Талисман

Саша.       Убрав телефон обратно в карман, я прислонилась головой к стене, глубоко вздохнула, постаралась выровнять дыхание и сердцебиение и, собравшись с мыслями, отошла от стены, подойдя к двери. Зайдя внутрь, я увидела, как Тоня по-прежнему сидит, закрыв лицо руками, и изредка дергается от изобилия слез, льющихся из её глаз. С сожалением вздохнув, я подошла к ней и, сев рядом, приобняла за плечи. — Тонь, – тихо позвала её я. – Тонь, послушай. Я понимаю тебя, мне бы тоже не хотелось бежать без тебя, и, поверь, я поступила бы точно так же на твоем месте, но... — Что?.. – подняв голову и посмотрев на меня влажными от слез глазами, тихо и шокировано спросила она. Либо это у неё гормональный сбой, и она из-за него не в силах сдерживать себя, либо она и вправду настолько сильно переживает, что всего за каких-то полчаса выплакала столько слез, сколько не выплакивала за всю свою сознательную жизнь. — Пойми, – начала я говорить, сама не замечая того, голосом, которым говорят все врачи, когда пытаются объяснить, что болезнь, которой человек болеет, – неизлечима. – Это нужно в первую очередь тебе. Ты сбежишь сейчас, вместе с парнями, а потом уже и я через некоторое время. — Что?.. – опять так же тихо повторила она, смотря на меня испуганными, удивленными, не верящими в мои слова глазами. – Саш, но... Но как же мы?.. Как же наша дружба? Как же клятва: «вместе на века во все времена»?       Её детский и наивный взгляд, полный веры и надежды на то, что все мои слова – неправда и что я говорю это просто так, ранил меня в самое сердце, сильно и неприятно сжимая его. Мне было больно смотреть на неё и рушить своими словами все её мечты и надежды. — Тонь, я всё помню, – грустно улыбнувшись, сказала я и взяла её за руки. – Но пойми, нам нельзя здесь оставаться. — Дак давай сбежим вместе, – с каким-то энтузиазмом начала говорить она, сев напротив меня поудобней и поджав под себя ноги. Она смотрела на меня горящими глазами, еле заметно и наивно улыбалась и, казалось, до последнего не хотела верить в то, что бежать ей придется всё-таки одной. – Помнишь... помнишь, ты говорила: «Уйдем из детдома, заживем самостоятельной жизнью»? Помнишь? — Помню, – с грустью усмехнулась я, вспоминая, как два месяца назад, когда ещё «Нервы» не появились в нашей жизни, после очередного нашего "концерта" на БЖ я мечтала о том, что когда-нибудь мы свалим из этого заточения и заживем счастливой жизнью. Но всё это в прошлом... Детские, глупые мечты. Сейчас всё гораздо серьезнее. — Дак давай воплотим твои мечты в жизнь? – продолжая смотреть на меня наивными, полными энтузиазма глазами, говорила Тоня. – Через две недели нам уже можно будет выходить на улицу. И в очередной раз мы выйдем и не вернемся. Ну, давай, Саш? Зачем нам эти «Нервы»? Ведь мы мечтали жить вместе, помнишь, а? — Тонь... Это всё лишь мечты, – стараясь говорить спокойным и успокаивающим голосом, я смотрела ей в глаза и продолжала держать за руки. – Куда мы пойдем, когда сбежим отсюда? Где мы будем жить? На вокзале? Ты, я и твой ребенок? Это ведь не жизнь, пойми. Мы не сможем жить вдвоем нормальной, полноценной жизнью, понимаешь? — Мы что-нибудь придумаем, – продолжая до последнего надеяться на лучшее, с жаром сказала Тоня. – Обязательно придумаем! — Тонь, родная, пойми... — Я не хочу тебя бросать, – неожиданно сорвавшись на шепот, дрожащим голосом сказала она. В её глазах опять проступили слезы. – Я боюсь тебя здесь оставлять. — Родная, – искренне улыбнувшись её словам, я поняла, насколько крепка наша дружба. Протянув к Тоне руки, я крепко её обняла, прижав к себе. – Всё будет хорошо. Не волнуйся. Тоша пообещал, что вытащит меня отсюда. Ты веришь?       Она так же крепко меня обнимала, вцепившись пальцами в мою футболку. Я чувствовала, как её изредка трясет, и слышала, как она шмыгает носом, прерывисто дыша. — Веришь, что всё будет хорошо? – опять спросила я. Она кивнула. Неуверенно и слабо. – А мне… ты веришь мне? — Да, – тихо сказала она, кивнув на этот раз уверенней предыдущего раза. — Сделаешь так, как попросят ребята? – тихо спросила я, стараясь говорить четко и уверенно, хотя внутри меня всё тряслось и дрожало. Тоня молчала и не шевелилась. – Тонь? — Да, – сглотнув ком, вставший в горле, тихо и неуверенно ответила она. — Вот и умница, – грустно и в то же время счастливо улыбнулась я. Грустно от того, что моя единственная и лучшая подруга со дня на день уедет из этого детдома, и неизвестно, когда мы снова встретимся. А счастливо от того, что жизнь моей любимой подруги будет намного лучше, чем могла бы быть. – Главное, верь мне. Всё будет хорошо, я обещаю, – гладя её по волосам, тихо сказала я, пытаясь убедить и Тоню, и саму себя в правоте этих слов.       Всё будет хорошо.       Я обещаю.       Он обещал...