Птичка

Что удивительно, так это то, что тряски в последнее время не так уж и много. Всё проходит относительно спокойно и гладко: Ноэл пиздит по делу, Боунхэд обходится без фирменной иронии, по ночам Лиам не натыкается на долбоёбов и Птичку (он однозначно их предводитель). Да и рано или поздно привыкаешь даже к самой неприятной части своей весёлой рутины. Совсем как, когда он, будучи мелким салагой, приучал себя к терпению по возвращению домой из школы, заранее предполагая, как именно отец отмудохает его в этот раз. «Он сегодня не в настроении»‎, — глухо бросал Ноэл, открывая ему входную дверь. Живот и ноги Лиама сводило судорогой от страха, а ещё — хладнокровия брата. Он о подобном спокойствии перед карой мог только мечтать. «Это всё ради Пола и мамы, когда до тебя уже, блять, дойдёт»‎, — звучит заевшей пластинкой голос Ноэла в его голове. Ради Пола и мамы. И Лиаму этого вполне достаточно для мотивации и отсутствия угрызений совести. Поэтому он бывало поднимается по ступенькам лестницы на пресловутый третий этаж и стучит в не менее пресловутую дверь справа — звонок давно сдох. Он слышит некое копошение внутри, но Тони не открывает, поэтому Лиам стучит ещё раз. И ещё, и ещё. Тишина. Он раздражённо топчется на месте, еле сдерживая желание выбить дряхлую древесину, но лезть в блядский наркопритон уж точно не входит в список его желаний. Лиам нервно поднимает глаза на верхний этаж и так же поспешно их опускает. На долю секунды ему кажется, что он заметил что-то странное, но глупая увлечённость Птичкой утомила, что правда не отменяет того, что она по сей день его гложет. Поэтому Лиам снова смотрит вверх и видит — знакомая дверь открыта настежь. Он в ступоре вперивается в неё взглядом и моргает. Так. Хреново. В подъезде тихо и темно, Лиам точно не знает, сколько сейчас времени, но скорее всего, позднее девяти вечера. Доносится чья-то короткая перебранка, затем всё вновь смолкает. Лиам облизывает пересохшие губы и бросает осторожный взгляд на дверь Тони. Тишина начинает давить на виски. Лиам делает медленный первый шаг и переступает ступеньку, потом ещё одну и ещё, пока не замечает в щели между стоек перил уткнувшегося лицом в колени Птичку. Он ютится в самом углу этажа и выглядит пугающе умиротворённым, словно бы и не дышит вовсе. Лиам сглатывает и, озираясь, переступает оставшиеся ступеньки. Он опускается на корточки перед Птичкой, пытаясь высмотреть его лицо. Дышит. «Блять»‎. Лиам осторожно касается его плеча, он смотрит на чуть покрасневший кончик уха, взлохмаченные волосы, запястья птичкиных рук. Впервые за чёрт знает какой срок его грудь распирает от всеобъемлющей нежности по отношению к этому одинокому, несчастному, такому же, как он сам, существу. «Ну и что с тобой делать-то?»‎, — Лиам удивляется тому, что сказал это вслух. Он не хотел. — Ой*, — тихо зовёт Лиам, горько улыбаясь. Когда он касается шеи Птички указательным и средним пальцами, она ледяная. — Давай зайдём внутрь? Птичка вдруг ёрзает на месте, мыча что-то бессвязное, следом поднимает на Лиама хмурое, помятое лицо. Лиам неловко берёт его под руку, Птичка, непривычно для самого себя, повинуется, шатаясь, встаёт в полный рост. Как только Лиам делает шаг в сторону его квартиры, он оглушительно громко, чётко произносит: — Нет. Лиам оборачивается. Он в первый раз слышит его голос столь отчётливо. Руку не отпускает, ни в одну из этих ночей не отпустит. Собственный внутренний трепет раздражает его. «Школьник ты, ёб твою мать, нерадивый, затолкни его уже туда так, чтобы он больше оттуда не высовывался»‎. — Нет. Нет! — Птичка переходит на крик, он сжимает руку Лиама в ответ с такой силой, что тот не находит лучшего варианта, чем, во-первых, заткнуть ему рот ладонью, во-вторых вдавить его в стенку напротив. — Завались, уёбок, просто, блять, заткнись, — Лиам чувствует его влажные, холодные губы, ладонь дрожит и потеет. — Тебе так тяжело быть просто нормальным? Я... Снизу доносится щелчок. За ним звук дрожащей щеколды, затем — открывающейся двери. Тони, видать, соизволил явиться миру. Птичка испуганно перестаёт трепыхаться, загнанно дыша в его ладонь. Они теснятся ещё пару секунд, тараща друга на друга глаза, прежде чем Лиам медленно спускает влажную руку с его лица. — Не голоси, понял? — он неуверенно отходит от нахохлившегося Птички и торопливо спускается вниз. Ну что, блять, за вечер такой? Лучшей тактикой сейчас будет загнобить Тони с таким, нахуй, энтузиазмом, чтобы торчок больше никогда не добирался до двери так долго. Он перепрыгивает последние ступеньки, хватается за выступ в стене и чуть ли не залетает к Тони в квартиру. Тот дёргается от неожиданности, съёживаясь, — видать, догнал, что дружок зол. — Я был в отключке пару минут назад, отчаялся и задрых, потом слышу шум, но даже двинуться не получилось. Потом тишина, чей-то голос, и я вспомнил, что ты должен был зайти и... — Да-да, я понял тебя, приятель, но больше так не делай, усёк? — перебивает сумбурные оправдания Лиам, злость постепенно сходит на нет, и это... странно. Тони ошалело кивает ему в ответ, дивясь собственному везению. Лиам был уверен, что выбьет из бедняги всё дерьмо, а затем догадывается — он просто хочет поскорее отъебаться от одного долбоёба, чтобы пойти нянчиться с другим. Он достаёт небольшой пакетик из кармана парки и нетерпеливо выпаливает: — Бабло, ну? Тони отупело моргает, пуча глаза на его руку, и выдаёт: — Ща-ща, бля, секунду, есть где-то. Он обратно теряется в квартире теперь уже с новой целью. Лиам выдыхает сквозь зубы и сжимает челюсти, потирая глаза. Наверху подозрительно тихо. Он рассеянно отводит взгляд от порога на лестницу и следующее, что он видит — грязные ботинки. Он поднимает глаза и видит Птичку, задумчивого и угрюмого. Он хочет пройти мимо него, но Лиам, теперь без прежней обходительности, вцепляется в его руку и уже собирается высказать ему всё, что об этом думает, но голова Тони очень не вовремя высовывается из проёма и там же остаётся. Он пялится на них, переводя взгляд с одного на другого. Лиам пускает Птичку, кусая внутреннюю сторону щеки от стыда, протягивает руку Тони. Тот вкладывает в неё купюры, заодно рассматривая Птичку, неуверенный в том, что ему можно доверять, и внезапно выдаёт: — Не знал, что вы с братом подались в сутенёры. Лиам чувствует, как ярость подпрыгивает от желудка, достигая глотки, и сквозь зубы чеканит: — Не знал, что любители хмурого пытаются в иронию. Он пихает Тони пакет куда-то в его худощавое лицо и отворачивается от двери, тот поспешно выдёргивает купленное из рук Лиама и захлопывает дверь. Наступает тишина. Лиам облизывает губы и поворачивается к внимательно изучающему его Птичке. Он смотрит не как раньше, всё ещё не так, как следовало бы, но уже по-другому. Лиаму эти изменения ни о чём не говорят. Он подходит к Птичке, тот, вздохнув, начинает первым: — Ты не из тех, кто понимает «нет»‎, не так ли? — Не так ли, — на более остроумный ответ Лиама не хватает, он взволнован, возбуждён и никогда раньше не слышал голос Птички. Он даже злиться по-настоящему не может. — С закрытым ртом тебе было лучше. Птичка поджимает губы — задело, значит. Лиама внутренне сворачивает — он ведь стоит поодаль от него, наверняка он услышал замечание Тони. Но тот, похоже, решительно плюёт на критику, Птичка делает шаг назад, тут же спотыкаясь, вновь усаживается на холодный пол и обнимает перила, прикрывая глаза. — Я ненадолго, правда, — он говорит это скорее самому себе, чем Лиаму. Его глаза закрываются и открываются всё медленнее — небось хочет переночевать здесь же. Лиам знать не знает, отчего Птичка не переносит собственную квартиру настолько, что предпочитает ей оплёванный и набитый окурками подъезд, но таким образом и пневмонию подцепить можно, поэтому он не сдаётся. — Ой. Я тебя заебал, знаю, но ты меня не меньше, поэтому вставай и возвращайся обратно. — Нет. — Что нет? — Нет, не заебал. — Птичка по-детски потирает глаза и чуть погодя поднимается, потягиваясь. Лиам ошарашенно глазеет на него и неуверенно отступает к стене — ему впервые идут навстречу. Птичка сам подходит к нему, смотрит своими сонными большими глазами куда-то ему в ноги. Лиам мнётся, не зная, идти ли ему за ним, пока Птичка обходит его и начинает осторожно подниматься наверх. Он оборачивается на Лиама и мягко улыбается, мол, не поможешь, дружочек? Лиам пристыженно опускает взгляд и поднимается по лестнице, в сотый, наверное, раз беря его за сухую, небольшую ладонь. «Блять, да он себе всё отморозил»‎, — мысли судорожно копошатся в голове, сейчас рука Птички в его ладони ощущается не как в прошлые разы. Пока они поднимаются наверх, Птичка что-то невнятно бормочет себе под нос, шмыгает, еле сохраняя сознание. И на Лиама, наконец, обрушивается осознание: «Он в говно»‎. Птичка бухой. Это немного другой тип неадеквата, но всё же лучше, чем если бы он гулял во сне. Во всяком случае, таким он податливее. Входят они в квартиру без происшествий. Лиам разувается, наблюдая за забавными попытками Птички развязать шнурки своих ботинок. Он думает помочь ему, но одёргивает себя. Это было бы слишком. Птичка сдаётся и, упав на пол, попросту стаскивает их, не развязав. Он переворачивается на бок, подкладывая руки под голову, сопит. Лиам прикрывает входную дверь и подходит к нему, в очередной раз за день, заставляя подняться с пола. В этот раз он пожирает глазами всю квартиру. Взявшаяся из ниоткуда тревога уверяет его в том, что больше он здесь не появится. Простая, скудно обставленная квартира, не большая и не маленькая, комнат, наверное, две, если не считать кухни и ванной. Кухня средняя и довольно уютная, появляется сразу после прихожей: деревянный прямоугольный стол, рядом три стула, в углу обычный белый холодильник с магнитом, гласящем что-то про Исландию, полки, плита и всё то прочее, что обычно бывает на кухнях. На столе больше чем наполовину опустошённая бутылка коньяка — виновник торжества, кожура от апельсина и пепельница, переполненная окурками. В целом довольно чисто, разве что холодно — окна открыты нараспашку. Когда они проходят кухню, и Лиам, гадая, где может быть спальня, тащит на себе полуспящее тело, Птичка вдруг поднимает голову и говорит: — Я ведь тебя знаю, да? Лиам рассеянно моргает, он действительно не знает, что может ответить на это. — А ты меня знаешь? Ты знаешь, как меня зовут? Лиам молча мотает головой. Птичка беззлобно хмыкает и спрашивает: — Как тебя зовут? — Лиам, — оно само вырывается, это смущает и злит. Но если Птичка пьян, то всё не так уж и плохо — к утру вся информация привычным образом выветрится из его светлой, несчастной головы. Так или иначе, Лиам на это надеется. В противном случае, они могли бы уже как год зваться знакомыми. — Лиам, — вторит Птичка. Лиам чувствует себя странно, словно он опять в одном из своих снов, где Птичка знает о нём то, что он сам о себе не знает, где он чаще всего либо счастливый, либо податливый. Лиам болезненно жмурится, пытаясь прогнать наваждение. Вокруг темно и холодно, лишь чуть потеплевший Птичка громко сопит в его шею. — Лиам, ты был здесь со своим братом. Ты мне понравился, знаешь. Лиам давится воздухом, заходясь в кашле. «Пиздец»‎. Он хаотичным движением потирает рукой грудную клетку. «Он помнит, он что-то помнит»‎, — это не должно его беспокоить, ведь Лиам не делал с ним ничего из ряда вон выходящего, верно? Но память — это связь. А связь с красивым, одиноким парнем, страдающем от непонятного недуга — это не к добру. Лиаму такие вещи всегда выходят боком. Ноэл и Боунхэд наверняка что-то подозревают, а ему будет как минимум неудобно перед ними. Поравнявшийся с ним лицом Птичка останавливается, выпрямляясь, он кладёт Лиаму руки на плечи и шепчет: — Я Деймон. Его глаза знакомо подёрнуты поволокой, а ресницы дрожат, он приоткрывает рот и касается своей щекой лица Лиама. Лиам боится, что больше никогда не вспомнит, как правильно дышать. А потом Птичка (Деймон?) широким движением проводит влажным языком вдоль его скулы, низко простонав. Лиам дёргается не то от неожиданности, не то от возбуждения, пока Птичка ловко пробирается руками ему под парку. Он перехватывает его ладони, но не отшатывается, а чётко проговаривает: — Нет. — Почему? — Деймон морщится в непонимании. — Разве ты не... — Нет. — перебивает его Лиам. «Потому что ты в говно, потому что ты потерянный, потому что ты наверняка будешь жалеть об этом к завтрашнему утру, потому что ты не хочешь, в конце-то концов»‎. Причин отказать немало, на самом деле, но Лиам никогда не дружил со словами. Он пытается компенсировать это невесомыми прикосновениями, мягко дотрагиваясь птичкиных пальцев. Птичка безэмоционально следит за движениями его рук, весь бледный, холодный и с ровным дыханием — живой утопленник. Он осторожно выдёргивает руки из хватки Лиама и проходит чуть дальше по коридору, отпирает дверь — Лиам не заметил её в темноте. Он входит внутрь, раздеваясь на ходу. Спальня. Лиам думает, что ему пора бы уйти, но не может заставить себя. От всего произошедшего ужасное послевкусие, а также назойливое предчувствие того, что должно произойти что-то ещё. Впереди маячит голая спина Птички, он нагибается, чтобы стянуть джинсы, остро выглядывают лопатки. Он прерывисто дышит, ковыляя до кровати, пока Лиам неуверенными, мелкими шажками приближается к его комнате. Видит как Птичка, вздохнув, плюхается на постель, заворачивается в одеяло и, чуть поёрзав, замирает. Он входит внутрь и останавливается у края кровати, воздух стылый и тяжёлый. Лиам съёживается, переводя взгляд с изголовья кровати на птичкину длинную шею, затем загривок, спину, помятое одеяло, местами облезлые бледно-жёлтые стены в пёстрых вырезках из журналов: экзотические пейзажи — африканская тематика, плакатах с какими-то, по большей части, малоизвестными ему исполнителями: «The Human League»‎ — вот это точно что-то знакомое, «The Jam»‎ — ого, уже неплохо. «Ох, чёрт, битлы»‎, — Лиам вперивается взглядом в чуть покоцанный, малозаметный чёрно-белый кусок бумаги в углу. Кажется, то был фрагмент из «A Hard Day's Night»‎, но Лиам смотрел его около трёх лет назад, поэтому не может сказать точно, да и если на чистоту, его Ноэли заставил. Не сказать, что заставил, просто одному ему смотреть было влом, а аргументом послужило: «Приобщайся к культуре, малой, заодно усвоишь, чем живёт твой брат»‎. Лиаму Битлз понравились больше, чем должны были, больше, чем Ноэл того ожидал. Только вот теперь Ноэли живёт совсем другим, а Лиам никогда не найдёт в себе смелости признаться ни брату, ни самому себе, что безумно скучает по тем временам. Вот он лежит, ворочается, пытаясь уснуть, пока Ноэли тихонько наигрывает простенький мотив (он его сам сочинил, конечно же). Лиам хмурится и хочет было приподняться на постели, чтобы пульнуть в надоеду подушкой, но вдруг слышит голос и замирает. Ноэлу свой голос категорически не нравится, Лиам знает это. Узнал, когда они ещё жили с отцом, и он нашёл под постелью Ноэла помятые тетради с непонятными текстами. Он вчитывался в аккуратный почерк брата, стараясь разобрать и те строчки, что были в спешке зачёркнуты. Лиам чересчур увлёкся, заметив чужое присутствие слишком поздно, — Ноэл дал ему смачный подзатыльник, вырвав тетрадь из-за спины. Лиам испуганно обернулся, если брат правда зол, то ему несдобровать. Но тот лишь смущённо пыхтел, стискивая зубы. — Ну чего вылупился, балда? — Ноэл наконец поднял на него блестящие глаза. — Да ничего. Не знал, что ты... поэт, — неуверенно ответил Лиам глухим голосом. — Наверное, потому что я им и не являюсь, дебил. Это песни, — он вдруг запнулся и снова отвёл взгляд. — Песни? А кому ты их пишешь, если не поёшь? А почему, кстати, не поёшь? У тебя же... — Да потому что звучит хреново, умолкни уже, — он внезапно помрачнел и уселся на кровать Лиама, сложив руки на коленях. Лиам не знал, что мог бы ответить, не задев его, поэтому, немного пораздумав, подсел к Ноэлу и крепко взял за руку. А сейчас Ноэл поёт, нерешительно, но поёт. Всё существо Лиама напрягается в предвкушении, он громко выдыхает и переворачивается набок, выглядывая брата в темноте комнаты. Ноэл замечает его лихорадочный, болезненный взгляд и смотрит в ответ, замирая. Продолжает он спустя секунд тридцать, вновь собираясь с духом. «Стесняется»‎, — думает Лиам, елозя по постели. А потом Ноэл наигрывает «Here Comes the Sun»‎, подпевая еле слышимым, дрожащим голосом. Лиам не помнит, когда именно они окончательно отказались от мечты и пришли к тому, к чему пришли. Просто в какой-то момент Ноэл устал, а ещё решил, что никогда не отпустит Лиама. Как бы сильно ему этого иногда не хотелось. Как бы невыносимо им ни было вместе. Лиам мотает головой. Ноэл, похоже, может настигнуть его, где угодно. Вообще, ему следует думать об этом в более позитивном ключе — имеются хоть какие точки пересечения с Птичкой. Он хмыкает и делает шаг в сторону — комод. Краем глаза Лиам замечает рамку. Он приближается и берёт её в руки, поднося к лицу. Чёрт, слишком темно. Птичка мямлит во сне и переворачивается на спину, Лиам дёргается, оборачиваясь на него, его глаза закрыты, беспокойно двигаются глазные яблоки. Лиам аккуратно переступает, приближаясь к окну, оно не задёрнуто, и, если фонари достаточно близко, то он сможет разглядеть фото. Свет падает на парня слева — худощавый, очкастый, поджимает губы и таращит глаза в камеру. Лиам хмурится, он знает его, во всяком случае, видел с Птичкой раз или два, но не придал этому никакого значения. Он переводит взгляд, справа — Птичка, лыбится во все тридцать два зуба и обнимает очкарика со спины, их руки невесомо соприкасаются. Похоже, они чувствуют себя более чем комфортно друг с другом. Лиам переворачивает рамку, отодвигает крепления и снимает задник. Фото с шелестом падает на пол, он наклоняется, чтобы поднять его. Подписано с задней стороны: «Албарн/Коксон '89»‎. Деймон Албарн, ну или Деймон Коксон. — На подставке в прихожей лежат ключи. Возьми один из связки, когда будешь уходить. Запри дверь снаружи. Лиам шарахается в ужасе, хриплый голос Птички прозвучал как гром среди ясного неба. Он широко раскрывает глаза, его снова накрывает лихорадочной дрожью, кажется будто всё случившееся — это очередная выдумка воспалённого разума. Потому что когда он вновь осмеливается взглянуть на Деймона, тот размеренно дышит, прижимая подушку к безмятежному лицу. Лиам мог бы простоять в левой квартире ещё чёрт знает сколько времени, если бы теперь ему не было жутко неловко. Наваливается осознание того, насколько странно он поступает, рассматривая чужие фотографии, квартиру, парня. В прихожей воздух ещё более студёный, как же иначе, он оставил входную дверь прикрытой. Лиам останавливается, напряжённо рассматривая ключи на подставке. Недолго думая, он хватает их, вытаскивает один из связки и выходит из квартиры, запирая её снаружи.