Оставленное сердце
13 ноября 2022 г. в 20:57
Приближался отъезд Рамаза из Новокузнецка, и Наринэ старалась не думать об этом, а просто наслаждалась приятными моментами с любимым человеком. Циклаури и Коркелия прогуливались по улицам города, делали друг другу приятное, пока мамы не было дома, вместе готовили ужин из грузинских блюд. Время неумолимо шло вперёд, и разлука была уже неизбежна.
Наринэ и Рамаз гуляли по улице Мичурина. Глядя на сталинки с самым простым декором, хрущёвки, построенные в пятидесятые годы, Коркелия улыбнулся и сказал:
— Завтра я уеду домой. Уже соскучился по маме, папе и Мзие. Помнишь, как мы вчера ехали в Крепость? Я купил там картины для дома и кое-какие иконы. Мои родители верующие, так что этот подарок будет им кстати.
— Рамико, я буду скучать. Буду ждать получение диплома и переезда в Ростов. Мы уже всё решили. Девочки закончат последнюю четверть, я сдам ГОСы, защищу диплом, отмечу выпускной, и мы всей семьёй переедем. Мы сможем часто встречаться и так же гулять по улицам. Смотреть на старинные дома и наслаждаться жарой. Я люблю жару ещё с детства.
— Видимо, ты вспоминаешь своё детство в Сакартвело. Н-да, тут весной ещё холодно, а в Ростове уже солнце. Уже тепло. У нас летом бывает такая жара, как на тропиках.
Идя по улице Лазо, молодые люди перешли через дорогу и добрались до железнодорожных рельсов. Переходя через пути дальнего следования, Рамаз посмотрел на столбы, держащие провода контактной сети, и пропел:
— Постой, паровоз, не стучите, колёса. Кондуктор, нажми на тормоза. Я к маменьке родной с последним приветом спешу показаться на глаза...
— Я тоже знаю эту песню. Вспоминаю, как год назад мы всеми семьями шли на гору Соколиную, и Мила пела песенку про медведей. Ещё вспомнилась про султана.
— Ну... Три жены ни к чему. Зачем делить любовь на троих, когда есть одна любимая женщина? К тому же, я не настолько богат, чтобы обеспечивать трёх жён, да ещё детей от каждой.
— Я бы тоже не смогла жить с таким человеком и делить любовь ещё с двумя бабами.
— Знаешь, Нарико, у меня на работе есть один мужичок. Он женат, у него двое детей. Так у него ещё есть любовница с ребёнком, которого он официально записал на себя. Он живёт с женой и периодически ходит к любовнице. Живёт на две семьи.
— А как его жена? Она в курсе, что её муж, можно сказать, султан?
— Её это устраивает. Просто она из деревни. Вышла из семьи алкоголиков, и он её подобрал чисто из жалости и обрюхатил, когда ей было шестнадцать, а ему двадцать два. После развода ей идти некуда, вот и терпит вот это. А его любовница — женщина, которой тридцатник, и она не могла выйти замуж, вот он и ей сделал ребёнка. Она с ним лишь потому, что у ребёнка должен быть отец. И моего коллегу полностью устраивает такой расклад. И ему прекрасно живётся. Говорит, что любит обеих.
— Видно, у него низкая самооценка, раз подбирает бедняжек из жалости, — прокомментировала Наринэ. — Возможно, его жён тоже устраивает подобное. Первая держится за него потому, что ей больше не на кого опереться, а вторая с ним из-за «тикающих часиков», потому что это был её последний шанс стать мамой.
— Возможно...
Разговаривая о жизни, молодые люди перешли на улицу Щорса и потихоньку прогуливались по безлюдной дороге. Наринэ смотрела на пролетающие мимо машины и про себя отметила:
«Н-да, романтично гулять с парнем по безлюдной улице среди полузаброшенных складов».
«Интересный у меня вышел отпуск. Не успел прилететь, так уже завтра утром улетаю домой к родителям и Мзие. Зато столько впечатлений за эти две недели. Как же быстро летит время...»
Думая о своём и болтая обо всём и ни о чём, Циклаури и Коркелия прошли мимо заброшенного стекольного завода, где тусовались все маргинальные элементы города. Молодые люди перешли через железнодорожные пути и продолжили гулять по улице Вокзальной, пока не добрались до дома. Держась за руки, Наринэ и Рамаз побежали на третий этаж.
Уже дома молодые люди быстро переоделись и пообедали. Сидя за столом, Наринэ ела жареную картошку с луком, посмотрела на своего возлюбленного, положила руку на его и хитрым голоском спросила:
— Ну что, Рамико, хочешь, я тебя порадую «золотым ротиком»?
— Хорошо. Ты уже учишься, я смотрю. И знаешь, мне уже хочется тебя полностью, но я сдерживаюсь. А так я бы тебя так распечатал. Но это надо делать аккуратно и нежно.
— Так сделаем это? — продолжала Наринэ.
— Только после свадьбы, — оставался при своём мнении Рамаз.
— Рамико, я не хочу тебя мучить. Я же вижу, что ты хочешь меня.
— Я тебя понял. Ты уже хочешь распрощаться с девственностью. Нарико, я знаю, как пользоваться презервативами. Ты же знаешь, что у меня уж есть опыт, раз встречался с двумя девушками. Хотя опыт был неудачным. Но очень хочется, чтобы на третий раз мне с тобой повезло.
Циклаури улыбнулась и кивнула головой. Доев свой обед, молодые люди отправились в её комнату. Рамаз обнял девушку и нежно поцеловал. Наринэ ответила на его ласку, положив руки на его плечи. Коркелия гладил её спину сквозь ткань разноцветной кофточки Циклаури ощутила лёгкие прикосновения, от которых была готова растаять.
Приподняв её кофточку, Рамаз поцеловал её шею и, спустившись до груди, ловким движением расстегнул бюстгальтер. Наринэ сняла с него свитер и обнажила его красивый торс. Гладя его грудь, Циклаури целовала его в шею; Коркелия касался ладонями её спины, щекоча её кончиками пальцев, считая позвонки.
— Мне так нравится тебя касаться... — прошептал Рамаз и, поцеловав её в щёку, продолжил: — Теперь я понимаю, почему ты меня хочешь. Когда постоянно касаешься и возбуждаешь любимого, он хочет большее и мучается от желания. Да, Нарико, я выполню твоё желание и стану твоим первым мужчиной.
— Да, Рамико. Твой петтинг стал моим удовольствием, но и пыткой. Я уже не могу.
— Я тоже не могу. Нарико, я горю. Мне хочется тебя. Так я в третий раз повторю свою ошибку и лишу тебя девственности до брака. Пока я не твой муж, но могу им стать.
Наринэ ничего не сказала и прижалась к нему. Взяв её за бёдра и приподняв, Рамаз прислонил девушку к себе и, когда она обхватила его талию бёдрами, поднёс к дивану и усадил на жестковатые подушки. Циклаури расслабилась от предвкушения удовольствия и почувствовала себя феей, чьи желания будет исполнять рыцарь. Коркелия возобновил поцелуи: спускаясь от шеи к ключице, он провёл языком по её соску и, взяв его в рот, медленно пробуждал в ней страсть. Наринэ хотела свести ноги, чтобы унять начинающееся возбуждение, но стоящий между ними Рамаз не дал ей это сделать.
— Не думал, что ты такая чувствительная, — прокомментировал Коркелия, оторвавшись от её груди.
Рамаз принялся целовать другой сосок, и рука Наринэ невольно потянулась к самой чувствительной точке, чтобы прочувствовать всю гамму удовольствия, но её возлюбленный отстранил её руку и, отвлёкшись от ласк, прошептал:
— Нарико, не торопись. Секс — это такое дело, что им нужно наслаждаться. А наслаждение не терпит спешки.
— Я больше не могу... — не удержалась и сказала Циклаури. — Я уже тебя хочу.
— Подожди. Всё ещё впереди.
Коркелия ласкал её грудь, и девушка погладила его волосы, чувствуя блаженство. Когда молодой человек вновь прервал ласку, Наринэ предложила:
— Давай, я сделаю тебе приятное.
— Хорошо. Я очень хочу почувствовать твой ротик.
Рамаз немного отошёл, и Наринэ села перед ним на колени, расстегнула ширинку и обнажила его уже поднявшийся член. Погладив его ствол, Циклаури провела вокруг него языком и ввела его в рот. Коркелия положил ладони на её голову и, гладя её волосы, наслаждался её движениями. Девушка плыла губами по члену и щекотала головку языком, когда доставала его изо рта.
— А ты уже становишься опытной. У тебя золотой рот, — похвалил её Рамаз.
«Спасибо. У тебя золотой язык», — подумала про себя Наринэ, но не могла сказать это вслух.
Циклаури продолжала плыть губами по члену и щекотать головку языком, ускоряя движения; Коркелия гладил её волосы, наслаждаясь нежными ласками, чувствуя растущее напряжение внизу живота. Ощущая дрожь в его теле, Наринэ понимала, что скоро он прольётся в неё, и через несколько сладостных мгновений ощутила его вкус на губах.
Его ноги задрожали от оргазма, и Рамаз встал перед ней на колени. Облизнувшись, Циклаури посмотрела на парня и, погладив его щёку, прошептала:
— Тебе нравится?
— Конечно. У тебя не только золотой рот — ты вся золотая девочка. Мне нравится с тобой общаться, мне интересно слушать про Новокузнецк. Уже уезжать от тебя не хочется. И теперь я хочу доставить тебе удовольствие.
С этими словами Рамаз взял девушку на руки и, подняв её, усадил на диван; Наринэ расслабилась и слегка развела ноги, желая большего удовольствия. Коркелия расстегнул её джинсы, раздел её догола и, гладя её правую стопу, нежно коснулся губами щиколотки. Поднимаясь вверх, молодой человек целовал её ногу, оставляя на ней бледные засосы. Циклаури замерла от предвкушения чего-то большего. Словно дразня её, Рамаз очень медленно, сантиметр за сантиметром, целовал её бедро и, остановившись у самого заветного места, прервал цепочку поцелуев.
Коснувшись губами её левой щиколотки, молодой человек неторопливо, наслаждаясь мгновениями, целовал ногу снизу доверху. Чувствуя возбуждение, Наринэ предвкушала предстоящую близость с этим человеком, за короткое время ставшего ей родным; когда Рамаз расцеловал её ногу, девушка застонала, словно просила, чтобы он погасил загорающийся в ней огонь страсти.
Сделав лёгкий массаж поцелуями, молодой человек взял любимую за ягодицы, коснулся языком самой нежной части её тела и, чувствуя её сладковатый вкус, щекотал её. Наслаждаясь его ласками, Циклаури выгнулась, сидя на диване, и, вцепившись в покрывало, постанывала от удовольствия. От усиливающегося возбуждения Наринэ свела ноги, и Рамаз ощутил на щеках тепло её бёдер и лёгкую дрожь от надвигающегося оргазма. Девушка стонала чуть громче, сжалась от накопившегося напряжения и ощутила временную потерю сознания.
Отпустив девушку, Рамаз посмотрел на неё, лежащую голой на диване, взял упаковку с презервативом, порвал фольгу и, достав его, натянул на член. Когда Наринэ немного пришла в себя, Рамаз уложил её на диван, развёл ей ноги и, нависнув над ней, спросил:
— Ты уверена, что хочешь это? Назад пути уже не будет.
— Да, Рамико. Я всё ещё хочу тебя. Ты мне сделал приятное своим золотым языком, и я хочу отблагодарить тебя.
— Я тоже хочу тебя отблагодарить за твой золотой ротик. Думаю, что тебе понравится.
С этими словами Коркелия медленно вошёл в неё, стараясь аккуратно лишить её девственности. Чувствуя боль от растяжения, Циклаури вскрикнула и от напряжения сжала мышцами уже введённый в неё наполовину член. Понимая, что попал в «западню», молодой человек расслабился и прошептал ей на ухо:
— Успокойся. Всё будет хорошо. Не напрягай её.
Стараясь не обращать внимание на боль, Наринэ слегка расслабилась, и Рамаз вышел из неё. Циклаури подумала, что он не захотел продолжать дальше из-за того, что не получилось у неё с первого раза, с наскока, но Коркелия вновь вошёл в неё. Второе проникновение было не таким болезненным для девушки, и она спокойно приняла его в себя.
Почувствовав, что стало немного удобнее, Рамаз неторопливо двигался в ней, взял её за бёдра, чтобы Наринэ могла познать силу самой близкой любви и сохранила это на память. Циклаури вцепилась в его спину и прижималась к нему, не понимая, что с ней происходило. Чувствуя нарастающее возбуждение, Коркелия ускорил движения, теряя над собой контроль, отчего девушка напряглась, оставляя царапины на его спине, словно испугалась, что он покинет её.
Заметив, что Наринэ невольно подмахивала ему, Рамаз схватил её за ягодицы и, прижимая к себе, ощутил нехватку воздуха. Напрягшись, молодой человек пролился в презерватив. Чувствуя сквозь резину тепло его спермы, Циклаури продолжала по инерции двигаться, пока не дошла до финала. Когда Коркелия покинул её, девушка чуть не потеряла сознание и переводила дыхание, лёжа с разведёнными ногами.
Посмотрев на её блаженную улыбку, Рамаз сел на краю дивана, погладил её щёку и нежно поцеловал. Когда девушка немного пришла в себя, спросил:
— Тебе было больно?
— Нет... — тихим голоском ответила Наринэ. — Мне было очень приятно, что именно ты лишил меня девственности.
— Теперь тебе будет, чем похвастаться перед девчонками, — усмехнулся Коркелия.
— Рамико, я таким не хвастаюсь. Наша постель — только наше дело. Третьим лицам там не место.
— Ты права. Всем не нужно знать, что делают двое.
Молодые люди быстро оделись и отправились готовить ужин. Когда гуляш с макаронами был готов, Тамина вернулась домой. Быстро переодевшись в синее домашнее платье, Шенгелия посмотрела на приготовленное мясо с макаронами и, помыв руки, с улыбкой прокомментировала:
— Нарико, Рамико, вы очень вкусно готовите. Спасибо вам за такую вкуснятину.
Молодые люди и женщина сели за стол. Едя ароматную свинину и фигурные макароны, Рамаз посмотрел на потенциальную тёщу и сказал:
— Я очень рад, что приехал сюда в гости. Познакомился с вами. Жаль, что не смог больше времени проводить с Гелой и Цицино. Понимаю, что у них свои семьи, что они частенько заняты. Но, когда мы все переедем в Ростов, у нас будет больше времени, чтобы вместе собраться на дни рождения и прочие праздники, поговорить обо всём. Мы с Гелой немного пообщались, когда ездили на гору.
Тамина посмотрела на дочь и заметила, что она смущённо смотрит на тарелку, не поднимая глаз. Коркелия в это время продолжал свою речь:
— После этих прекрасных дней, проведённых здесь, я хочу сделать Нарико предложение. Хочу, чтобы она переехала в Ростов и вышла за меня замуж. Чтобы у нас было двое детей.
— Рамико, я вижу, что ты хороший парень, — с улыбкой прокомментировала Шенгелия, едя макароны с мясом. — Надеюсь, что Наринэ приедет, и ты выполнишь все свои обещания.
— Мамой клянусь, что так всё и будет! — заявил Рамаз.
— Мам, в этой жизни всякое бывает, — вставила Наринэ, в задумчивости водя вилкой по соусу. — Бывает, что подолгу встречаются и даже вместе живут, а потом, после свадьбы, быстро расходятся. Или после нескольких месяцев знакомства тут же женятся и много лет счастливы. Бывает, что хранят девственность до брака, а после свадьбы вскрываются сюрпризы: то бесплодие, то размер не соответствует, то силы мужской нет, то женщина бревно. Бывает, что занимались сексом до брака, себя познали и после свадьбы абсолютно счастливы. Не чувствовали себя использованными.
Сказав это, Циклаури ощутила некоторый стыд. Чувствуя, как саднит в лоне после первого раза, девушка опустила глаза. Посмотрев на неё и поняв, что не так давно пережила её дочь, Тамина проворковала:
— Доченька, ты права. Жизнь не подчиняется правилам. Нужно жить так, как хотите вы, а не стереотипами общества.
Наринэ слабо улыбнулась и ощутила, как с её души упал небольшой булыжник. Посмотрев на маму, Циклаури про себя отметила:
«Как хорошо, когда мама поддерживает и не осуждает ни за что. Понимает, что это может произойти. И не кричит, что я согрешила до свадьбы, что я испорченная».
— Так что, я так полюбил Наринэ и понял, что две мои встречи были просто тренировкой перед главным. Видимо, ты так запала мне в душу, что мне больше никто не нужен. Моё сердце с тобой.
— Я надеюсь, что ты дождёшься меня, и мы поженимся, — с улыбкой проворковала Наринэ.
— Тамина Анатольевна, я думаю, что скоро назову вас мамой.
— Влад уже называет меня мамой. Надеюсь, что, когда мы все переедем в Ростов, ты, Рамико, будешь мне как сын. Жаль только, что мать Влада не хочет с нами общаться. Она и так не особо любила мальчика. А теперь и вовсе перестали общаться.
Молодые люди и Тамина продолжали разговаривать. Наринэ и её мама чувствовали какую-то тоску, расставаясь с человеком, ставшим для них самым близким за очень короткое время. Поговорив и поужинав, Наринэ отправилась к себе и продолжила делать дипломную работу, где осталось уже немного.
Поздним вечером девушка легла спать, но сон к ней не шёл. Наринэ смотрела в окно и раздумывала над жизнью. Ей казалось, что она поступила опрометчиво, но в то же время чувствовала себя такой свободной, ибо осуществила своё желание потерять девственность с любимым человеком. Разве это грех — отдаться любимому человеку? Разве любовь может быть грехом?
Наринэ повернулась набок и попыталась уснуть, но сон не шёл. Рамаз зашёл к ней в комнату и, положив телефон на стол, погладил плечо девушки. Циклаури посмотрела на него и спросила:
— Хочешь провести со мной ночь?
— Нет, хочу просто полежать с тобой, пока не улетел в Ростов. Скоро зазвонит будильник. Гела подъедет к дому и заберёт нас, чтобы мы уехали в Спиченково и попрощались.
— Хорошо, Рамико. А теперь давай немного полежим вместе.
Рамаз лёг рядом с девушкой и, обняв её, прижал к себе. Чувствуя его жёсткие волосы на спине и шее, Наринэ не хотела, чтобы он улетал. Прислонившись грудью к её спине, Коркелия гладил её плечо и вспоминал, как они вместе гуляли по городу, готовили разные блюда, занимались близкой любовью. Ему хотелось остаться в Новокузнецке с любимой, но семья, друзья и работа в Ростове-на-Дону ждали его. Скоро ему предстоит с нетерпением дожидаться переезда любимой, а расстояние — пока явление временное.
Когда наступил третий час ночи, зазвонил будильник. Рамаз проснулся, включил свет, быстро оделся в поглаженные Наринэ джинсы и чёрную рубашку, Коркелия посмотрел на девушку и, заметив, что она проснулась, сказал:
— Доброе утро. Скоро я улетаю.
— Какое утро? Ночь на дворе.
— Нет, Нарико. Уже утро.
Осознав, что скоро расстанется с этим человеком, Наринэ прикрыла лицо ладонями и заплакала. Рамаз погладил её волосы и, поцеловав макушку, сказал:
— Девочка моя, не плачь. Это ненадолго. Я понимаю, что нам эти дни будут казаться вечностью, но ты потерпи немного. Скоро всё у нас будет хорошо.
Циклаури обняла его и, поцеловав в шею, погладила его вьющиеся локоны. Чуть отстранившись от парня, девушка посмотрела на него и сказала:
— Рамико, мне грустно.
— Мне тоже грустно. Когда я прилечу домой, напишу тебе. Всё будет хорошо.
— Я на это надеюсь.
Поднявшись с кровати, Наринэ быстро оделась в тёплые колготки и синее платье с короткой юбкой. Молодые люди быстро перекусили бутербродами, попили чай перед дорогой. Послышался звонок домофона. Наринэ тихонько подошла к нему и, сняв трубку, спросила:
— Кто там?
— Это Гела. Пришёл отвозить вас в аэропорт.
Ничего не говоря, Наринэ нажала на кнопку, и дверь открылась. Гела поднялся на третий этаж. Думая о том, что оставил дочку у средней сестры, где Мила смотрела с Улей и Юлей мультики про динозавров, ночевала на раскладушке в просторной комнате с кузинами, где места хватало всем, ибо близняшки спали на двухэтажной кровати. Перед сном девочки секретничали о своих девчачьих проблемах, делясь самым сокровенным.
Подумав о дочке, Циклаури дошёл до двери родной квартиры и постучал в дверь. Наринэ открыла и с улыбкой сказала:
— Привет, Гело. Приехал на карете?
— Привет! — с улыбкой вставил Рамаз, помахав рукой.
— Доброе утро, молодёжь! — заявил старший брат и задал вопрос: — Ну что, дорогие мои, готовы к дороге?
— Конечно, — ответил Коркелия, — ведь мне уже не терпится вернуться домой, где меня ждут мама, папа, сестрёнка. Но я чувствую, что здесь оставляю своё сердце. Это моя Нарико. У меня были девушки, но это было совсем не то. Видимо, Богу было угодно, чтобы я встретился именно с ней, подружкой моего детства, с которой разлучился на долгие годы.
— Я надеюсь, что ты не кинешь Нарико, — сказал Гела и похлопал его по плечу. — Пусть после переезда всё у вас будет хорошо.
Рамаз улыбнулся и взял с собой чемоданчик с вещами и сувенирами, купленными в Кузнецкой Крепости. Выйдя из квартиры, Коркелия посмотрел в последний раз на этот коридор, ставший ему родным. Гела вышел вслед за ним. Выключив в коридоре свет, девушка закрыла дверь, и брат спросил её:
— Нарико, ты как? Тебе грустно?
— Очень грустно, Гело, — ответила младшая сестра. — Но я знаю, что это ненадолго.
— Я надеюсь, что мы переедем, и всё у нас сложится.
— Я тоже на это надеюсь, Нарико.
Брат и сестра спустились вниз. Гела с пульта завёл машину и открыл багажник, куда Рамаз сложил свои вещи. Циклаури с пульта разблокировал все двери, и молодые люди сели вдвоём на заднее сидение. Заняв своё место за рулём, мужчина закрыл дверь и отправился в сторону кольца на улице Сибиряков-Гвардейцев. Миновав круговой перекрёсток, Гела направил машину по улице Лазо и повернул на проспект Куйбышева.
Наринэ и Рамаз в это время гладили друг другу ладони, словно не желали расставаться друг с другом. Коркелия гладил её волосы и щёки, а девушка касалась Проезжая мимо рабочего посёлка, Циклаури посмотрел на мост через речку Абу, тяжело вздохнул, вспомнив, как первый раз официально работал там, как встретил женщину, подарившую ему «нечаянную радость».
— Здесь я работал, когда окончил институт, — сообщил Гела. — И здесь я встретил мать Милы.
— Как можно назвать матерью ту, которая бросила своего ребёнка? — не понимала Наринэ. — Скорее, она инкубатор, родившая тебе эту красавицу.
— Если ты её не любил, то зачем с ней спал? — недоумевал Рамаз.
— Мне было её жалко, ведь она детдомовка. Я ей сразу сказал, что у нас ничего серьёзного быть не может. Но она думала, что ребёнком меня привяжет.
— А почему ты на ней не женился? — поинтересовался Коркелия.
— Не хотел. Я её не любил. Она хотела привязать ребёнком. Я забрал дочку себе. Зато мы живём спокойно. У неё своя жизнь, а у нас с Милико своя. Это намного лучше, чем жить вместе как кошка с собакой.
— Сам не знаешь, что лучше, — подтвердил Рамаз. — Либо жить вместе, но мучиться, либо жить отдельно, но быть счастливыми. Кстати, как она там?
— Не знаю. Живёт своей жизнью. Она алименты не платит, а долг копится. Я её через суд лишил родительских прав за неуплату, но она думает, что лишена ещё и обязанностей. Мне, по правде говоря, всё равно, как она живёт. Может, продолжает искать себе мужа, делать аборты и рожать детей, которых бросает на очередного папу или сдаёт в детдом.
— Гело, а что ты хотел? Многие детдомовцы такие, — вставила Наринэ.
— Это так и есть, — добавил Коркелия. — Многие детдомовцы спиваются, снаркоманиваются либо плодят очередных выпускников детского дома. И ещё они не могут жить в семье. Они не умеют нести ответственность, не понимают, что за них могут беспокоиться. Ещё могут стать жертвами мошенников. Есть, конечно, достойные люди среди бывших детдомовцев, но это исключения. А они подтверждают правило.
Гела кивнул в знак согласия и отправился по ночному шоссе в сторону Прокопьевска. Наринэ и Рамаз держались за руки и гладили друг другу ладони. Девушка взяла его за руку и, гладя линии судьбы, про себя размышляла:
«Интересно, что говорят эти линии на ладонях? Что всё будет хорошо?»
Коркелия смотрел на её наманикюренный палец и улыбался, желая продлить мгновения.
Через несколько часов, миновав посёлок Загорский, Циклаури выехал за пределы Куйбышевского района и всего Новокузнецка, пролетел по посёлку Калачёво и вскоре добрался до Спиченково. С каждой секундой Наринэ и Рамаз не хотели прощаться друг с другом; им хотелось подольше остаться вместе и остановить время, но оно неумолимо шло вперёд, приближая разлуку.
Остановившись у аэропорта, Гела высадил сестру и её молодого человека и открыл багажник. Пока Циклаури держал вещи гостя, Рамаз обнял девушку и, посмотрев на неё, ощутил слезу на щеке. Наринэ заплакала и сказала:
— Рамико, я буду скучать. Пиши мне почаще.
— Конечно, дорогая. — Утерев слезу, Коркелия поцеловал её и сказал: — Я люблю тебя. Я буду ждать вас.
— Рамико, мы тоже ждём отъезда. Когда девчонки закончат этот учебный год, тогда мы переедем, — ответила Циклаури и выпалила на одном дыхании: — И я тебя люблю.
Рамаз утёр её слёзы, поцеловал её волосы, забрал у потенциального шурина свои вещи и, напоследок посмотрев на них, сказал:
— Пока. Я жду вас в Ростове.
Гела и Наринэ помахали рукой. Коркелия посмотрел на них и вскоре растворился в толпе. Брат и сестра отправились к машине. Сев на заднее сидение, девушка горько заплакала. Мужчина сел за руль, завёл машину, направил её в сторону Новокузнецка и, посмотрев на девушку, отразившуюся в зеркале заднего вида, спросил:
— Ты его действительно любишь?
— Да, Гело. Люблю.
— Почему ты плачешь?
— Гело... Я отдала ему свою девственность. Я доступная?
— Ты же не в первый день ему отдалась?
— Нет. Только вчера мы с ним стали мужчиной и женщиной. Да, я больше не девственница. Ну и что? Здесь и сейчас не действует традиция красного яблока, когда после первой брачной ночи показывают кровь на тряпке.
— Нарико, я тебя не осуждаю. Так что ты можешь довериться мне. И я желаю тебе счастья. Ты же не в первый день легла с ним в постель, а через две недели. Ничего страшного в этом нет. Сейчас есть столько средств контрацепции, а «венера» лечится, хоть это долго и дорого стоит. Не лечится только СПИД.
— Ты же ходишь к венерологу.
— Да. Надеюсь, вы предохранялись. Я, конечно, хочу ещё киндер сюрприз, но всему своё время.
— Да, Гело. Мы предохранялись. И я надеюсь, что никто у меня пока не появится.
— Смотри! — с притворной строгостью пригрозил Циклаури и продолжил: — А так... Если бы у тебя появился ребёнок, мы бы так же с ним возились, как вы помогали мне с Милой.
— Я знаю, что мы друг друга не бросаем.
Начало светать. Гела и Наринэ ехали в машине. Девушка смотрела на небо и чувствовала, что оставила в аэропорте половинку своего сердца. Когда мужчина подъехал к сталинке, он высадил сестру и вышел из автомобиля. Поднимаясь наверх, Наринэ вспомнила, как они с Рамазом пошли в ночной клуб и потом гуляли по тёмным улицам под светом фонарей. Гела шёл следом, провожая сестру. Когда они подошли к двери, Циклаури посмотрел на неё и с улыбкой спросил:
— Всё хорошо, моя девочка?
— Да. А что?
— Знаешь, Нарико. Просто я до сих пор не могу привыкнуть, что ты уже такая большая. Что ты уже не маленькая девочка, а взрослая девушка. У тебя появился молодой человек. Возможно, скоро погуляем на вашей свадьбе, и ты родишь мне племянника или племянницу.
— Я тоже на это надеюсь, — ответила девушка и скрылась за дверями родной квартиры.
Наринэ закрыла дверь, быстро переоделась и легла на диван. Чувствуя пустоту в душе, девушка посмотрела на тёмное небо и прошептала:
— Рамико, я надеюсь, что ты мне напишешь, как приедешь.
Гела спустился вниз по лестнице, завёл машину, сел за руль и, едя по тихой улице, чувствовал волнение за сестру. Он верил Рамазу, но в то же время переживал, что карма может ударить по его близким. Успокоив себя, Циклаури подумал:
«Карма-карма... Почему я всё время думаю о том, что судьба может наказать меня через дочку или через сестёр? Маньяки в “Чёрном дельфине”, в “Белом лебеде” и в “Бутырке” сидят, и им всё равно на кару небесную. А некоторые даже грехи отмаливают и не раскаиваются. А я никого из этих девиц не насиловал. Всё по обоюдному согласию. А разве поправка здоровья — это грех?»
Приехав домой, Циклаури поднялся на свой этаж и, зайдя в квартиру, переоделся. Улёгшись на диване, мужчина укрылся одеялом и крепко уснул.
Проснувшись уже после обеда, Гела приоткрыл глаза и увидел перед собой Милу. Девочка стояла перед ним в розовом домашнем спортивном костюмчике и с улыбкой сказала:
— Пап, а я тебе завтрак приготовила. Нашу любимую яичницу с беконом и помидорками.
— Милико, как ты сюда пришла? — спросонья спросил отец.
— Пап, мне уже десять лет. Я что, не могу прийти из подъезда в подъезд одного дома? Я же не через четыре квартала хожу.
— Ах, Милико. Ты мне кажешься такой маленькой. Видно, ты всегда будешь для меня ребёнком.
Сказав это, Гела вспомнил о своих переживаниях за сестру. Вспомнил, что не смог привыкнуть к тому, что она уже повзрослела. Посмотрев на Милу, Циклаури про себя отметил:
«Видимо, когда ты вырастешь и впервые влюбишься, я тоже буду долго привыкать к тому, что ты уже взрослая».
Когда отец поднялся с кровати, девочка побежала на кухню. Гела надел трико и отправился есть «завтрак по-английски». Посмотрев на папу, Мила прожевала свой кусок и задала вопрос:
— Пап, а Рамико уехал?
— Да, дочка. Но мы скоро все вместе переедем и встретимся. Может, даже погуляем у Наринэ и Рамаза на свадьбе.
— Я тоже хочу побывать на свадьбе и посмотреть, как люди женятся.
— А пока мы с тобой погуляем на детской площадке. Мы пойдём все вместе: я, ты, Цицино, Влад, Уля, Юля. Вы покружитесь на карусельке, а мы на вас посмотрим.
Позавтракав, Гела надел джинсы и свитер. Посмотрев на дочку, прибежавшую в тёплых чёрных колготках с разноцветными ромбиками и фиолетовом платьице с расклешённой юбкой, мужчина улыбнулся и спросил:
— Милико, ты, я смотрю, тепло оделась. Хорошо. Скоро пойдём, и ты покатаешься на карусельке. А пока я спрошу у Цицино, пойдут ли они с нами.
Достав мобильный телефон с разноцветным дисплеем, Циклаури откинул «раскладушку» и напечатал сообщение сестре:
«Цицино, привет. Вы с Владом и девчонками хотите прогуляться? Мы с Милой вас ждём».
Отправив СМС, мужчина ждал ответ от Цицино. Вскоре пропищал сигнал, оповещающий о новом сообщении. Гела открыл телефон и увидел ответ:
«Мы уже выходим. Ждём вас у парковки».
Гела выглянул в окно и увидел, что кроме семьи Коровиных рядом с его подъездом стояла Наринэ. Помахав им рукой, Циклаури сказал дочке:
— Милико, мы идём. Нас ждут.
Счастливая девочка надела розовую курточку и обулась в сапожки. Мужчина оделся в чёрную куртку и ботинки. Выйдя из квартиры, отец и дочь спустились вниз и покинули подъезд. Когда Гела и Мила появились на улице, Уля крикнула:
— Милико! Привет ещё раз!
— Привет, Улик. Привет, Юлик, — поздоровалась старшая кузина.
— Привет, Шоколадка, — вставила Юля, посмотрев на сестричку.
Гела посмотрел на сестёр и зятя и неожиданно для себя осознал, что в этой картине не хватает Рамаза. Не хватает его улыбки. Ему хотелось, чтобы этот молодой человек вернулся в Новокузнецк и ближе познакомился с девочками. Циклаури вспомнил, как в среду они с Милой пришли в гости к бабушке и младшей сестре. Рамаз и Наринэ играли с Милой в семью. Тогда молодые люди веселились с Милой, слушая её рассказы о школе.
Улыбнувшись от ярких воспоминаний, Гела сказал родным:
— Ну что, едем во двор и покатаемся на чужих каруселях, раз здесь нам ничего благоустраивать не хотят.
— Ура! — хором крикнули девочки.
Гела и Владимир открыли с брелоков машины, и девочки запрыгнули в салон. Цицино зашла в автомобиль мужа и устроилась на переднем сидении, а Наринэ села на заднее сидение рядом с Милой. Посмотрев на тётю, девочка попросила:
— Возьми меня на ручки, словно ты мне как мама.
Ничего не говоря, Наринэ усадила племянницу на колени. Чувствуя себя так легко и уютно, Мила улыбнулась и прижалась к тёте. Гела сел за руль и, посмотрев на сестру и дочку в зеркале заднего вида, прокомментировал:
— Вы так смотритесь. Нарико, из тебя будет потрясающая мама. Милико, ты так забавно смотришься.
— Ну у меня же нет мамы, — заявила девочка.
— Ничего страшного, — ответила тётя. — Зато у тебя есть мы. А мы все лучше одной непутёвой мамы, которой ты была не нужна.
Мила согласно кивнула. Оба автомобиля тронулись, и две семьи отправились в Центральный район. Добравшись до улицы Тольятти, они остановились возле отдела милиции и, оставив машины там, отправились вглубь двора. Заметив свободную карусель, Мила, Уля и Юля побежали и закружились. Наблюдая за девочками, Гела, Владимир, Цицино и Наринэ обсуждали Рамаза.
— Интересно, как он? — спрашивала младшая сестра.
— Я думаю, что с ним всё в порядке. Он доберётся до Ростова, — утешала Цицино.
— Не переживай. Ничего страшного, — добавил Коровин.
— Мне всё равно страшно. Я понимаю, что Рамаз по мне скучает, раз через столько лет написал мне и встретился со мной. И я очень рада, что, возможно, нашла свою половинку. Но в то же время мне страшно. Вдруг за эти месяцы он разлюбит меня и найдёт другую.
— Нарико, — вставил Гела. — Не надо переживать. Проблемы надо решать по мере их поступления. Не накручивай себя. Будь уверенной. Рамико будет с тобой.
Тем временем девочкам наскучило просто крутиться, и Мила достала свой мобильный телефон в форме слайдера. Открыв его, девочка порылась в аудиофайлах и нашла песню, выгруженную из интернета.
— Девчонки, слыхали песню Принцессы Авеню? — задала вопрос Циклаури-младшая.
— Ну да. Прикольная! — ответила Уля.
— Вообще забавная, — вставила Юля.
Мила включила песню, и по двору разлилась мелодия гитарных рифов, и сестрёнки хором подпевали:
— Девочка-ангел, девочка-ад. Она ушла и нет пути назад. Хлопнула дверь, и ты не удержал, и слёзы льются, и себя так жаль. Знаешь ей нужно быть сильне-е-е-ей! Оставь, девчонку-малолетку не губи любя — красивая она, но не для тебя. Ты старше и сильней, но не нужен ей, не нужен ей. Прости за то, что не нашла лживые слова, за то, что не смогла изменить себя и в детских её снах был другой герой, не такой...
Карусель кружилась под музыку. Когда песня закончилась, Мила покопалась в мобильнике и поставила на нём новую песню Quest Pistols, ставшую самой популярной на радио. Хаотичная мелодия играла, и незатейливая песня подростка, тоскующего о любимой, запела, и Мила, Уля, Юля громко подпевали:
— Когда настанет тот миг, тот час, тот щедрый миг любви. Когда настанет тот миг, тот час, когда сольются наши сердца. Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь, мне так одиноко. А ты уезжаешь, а ты уезжаешь надолго. Надолго. Белая стрекоза любви, стрекоза в пути. Белая стрекоза любви, стрекоза лети!
Слушая грустную песню под весёлой мелодией, Наринэ почувствовала тоску и прокомментировала:
— Вот именно эту песню я отправлю Рамико, когда он приедет.
— Думаю, он оценит это творчество, — усмехнулся Влад.
Гела смотрел на поющих девочек и вспомнил, как ещё в четырнадцать лет он, десятилетняя Цицино и пятилетняя Наринэ вставали во дворе и громко пели «Чито-грвито, чито-маргарито». Закончив петь песню из фильма «Мимино», паренёк танцевал перед девчонками подобие лезгинки и пел песню Валерия Леонтьева:
— Ну, почему, почему, почему у светофора зелёный? А потому, потому, потому, что был он в жизнь влюблённый...
Прокрутив в голове воспоминания, Гела невольно улыбнулся и спросил у сестрёнок:
— А помните, как я во дворе постоянно пел песни Леонтьева? Весёлое было время. А теперь наши дочки веселятся. Песни поют.
— Эти песни глупы и примитивны, — прокомментировал Владимир. — Знаешь же наши, советские песни? Помню, как мы с Андрюхой пели. — Остановившись, Коровин приятным баритоном завёл: — Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога. Впереди у жизни только даль, полная надежд людских дорога...
— А ты хорошо поёшь, — похвалил зятя Циклаури. — А мы с девчонками ещё пели такое. — Улыбнувшись, он пропел: — Музыка нас связала, тайною нашей стала. Всем уговорам твержу я в ответ: нас не разлучат, нет...
Делясь своими воспоминаниями и напевая песни, прислушивались к девочкам. Мила поставила на телефон песню группы Винтаж в дуэте с Еленой Кориковой. Под нежную мелодию сестрёнки подпевали:
— Ты опять увлечён чередою событий. Этот глобус в руках твоих жаждет открытий. Повторится вновь история. No regrets, no glory. Неистовый зверь, мой повелитель, моя колыбель — твоя обитель. И ты уже решил, что будет делать всё наверняка плохая девочка...
— Какие-то слишком взрослые песни поёте, — прокомментировала Цицино.
Девочки кружились на карусели и продолжали петь модные песни, не обращая внимание ни на что. Гела смотрел на веселящихся Милу, Улю и Юлю и вспоминал композиции своей молодости. Песни молодости его поколения были красивыми, душевными и пробуждали в человеке желание запоминать эти слова наизусть, чтобы потом пропеть на празднике; композиции, звучавшие из динамика мобильного его дочери, вызывали лишь желание станцевать, но душа не держала их, отчего тексты стирались из памяти.
— Жаль, что теперь поют всякую примитивщину, где ни слов, ни песен, — прокомментировал Гела.
— Ничего, Гело. Через несколько лет маятник качнёт в другую сторону, и появятся новые хорошие песни на все времена, — обнадёжила Наринэ.
— Я смотрю, ты улыбаешься, — ответил Циклаури.
— Зачем грустить? Жизнь прекрасна. И я верю, что Рамико напишет мне, и мы будем счастливы с ним.
Вскоре девочкам надоело петь под телефонную музыку. Сойдя с карусели, Мила, Уля и Юля подошли к родителям и попросили:
— Хотите мороженое поесть?
— Хотим, — с улыбкой ответила Цицино.
— Конечно, девчонки, — вторил ей Гела. — Пойдём.
Наринэ, Гела, Мила, Владимир, Цицино, Уля и Юля вернулись в автомобили. Когда все расселись по местам в машинах, Циклаури и Коровин завели двигатели и отправились в сторону кафе в торговом центре «Континент». Сидя в машине брата, младшая сестра смотрела в окно и про себя думала:
«Как хорошо, что со мной семья. Девчонки молодцы, что своим пением глупых песен подняли мне настроение. Теперь я чувствую себя счастливой. Спасибо, мама и папа, за братика и сестричку. Они всегда со мной».
Наступил вечер. Проведя весёлое время с девочками, обе семьи разъехались по домам. Распрощавшись с Милой с Наринэ у входа в сталинку, Гела посмотрел, как они, помахав ему рукой, вместе зашли в подъезд; сев в машину, он отправился на «Вертолётку», где его не было уже два выходных. Предвкушая ночь с очередной «тёлочкой», Циклаури хитро облизнулся и повернул в сторону моста.
Несясь по Объездной, Гела миновал мост и проехал мимо мельницы с элеватором, церкви Архангела Михаила, гаражей и железнодорожных мостов через дорогу. Повернув направо, Циклаури отправился на Вертолётку. Остановившись у ночного клуба, мужчина поправил воротник рубашки и зашёл в «обитель разврата».
Громко гремела модная музыка, и разноцветные софиты слабо освещали тёмную танцплощадку. Глядя на танцующих девушек в соблазнительных ярких одеждах, Гела подошёл к барной стойке и сказал:
— Мне фруктовый коктейль.
— Снова пьёшь фруктовый коктейль, джигит? — с усмешкой на проколотых губах с блестящими серьгами спросил бармен, почёсывая бритую голову, на которой красовалась татуировка с драконом.
— Да, уже за две недели соскучился.
— А чё так долго не было? Уже тёлочки соскучились по тебе, — продолжал острить этот весёлый молодой человек, студент на подработке. — Стриптизёрши спрашивают, мол, где наша Звезда Вертолётки пропала? Вроде в Грузию въезд закрыли.
— Я собираюсь переехать, но не в Грузию. В другой город России. А вообще, очень хочется тёлочку.
— Да ты у нас всех стриптизёрш перепортил, — продолжал смеяться Алексей, разливая пиво в стаканы.
— Они так страстно танцуют, что невозможно удержаться от соблазна, — усмехнулся Циклаури и, отпив коктейль, искал глазами «добычу».
Девушки мелькали перед ним разноцветным пятном, и мужчина, чуть расстегнув ворот рубашки, с улыбкой смотрел на них, попивая коктейль. Диджей включил хит сезона, и из динамиков доносился знакомый мотив о белой стрекозе любви. Вспоминая, как Мила, Уля и Юля пели эту песню, кружась на карусели, Гела усмехнулся и допил весь коктейль.
Встав из-за стола, Циклаури заплатил за коктейль, вышел в центр танцпола и закружился в «клубной версии лезгинки», как он называл свой танец. Поднимая вверх руки, мужчина подпрыгнул, как Дима Билан на «Евровидении». Песня Quest Pistols сменилась на знаменитую композицию Валерия Леонтьева о дельтаплане. Танцуя под ритмичную мелодию, искажённую ремикшированием, Гела улыбался, словно ощущал полёт.
Слушая песню своего детства, Циклаури вспомнил, как бегал по дороге Шестого тупика Думбадзе, громко пел песню про дельтаплан и раскидывал руки в стороны, изображая полёт. Цицино и Наринэ бегали за ним, а соседские мальчишки и девчонки смеялись, глядя, как веселится Гела Циклаури.
Прокрутив в памяти картинки из прошлого, мужчина заметил Жанну Нефёдову в толпе гламурных девиц. Одетая в блестящее откровенное платье с глубоким декольте и тёплые колготки женщина напоминала проститутку Капиту; она одиноко стояла и двигалась словно Буратино — её движения были скованными, словно ей что-то мешало воспарить подобно птице. Остановившись, Гела подошёл к ней ближе и, взяв её за руку, отвёл в коридор, где музыка звучит тише, и спросил:
— Ты что тут делаешь?
— Твоё какое дело? — нагрубила любовница. — Ты мне не муж, чтобы указывать, где мне быть.
— Ты знаешь, что здесь опасно? Тебя могут подпоить и использовать.
— Гел, ты такой смешной, — с кривой усмешкой заявила Жанна. — Мне вообще плевать, что со мной будет. Я думала, что меня кто-то снимет. Хоть кому-то нужна буду.
— Поехали со мной. Я тебя сниму. Да, снова я тебя поимею. И прекрати ныть. Никто это не любит.
— Ну давай... — покорно согласилась женщина, понимая, что больше никому, кроме этого повесы не нужна. Да и для чего она ему нужна? Лишь как тряпочка для спермы.
Циклаури и Нефёдова оделись в куртки и вышли из ночного клуба. Посмотрев на любовницу, Гела прокомментировал:
— Эх, Жанна, ты ступила на скользкую дорожку. Ты спала со мной. С тем, кто на тебе не женится. А теперь что? Хочешь лечь с клубным проходимцем, от которого рискуешь заболеть чем-нибудь и ещё забеременеть непонятно от кого?
Женщина призадумалась над словами Гелы и понимала, что он прав. Что она делает себе хуже, желая отдаться незнакомцу, отправившись в неизвестность. Циклаури открыл и завёл машину, и Нефёдова подсела к нему. Отъехав от «Вертолётки», мужчина отправился в сторону третьего кольца на Транспортной.
Сидя в машине, Жанна рассматривала Гелу. Его профиль казался ей таким величественным, словно он был древнегреческим божеством, сошедшим с Олимпа. Глядя на дорогу, Нефёдова тяжело вздохнула и про себя спросила:
«Почему такой красавец так тратит свою жизнь? Я бы могла сказать ему, что хочу выйти за него замуж, но я недостойна его. Недостойна такого красивого мужчины. Почему я не вышла рожей? Он ко мне относится как к дворняжке. Пожалеет, погладит, но не заберёт к себе. Ведь всем нужны красивые породистые сучки, а я беспородная дворняга».
Жанна хотела заплакать, но сдерживалась. Ей не хотелось портить этот вечер очередными слезами. Заметив её состояние, Гела доехал до серого кирпичного дома и, поставив машину на освободившееся место, вышел. Нефёдова покинула автомобиль.
— Такое чувство, что ты решил вернуть меня домой, — прокомментировала Жанна.
— Ко мне домой, Жанн. Приходи ко мне домой, — заявил Гела. — Хочешь меня? Я к твоим услугам.
Женщина кивнула головой в знак согласия. Закрыв машину, Циклаури взял её за руку, и они отправились домой к мужчине. Нефёдова поднималась по лестнице и даже почувствовала себя Золушкой на балу, для которой это лишь развлечение на один вечер.
Гела открыл дверь и зашёл вместе с женщиной в родные пенаты. Разувшись и сняв куртку, Циклаури включил свет. Освободившись от пальто и сапожек, Жанна зашла в спальню, нажала на выключатель, и большая комната озарилась лучами лампы. Мужчина тем часом отправился на кухню, принёс бутылку вина и два бокала. Налив алый напиток себе и гостье, Гела взял один и, протянув его, сказал:
— Возьми бокал. Сейчас ты немного выпьешь и успокоишься.
Жанна обычно не пила алкоголь, но в этот раз подумала, что лёгкое опьянение поможет ей расслабиться, и её депрессия понемногу отступит. Взяв бокал и посмотрев на вино, в котором отражались блики от лампы, Нефёдова посмотрела и задумалась. Циклаури поднял свою порцию вина и заявил:
— А теперь я хочу сказать тост. — Глядя на женщину, сидевшую перед ним на его диване, Гела тщательно подбирал слова и произнёс: — У меня много женщин. Возможно, по моей жизни можно спеть мужскую версию песни Ирины Аллегровой про гарем на четыреста мест. Только я бы его построил для женщин и женился бы на них до и после еды, а то и вместо. Но я не хочу всех своих женщин собирать вместе и быть как собака на сене. Но теперь я встретил тебя. Ты плачешь и страдаешь из-за нелюбви к тебе. Я не могу ничем тебе помочь, да ты и не просишь об этом, а я не хочу насильно причинять добро, мучая и себя и тебя. Я не могу никому признаться в любви. Я уже забыл, что это такое. Так что выпьем за то, чтобы ты нашла свою любовь и вышла замуж за человека, который примет тебя такой, какая ты есть.
Молодые люди чокнулись и выпили вино. Жанна посмотрела на любовника и, чувствуя тепло на душе от выпитого, спросила:
— Давай, повторим?
— Давай. Раз сама просишь. Стоит женщине попросить, и я весь её.
Гела осознавал, что за годы гулянок уже стал избалован женским вниманием. Ему казалось, что любая женщина готова от его слов растаять и упасть к его ногам. Циклаури обнял Нефёдову и крепко поцеловал её. Жанна гладила его волосы и ощущала блаженство от его ласк.
Отстранившись от неё, Гела снял с неё платье, колготки и нижнее бельё, и женщина предстала перед ним во всей красе. Освободившись от одежды, Циклаури взял бутылку, откупорил её и, уложив любовницу на диван, тоненькой струйкой полил её алым напитком. Поцеловав шею Жанны, он медленно спускался ниже, слизывая вино, пока не добрался до соска. Мужчина ласкал её грудь, ощущая пьянящий вкус вина; Нефёдова расслабилась и разомлела, лёжа на разобранном диване.
Гела спускался ниже и ниже, слизывал алый напиток и, проведя языком по пупку, щекотал его; Жанна от его прикосновений ощущала что-то, похожее на удар тока. Циклаури держал её талию и, чувствуя бархат её кожи, спустился вниз, пока не добрался до самого сокровенного места. Мужчина лизнул его и поиграл с ним ртом. Нефёдова прижималась к нему, желая получить больше удовольствия, и невольно сводила бёдра, сжимая его голову. Чувствуя тепло её кожи на щеках, Гела сжал её ягодицы и усилил ласки, постепенно доводя женину до оргазма; от страстных прикосновений Жанна выгнулась дугой и, крича всё громче и громче, и вскоре чуть не потеряла сознание от достигнутого пика наслаждения.
Тяжело дыша, Нефёдова вытянула руки по сторонам и, приподняв голову, посмотрела на любовника. Поднявшись с колен, Гела порвал упаковку презерватива и, надев его на поднявшийся член, развёл любовнице ноги и медленно вошёл в неё. Придвинув её к краю кровати, Циклаури неторопливо двигался в ней, доставляя массу удовольствий. Чувствуя его горячий от возбуждения пенис в себе, Жанна подмахивала ему, желая доставить ему наслаждение.
С силой схватив её бёдра, Гела двигал её, ускоряя движения. Чувствуя тряску, Нефёдова стонала, выгибалась дугой и поддавалась его грубоватым ласкам, не попадая в такт его движениям. Желая всё контролировать, Циклаури крепко сжимал её ягодицы и, глядя, как она извивается, выгибалась и словно вырывалась из его объятий, старался удержать её. Жанна ощущала, как нагревался и пульсировал его член, и крепко стиснула мышцы своего лона, желая удержать его в себе.
Почувствовав сквозь тонкую резинку его горячее, словно лава, семя, женщина стиснула его член и, напрягшись, ощутила оргазм. Гела переводил дыхание и, посмотрев на любовницу, лежащую перед ним с разведёнными ногами, скинул с себя презерватив. Погладив её плоский живот, Циклаури нежно поцеловал её в щёку и спросил:
— Ты как? Тебе понравилось?
— Да, мой горячий джигит... — простонала Жанна. — Теперь я тебе сделаю приятное. Ложись.
Нефёдова поднялась с дивана, и её любовник лёг на постель. Женщина провела кончиком языка по его члену, на котором остались белёсые капельки спермы, и взяла его в рот. Гела расслабился и ощутил лёгкие движения её рта. Жанна слизывала его семя и, ощущая его горьковатый вкус на губах, плыла губами по стволу.
Держа головку во рту, Нефёдова щекотала её, стремясь задеть самую чувствительную часть и распалить в нём страсть. Циклаури гладил её волосы и поддавался движениям, ощущая растущее в нём возбуждение. Когда его ноги задрожали от приближающегося оргазма, Жанна уже не могла контролировать его и, крепко сжав ствол в руке, распробовала на вкус его сперму.
— А ты горьковат, — прокомментировала женщина, глядя, как Циклаури наслаждается её ласками, теряя сознание.
Достав из коробочки презерватив, Нефёдова порвала упаковку. Заметив, что любовник пришёл в себя и немного передохнул, она надела на его поднявшийся член «одноразовое изделие номер два», села на него ещё не остывшим лоном и, наклонившись к нему, нежно поцеловала в щёку. Гела обнял её, невольно прижал к себе и гладил её спину, не желая отпускать. Чувствуя разгорающуюся страсть в своём члене, Циклаури взял её за бёдра и, двигая её, старался войти полностью, чтобы доставить своей любовнице нереальное наслаждение.
Двигаясь на нём, Жанна поцеловала его и слегка укусила его нижнюю губу. Гела задрожал от приближающегося оргазма и крепче сжал ягодицы женщины. Нефёдова стиснула его член в своём лоне, не желая отпускать, с силой напряглась, чтобы приблизить горячий финальный момент и крепко вцепилась в его плечи. Циклаури прижал её к себе и вновь излился в презерватив.
Почувствовав жар от его спермы сквозь тонкую резинку, женщина сжала его и, продолжая медленно двигаться, ощутила уже усилившееся напряжение внизу живота. Освободив его, Жанна легла рядом с ним на диван и, вытянувшись, с силой сжала бёдра, отчего ощутила некий взрыв внизу живота и временное помутнение рассудка.
Гела посмотрел на лежащую в полубессознательном состоянии женщину и погладил её грудь, живот, бедро, ногу. Чувствуя его лёгкие прикосновения, Жанна ощущала что-то, сравнимое с лёгкими ударами тока. Тихонько постанывая от удовольствия, Нефёдова прошептала:
— Как ты прекрасен...
— Спасибо, — отозвался Циклаури, снимая презерватив.
Собрав использованную «резину», Гела выбросил её в мусорку и, укрыв женщину одеялом, лёг рядом с ней и быстро заснул, ощущая разрядку после тройного секса. Жанна посмотрела на него и, с грустью вздохнув, погладила его щёку и про себя подумала:
«Ах, как ты красив. Как ты хорош в постели. Ты никогда на мне не женишься, но лучше короткое время с нравящимся человеком, чем долгое с нелюбимым».
Повернувшись набок, Нефёдова прокрутила все мысли в голове, полюбовалась «греческим» профилем любовника и крепко уснула, ощущая приятную усталость.
Наступило утро. От ярких лучей весеннего солнца Гела проснулся. Раскрыв глаза, Циклаури посмотрел на спящую любовницу и погладил её спину. Жанна что-то сонно пробормотала и, обняв подушку, прижалась к ней. Быстро надев трико, мужчина пошёл на кухню, сменил в чашечках воду котам, насыпал им сухой корм и поставил в микроволновку толчёную картошку с чахохбили. Пока завтрак разогревался, Гела подошёл к дивану и, нежно поцеловав женщину, прошептал ей:
— Вставай, спящая красавица. Пора завтракать.
Нефёдова проснулась и, посмотрев на любовника, поднялась с кровати. Наспех одевшись, женщина отправилась на кухню, откуда доносились пряные ароматы соуса. Разогрев её порцию, Гела поставил её на стол и сказал:
— Присаживайтесь. Приятного аппетита.
— Спасибо, — с улыбкой ответила Жанна. — И тебе приятного аппетита.
— И тебе спасибо.
Молодые люди завтракали. Нефёдова рассматривала его лицо и чувствовала какую-то тоску, словно собирается уйти из того места, где оставила своё сердце. Циклаури взглянул на неё и понял, что Наринэ чувствует то же самое после отъезда Рамаза. Доев свою порцию, Жанна похвалила:
— Ты вкусно готовишь. У тебя талант.
— Меня много лет этому учили. И я учу свою дочку готовить. Это долго, зато какие вкусные у нас блюда.
— Впервые в жизни ем что-то из грузинской кухни. Не знала, что в Грузии так вкусно готовят.
— На всём Кавказе так готовят, — с улыбкой ответил Циклаури и включил чайник.
Когда вода закипела, Гела налил чай и поставил на стол пахлаву. Едя медово-ореховый слоёный пирог, Жанна с усмешкой прокомментировала:
— Н-да, с вами на диете не посидишь. Вы так много калорийного едите.
— Зато мы всегда сыты и довольны. Это лучше, чем быть злой и неудовлетворённой от голодовки и напряга из-за лишних килограммов.
— Поэтому ваши женщины такие полные?
— Зато наши женщины всегда весёлые. Потому что они расслаблены. А вы вечно пытаетесь изводить себя диетами. Как говорится, худая корова ещё не газель.
Нефёдова улыбнулась, и Гела заметил грусть в её глазах. Он понимал, что она, возможно, влюблена в него, но осознавала, что им никогда не быть вместе. Циклаури не хотел портить жизнь ни себе, ни той женщине, с которой делит постель. Посмотрев на любовницу, Гела задал вопрос:
— Ты что от этой жизни хочешь?
— Я всегда хотела семью, хотела детей. Но теперь понимаю, что это невозможно. Гел, ну почему некоторые шалавы и стервы находят достойных мужей и счастливы в браке, а такие скромные и хорошие девочки не могут даже мужичка «для здоровья» найти? Где здесь справедливость?
— Я не знаю... В этом мире всё несправедливо. Порой хорошие люди уходят, причём их уход порой очень ужасен, а злые живут и здравствуют.
— Давай не будем о грустном.
Циклаури кивнул и продолжил есть уже третий ромбик пахлавы. Жанна рассматривала его и понимала, что ей нужно рвать с ним отношения, пока они не зашли слишком далеко, и временное не стало постоянным. Закончив завтракать, Нефёдова посмотрела на мужчину и сказала:
— Нам надо расставить все точки над «i». Да, я потихоньку начинаю влюбляться в тебя, но понимаю, что ты в меня не влюблён. Что я для тебя ничем не отличаюсь от надувной куклы. Так что давай в последний раз ты меня оттрахаешь, и мы разбежимся.
— Если ты так просишь, то ладно.
Поднявшись из-за стола, Гела помыл всю посуду, а Жанна отправилась в коридор. Расставив тарелки и чашки на полки, Циклаури пошёл вслед за любовницей, схватил её за плечи, прижал к стене и крепко поцеловал. Чувствуя силу его ласки, Нефёдова гладила его руки, не желая расставаться с этим человеком.
Прервав поцелуй, Гела погладил её груди сквозь ткань её развратного платья и, обнажив их из глубокого выреза, щекотал кончиками пальцев её соски. Жанна расслабленно прижалась к стенке, и от лёгкого возбуждения все мысли в её голове ушли, оставив место только для желания. Циклаури медленно целовал её шею, щекоча языком, оставляя нежно-красные засосы. Наслаждаясь моментами, Нефёдова выгнулась и тихонько застонала, отдаваясь ему полностью.
Проведя языком по соску, Гела поцеловал его и пощекотал, пробуждая в женщине ещё больше страсти. Жанна гладила его волосы и выгибалась, прижимаясь к нему всё сильнее и сильнее. Циклаури сжал кончиками пальцев другой сосок и, когда он набух, слегка оттянул его. Нефёдова сжала его волосы и про себя отметила:
«Всего один раз живём. Какой смысл думать о плохом, когда у меня такой классный любовник. И что, что в последний раз? Последний раз всегда слаще первого».
Оторвавшись от её груди, Гела приподнял коротенькую юбчонку, снял с любовницы колготки и трусики и, проведя кончиком пальца по её уже возбуждённой от ласк промежности, пощекотал клитор. От его шаловливого перста Жанна расставила ноги, полностью отдаваясь ему, и насаживалась на палец, горя от желания ощутить его в себе. Циклаури дразнил её, водя кругами по клитору, и перекатывал его между пальцами.
Нефёдова медленно свела ноги и подмахивала, постепенно приближая к себе оргазм. Мужчина ввёл в неё палец и, ощущая тёплую влагу, погладил точку «G», отчего её возбуждение начинало подходить к финалу, и её ноги задрожали. В её глазах потемнело, и Жанна ощутила напряжение и, сжав бёдра, крепко держала руку Гелы, продолжавшего щекотать её уже по инерции. Заметив, что она уже на пределе, Циклаури отпустил её, и женщина переводила дыхание, глядя на него.
— А теперь я подарю тебе основное блюдо, — с хитрой улыбкой проговорил Гела, поглаживая её ягодицы.
Зайдя в зал, мужчина достал из коробочки презерватив, чуть приспустил трико и боксеры, обнажая своё «оружие» и, надев на него «резину», вернулся в коридор, где его ждала Жанна, горевшая от захватившей её тело и душу страсти. Нефёдова сжимала бёдра, желая погасить этот «огонь», и Циклаури в полном «обмундировании» появился перед ней.
Подойдя к ней, Гела повернул её лицом к стене, слегка развёл её ноги и, чуть наклонив, медленно вошёл в её лоно. Ощущая его твёрдый горячий пенис в себе, Жанна невольно насаживалась на него и упёрлась ладонями в стену. Циклаури крепко сжал её ягодицы и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, двигался в ней. Нефёдова невольно застонала и подмахивала, не попадая в такт его движениям.
Прижав её к себе, Гела погладил её клитор и, оттянув сосок, перекатил его между пальцами. Жанна громко стонала, словно желала сообщить всему миру, что ей так хорошо. Нефёдова словно вырывалась из его рук, желая освободиться от этого сладкого плена. Крепко сжав её ягодицы, мужчина ускорил движения, и она ощутила, как кружится голова от тряски. Женщина чувствовала себя потерянной в пространстве, и ей хотелось лететь по небу и наслаждаться наполняющим её блаженством.
Ощущая приближающийся оргазм, Гела с силой прижал её ягодицы к себе и, напрягшись, излил свою сперму в презерватив. Ничего не понимавшая Жанна стиснула его член своим лоном, не желая отпускать его. От напряжения Нефёдова бурно кончила и упала на колени, не удержав его пенис в себе. Тяжело дыша, женщина смотрела на него. Сняв презерватив, Циклаури подтянул плавки и трико и сказал Жанне:
— Хорошо мы с тобой развлеклись. Это было неожиданно. У меня аж искры из глаз посыпались.
Нефёдова сидела перед ним на коленях. В её глазах потемнело, а мысли путались. Ей хотелось лечь и подремать после такого бурного секса. Немного придя в себя, женщина тяжело вздохнула и простонала:
— Хорошо потрахались...
Немного придя в себя, Жанна поднялась и, стоя на подкашивающихся ногах, натянула трусики и колготки. Посмотрев в последний раз на Гелу, Нефёдова надела пальто и сапоги и сказала ему:
— Прощай, Гела. Ты лучше всех любовников на свете. Жаль, что мы никогда не будем вместе. Будь счастлив. Пусть твоя дочка не столкнётся с таким, как ты.
Циклаури ничего не ответил и открыл дверь. Жанна поднялась вверх по лестнице, и Гела смотрел ей вслед, ощущая какую-то тоску. С одной стороны, он отпустил нелюбимую им женщину, которая пришла к нему лишь за утешением, но с другой... мужчина осознавал, что он словно расстался с близким человеком. Ему было жаль её, но он не мог быть с ней из этого чувства, больше уничтожающего, чем исцеляющего.
Нефёдова зашла в свою квартиру, где её встретила злобная мать. Посмотрев на дочь, желая испепелить её взглядом, Елена Павловна упёрла руки в боки и грозным голосом задала вопрос:
— Ты где всю ночь была? Ты меня убить хочешь?
— Мам, я знаю, что ты притворяешься, что у тебя сердечный приступ. Хватит. Ваши эти попытки продавить уже изучила. А где я была? У соседа. С ним развлекалась.
— Опять ты к этому чурке ходила? У него там поди мандавошки какие. Ещё сюда гонорею принесёшь. А то и в подоле от него принесёшь.
— И что? Он чист. Он предохраняется от всего. И ходит к венерологу для профилактики. И я не забеременею от него. Потому что он предохраняется. Даже если забеременею, то чем тебе не внук? И какая разница, каким родится внук? И какая разница, в браке он родится или нет?
— Жанка, ты как была дурой, так и осталась. Ты бы лучше вышла замуж за Петю. Он до сих пор неженат. Тебя ждёт.
— Мам, мне этот Петя нафиг не нужен. На него просто никто не позарился, потому что он зануда. Ты думаешь, что со мной он будет другим?
— Жанн, если ты его научишь не занудствовать, то он будет идеальным.
— Что-то ты нашего папу не смогла перевоспитать. Он как кобелировал — так и до сих пор кобелирует.
Елена Павловна не могла ничего ответить. Пользуясь замешательством матери, Нефёдова ушла в свою комнату и, посмотрев на потолок, про себя подумала:
«Ну и зачем мне этот Петька нужен? Он такой зануда, что ни одна девушка с ним не выдержит. Неудивительно, что он до сих пор неженат, хотя девок у него было много. Ничего. Лучше быть временной любовницей у приятного, весёлого и лёгкого человека, чем женой противного мне зануды, с которым даже спать не хочется».
Тем часом Гела быстро переоделся в футболку, джинсы, куртку и ботинки и, выйдя из дома, сел в машину. Заведя автомобиль, он отправился в сторону дома, где живёт его мама. Припарковавшись у подъезда, Циклаури вышел из машины и отправился по лестнице к такой родной квартире, где оставались все его воспоминания. Дойдя до двери, Гела нажал на звонок, и ему открыла Наринэ. Посмотрев на младшую сестрёнку, мужчина заметил, что она явно весёлая.
— Привет, Нарико, — с улыбкой поздоровался старший брат, заходя в квартиру.
— Привет. Ты, я смотрю, весело провёл эту ночь. У тебя красивый румянец на щеках и глазки блестят, — прокомментировала Наринэ, закрывая за ним дверь.
— Что у тебя новенького? — задал вопрос Циклаури, снимая ботинки и куртку.
— Сегодня я от Рамико прочитала сообщение. Он уже в Ростове. Только приехал домой и сразу написал. Я ответила, что рада, что он приехал, что я по нему скучаю. Жду от него сообщение. Пока там, в Ростове, ночь. Но думаю, что скоро напишет.
— Он тебя любит. Если что, то я уже позавтракал. Я приехал за Милой.
Услышав голос папы, девочка быстро переоделась, выбежала из комнаты и сообщила:
— Пап, я уже покушала хачапури, которые приготовила Наринэ. Она такие классные хачапури сделала. Такие вкусные. Ещё лукум приготовила.
— Я знаю, как Наринэ готовит, — отозвался Гела и погладил щёчки дочери. — У неё талант. Не зря она пошла в блинный киоск работать.
— Пап, а куда мы сегодня пойдём? — спросила Мила.
— Сегодня мы пойдём к Тенгизу в гости. Они ничего не планируют, поэтому сходим.
— Я так соскучилась по Нане. Она мне как старшая сестрёнка.
— Тогда пойдём! — с улыбкой воскликнул Циклаури.
Отец и дочь спустились вниз и, выйдя из подъезда, направились к машине. Гела завёл двигатель, открыл двери, и Мила быстро запрыгнула назад. Мужчина сел за руль и отправился в сторону кольца на улице Сибиряков-Гвардейцев. Наринэ смотрела в окно и, видя, как брат с племянницей уехали, и прокомментировала:
— Пусть Милико встретится с Наной. И я встречусь с подружками. — Заметив возле входа в её подъезд Лену Малееву и Олю Трубникову, ставшую после замужества Елизаровой, девушка добавила: — А вот и они.
Услышав звонок домофона, Циклаури подбежала к нему и, не спрашивая, открыла его. Елизарова и Малеева подошли к двери, и Наринэ открыла им. Девушки зашли в квартиру, повесили на крючок куртки и сняли туфли. Хозяйка дома рассматривала розовое платье и бежевые колготки Лены и фиолетовую кофточку с чёрными вельветовыми джинсами Оли и прокомментировала:
— Вы очень красивые.
— Спасибо. И ты хорошенькая, — ответила Елизарова, поправляя чёрные кудрявые волосы.
— После встречи с тем красавчиком-грузином ты стала ещё прекраснее, — добавила Малеева и заправила за ухо светлую прядь прямых волос её короткой стрижки.
Гостьи направились на кухню, где их ждали разложенные на тарелках стынущие хачапури с брынзой и лукум. Девушки сели за стол, и Наринэ налила всем чай с бергамотом. Едя плоские пирожки и запивая их чаем, Оля задала вопрос:
— Ты уже не девочка, да?
— Уже нет. Подробности расписывать не буду, но скажу, что он старался, чтобы мне было не так больно.
— А мы думали, что у вас всё после свадьбы случается, — прокомментировала Лена.
— Это стереотип, — усмехнулась Циклаури. — В жизни всё иначе. Как говорится, хорошо всё на бумаге, да забыли про овраги.
— Точно. А что твоя мама сказала? — продолжала расспросы Малеева и съела ещё один пирожок.
— Она к этому отнеслась нормально. Только сказала, чтобы предохранялись.
— У тебя мудрая мама, — прокомментировала Оля. — По крайней мере, она нормально относится к внебрачным связям. Если они до брака, то это не значит, что они беспорядочные. Как вспомню, как мама Толи, моя свекровка, была уверена, что я гуляю и втихаря аборты делаю. Потом её муж мне рассказал, что она спала с разными мужиками и сейчас продолжает. Ещё аборты делала, а он так хотел второго ребёнка. Да и Толик не похож на своего папу. Мой муж светло-русый, а его папа — тёмненький.
— Ты же знаешь, что блудливая свекровка снохе не верит, — усмехнулась Лена.
Девушки долго разговаривали и смеялись, обсуждая своих мужчин. Наринэ чувствовала себя счастливой, но в то же время понимала, что скоро переедет, и их дружба останется только в интернете.
Тем часом Гела и Мила приехали в конец улицы Кирова. Заехав во двор, Циклаури припарковал машину у подъезда и вместе с дочерью покинул её. Дочка прыгала вокруг автомобиля и напевала:
— Я волна, новая волна. Подо мной будет вся страна. Подожди, скоро навсегда затоплю ваши города.
Мужчина вспомнил этот мотив из очередной клубной вечеринки, где он демонстрировал свою «звездатость», и про себя усмехнулся. В его памяти ожили картинки, в которых десятилетняя Цицино частенько перед школой напевала «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы... И снова седая ночь, и только ей доверяю я»; когда Наринэ было десять лет, она по утрам пела: «Что же ты ищешь, мальчик-бродяга, в этой забытой богом стране?»; пять лет назад Нана на прогулке исполняла: «Малинки-малинки, такие вечеринки...» Прокручивая воспоминания в голове, Гела оживил в памяти ту песню, которую он любил, когда ему было десять лет. Он часто напевал: «На недельку до второго я уеду в Комарово!».
— Пап, ты что, напеваешь про Комарово? — отвлекла его от размышлений Мила.
— Да, доченька, — ответил Циклаури, набирая номер квартиры Когониа. — Хочешь, вместе споём?
Мила положительно кивнула. На том конце провода ответили:
— Гело, это ты?
— Да, Тенгиз, это я. Решил к вам в гости прийти.
Дверь открылась. Отец и дочь зашли в подъезд, поднялись на первый этаж и, дожидаясь лифт, хором запели:
— На недельку до второго я уеду в Комарово. Поглядеть отвыкшим глазом на балтийскую волну. И на море буду разом кораблём и водолазом. Сам себя найду в пучине, если часом затону...
Автоматические двери открылись, и старушка, вышедшая из узенькой кабинки, услышала пение и прокомментировала:
— Хоть что-то нормальное поют, а то всякую херню горланят.
Не обращая внимание, Гела и Мила зашли в лифт. Циклаури нажал на цифру «семь» и, не дожидаясь, когда двери лифта закроются, продолжил дуэтом с дочкой петь бессмертный хит Игоря Скляра:
— На недельку, до второго я уеду в Комарово. Сам себя найду в пучине, если часом затону...
Отец и дочь пели песню, пока лифт не остановился. Когда двери открылись, Гела и Мила вышли из лифта; Ламара ждала их на пороге, а из квартиры доносился аромат пряностей. Взглянув на гостей, Чичинадзе сказала:
— Привет, Гело. Привет, Милико. Наконец-то, вы пришли.
— Привет, — ответил Гела, заходя с дочкой в квартиру. — Мы тоже очень хотели к вам в гости прийти и теперь мы у вас. Чувствую вкус вашего ткемали и аромат мяса.
— Здравствуйте, — поздоровалась Мила.
Навстречу гостям выскочила рыжая длинношерстная собачка чихуахуа. Гела посмотрел на эту «неведомую зверушку», как он часто называл таких собак, и вспомнил, как год назад Нана отмечала четырнадцатилетие, и Дато преподнёс ей в подарок маленькую собачку. Девочка получала четвероногую малышку с улыбкой, и старший брат ей сказал:
— С днём рождения, сестрёнка. Раз ты наигралась в куклы, то пришло время приподнять уровень. Дарю тебе этого щеночка. Позаботься о ней, сестричка.
Нана взяла на руки маленькую собачку, и та тоненьким голоском что-то гавкнула. Посмотрев на неё, девочка заявила:
— Она маленькая, как птичка. Назову её Чита.
Ламара принесла в большую комнату ещё две пустые тарелки. Разувшись и сняв куртку, Гела рассматривал уже выросшую Читу, вспоминая прошлогодний день рождения Наны, и спросил:
— Ну что, мелочь? Ты сегодня гуляла?
— Нет ещё. Читочку пока не выгуливали. Наверное, вас ждали, — ответила Ламара, выходя из большой комнаты.
Повесив куртку. Циклаури зашёл на кухню, помыл руки и отправился в зал, где Тенгиз что-то обсуждал с Дато. Мила вслед за папой сняла курточку и ботиночки, повесила верхнюю одежду на крючок с ключами и побежала за стол, где уже стояли тарелки для трапезы. Ламара торопливо приносила ароматную говядину с кисло-сладким соусом ткемали, картошку в мундире, посыпанную жареным луком и политую подсолнечным маслом, и ачму. Заметив гостя, зашедшего в большую комнату, юноша поздоровался с ним, посмотрел на него и спросил:
— Привет! Гело, как думаешь, стоит ли мне поступать в Новосибе?
— Привет, Дато. Почему ты спрашиваешь? — не понял Циклаури и, когда Чичинадзе расставила все приготовленные ею блюда, положил себе в тарелку куски говядины под соусом и картошку. — Думаю, что стоит. Конечно, им там своих звёзд хватает, но я надеюсь, что ты поступишь. Ты мальчик умный. Я это знаю.
— У меня только с физикой проблемы, — ответил Дато, накладывая свою порцию. — Совсем ничего не понимаю. А так всё нормально. Учусь хорошо.
— Ты же не собираешься идти на физмат или ещё куда-то? — спросил Тенгиз, беря кусочки мяса и два клубня, разрезая на две половинки и поливая их густым соусом.
— Нет, пап, не собираюсь. Я вообще хочу выучиться на финансиста. Думаю, это более престижная профессия. Тут у меня нет перспектив, а там выучусь. Я надеюсь остаться там, в Томске.
— Если хочешь учиться в Томске, то пожалуйста, — изрёк Тенгиз. — С деньгами я помогу.
— Пап, не надо брать кредит, — сказал Дато. — Я буду жить в общаге и подрабатывать хотя бы грузчиком, чтобы заработать. Ты же рассказывал, как Гела работал, когда учился.
— Да, я работал и подучивался, — вставил Гела.
— Вот и я так хочу, — заявил юноша.
Нана вышла из комнатки и, посмотрев, как Мила уплетает мясо с картошкой, подсела к ней и, составив свою порцию обеда, спросила:
— Привет, Милико. Как поживаешь?
— Хорошо. А ты как?
— У меня всё прекрасно.
— Нанико, а ты хочешь погулять с Читой?
— Да, очень хочу. Я с ней сегодня не гуляла. Эх, скоро Дато уедет в Томск, а я буду одна гулять с Читой.
Девочки сидели и смеялись, разговаривая обо всём и ни о чём. Взрослые сидели за столом и бурно обсуждали переезд Дато в Томск последующим поступлением в институт. Ламара налила всем чай и принесла шоколадные конфетки.
Разговаривая с Тенгизом, Ламарой и Дато, Гела рассматривал Нану, эту хорошенькую девочку в простом домашнем светло-фиолетовом платье, и осознавал, что время летит быстро; ему казалось, что ещё вчера она была такой маленькой, и он держал её на ручках, что ещё вчера она училась ходить, говорить, ещё вчера она играла в куклы. А теперь эта нескладная девочка-подросток уже становится взрослой.
«Поверить не могу! Ещё недавно была такой маленькой, а теперь уже большая. Скоро и Мила так вырастет», — пронеслось в голове у Циклаури.
Наевшись ароматного мяса с картошкой и попив чай с ачмой, Нана посмотрела на Читу, бегающую из угла в угол в ожидании прогулки, спросила:
— Ну что, Милико, пойдём, погуляем. Пусть взрослые решают судьбу Дато, а мы с Читочкой прогуляемся.
— Да, Нанико. Я как раз хочу выйти и погулять с нашей Птичкой.
Девочки поднялись из-за стола. Нана зашла в свою комнатку и быстро переоделась в розовую водолазку и джинсы. Тепло одевшись, Когониа вышла из комнаты, и Мила рассматривала свою подружку. Нана подкрасила губы жидким блеском и с улыбкой спросила:
— Ну как я вам?
— Ты у нас красавица, — заявил Тенгиз, глядя на дочку.
— Ты очень хорошенькая, — вставил Гела и в шутку задал вопрос: — Женихи уже смотрят?
— Нет... — ответила Нана и, зайдя в коридор, надела курточку.
— Ничего. Скоро будут смотреть, и твой папа ещё будет выбирать, с кем одобрит твой брак.
Чита прибежала к маленькой хозяйке. Мила пришла вслед за собачкой и быстро оделась в верхнюю одежду. Когониа одела на чихуахуа ботиночки, ошейник и прицепила к «колечку» поводок. Когда дверь открылась, счастливая Чита выбежала из квартиры и в предвкушении прогулки рвалась на улицу.
Девочки вышли на лестничную площадку; Нана закрыла дверь, и Мила нажала на кнопку, вызывающую лифт.
— Ты быстро подросла, Милико, — прокомментировала Когониа. — Уже до кнопки достаёшь. Скоро нас перерастёшь.
— Да, Нанико. Я вырасту и покрашусь в блондинку. И буду я блондинкой в шоколаде.
Нана рассмеялась над словами подружки и сказала:
— Ты всегда красавица. А когда вырастешь, будешь ещё красивее. У тебя такой красивый папа.
Мила улыбнулась и подмигнула, поблагодарив за комплимент. Кабинка подъехала к седьмому этажу, и девочки с собачкой зашли в неё. Циклаури нажала на кнопку с единицей, и двери закрылись. Мила посмотрела на тусклую лампочку и спросила:
— А ты смотрела «Десятое Королевство»? Просто вспомнила, как Вирджиния заперла троллей в лифте, и они думали, что попали в спичечный коробок.
— Да. Очень интересный сериальчик. Ты видела, к чему жадность приводит людей? От неё можно потерять либо своё богатство, либо свою голову. Помнишь, что за тост говорила я на своём дне рождения, когда мы выпили лимонад?
— Ты кратко пересказала про папу Вирджинии и короля троллей, а потом сказала, что выпьем за то, чтобы люди не были жадными, ведь скупой платит дважды и порой очень много. Нанико, где ты так говорить научилась?
— Меня папа, мама и Гела научили. Они мои первые учителя по красноречию.
Лифт остановился на первом этаже, и девочки с собакой вышли на улицу. Чита бегала по тротуару и громко лаяла, радуясь солнечному весеннему дню. Нана и Мила, гуляя по маленькой детской площадке, смотрели на маленьких детей, играющих на детской площадке под присмотром родителей.
— Милико, я буду скучать по брату, если он уедет в Томск, — заявила Когониа.
— Я тоже буду скучать по тебе, когда мы переедем в Ростов, — добавила Циклаури, глядя на балкон, где стояли и присматривали за ними Гела и Тенгиз, продолжила. — Папа говорил, что, когда прощаешься с близким человеком, ты словно оставляешь ему своё сердце.
— Я чувствую, что скоро расстанусь со своим сердцем, — грустным голосом проговорила Нана, держа поводок. — С Дато. С тобой и Гелой, твоим папой. Со всеми твоими родными. Мы словно одна большая семья, а теперь вы все разъедетесь.
— Это будет очень грустно. А так хочется, чтобы мы всегда были вместе, — ответила Циклаури.
— Ничего страшного. Мы сможем поговорить по интернету, хоть это уже не то, что общение в реале, — утешала подругу Нана.
Нана и Мила гуляли, наблюдая за Читой, и наслаждаясь этими светлыми днями, не желая думать, что скоро им придётся разлучиться, что скоро они не смогут так часто вместе гулять и задушевно болтать обо всём и ни о чём, что все их слова станут лишь строчками в чате.