потемки наших сознаний

Солнечное утро в Риме никак не способствовало повышению настроения Реборна. Слабость от транквилизаторов невыносимо раздражала, но, к великому сожалению киллера, остановить их приём он не мог, рискуя окончательно потерять контроль над телом. Впереди ждала утомительная поездка в поисках своего ученика. Первая же квартира, в которой Реборн обычно останавливался, находясь в Риме, была пуста. Закинув рюкзак вглубь квартиры, мужчина устало рухнул на диван в кухне-гостиной. Квартира была полна пыли и казалась совершенно необитаемой, что было неудивительно в силу редких посещений в последние несколько лет его репетиторства. Киллер не знал, за что браться в первую очередь. На повестке дня стояло слишком много задач, среди которых было связаться с Верде и найти транспорт для посещения других своих укрытий, и было желательно, чтобы эти два пункта не пересекались. Не хватало, чтобы всякие безумные ученые проникали туда, где им быть не следовало. Немного полежав, киллер вспомнил, что в прошлое посещение оставлял в шкафу початую пачку спагетти. Желудок сразу же напомнил о своём существовании протяжным криком кита. Не успев вскипятить воду в старенькой кастрюле, мужчина напрягся, когда в дверь постучали. Идя в сторону входа, Реборн вытащил из тайника пистолет. Об этой квартире никто не знал, а те, кто знал, уже не могли никому рассказать. Изолированный вход через крышу и чердак соседнего дома полностью исключал вероятность появления соседей. Тело упорно не хотело открывать дверь, желая спрятаться и притвориться, что дома никого нет. Приблизившись к двери, киллер ушел с линии возможного прострела, прислоняясь плечом к косяку. – Кто? – О! Вы всё-таки дома! – послышался высокий детский голос за дверью. Какого черта здесь делает ребёнок? Реборн осторожно приоткрыл дверь, пряча руку с оружием за дверь. – Сеньор, у вас не будет сахара? – Прости, что? – спросил мужчина в недоумении. В мире мафии стоило ожидать любого подвоха, даже от детей. Девочка в старых, местами потёртых и рваных джинсах, в майке явно не первой свежести, мало была похожа на киллера, подосланного неприятелями. – Ах, точно! Вы, наверное, плохо говорите по-итальянски! Давайте я повторю на японском, вы же говорите по-японски? Не зная, как реагировать, мужчина кивнул. – Тсуна-сан просил передать вам информацию, как только вы придете. Я могу войти? Опасно сузив глаза, Реборн пропустил девчонку внутрь. – Ой, а у вас вода кипит. Аркобалено закрыл дверь и направился к плите, чтобы закинуть пасту в воду. Девочка сидела за столом, явно ожидая, что её покормят. Мужчина сел напротив, кладя руку с пистолетом на столешницу. – Как ты выследила меня? – Вы проходили через мой чердак, сложно не заметить гостей у себя дома. Мужчина наклонился к собеседнице. – И что же он просил передать? – Паста сварилась. Раздраженно цокнув, аркобалено вернулся к плите, для того чтобы разложить еду по тарелкам. –Ну? – Тсуна профил не пить мноха тавлеток, – жуя макароны, сказала девочка. – Что-то ещё? Девочка, не отрываясь от еды, протянула сложенный в несколько раз листок. «Здравствуй, Реборн». Мужчина бросил взгляд на девочку. «За Ребекку не беспокойся, я научил её только одной фразе на японском. Я знал, что первым делом ты появишься в этом месте, поэтому позволил себе немного пополнить холодильник. Ты достаточно умный, скорее всего, ты решил проблему с нервозностью какими-то транквилизаторами (надеюсь, не дошло до применения нейролептиков). Думаю, достаточно очевидно, почему ты читаешь записку, а не разговариваешь со мной. Я хочу отдохнуть, и надеюсь, раз ты не слушал меня, когда я был собой, то воспримешь всерьёз мои слова сейчас. На обратной стороне я написал, какие таблетки и в каком режиме принимать. Не угробь мое тело, пожалуйста». – Просто невероятно. – М? Реборн, а ты чего не ешь? – Да что-то аппетит пропал, – он подвинул свою тарелку к Ребекке, – доедай, если хочешь. – Конечно хочу, кто же меня, си́ротку, покормит ещё. – Знаешь, для японца ты неплохо говоришь по-итальянски, но только имя какое-то странное, – обмолвилась девочка, отказавшаяся покидать квартиру. Даже после того, как Реборн буквально выкинул её за дверь, она снова оказалась в помещении, проникнув через открытое окно. Её не смущало, что залезать с крыши на тоненький подоконник – опасная затея. – Итальянский – мой родной язык. – Но ты же не итальянец. Лучше бы он не открывал это чёртово окно. Пристрелить ребёнка не было проблемой для мужчины, но утилизировать труп в центре Рима, когда ты в теле подростка, накаченного седативными препаратами, уже сложнее. Хотелось курить, и не тех электронок, что предпочитал Тсуна, а обычных и желательно крепких сигарет. – Я бы посоветовала тебе скрыть пламя, но не буду, ты же взрослый и умный. Реборн обернулся у самой двери, но увидел лишь фигуру, скрывшуюся в оконном проеме. Девчонка породила еще больше вопросов. Аркобалено за эти несколько дней не обратил внимания на небесное пламя, будучи занятым иными проблемами. Тревога начинала давать о себе знать. Достав из рюкзака таблетки, Реборн запил их водой, снова укладываясь на диван. Небесное пламя ощущалось по-другому, нежели солнечное. Оно казалось более мягким и всеобъемлющим, но в то же время оно совершенно не грело, будто его пропустили через ледяную воду. В квартире стояли барьеры для изоляции излучения, и Реборн, не боясь быть обнаруженным, попробовал призвать пламя. На кончике пальца появился небольшой рыжий огонек. Во лбу начинало неприятно колоть. Пустив больше пламени через руку, мужчина закричал срывающимся подростковым голосом. Сначала лоб, а после и всю голову будто пронзали ледяные иглы. Из-за того, что Реборн потерял концентрацию, пламя погасло, забирая с собой боль, будто её и не было. Так быть не должно, и Реборн знал это. «Холод и боль в голове при вызове пламени, как это вообще связано?!» Перед глазами всплыло воспоминание: Тсуна бежал через двор к дому, по-детски пища от страха, сзади он слышал собачий лай. Тсуна боялся, что его укусит это страшное существо. Дверь в дом оказалась закрыта, он не успел бы её открыть до того, как его настигнет чихуа-хуа. Он врезался в дверь, собака была всё ближе. Реборн чувствовал весь тот ужас, который испытывал ребёнок. Тело резко наполнилось силой и теплом, которое исходит от чистого неба. Пламя давало силы, приободряя дух, будто излечивало душу своим сиянием. Тсуна в воспоминании вспыхнул, словно спичка, и так же резко погас, но, тем не менее, пугая и прогоняя жалкую шавку. На вспышку пламени из дома вышел Емицу и старик, в котором Реборн узнал Тимотео. – Тсуна, это ты сейчас сделал? – спросил Девятый, опускаясь на колено перед мальчиком, залитого слезами. Тсуна, всё ещё плача, кивнул. – Емицу, я думаю, надо запечатать пламя во избежание более серьёзных инцидентов в будущем. В конце-концов, он хоть и претендент на моё место, но сам понимаешь, ему лучше остаться гражданским. – Я понимаю и не хочу втягивать его во всё это. Тсуна непонимающе поднял влажные от слёз глаза на взрослых. Девятый приставил ко лбу Тсунаёши набалдашник своей трости, и в тот же миг Реборн ощутил ту же боль, что и несколько минут назад. Ледяные иглы пронзали голову, расходясь по всему телу, заставляя дрожать от холода и боли. Мозг будто замерзал, а вместе с ним и какая-то часть его души. Мир перед глазами будто стал на несколько оттенков бледнее. «Чёртов Девятый, Мадонна, если бы я только знал».