Долорес.

Уже с тридцать минут Пятый лежал на кровати, пытаясь вспомнить вчерашний день и осмыслить, что произошло. Вчера убили Долорес. Нет, не Пемберли. Убили его Долорес. Женщину, которая тридцать лет была с ним. Она делила с Харгривзом радости, была рядом в моменты печали. Уже с тридцать минут Пятый лежал на кровати, пытаясь вспомнить вчерашний день и осмыслить то, что произошло. Просто расстреляли. Двое ублюдков, которые возомнили из себя Бог знает что, и очень скоро пожалеют об этом. Хейзел и Ча-Ча. Они всегда конфликтовали. Он часто видел их и, честно, смеялся от души над их тупыми промахами. Потом, правда, исправлял ошибки. А они о нём только слышали, но уже заочно ненавидели. Понимали, что пока существует Жнец - они лучшими не будут. И были полностью правы — Пятый разбирался в убийствах также, как в кофе. Он знал, на что нужно давить, как правильно пытать…как разрезать плоть, как заставлять людей молить о смерти и не давать им того, чего они так желают. И он, как бы страшно это не звучало, упивался своей властью. Понимал, что за любое совершённое убийство его ждёт поощрение. Понимал, что останется безнаказанным, и с удовольствием ощущал тепло чужой крови на ладонях. Он делал это не ради денег. И понимал, что если кто-то узнает об этом - от него отрекутся все. И братья с сёстрами - каждый затычка в любой бочке. Лютер и так его презирает — считает бесчестным мудаком, который заявился через семнадцать лет и начал качать права. Диего…он вообще ничерта кроме обвинений извергать не может. Было ощущение, что он по определению всё ненавидел. Настроен на ненависть. Хотя, зная их отца, он не был бы удивлён такому раскладу. Элисон…он не мог понять её до сих пор. Её взросление давалось восприятию сложнее всего. Перед ним не стояла запуганная девочка, влюблённая в старшего брата и неуверенная в каждом своём шаге — она превратилась в женщину. Успешную, с багажом личного опыта, которая сама принимает решения, даже если другие его осуждают. Чёрт, у неё появилась дочь! Пятый стал дядей. Клаус… Клаус точно не осудил бы его. Клаусу было бы насрать. Ему практически всегда, сколько Харгривз был мелким, было плевать. Он уже с юных лет начал забивать на то, что ему говорят, уходя в прострацию. Первый раз пришёл с лёгкой травкой в пакетике в 12. Именно тогда братья с сёстрами поняли, что он пропащий и перестали обращать на него внимание. Бэн… Бэн давно мёртв. Это тоже было сложно. Помнится, когда он в двадцать три прочёл сохранившуюся книгу, смог выдавить из себя несколько слезинок горького сожаления. Одного он не смог спасти, и не сможет уже никогда. А Ваня…её мнение всегда нейтрально. Она не видит в людях плохого, лишь пассивно наблюдает за происходящим и принимает любые расклады. Хотя, она до ужаса впечатлительная, и, скорее всего, не согласится прикасаться к нему, как только узнает, сколько крови невинных им было пролито. А что бы сказала Долорес? Он знал её всего пару дней и искренне не понимал, как она может общаться с тем, что выросло из его непутёвого братца. Помниться, она рассказывала, что в одно время Клаус честно пытался бросить, а потом сорвался. Вначале ему казалось, что его братец влюблён в Пемберли. Но все сомнения рассеялись, когда он увидел его озверевший взгляд. Тогда он сказал ему, что Долорес собрала вещи и ушла, а Клаус смотрел на него бешеными глазами. Тогда даже бутылка воды, которую он сжимал казалась оружием. Было много крика, Сеанс громко хлопнул дверью, оповещая весь дом о том, как он зол на тупого брата и его беспечность. Именно тогда он понял, что этих двоих связывает очень сильная платоническая любовь, природу которой ему было не понять. Хотя, наблюдать за ними было очень интересно. Почему ему казалось, что Долорес могла принять его сторону? — Бред, — он даже в слух сказал это, во всеуслышание опровергая собственную мысль. Конечно она не поймёт его. Ведь это она так жалась к нему в том грёбаном торговом центре. Как к последней спасительной соломинке. Она даже пуль боится, сама мысль о смерти заставляла её дрожать. Именно тогда он понял, что с ней не так. Она наполовину потеряна, а на вторую жива. И с каждым днём половина полной потерянности росла. Девушка сама об этом упоминала, наливая очередную порцию виски, а Пятый только успевал удивляться, как она не пьянеет от такого количества алкоголя. Он вообще только удивлялся. Со своих тринадцати он практически не общался с людьми, и каждый новый человек казался ему открытием. Копаться в нём, искать отличительные черты, понимать его личность стало чем-то вроде хобби. И в Долорес он не мог уловить чётких черт. В ней нет основы. Она как дом без фундамента, стоящий на божьем слове, на который лишь дунуть нужно - развалится. И она либо очень старательно охраняла свой дом, либо не находила людей, которые хотели бы его разрушить. Хотя, может у него просто хреново получается познавать чужие души, и пора забросить это дело, начав заниматься чем-то существенным. Именно с такими мыслями он пошёл в душ. Там он соскрёб с себя небольшой слой пыли, которой нахватался в торговом центре, оставшуюся агрессию и запах миндаля, который казался удушающим. Потом переоделся в чистенькую форму, повязал галстук на шее и посмотрел в зеркало. Что ж, мешки под глазами и побелевшие губы, более острые скулы и вымученная полуулыбка - это всё, чем он мог похвастаться. Однако, для него это не было необычным — во времена апокалипсиса он выглядел и того хуже. Спускаясь по металлической пожарной лестнице он думал, насколько правильным было решение никого не предупреждать о своём исчезновении. А потом её сменила мысль о том, что эти эгоистичные придурки должны благодарить его за то, что он расхлёбывает хрень, которую они натворили. Шуршание в мусорном баке привлекло его внимание ещё в начале лестницы. Однако, когда бесформенный ком начал вырисовываться в тощего мужчину, облачённого в какой-то кусок потрепанного временем меха, Пятый понял - незамеченным пройти не вышло. — Кла-а-аус, — протянул Харгривз, спрыгивая на землю, после отряхивая руки, хотя, грязными они не были. А тот, к кому обращались слова в начале, даже не услышал его, бормоча что-то про "безумно важную вещь из безумно важной шкатулки, из-за которой Пого не может от него отстать". — Клаус! — уже громче, чтобы привлечь внимание. Скорее из интереса, какого хрена его брат роется в этом…зловонном кошмаре. — Знаешь, — и только увидев его лицо он понял, что Сеанс уже навеселе. А сейчас всего восемь утра, — сначала я хотел спросить у тебя, что ты делаешь, а потом понял - мне плевать. — О, Пятый. Так ты уже проснулся? Как посидели вчера? — вначале скаут и не понял, о чём его спрашивали. Уровень понимания Пятым фразы, кинутой Клаусом было видно по лицу первого — сначала щёки его порозовели, потом он побледнел весь, кроме области на лбу и подбородке, потом скривил губы. И все эти метаморфозы под громкий клаусовский смех. — Не дай бог ты кому-нибудь расскажешь, я тебя… — А мне незачем. Я сделал пару фоток, они сами за меня всё расскажут! Вы такая сладкая парочка, понимаешь, грех было не сделать пару селфи. — Клаус, что ты несёшь. Мы спали. — Вместе, — облизнув губы уточнил голубоглазый, опираясь о кромку мусорника так, будто это балконные перилла. — Как же малыш Пятый и малышка Ло-ло оказались в такой пикантной ситуации? — Не вижу в этой ситуации ничего…пикантного, — он всё ещё пытался сообразить, как доказать Клаусу, что увиденное им - мираж, вызванный наркотой. А потом до него пришло осознание — зачем он вообще разговаривает с ним об этом? Разве это должно иметь какую-то ценность. Мир скоро откинется, а он тут треплется с братом о барышнях. — Хотя, знаешь, пошёл к чёрту, у меня есть дело. — Какое же? Я то думал, что ты по братику соскучился. Хотел провести со мной вре-е-емя… — Мечтай,  — фыркнул он, оборачиваясь. — Ну же, Пятый, я могу помочь, — крикнул он ему в спину, и ему так же громко, с долей раздражение ответили. — Не нужна мне твоя помощь. Только под ногами будешь путаться! — Эх, Бэн, вот так и выходит. Я не видел его семнадцать лет, а он даже не может уделить мне пятнадцать минут. Вот и вся наша братская любовь, — деланно-грустно прошептал Клаус, а после вновь нырнул в горы мусора, пытаясь отрыть там записную книгу отца. А парень, лет девятнадцати на вид и видный лишь Клаусу, хмыкнул, про себя подмечая, что ему в последний раз уделяли время в детстве. На похоронах. Пятый тем временем залез в фургон, раздобытый им не так давно не самым честным путём, и, посмотрев на часы, вздохнул. Ехать он мог хоть сейчас, но там придётся ждать до закрытия. Почему он не мог поехать позже? Ответ прост — тогда он бы чувствовал себя слишком бесполезным и ущербным, а такого допустить нельзя. Это плохо влияет на работу, особенно когда твоя работа — спасение людских жизней. Пусть даже эти люди неблагодарны до кончиков ушей. Заворачивая в очередной двор и паркуясь прямо перед нужным зданием, Пятый откинул сидение, устраиваясь в нём поудобнее. В рюкзаке, которые он взял с собой, было кофе в термосе и какая-то книга из обширной Харгривзской библиотеки — то, по чему он скучал в самую первую очередь во время всемирной разрухи. Время тянулось невыносимо медленно, будто стекло плавили, а потом не успевали оглянуться - оно уже застывало. И так по новой, раз за разом, минута за минутой. Казалось, ожиданию нет ни конца, ни края. Потому он решил достать из бардачка заброшенную туда книжку, останавливаясь взглядом на обложке. Забавно, что он выхватил из общей стопки, валявшейся на дубовом столе именно эту книгу — "Гордость и Предубеждение". Она вся была в пометках, он помнил это ещё с детства - Грейс читала её девочкам каждую ночь, и, о Боже, как же это было нудно слушать. Джейн ему всегда казалась недалёкой глупышкой, а Элизабет — непоследовательной. Кажется, именно в тот период, когда мама читала эту книгу, он и попросил себе комнату на третьем этаже, подальше от остальных. Именно тогда он и начал отдаляться. *** — Клаус! — буквально через три минуты после того, как уехал Пятый, из окна своей комнаты показалась Долорес. Внимательно всматриваясь в лицо друга, чтобы понять, трезв он или нет, она после прокричала. — Доброе утречко, Бэн. — Ну да, для начала нужно сказать привет Бэну, а не мне! — Клаус, ты глухой, я блять понять не могу. И вообще, что ты забыл в мусорнике? — Я ищу очень важную вещь! — Что ты успел потерять? — Слушай, мне немного неудобно разговаривать с тобой с расстояния в четыре метра. Давай я всё найду, вернусь в дом и тогда мы погово… — Не тяни кота за яйца и выкладывай, что ты уже потерял. — Дневник отцовский. Выкинул из той шкатулочки с перламутром. — Клаус, ты…что? — Я всё объясню! — Я иду к тебе, жди. Уже через десять минут Долорес отвесила Клаусу первый подзатыльник, спрашивая у неба, за какие грехи он послало ей такое наказание. — Я не понимаю, как Бэн тебя терпит. — Я тоже не понимаю, — голос, слышный только Клаусу явно был согласен со словами и благодарен такой странно высказанной поддержке. Клаус нахмурился, смотря сначала на "пустое место", потом на Пемберли. — Вы сговорились, да? Зачем же мне вообще жить, если вы не любите меня, не хотите тратить на меня своё время? — начал ныть Клаус, жалуясь на свою нелёгкую жизнь — Ой, Клаус, молчал бы, а, — закатила глаза Ло, — где ты мог посеять эту книжку? — Я выкидывал её сюда, а мусор ещё не увозили. Она должна быть здесь. Серьёзно, клянусь тебе. — Я верю тебе, не переживай. Но как объяснить, что её здесь нет? — Логично предположить, что её кто-то нашёл и забрал, — высказал своё предположение Бэн, подходя к Долорес и рассматривая её. Что же, миловидная. Он иногда думал, что они могли бы подружиться. — О…о чёрт, Бэнни, ты гений! — Что он сказал? — а ещё, она считалась с его мнением так, будто сама его видела. — Что её мог кто-то забрать…но тогда… о нет, Пого убьёт меня! — вот тут Клаус действительно испугался. На него этот Шимпанзе наводил ужас ещё с розового детства, когда отчитывал за разбитые тарелки. — Так, собирай мозги в кучу, Клаус…тут есть камеры? На этом месте? — Я не знаю, но мы можем спросить у Грейс или у Лютера, они должны знать. — Хоть я и не верю, что мы чего-то добьёмся, но самое время попытаться, да? — она вновь тронулась в сторону дома, посильнее кутаясь в куртку — по спине всё чаще стал проходить холодок. — Всё лучше, чем моя смерть в таком юном и прекрасном возрасте, — заговорил Сеанс, тащась за ней. — Харгривз, тебе тридцать, — открыв ворота, скрипучие, кстати(надо бы их смазать), Долорес уверенно направилась ко входу — Я же говорю, юный и прекрасный возраст! — Ты неисправим. — Я идеален, зачем мне исправляться, сладкая? О, Пого, доброе утро. Ты сегодня так круто выглядишь, такой серьёзный. Новый пиджак? Пого, смотря на него взглядом "Клаус-ты-что-идиот?", вздохнул, пытаясь, видимо, успокоиться.  — Благодарю, мистер Клаус. Мне казалось, что вы заняты важным делом… — Ох да, мы заняты очень важным делом, — бесцеремонно ворвалась в чужой разговор Лора, кивнув, — могли бы вы нам показать, где в этом доме есть камеры? Нам нужно кое что проверить. — Хм, и что же у вас за дело, мисс Пемберли? — Ну…э…мы…мы Пятого найти не можем! Вот, да! Глаза Пого сверкнули из-под очков, губы растянулись в хитрой усмешке.  — Вы проявляете к мистеру Харгривзу очень много внимания, Мисс Пемберли. Интересно, очень интересно… — Пого! И вы туда же! — Ну, а что? Тут всем не хватает немного романтики, вот и думаешь на всех и сразу. Надеюсь, вы мне простите такую вольность, — он всё также улыбался, поманив их рукой, приглашая пройти на второй этаж. — Вот, видишь. Не один я вижу, что вы проводите слишком много времени вместе, — начал Клаус, но его тут же оборвали. — Замолчи, а. — Мне кажется, или ты покраснела? Пого, Смотри, да она покраснела! Кому-то здесь очень нравится Пятый, да? Ло, честно, я пытался прививать тебе хороший вкус… Скажи, где я провалился? — Клаус! — она была благодарна лестничному пролёту за лёгкий полумрак, и что щеки у неё скрыты за пылающими огнём волосами. Иначе было бы ещё более неловко. — Да, Мистер Харгривз. Думаю, в своё время мы все обо всём узнаем. Верно, Мисс Пемберли? А она лишь открывала и закрывала в возмущении рот, смотря, как Клаус и Пого посмеиваются, переглядываясь. — Ой, да идите вы! И Пого даже не сказал её, что надо бы следить за выражениями, лишь посмеялся. — Прошу, — уже через пару минут они были у комнатки с камерами. Маленькая неприметная дверка, самое лучшее расположение — дети туда никогда не залезли бы. Плюс, рядом находилась комната шимпанзе, что было ещё безопаснее. Они вошли без стука, думая, что там никого нет. Но, видимо, они ошиблись, ибо застали Элисон и Лютера в очень интересном положении — их лица были в сантиметрах трёх друг от друга, и смотрели они друг на друга не так, как на других братьев и сестёр. Долорес лишь хмыкнула — эта ситуация подтвердила её самую интересную теорию. Они двое влюблены в друг друга, и сейчас доказали это. Стоило непрошенным гостям ворваться в их маленький мирок, они отскочили друг от друга настолько, насколько это позволяла маленькая комнатка. А Долорес в этом момент лишь улыбнулась, удовлетворённая тем, что не одна пребывает в смущении. — Что вы тут забыли? — прошипел Лютер, враждебно смотря на них. И только Долорес хотела ответить, как Клаус ответил за неё. — Хотим найти по камерам малыша Пятого. Лори соскучилась. Да, принцесса? — Клаус, я тебе щас руку оторву и засуну тебе её в... — Пятого? Долорес ищет Пятого? Интересно… — протянула Элисон. Кажется, она также как и Ло была готова хвататься за любую возможность выйти из щепетильной ситуации. — А вы что тут делали? — хитро спросила Ло, приставными шажочками предвигаясь к камерам. — А мы, а мы тут… — забубнил Лютер, который, к слову, очень раздражал Пемберли. Был таким грозным, а ещё безумно глупым, и считал что он истина в первой инстанции, лидер этой шайки, хотя лидером его уж точно никто не назначал. А цифра один значила лишь то, что его промаркировали первым, вот и всё. — Не ваше дело, — в заключение проговорила Элисон, освобождая место для Долорес. И пока та искала нужную камеру и перематывала плёнку, Клаус застыл на месте, смотря одно-единственное видео, чуть раскрыв рот. — Это что…мама? — пролепетал он, опираясь о стену, не веря в происходящее. — Да…да, Клаус, это мама, — удовлетворительно кивнула Элисон, опустив голову. — Скорее всего, мы будем проводить сегодня собрание. Семейное, — последнее слово она выделила, выразительно смотря в чужой затылок. — Не беспокойся, шоколадка, у меня планы на вечер, — кажется, Элисон была готова поперхнуться возмущением.Что за дерзость? — Есть! — остановив камеру на нужном месте, она, к сожалению, увидела лишь затылок неизвестного и дутую куртку. Даже цвет не понятен, только модель. — Чёрт, да таких же сотня по городу ходит… — достав телефон, она сфотографировала его, — и если мы хотим найти его до того, как он вас разоблачит, нужно спешить. — Что? Вы про что? — А это уже не ваше дело, — передразнив её, Долорес направилась к выходу. — Договаривай, Клаус, и быстрее, у нас очень важные дела. — Извини, Долорес, — нужно отдать бугаю должное - он хотя бы пытается быть с ней вежливым. — Да? — Клаус нам…нужен. Мы бы хотели попросить его помочь нам. — И какая такая помощь вам нужна? — Мы хотим найти Пятого. Если хочешь, можешь тоже поучавствовать, ведь ты так сильно рвалась к нему, — захлопала ресницами Элисон, на что получила смешок со стороны Сеанса и возмущённый взгляд со стороны Ло. — Чудно. Так и сделаем, — вопреки её ожиданиям пропела она, хлопнув в ладоши, — только мы не будем искать его всем консилиумом, правда? А то он нам головы оторвёт и как украшение в своей комнате повесит. — А ты, я вижу, всё знаешь, — закатила глаза темноволосая. — Вообще, она права. Пятый пристрелит нас на месте, если увидит всю толпу. Так что мы пойдём…без Элисон. — Я и не собиралась идти, — закатила глаза женщина. — Клаус, может тогда и ты останешься? Поможешь мне приготовить ужин. — О! Семейный ужин на обсуждении причастности матери к убийству отца, какая прелесть…ой, я не должен был этого говорить, да? — Не переживайте, я ничего не слышала, — подняв руки в жесте "сдаюсь“, Ло обернулась к Клаусу. — Мы вполне могли бы сходить с Лютером. А ты оставайся. Развлечётесь, парней обсудите. — Я надеялся, что парней буду обсуждать с тобо-о-о-ой, — протянул Харгривз, обняв её за плечи и улыбаясь. — Отвали. И приготовь что-то съедобное, пожалуйста, — фыркнув, она скинула его руку, посмотрев на Лютера, — пойдём. Тот растерянно кивнул, смотря на Элисон, будто спрашивая у неё совета.  — Да ладно, не сожру я тебя. Не сегодня... — на удивление, именно после этой реплики Элисон расслабилась, кивнув. — Есть предположение, где его искать? — спросил он уже на выходе, на что Пемберли кивнула. — Есть одна идейка. Сколько нам ехать до центра *******? — Минут двадцать на автобусе. — Ну что ж, тогда поехали, — взяв его за рукав, чтобы не потерять в толпе, она направилась в сторону остановки, расслабленно напевая себе под нос какую-то мелодию. *** — Пятый! Пятый, твою мать! — она видела, как он, приоткрыв рот, смотрит в никуда. И не могла достучаться с минуту, пока он наконец не обратил на назойливый звук внимания. Дёрнув головой, будто сбрасывая наваждение, он протёр глаза. Убедившись, что он их увидел, Лютер открыл дверь, садясь на первое сидение. С трудом, кстати, шепча ругательства. — Что… Лютер, тебе нельзя здесь быть! — возмущённо прошипел он, а после, понизив голос, добавил заговорщическим шёпотом. — А как ты меня нашёл? — бугай многозначительно посмотрел назад. — Милый фургончик, одобряю, — Ло осматривалась, крутясь на пятках и улыбаясь, — доброго утречка. — Убирайтесь! Вас тут не должно быть. Я занят вообще-то! — Ну как, нашёл своего одноглазого? — подойдя к нему со спины, спросила Долорес. — Надоела. — О чём это она? — спросил Лютер, подняв бровь. — Не слушай её, это же Долорес! — Эй! — хлопнула она его по плечу, выказывая своё возмущение. — Чёрт, Ло, угомонись! Лютер, чего ты хотел? — Я…я… — он запнулся немного, отведя взгляд, а после всё же решился попросить, — Долорес, не могла бы ты? — Ах. Да, конечно. Позовёте, как договорите, — кинув, она вышла из фургончика, доставая из заднего кармана джинс пачку и после закуривая. Как только дверь за ней захлопнулась, Лютер смог выдохнуть. — Возможно, Грейс виновата в смерти отца. Поэтому ты должен вернуться в Академию. Это важно. — Важно? Важно? Лютер, ты даже не понимаешь, что на самом деле важно, — фыркнул Пятый, сжимая руль, похлопывая по нему пальцами. — Ты что чёрт возьми задумал? — Поверь, тебе не понять, — пожал плечами Пятый. — А ты попытайся. Как я помню, я всё ещё главный в этой семье, — пробасил Лютер. — Как я знаю, я на двадцать восемь лет старше тебя, — заметил в ответ Пятый, смотря на брата в упор. — Знаешь, Пятый, в чём твоя основная проблема? — Надеюсь, ты объяснишь мне, — усмехнулся он, всем видом показывая - вот, я тебя внимательно слушаю. — Ты считал, что ты лучше нас…даже тогда, когда мы были детьми. Вот только ты не понимаешь, ты в той же заднице. — Я не считаю, что я лучше вас, Лютер, — начал он под расслабленный выдох бугая, который позволил себе подумать, что одержал над ним победу, — я это точно знаю. Я делал такие вещи там, в апокалипсисе, которые тебе даже не снились. И всё это для того, чтобы спасти вас, — после этого он неожиданно перевалился через Лютера. — Долорес! Заходи, — крикнув это, он после понизил голос, смотря Лютеру прямо в глаза. — А тебя я попрошу на выход. — Что? — Я говорю, что прошу тебя на выход. Нам нужно работать. — С каких пор ты работаешь с семнадцатилетними наркоманками? — Семнадцатилетняя наркоманка понимает больше твоего… прости, Лютер, правда. Я всё объясню, как у меня будет время, хорошо? В начале он хотел обидется, но потом чуть расслабился. — Ладно. Если что звони, окей? — Окей. В этот момент в фургон вновь ввалилась Долорес, успев увидеть лишь спину Лютера.  — Ага. То есть мне тоже уходить? — от неё пахло табаком и клубникой. —Нет, ты останься. Куришь? — Типа того. — Хороший выбор сигарет. — Спасибо. Так вот, сладкий, какой у нас план действий? — Следить. Нам нужно понять, кому может принадлежать этот глаз. Мы будем ждать, пока в лабораторию привезут новую партию, проберёмся туда и узнаем, на кого зарегестрирован протез. И ещё хоть раз назовёшь меня сладким - пальцы дверью прищемлю. — Оу, да ты романтичный. — Ещё как. — А, я не смогу побыть с тобой до вечера. Мне нужно кое-куда съездить. К девяти я снова смогу подойти, если захочешь. — И какое же у тебя важное дело? — спросил он. — Я…хочу повидать бабулю, — прошептала она тихо. На что получила лишь кивок. — О, Джейн Остен. Хорошая книжка, я читала её, когда совсем девчонкой была. — Ты и сейчас совсем девчонка, — заметил Пятый, чуть вытягивая шею, всматриваясь в людей, входящих в здание. — Точно, я всё забываю, что ты дедуля — Эй, не называй меня так. Звучит очень…удручающе. — Зато правдиво, — хохотнула она, скидывая кроссовки и закидывая ноги на сидение. — Мне очень нравилось, как описали отношения Дарси и Элизабетт. Красиво получилось, драматично. — А ещё глупо. Они потеряли слишком много времени. — Зато провели это время с интересом. — Никогда не слышал, чтобы боль так характеризовали. — Всё бывает в первый раз. — Да…а я никогда и не читал её, кстати. — Как так? Можно сказать, ты потерял пол жизни. — Как-то…пропустил я этот момент. — Хочешь, я почитаю тебе? Если это не будет слишком сильно отвлекать, — после этой реплики Пятый вспомнил, почему переехал на другой этаж, подальше от остальных. Наверное, правильнее было бы отказаться, но он лишь неуверенно кивнул, пару раз ударив указательным пальцем по рулю. Долорес же устроилась поудобнее, укутавшись в толстовку и перехватив покрепче книгу.  — "Холостяк, если он обладает солидным состоянием, должен настоятельно нуждаться в жене, такова общепринятая истина." — начала она, пробегая глазами по тексту. Читала практически с тем же выражением, что и Грейс, чуть с придыханием. Даже не мешала, что было удивительно. Так прошло примерно полтора часа.Они пару раз прерывались, чтобы попить кофе, обсудить какие-нибудь реплики или просто пошутить. А потом вновь возобновляли чтение. Она даже заставила прочесть Пятого пару страниц, но тот вскоре сдался, сказав, что лучше спрыгнет с бруклинского моста, чем начнёт ещё хоть раз читать вслух. — "Однако сами люди так изменяются, что в них непременно замечаешь что-то новое…" — дочитав, она вновь отложила книгу чуть в сторону, практически сразу после этого словив взгляд Пятого на себе. Тот, привыкший за эти полтора часа к бубнежу напрягся. — Кофе? — Нет, нет…дело не в том. Даже не верится, что…что скоро конец света. — Его не будет, Долорес, — он говорил уверенно, настолько, что хотелось верить. Даже если это и невозможно. — Ты так веришь, что сможешь предотвратить его? — А ты не веришь? — В это? — спросила она, смотря на него. Они молчали несколько секунд, просто смотря глаза в глаза. — Конечно верю. Я верю в тебя, Пятый Харгривз. Спасибо. Он вначале не понял, что она сказала, а потом едва заметно поднял уголки губ вверх, отводя взгляд. Он очень давно не слышал слова спасибо. Только обвинения. И чёрт, кажется, это было именно то, в чём он нуждался. — Это хорошо, что я делаю всё не зря. — Чувак, ты мир спасаешь. Это точно не зря! Честно, если ты победишь, надо будет это отметить. — Мы каждый день отмечаем, если ты не заметила. — А у нас каждый день поводы. Нет, серьёзно. В первый день ты явился весь в крови в три ночи, во второй нас чуть не расстреляли два клоуна в детских масках. — Точное описание, — хмыкнул Пятый, закрывая глаза. — Тут просто грех не выпить. — По такому случаю мы должны были бы выпивать каждый день, не находишь? — О, точно. Вы всегда находите приключения на свой геройский зад. У вас это в комплекте с силами при рождении даётся что ли? — Ага. Типа того, иначе как нам людей спасать? — Действительно, — они вновь смотрят друг на друга, только на этот раз момент ощущается немного по-другому. Звуки отошли на второй план, время будто прекратило свой ход, и вдруг… — Пятый, смотри. — А, что? — Фургон. Подъезжает туда. Это оно? — спросила она тихо, отворачиваясь, пряча взгляд куда-то в пол. — Да, оно, — в отличии от неё Пятый не был смущён. Он, кажется, уже забыл всю эту ситуацию и теперь во все глаза наблюдал за товаром, который разгружали работники клиники. И даже у Долорес перехватило дыхание. Это были глаза и документы на них. Ещё совсем немного, и они будут у цели. *** — К девяти я буду, помнишь? — спросила она, сжимая в руках сумку. — Ты уже раз триста это повторила, сложно не запомнить. Иди уже, чем быстрее освободишься, тем лучше. — Хорошо. Если что пиши, окей? — Я же сказал - хорошо. — До встречи. — Ага, — она вышла из машины. Вечерний воздух ударил в нос. После теплоты фургона на улице ощущался холод, и она повела плечами. Недалеко от места где свой фургон расположил Пятый, стояло несколько машин такси, которые были очень кстати. — Здравствуйте, — Ло подошла к первому же водителю, приветливо улыбаясь, — вы бы не могли подвести меня к **** кладбищу? Мужик, что стоял и спокойно пил кофе чуть не поперхнулся, услышав точку, в которую нужно ехать, потом всё же прокашлялся, поняв, что это была крайне невежливая реакция и кивнул. Долорес, как только залезла в машину, сразу протянула водителю оплату — к бабушке она всегда ездила на такси, даже если денег практически не оставалось. Они доехали до места назначения через двадцать пять-тридцать минут. Поблагодарив водителя, Пемберли захлопнула дверь машины, ещё с минуту смотря, как она уезжает. На кладбище всегда было холодно. Казалось, что ты здесь не один. Клаус один раз согласился съездить с ней, и после практически неделю отсиживался дома, не соглашаясь выходить на улицу - столько мёртвых было огромным стрессом для его мозга и способности. Путь к могиле Мадам Пемберли проходил через небольшую рощицу. Могилка была небольшой, держалась от других могил особняком и не привлекала внимания. Долорес, подойдя к ней, положила руку на холодный гранит памятника и села на колени. — Привет, бабуль. С днём рождения тебя…прости, что не приходила раньше. Как ты? — теперь, после знакомства с Клаусом даже лёгкое дуновение ветерка казалось ей знаком от бабушки. — А я…а я с новостями. Помнишь, я рассказывала тебе про своего знакомого в последний раз? Он теперь мой лучший друг, стал мне почти как брат. Мы вечно вместе. Так вот, недавно я познакомилась с его семейкой…они все там супер-пупер…ты ж говорила мне про них, когда я мелкой была, — оперевшись спиной о памятник и закрыв глаза она продолжила, а лёгкая прохлада значила то, что бабушка внимательно её слушала. — Они…они крутые, на самом деле. Нет, некоторые конечно бесят меня, но вспомни хоть одного человека, который бы не бесил меня. Да и я их бешу. Лютер, он…больше, чем я думала. Рама такая. Прям охренеть можно. Диего я видела только один раз, он спутал меня с девушкой лёгкого поведения…да, я тоже думаю, что он придурок! Элисон, она…милая женщина, и хотелось бы пообщаться с ней больше, но её я раздражаю даже больше, чем Диего. Пятый...да, странное имя, скажи? Так вот, с Пятым я общаюсь лучше всех остальных. У нас с ним сразу нашлись темы для разговора. Он просто…в какой-то мере такой же, как и я.У него та же история с цифрами. И, знаешь, какое у нас с ним общее дело? Мы спасаем мир от конца света. Подумать просто, да? Твоя самая обычная внучка в компании самого странного представителя самой странной семейки штата спасает людей от неминуемой гибели. И знаешь, это страшнее, чем я думала. То есть, осознание того, что скоро мы все умрём, и…и всё на наших плечах. Ведь об этом никому не расскажешь. Тебя просто посчитают идиоткой и упекут в психушку. Я ведь даже не представляю, как именно мы умрём и что сотрёт нас с лица земли. Спросишь, почему я так просто ему поверила? Не знаю, просто…просто поверила. Он человек такой, внушающий доверие. А ещё, ему пятьдесят восемь, а выглядит он на шестнадцать максимум, это так забавно. Вообще, вся эта ситуация забавная. Знаешь… — она вновь замолчала, глубоко вдыхая, чтобы голос не дрожал. — Тебя нет уже пять лет, но мне так тебя не хватает. Не хватает твоего совета. Вот бы ты сказала, что мы можем сделать, как бы нам не ошибиться. Ведь сейчас на кону стоит жизнь миллиардов…и, ещё, возможно, я прихожу сюда в последний раз. Если всё получится, если мы остановим всё это дерьмо, я попытаюсь приходить как можно чаще, хорошо? Просто…просто будем разговаривать, да? — снова прошептала она, погладив землю под собой пальцами, будто гладила старческую морщинистую руку. Просидела так практически час, молча, просто наслаждаясь гробовой тишиной. Бабушка ведь воспитывала её. То есть…в прямом смысле этого слова. Новорожденная девочка нахрен не была нужна своей матери. И она бы непременно отправила её в приют, если бы не бабуля — та не позволила этого сделать, буквально заставила невестку оформить документы на опекунство и дала девчушке имя. Названа она была в честь какой-то женщины, по словам бабушки очень выручившей её когда-то — Долорес Антуанета. Хотя бабушка всегда звала её либо Лора, либо Антуанета, никак иначе. Она учила её есть, учила говорить. Провожала в школу и защищала от обидчиков, которые норовили поиздеваться над уже тогда хрупкой девочкой. Она ограждала её от боли, она делала всё, чтобы Долорес выросла достойным человеком. Уже к пяти годам внучки она начала видеть странности — та спокойно складывала в уме четырёхзначные числа, которые называли на кассе и никогда не ошибалась. Тогда кассирши приторно-сладко улыбались и совали ей в руку не менее приторную конфету, как вознаграждение. За что? Непонятно. Тогда женщина, тогда ещё вполне молодая — бабушке Долорес не было и пятидесяти — начала заниматься с внучкой, развивать её способность. Покупала тетради, книги по математике, следила за всем, иногда сама не в силах понять, как маленькая девочка решает подобное. Её не стало, когда Долорес было тринадцать. На работе случилась утечка ядовитого газа. Женщина отравилась и в скором времен скончалась, так и не приходя в сознании. Вот теперь некому было обнимать её по ночам и успокаивать, когда за горло хватали приступы. Некому было закрывать её от проблем. Ей было больше некого любить, не от кого получать любовь. Мать отказалась от неё в тот же день, смотря в глаза без сожалений. Долорес была готова поклясться — в сумке у неё лежала бутылка палёной херни, которую женщина называла алкоголем. Эта бессовестная, как любила выражаться бабушка, женщина лишь справилась о размере своего наследства, и получив ответ, удалилась. Хоронили бабушку достойно - приезжал её дядя из Германии. Тогда он сунул ей в руку сто долларов, попросил прощения. Очень крепко и долго обнимал её, доходчиво объясняя, почему не может забрать. У него была молодая жена, беременная их общим отпрыском, которая не терпела чужих детей. В приют её определили через два дня. И тогда она поняла, что имела в виду бабушка, когда говорила, что ни за что в своей жизни не отпустит её в этот ад - там было ужасно. Её сразу не взлюбили — в свои почти четырнадцать она выглядела на десять и была слишком радостной. Дети в таких местах жестоки и им не понравилось, что новенькая не была такой же. Пару избиений, несколько краж личных вещей и куча насмешек не смогли изменить её. А воспитатели никак не пытались решить этот вопрос, только пожимали плечами и говорили, что не в силах исправить чужое поведение, что Долорес должна быть умнее и никого не слушать. Она сбежала оттуда на свой день рождения. Тогда ей исполнялось четырнадцать, и, загадав желание на счастливый побег, решилась. Поздно ночью выползла из своей кровати и украла у какой-то девчонки рюкзак. Схватила из стола воспитателя немного денег, взяла из шкафа пару вещей, остригла волосы практически под пацана (чтобы её было сложнее узнать), выкрала свои документы из общего стола и побежала. Побежала куда глядели глаза, на автобусе добралась до другого штата, всё, лишь бы полиция её не нашла. В первый же день, прибившись к местным бездомным, она над баком из-под нефти, в котором горел костёр сожгла документы - последнее, что напоминало ей о старой жизни. И, кто бы мог подумать, никто не стал её искать. А она практически месяц бегала от местной полиции и гопников, пряталась по самым отвратительным и неприметным городским подвалам, делала всё, чтобы её не вернули обратно. И это продолжалось бы долго.Только в один день её нашёл мужчина двадцати семи лет, в странных легенсах и с расширенными зрачками. Тогда она познакомилась с Клаусом. Он, благородная душа, поднял ребёнка, находящегося практически в бессознательном состоянии на руки. Положил спать и, когда она проснулась, выдал комплект чистой одежды и пообещал, что не сдаст её копам. Тогда он не внушал доверия, она много молчала в его присутствии, отказывалась называть своё имя — боялась, что он из службы опеки, и сделай она хоть шаг в сторону - попадётся. Но на месяц знакомства она всё же сказала, откуда она, сколько ей лет, как её зовут. Поведала обрывками свою историю, подробно расписала самые отвратные моменты жизни в приюте. Доверилась Клаусу и совсем об этом не пожалела. В мыслях она совсем потеряла счёт времени. Только когда почувствовала, что пора возвращаться, ведь обещала, поднялась на ноги, с сожалением оглаживая руками памятник. — Пока, бабуль. А может быть и прощай. Я люблю тебя. Если что - встретимся на той стороне. С такими словами она покинула кладбище, вновь набирая номер такси на изрядно потрёпанном телефоне. Усмешка коснулась её губ. Иронично. Ведь действительно, если они с Пятым не справятся, она увидит бабушку намного раньше, чем планировала. *** — Приветики. А, — она завалилась в фургон к восьми вечера, сжимая в руках два стакана с свежезаваренным кофе. Протянув один Пятому, она сделала глоток из своего, — что у нас новенького? — Ничерта. Такое ощущение, что эта дрянь не закрывается, — он кивнул в знак благодарности и протянул ей свой пиджак, который всё это время валялся на подлокотнике — Они ж должны долго работать, да? — она натянула его на себя, чувствуя тепло. Пальцы начали медленно, но верно оттаивать. — Как видишь, — отхлебнув из стакана, он поставил тот в держатель, видимо, впервые за два часа позволив себе закрыть глаза. — Дружище, ты не хочешь поспать? За пару дней ты спал от силы часа четыре. Я могу посторожить пока, если хочешь, а ты выспишься. — Я не могу спать, у меня задание. После конца света отосплюсь. — Если ты грохнешься в обморок, сильной погоды твоё геройство не сделает. Ты вообще ел? — Ну… — Я поняла тебя. Не ел. И хватило же ума, господи. — Эй, следи за выражениями, когда разговариваешь со старшими. — Я сейчас куплю нам пару сэндвичей, и ты съешь свой у меня на глазах, понял? — Ага, — не отрываясь от дороги, но всё же усмехаясь проговорил Харгривз, — только поспеши. — Скучал по мне? — Ещё чего. Есть хочу. — Эх, Пятый, ничего в тебе святого, — сказала девушка, оставляя в мащине стакан и выходя из неё. — Долорес. — М? — Оставь пару сигарет. — А, окей. Держи, — она подождала, пока тот вылезет из фургона вслед за ней, а после протянула пачку, достав из неё одну. Тот благодарно кивнул, достав одну себе. Подкурив, Долорес кинула зажигалку Пятому на колени, точно уверенная, что своей у него нет, а сама отправилась в ближайший фаст-фуд, посильнее запахивая пиджак. Пока стояла в очереди, успела скурить сигарету и дважды пожалеть, что не взяла ещё одну. — Здравствуйте, мне два сэндвича с курицей. Спасибо, — положив на витрину деньги, она посмотрела в сторону. — Увлекаешься академией Амбрелла? — спросил парнишка, что стоял в фургончике и готовил сэндвичи. — Я тоже их обожаю. Прикинь, они всего на десять лет старше меня! — он шипелявил, говорил через нос и выглядел самым отталкивающим образом. — Нет, это друга, — фыркнула она, взяв в руки пакет, — хорошего вечера. Пятый, как она и предполагала, курил уже вторую, смотря куда-то в темноту улочки. Странно, здесь фонарей меньше, чем в других районах города. Подойдя к нему, она протянула оба пакета. — Держи. Я пока Клауса наберу. — Опять смыться хочешь? — протянув ей половину, оставшуюся от сигареты мальчишка принялся за сэндвич. Долорес подняла брови, но всё же приняла никотин в руки, докуривая.  — Да нет, они с Элисон должны были готовить семейный ужин. Может, мы ещё попадём на него, как думаешь? А потом и спиздим эти твои документы. — Ты хочешь, чтобы я весь день разведки перечеркнул, чтобы… — поймав на себе красноречивый взгляд он вздохнул. — Окей. — Отлично, — набрав нужный номер, девушка терпеливо ждала ответа, но его не последовало ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. — Ну что там? — Пятый… Клаус не отвечает. — Может телефон на столе оставил. — Может быть, — кивнула она, — перезвонит, если что. — Угу. Но он не перезвонил. Ни через полчаса, ни через час. Он вообще не перезвонил. *** — Пятый, почти десять. Мы сегодня вообще поедем домой? — она уже в четвёртый раз зевнула, и, видит бог, с каждым разом раздражая Харгривза всё больше. — Пока я не узнаю, что они замышляют - нет. — Господи, чувак, тебе серьёзно нужно выспаться. Я уже заебалась смотреть в одну точку. — Я тебе с самого начала говорил, в чём заключается наш план, окей? — Окей-окей. Сбавляй обороты. Видишь, этот Ланц уже выходит оттуда. Мы можем быть свободны, правильно? — Не правильно, — прошипел парнишка, заводя фургон. — Погоди, так мы должны были понять, во сколько он отправляется на работу, увидеть новую партию и ещё проследить, куда и как он отправляется домой? — Ага. — Этого ты мне не говорил. — Я определился с этим по ходу дела. А теперь не бубни мне под руку, мешаешься. — Окей. Я припомню тебе это, так и знай, — фыркнула она, откидываясь на спинку сидения. Тронулись они буквально через двадцать секунд после того, как мимо них проехал главврач клиники, которая, если честно, не вызывала у Долорес никаких тёплых чувств. Они ехали за ним практически через весь город, иногда останавливаясь, чтобы тот не заподозрил слежки. " Отпустить" его Харгривз решил только у самого дома, поняв, что, видимо, туда он и ехал. Стоило компактной синей машине скрыться за поворотом тринадцатиэтажки, Пятый расслабленно выдохнул, откидываясь на спинку сидения.  — Пол дела сделано. Теперь осталось узнать у него, кому принадлежит это, — он раскрыл бардачок, смотря на глаз, который начинал пугать Пемберли. — И устранить его как можно скорее. — Окей, но как ты планируешь это сделать? Ты ж не подойдёшь и не скажешь, как в прошлый раз "здравствуйте, дядя доктор, дайте мне пожалуйста списки всех ваших покупателей, раскрыв врачебную тайну и наплевав на безопасность", — пропищала она, размахивая руками. — Он же ничего тебе не отдаст. — Поверь, Долорес, я найду способ его убедить в том, что это дело - важное. И тебе бы в этом убедиться не мешало — Я очень серьёзно настроена, честно.Но раз мы уже узнали, где он живёт, ответь мне. Теперь-то мы можем ехать домой? — Можем. Честно, ты заколебала меня. — Я хочу спать, хочу в душ и хочу есть, так что чем быстрее ты поедешь, тем меньше выслушаешь. — И стоило брать на важную миссию детей... — Мне семнадцать! — Говорю же - детей, — поворачивая, он вновь поехал, уже по обратной дороге, направляясь прямиком к дому Харгривза, всё так же споря с Долорес ни о чём. приехали они в половине одиннадцатого, и первое, что увидели — стеклянную крошку на плитке возле дома и сидящего на ступенях Диего. — О боже, что здесь произошло… — прошептала Долорес, шагнув внутрь очень маленького переднего дворика. Стекло неприятно захрустело под ногами, а Второй поднял голову, окидывая их взглядом. — Посмотрите-ка, явились. Где вы пропадали весь день? — он был настолько истощён и расстроен, что даже не попытался язвить. — Задницы ваши спасали, — в отличии от него, Пятый всегда готов, — не потрудишься сказать, что здесь произошло? — Двое в масках ворвались в дом и растрелли его к чертям. — Все целы? — обеспокоенно спросила Ло, уже готовая в любой момент ринуться к двери. Клаус, чёрт, там ведь оставался Клаус! — Да…нет…я не знаю… Пятый, они отключили маму, — в конце пролепетал он, вновь обхватывая голову руками и дрожа всем телом, хотя погода на улице была плюсовая. Скаут, на её удивление, присел возле брата. — Диего, возьми себя в руки. Не думаю, что мама хотела бы видеть подобное. — Пятый, они назвали твоё имя, несколько раз! Ты понимаешь, что они пришли не за нами, они пришли за тобой? — Они? Сколько их было, Диего? — он схватил разгорячённого в порыве обвинений брата, встряхнув того за плечи. — Как они выглядели? Пойми, это важно! — Двое, женщина и мужчина, в стрёмных масках. Это не первое их нападение.Скажи честно, ты виноват в той резне в пончиковой? — Чёрт подери, — шикнул Пятый, поднимаясь на ноги и пиная камушек от злости, — какого хрена этим ублюдкам не успокоиться? — Они с затычкой в заднице, это уже можно было понять, — у Ло уже щёки горели от беспокойства, но она не могла просто так сорваться с места и пойти искать Клауса, приходилось ждать скаута. Тот, заметив изменения в её лице ненадолго собрался с мыслями. — Мы проверим, всё ли хорошо с остальными, а ты, Диего…успокаивайся, ладно? — Конечно. Куда же я денусь, — прошептал мужчина, отсаживаясь, пропуская их вперёд. Пемберли буквально влетела в зал, осматривая все лица по очереди. Никто не ранен, однако, среди Харгривзов недоставало двоих братьев. В гостиной сидели только Элис и Ваня. — Где Лютер? — заметив пропажу спросил Пятый, игнорируя обиженный взгляд, посланный ему Элисон. В глаза сразу бросалось то, во что превратился дом — всё стеклянное побито, люстра сброшена на ковёр. Стены первого этажа как решето. Дорого им обойдётся ремонт. — Бар не пострадал? — после второго вопроса он чуть не отхватил подзатыльника от третьей, ловко уворачиваясь. — Он в своей комнате. Тут…так много произошло, где вы были? — спросила Ваня, поднимая взгляд со своих коленей. В голосе читался явный укор. Чёрт, бугай им что, вообще ничего не рассказывает? И Долорес непременно ответила бы, если бы не вопрос, который так интересовал её.  — Клаус тоже в своей комнате? — Клаус? А я не…а я не знаю, где он, — честно призналась Ваня, — после нападения мы его не видели. — Твою мать…