны, — с этими словами он выходит из комнаты. — Однажды, — говорит Тоф, хрустя костяшками пальцев, — я прослежу, чтобы этот скользкий червячок был достаточно пунктуален для пинка под зад. — Тоф, — укоризненно бросает Катара, про себя соглашаясь с девочкой. — Эй, — Аанг обращается к Катаре с таким видом, словно ему отчаянно хочется сменить тему, — ты не хочешь сходить на рынок? — Может, потом, — говорит она. — Я должна... сделать кое-что. Или, скорее, навестить кое-кого.***
Дежурная стражница провожает Катару до последней камеры. Катара уже почти жалеет, что заключённая не она сама. Тёмный каменный коридор предоставляет невероятное облегчение от палящего летнего зноя, а ещё где-то сквозит. Она прижимает руку к прохладному камню и поднимает взгляд, когда они подходят к камере Азулы. Она смотрит пристально. — Что... что с ней случилось? Стражница пожимает плечами. — Нездорова. — Она выглядит очень больной. — Пожалуй, — стражница зевает и вновь занимает свой пост. Катара подходит к принцессе, обхватывая одной рукой успокаивающе холодные прутья и чувствуя себя странно уверенно несмотря на близость к девушке. — Азула? Та остаётся сидеть в углу своей камеры. Пряди её волос свисают вниз, а её глаза полуоткрыты и смотрят в какую-то далёкую точку на полу. — Азула? — снова тихо зовёт Катара. Наконец девушка шевелится и поднимает голову. Глаза её запали, а кожа бледна, как бумага. Её губы потрескались. — Думаю, она действительно больна, — говорит Катара стражнице. — Ну, она ещё не умерла. Но мы можем продолжать надеяться, — говорит стражница. Катара сжимает руки в кулаки. — Ей нужно лечение! — Я не обучена целительству, — где-то звенит колокольчик, и Катара слышит вопли, доносящиеся из соседних камер. — Да заткнитесь вы уже! — кричит стражница, а затем замечает взгляд Катары. — Время обеда. Они сходят с ума во время приёмов пищи. Катара наблюдает за Азулой. Та сидит, скрестив ноги, одна её рука лежит на коленях, а другая ладонью на земле. Она даже не моргает, и Катара подскакивает от серии звенящих звуков: стражник проводит дубинкой по решётке. — Вставай! Пора обедать, — ухмыляется он, пропихивая поднос с едой под прутья. Поднос скользит по полу, крутясь и разбрызгивая водянистый бульон. Азула быстро протягивает руку и хватает чашку с водой, прежде чем она тоже опрокинется. Катара пытается ещё раз поговорить с Азулой. — Это я, покорительница воды. У меня есть вопрос… — Покорительница воды, — Азула поднимает чашку так, будто произносит тост. — Да, и я хочу спросить... — Катара замолкает, когда Азула странно медленно встаёт на ноги. Она хорошо помнит голос Зуко: с ней что-то не так...что-то не так... Азула ступает осторожно, шаг за шагом, к крошечной решётке в другом конце своей камеры. Сквозь прутья просачивается слабый, но тёплый дневной свет, и вдруг она медленно выливает воду. — Что ты делаешь? — спрашивает Катара, но принцесса не отвечает. Вместо неё говорит стражник. — Она поливает свои розы, — ухмыляется он. — Эти невидимые розы, должно быть, умирают на такой жаре. Катара сердито отворачивается от стражника. Какая-то маленькая её часть хочет сказать: «Пусть Азула страдает. Она пыталась убить тебя». Но всегда, всегда её совесть не соглашается. В наступившей тишине Катару отвлекает от мыслей лёгкий стук. Азула уронила чашку. Она катится прочь по каменному полу, и в ней не остаётся ни капли воды. А потом Азула падает. Это очень медленное падение. Она прислоняется спиной к стене, как будто знает, что сейчас произойдёт. Затем она медленно сползает вниз под небольшим углом, так что оказывается наполовину прислонённой к стене, и наполовину лежащей на полу. Катара резко оборачивается и смотрит на стражника. — Она больна, ей нужна вода! — Мы уже дали ей воду, — отвечает он. — Но она её явно не пила. Ей нужно ещё! — Она даже не человек. Она — чокнутый монстр… — Позвольте мне дать ей ещё. — Она может сама о себе позаботиться. Катара ещё мгновение смотрит на стражника, затем отворачивается и отчаянно пытается протянуть руку сквозь решётку. Её пальцы касаются самых кончиков длинных чёрных волос Азулы. — Азула, вставай. Девушка не отвечает и не двигается. — Открой эту дверь, — говорит Катара, не оборачиваясь. — У вас нет таких полномочий, — отвечает стражник. — Открой её сейчас же. — Прошу меня простить. Пока Лорд Огня не придёт сюда и лично не отдаст приказ, я не сдвинусь с места. Катара встаёт с пола.***
— Вы не можете войти туда... не можете... эй! Зуко поднимает голову. Слышится шорох мантий, и все министры оборачиваются, чтобы посмотреть на раскрасневшуюся девушку, которая врывается в зал заседаний. За её спиной стражники бормочут извинения. — Просим прощения, мой Лорд, она так настаивала… — Зуко, мне нужна твоя помощь, — задыхаясь, говорит Катара. — Пожалуйста, там... — Его Светлость чрезвычайно занят, — говорит советник рядом с Зуко неодобрительным тоном. — Если у вас назначена встреча, подождите снаружи. — Зуко, — настойчиво говорит Катара, но он перебивает, немного раздраженный ею. Его советник прочитал ему уже достаточно нотаций о том, что «чрезмерные потакания этим иностранным друзьям вредны», а теперь она прерывает такое важное заседание, да ещё и выдвигает требования... министры смотрят на него, подняв брови. — Я поговорю с тобой позже, — наконец отвечает Зуко резким голосом. — Нет! Ты должен… — Его Светлость сам решит, что он должен делать, — вмешивается советник, — а что не должен. Уходите сейчас же, или стража выведет вас отсюда. Зуко встречается взглядом с Катарой, а затем опускает глаза на бумаги в своей руке. — В таком случае я уйду сама, — решительно говорит Катара, отворачиваясь и выходя за дверь. Зуко немного ждёт, а затем прочищает горло. — Прежде чем мы примем какое-либо решение относительно договора по Омашу, я предлагаю перечитать письма посла и собрать дополнительную информацию. Министры вздыхают и перелистывают свитки; некоторые из них кивают и бормочут в знак согласия. Зуко отмечает облегчение на лицах министров: они довольны перспективой перерыва. — Мы соберёмся снова в течение часа, — он встаёт и уходит, стараясь идти медленно, пока не оказывается за дверью и не скрывается из виду. Теперь ему нужно найти Катару.***
Сердитая и обиженная Катара меряет шагами коридор. «Совсем как в Ба Синг Се», — думает она, хлопая попадающимися на пути дверями. — «На него нельзя положиться». Но в какой-то момент она чувствует чью-то руку на своём плече. — О чём ты хотела поговорить? — спрашивает Зуко. Она не может сказать, сердится он или раздражён, или просто по-деловому вежлив, но в любом случае сейчас нет времени на гнев или споры. Прямо сейчас Азула, возможно, умирает. — Об Азуле, — резко говорит она. — Она больна. Действительно больна. Она отдаёт всю свою воду воображаемым розам. И стражники отказываются дать ей ещё. Зуко ничего не говорит. — Я просто думаю... — Она пыталась убить меня. — Я знаю, но... — И она пыталась убить тебя. И Аанга. И она захватила Ба Синг Се, и напала на воинов Киоши, и заключила в тюрьму Суюки, и… — Ладно! — рявкает Катара. — Я понимаю! Она сделала много всего плохого. Она подлая, бессердечная и злая. Но скажи мне, что она может просто умереть. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты позволишь ей умереть. Дальнейшая пауза длится долго.***
Надзиратель возится с ключами, и его возня сопровождается беспокойным бормотанием. — … понятия не имел, мой Лорд, уверяю Вас, что мы оказываем надлежащую медицинскую помощь всем нашим заключённым... Стражница стоит по стойке смирно где-то сзади, героически игнорируя происходящее; однако, когда надзиратель встаёт на ноги, она сглатывает. — Никто не сообщал мне, что Лорд Огня посещает эту заключённую, — говорит она, и надзиратель резко возражает, но Катара игнорирует их спор. Она толкает дверь камеры и касается плеча Азулы. — Будь осторожна, — предупреждает Зуко. Катара берёт ладонь Азулы в свою. Она безвольно повисает в её руке, и тошнота подкатывает к её горлу, так как принцесса не приходит в себя. Быть может, уже слишком поздно. Она подносит руку ко рту Азулы. Нет, напротив её ладони едва заметно подрагивает воздух. Азула делает неглубокие и медленные вдохи. — Она жива, — говорит Катара, с удивлением чувствуя, как крошечный бутон облегчения расцветает в её сердце. Если Зуко и чувствует облегчение, то виду не подаёт. Катара тянется к своему бурдюку, прежде чем взглянуть на Зуко, который встаёт на ноги. — Мне нужно вернуться на заседание, я сказал им, что возобновлю его, — говорит он, и прежде чем Катара успевает поблагодарить его, он уходит. Она вновь поворачивается к Азуле и сосредотачивается.***
Спустя некоторое время Азула наконец открывает глаза. Сначала всё как в тумане, и она вдруг чувствует себя совсем маленькой, слишком маленькой. Она — ребёнок, разлагающийся в одинокой камере своего разума. Она видит, как кто-то склоняется над ней, положив руку ей на лоб. Когда-то это делал кто-то другой. Когда начиналась лихорадка, всегда рядом были прохладные, мягкие руки... Лицо вплывает в фокус. Синие глаза! Эти ненавистные, ненавистные глаза, синие, как воспоминания о лете... Вот только у Азулы нет никаких летних воспоминаний, кроме того, в котором лето заставляет её розы темнеть, а губы трескаться. Но Азуле это нравится. Трещины на губах так подходят ко всем остальным трещинам в её жизни. Трещины в зеркале, трещины в каменном полу её камеры, треск молнии, когда она чувствует, как буря бушует внутри неё. Она резко садится. Мир на мгновение опрокидывается, а затем приходит в прежнее положение. Девушка что-то говорит. — Ты больна... Слова, которые она слышала уже тысячу раз. Ты больна, Азула! — Бедный Зу-зу, — говорит она. Её голос звучит далеко-далеко, и мир снова начинает вращаться. Ей очень нравится ощущение того, что она не здесь. Она наблюдает за собой издалека. Она лениво гадает, что эта странная Азула будет делать дальше. Синеглазая девушка что-то говорит и кладёт свою ладонь на руку Азулы. Азуле это не нравится. Люди её не трогают. Люди дерутся с ней, проклинают её и говорят ей, что она больна, но никто её не трогает. И она начинает злиться, совсем чуть-чуть, но потом приятное мечтательное чувство снова овладевает ею, и она сидит и смотрит на мир сквозь полузакрытые глаза, а синеглазая девушка уходит в слезах. И это снова делает Азулу счастливой.***
Она плачет у ручья, опустив руку в воду, и поначалу ей кажется, что она хочет только одного — чтобы её надолго оставили в покое. — Извини, я даже не догадывался… эээ… — Зуко явно неловко; одного выражения его лица достаточно, чтобы Катара неуверенно рассмеялась. Он выглядит так, будто только что заметил льва-медведя и не знает, стоять ли ему на месте или бежать в укрытие. — Всё в порядке. Я просто немного расстроена. Но он уже заметил её руку в воде. — Она обожгла тебя! — Он выглядит готовым помчаться и бросить вызов Азуле в ещё один Агни Кай. — Я могу исцелить себя, помнишь? Всё нормально. На самом деле мне уже не больно. — Что случилось? Это что-то новое: Зуко наконец заинтересовался хоть чем-то. Он не пытается одновременно заниматься бумажной работой или давать односложные ответы. Катара успокаивается от такого внимания, и её огорчение быстро тает. — Я лечила её, и она очнулась. Я взяла её за руку, она зажгла в своей ладони огонёк, и я обожглась, — Катара пожимает плечами. — Ничего страшного. Это не должно было меня так сильно удивить, но... Я ведь только потратила целую вечность на её исцеление. Зуко ничего не говорит. Как обычно, Катара гадает, о чём он думает, и, как обычно, она понятия не имеет, о чём именно. Раньше его было так легко считать, думает она. Что случилось? Неужели то, что он стал Лордом Огня, так сильно изменило его? Её взгляд изучает его с минуту, а затем она говорит: — Спасибо, Зуко. Он удивлённо поднимает глаза. — За что? — За то, что помог мне сегодня. Это много для меня значит. Зуко улыбается, и ей хочется, чтобы он делал это чаще.***
Мэй и Зуко ссорятся. Это самая громкая безмолвная ссора, которую Катара когда-либо слышала. Она никогда не видела, чтобы кто-то ссорился, не взаимодействуя вообще, но Мэй и Зуко справляются очень хорошо. Это настоящее шоу. Зуко медленно разворачивает то, что кажется волшебно бесконечным свитком, хотя Катара и подозревает, что на самом деле это чья-то идея внешнеполитического курса Страны Огня. Мэй ест рис. По одному зёрнышку за раз. Это достигает (предположительно) желаемого эффекта, и все остальные едят как можно медленнее, чтобы не быть первыми, кто извинится и нарушит молчание. Хотя остаётся только гадать, как молчание не было нарушено до сих пор. Оно уже хрупкое, как стекло. Зуко разворачивает свиток ещё немного. Шум шелестит в воздухе. Палочки Мэй издают едва слышный звук, когда она берёт очередное зёрнышко. Аанг несколько раз сглатывает, как будто ему отчаянно нужно прочистить горло и он избегает этого любыми возможными способами. Раздаётся ещё один шелестящий звук. Кажется, что на то, чтобы развернуть свиток, уходит целая вечность. Палочки Мэй снова касаются миски. Аанг откашливается с выражением мучительного извинения на лице. Слабый шум отдается эхом. Зуко роняет свиток. Палочки Мэй со стуком падают на стол. — В чём твоя проблема? — Ни в чём. В чём твоя проблема? — Ни в чём. — Тогда хорошо. — Отлично. С этими словами Зуко уходит. Глаза Мэй слегка прищуриваются, как будто они с Зуко боролись за то, кто первым покинет комнату, и он несправедливо получил свой приз. Следует короткая тишина. Аанг уходит на цыпочках. — Я просто пойду спать, — говорит он, и когда никто не возражает, он продолжает бочком пробираться к двери; как только он скрывается из виду, его скорость увеличивается, и они слышат, как его шаги быстро удаляются. Затем извиняется и уходит Тоф, оставляя Мэй и Катару наедине. Так много всего вертится на кончике языка Катары: «мне жаль, что Зуко не понимает, я хотела бы, чтобы он знал, если б только у тебя получилось объяснить ему...» Но лицо Мэй ничего не выражает, и Катара не сомневается, что девушка не хочет с ней разговаривать. Подтверждая эти мысли, Мэй встаёт и уходит, не сказав ни слова. Катара вздыхает.***
Свет разбивается о воду, и море сияет, как чеканное серебро. Она закрывает глаза и чувствует, как ветер треплет её волосы, словно земля несётся ей навстречу. На мгновение она оказывается на краю мира. А потом она открывает глаза и вновь оказывается на твёрдой земле. Каменистая почва жестка, а ветер горек от соли. Волны вихрем кружатся под ней, и каждая волна вздымается полосой белой пены. Каждая разбивается в идеальном природном крещендо; она видит всё это невероятно чётко, каждая деталь остра, как лезвие. Был ли когда-нибудь океан таким же сияющим под этим палящим солнцем? Был ли он настолько непрозрачен, что она могла видеть внизу тонкие стебли дрейфующих водорослей? Вот что такое покорение воды на самом деле. Смотреть в океан и чувствовать, как он омывает её сердце, словно непрекращающийся прилив. Катара оборачивается. Она стоит на скалистой смотровой площадке над гаванью, ближе всего к морю. Это единственное место, достаточно прохладное, чтобы успокоить её кожу, влажную от летней жары, и облегчить тёплую и тяжёлую усталость. Сейчас середина утра, и отсюда Катаре видно всё. Лодки скользят, как разноцветные слоновьи кои, и вода разбрызгивается вокруг них, и если покорительница воды закрывает глаза, то она почти может представить, как капли этой воды падают на неё, и холодными бисеринками тают на её коже. На грубых серых досках деревянных пирсов кипит жизнь. Рыбаки тащат свой улов на рынок, их сети сверкают серебром, а их рыба таращит остекленевшие глаза. Дети лежат вдоль пирсов, запустив руки в морскую воду, и не обращают внимания на раздражённые крики лоточников, спотыкающихся о них со своими товарами. А ещё дальше на берегу — слишком далеко, чтобы Катара могла разглядеть детали — шумит рынок, чьи полосатые навесы кажутся лишь разноцветными пятнами, а толпы людей — размытыми пятнами движения и жизни. Она долго смотрит на всё это, а потом поворачивается, готовая уйти. Но что-то бросается ей в глаза. Рынок. Рыбаки уже продали дневной улов, полосатые навесы исчезли, а ящики с продуктами в овощных лавках опустели. Но толпа всё же остаётся, и в том, как они шествуют, есть какая-то странная целеустремленность. Да, они уже шествуют, и некоторые из них размахивают плакатами, слишком далёкими, чтобы Катара могла их разглядеть. И они скандируют, размахивают руками, поют и кричат на ходу. Нет, это не торговцы и не матери с детьми. Это протестующие. Над её головой проносится тень, быстрая и лёгкая, как лист, танцующий на ветру. Аанг молча приземляется перед ней. — А я всё гадал, куда ты подевалась. — Послушай, Аанг. Он оглядывается через плечо, а затем снова поворачивается к ней. — Я знаю. Такое бывает каждую неделю, — он смотрит вниз, и его пальцы крепче сжимают планер. — Аанг, ты должен что-то сделать. Ты должен сказать им, что скоро всё станет лучше, и они должны быть терпеливы. Ты же Аватар, они тебя послушают! — Катара, — говорит он мягко, — это не моя война. — Это не война, это просто кучка людей, которые ничего не понимают. Я знаю, если ты поговоришь с ними, они тебя послушают. — Зуко когда-нибудь говорил с тобой о Судьбе? — спрашивает Аанг, прикрывая ладонью глаза и глядя на спокойное море. — Она есть у всех. Иногда требуется время, чтобы понять это. Зуко осознал её, и я тоже. И это не моя Судьба. — Но это же не война. Всё, о чём я прошу, это поговорить с несколькими людьми, Аанг. — Но скоро их станет больше. И гражданская война — не моя судьба. Катара замирает. Гражданская война? Такие странные слова, так непривычно слышать, как они слетают у Аанга с губ. — Но... этого же не случится, — глухо произносит она. Аанг качает головой. — Катара... Сегодня Айро получил письмо, — он сглатывает. — Он сказал, что будет лучше, если я не буду знать, от кого оно, но... источник надёжный, — он медленно протягивает ей сложенный лист пергамента; Катара быстро берёт его и пробегает глазами, и её сердце замирает. Антимонархисты пользуются нынешними беспорядками... они нанесут удар в конце лета, в последний его день... у них есть планы... Зуко рискует серьёзно пострадать… — Так значит, это правда, — говорит Катара. Последний день лета. Через шесть недель. В письме не уточняется, что это за планы, но она догадывается. Она встречается взглядом с Аангом. — Всё в порядке, — отвечает он. Она знает, что он пытается ободрить её, но слышит беспокойство в его голосе. — Айро говорит, что мы можем остановить это, помнишь? Завтра мы отправимся в Царство Земли. — И что вы будете делать? — Если только Айро не знает кого-то, кто готов выделить Стране Огня миллионы золотых монет, вряд ли даже знаменитый Орден Белого Лотоса сможет успокоить беспорядки до конца лета, думает Катара. — Как же Айро остановит это? — Айро говорит... что это не то, что можно остановить. Он говорит, что это похоже на бурю, и нужно просто переждать её в безопасном месте, — Аанг делает паузу. — Мы собираемся устроить убежище для Зуко в Царстве Земли. — И это наш план? — недоверчиво спрашивает Катара. — Я думала, что мы остановим это, а не просто… просто уберём Зуко куда-нибудь подальше! Кроме того, Зуко не поедет. Он никогда не убегает, — добавляет она, как будто храбрость Зуко — это такой же раздражающий недостаток, как оставлять влажные полотенца на полу. — Айро велел доставить его в убежище несмотря ни на что. У Катары отвисает челюсть. — Ты же несерьёзно. Аанг колеблется. — Он говорит... он говорит... — Что? Что сказал Айро? Наконец Аанг встречается с ней взглядом. — Лучше, чтобы Зуко забрали друзья, чем враги.