Ледяной осколок в сердце

      Пока Гела общался со старыми друзьями из армии, встречался с Жанной у себя в квартире, Наринэ и Рамаз не скучали и весело проводили время: гуляли по Новокузнецку, фотографировали памятники и друг друга, не считая дни до его отъезда. Им казалось, что эти моменты будут длиться вечно. Им не хотелось думать о приближающемся расставании.       В один прекрасный весенний день Наринэ и Рамаз утром сели на трамвай и приехали в Старокузнецк на остановку «ДК Алюминщик». Выйдя из вагона, молодые люди взялись за руки и гуляли по скверику, где стояла большая статуя Владимира Ильича Ленина, вождя Революции. Напротив него красовался Дом Культуры алюминиевого завода, а рядом с ним украшал улицу Ленина дом сталинской постройки с часами.       — Знаешь, Нарико, — прокомментировал Рамаз. — Смотрю на этот набор и вспоминаю памятник Ленину в Ростове.       — Почему «набор»? — не поняла Наринэ.       — Здесь памятник Ленину, красивое здание — дворец культуры и дом с часами сталинской постройки. В Ростове на Большой Садовой так же. Памятник Ленину, а рядом стоит большой дом со шпилем в стиле классицизма. А напротив этого дома администрация города. Ты бы видела, какая она красивая. Перед Лениным стоит гостиница. Там все дома в королевском стиле построены.       — Ты так говоришь о Ростове, что мне уже хочется переехать, — улыбнулась Наринэ.       — Эх, мне бы маркетологом работать. Только я не захотел учиться на экономическом.       — Почему?       — Я люблю составлять программы и исправлять неполадки. Зато теперь я программист. Профессионал.       Взявшись за руки, молодые люди пошли по улице Ленина и добрались до сквера Борцов Революции, изменившей историю России. Рамаз рассматривал бюст революционера Виктора Павловича Обнорского, камень Константина Ивановича Талдыкина, установленный на месте его гибели.       — Хоть бы окружили этот камень, если он имеет историческую ценность, — прокомментировал Коркелия.       — Этот вопрос к администрации нашего города. Особенно к КПРФ. Они же этим занимаются. Кстати, сам Талдыкин похоронен здесь. — Указала Циклаури на большой обелиск, клумбы и камень. — Вместе с другими солдатами Революции, которые воевали за утверждение у нас советской власти. Они воевали за наше светлое будущее.       — Знаешь, мне у вас нравится, — сказал Коркелия. — Тут так красиво. Но в Ростове ещё лучше. Этот город более большой и более старинный.       — В восьмом классе мы ездили в Томскую Писаницу. Рамико, там так красиво. Древние наскальные рисунки, река и горы. Красота! Словно оказываешься в древнем мире на заре истории.       — Я помню, ты показывала фотографии. Очень красивые. Мне ещё понравилась Кузнецкая Крепость. Как она прекрасна, хоть её и реставрировали. Но когда ты приедешь в Ростов, я тебе многое покажу, и ты увидишь все. А потом мы поедем в Танаис. Я покажу тебе крепость, которую там оставили древнегреческие колонисты.       — Не знала, что история России ещё богаче, чем преподают в школах, на уроках истории. И не только Сакартвело богат историей.       — Многие страны богаты историей... Так всегда было. Было хорошее, было и плохое. Исчезала одна цивилизация, и появлялась другая.       Держа друг друга за руки и философствуя о жизни, Рамаз и Наринэ шли по Старокузнецку и направились на улицу Народную. Гуляя по Объездной, Коркелия и Циклаури наслаждались весной. Пели птицы, таял снег, пробуждалась природа в большом городе. Через несколько шагов молодые люди увидели двухэтажное старинное здание с высокими окнами.       — Когда-то это был дом одного купца, — объяснила Наринэ и, остановившись со своим любимым человеком, рассказала местную легенду: — Когда мастера его построили, он их обманул и заплатил меньше заявленного. Работяги прокляли его и ушли. Этот богач жил в этом доме недолго, потому что во время пасмурной погоды постоянно кто-то заунывно кричал и выл. Когда он позвал бабок-колдуний, те сказали, что у него дома завелась кикимора.       — Видимо, кто-то из строителей оказался местным шаманом, — сострил Рамаз. — Вот и подсунул ему кикимору. Ты же говорила, что среди шорцев тоже были шаманы.       — Не торопи повествование, — с усмешкой сказала Циклаури и продолжила: — Хозяин пожил-пожил, но понимал, что скоро сойдёт с ума от этого воя. Он съехал из этого дома, и он стал уездным училищем. Ученики тоже постоянно слышали этот шум. И да, ты угадал, но дело не в магии и не в призраках. Рабочие оставили в трубе осколки и, когда печку топили, горячий воздух проникал в трубу, и она вот так выла, словно это реально была кикимора.       — Вот это работники. Не дали скупердяю жить спокойно. Правильно говорят, что скупой платит дважды, — с усмешкой прокомментировал Коркелия.       Наринэ и Рамаз взялись за руки и отправились в сторону маленького старинного домика, бывшего когда-то казначейством. Прогуливаясь по пересечению улиц Народной и Ленина, молодые люди подошли к Собору. Посмотрев на него, Коркелия сказал:       — Знаешь, красивая церковь...       — Этот собор многое пережил. Сначала была часовня, а потом из неё вырос деревянный храм. Когда он был деревянным, был пожар, и построили каменное здание в такой же форме, каким оно было изначально. После Революции его сожгли, и он превратился в заброшку, как тот самый стекольный завод. Потом священник выгнал оттуда бомжей и потихоньку восстанавливал храм. Многие прихожане помогали ему в этом. И так старинный собор возродился.       — Ты такая умная и так интересно рассказываешь об истории своего города.       Рамаз улыбнулся и поправил причёску Наринэ. Девушка взяла его за руку, и они вместе прошли под железнодорожным мостом и направились в сторону Центрального района. Идя по лесу, Циклаури рассказала молодому человеку:       — Когда мы переехали в Новокузнецк, мне ещё было восемь лет. Наш дядя Джамал катал нас на машине и показывал город. Какая была красота! Когда мы ехали на Ильинку, вокруг был лес и потом показался город. Дядя там рассказал. Выезжаем из Новокузнецка, и кажется, что кругом лес и лес, а потом показывается город. Это тот же Новокузнецк.       — Нет, в Ростове леса так не разделяют районы. Там город и город. И не заметишь, как из одного района попадёшь в другой.       — Ты постоянно о Ростове говоришь.       — Просто сравниваю. И всё равно люблю я свой родной город. Но Новокузнецк мне понравился. Город богат историей, сам по себе интересен.       — У тебя два родных города — Кутаиси и Ростов. У меня Кутаиси и Новокузнецк. Мы много лет прожили в России, что она стала нашей Родиной.       — Мы уже по-грузински разговариваем с акцентом, зато по-русски как шпарим. Нам нельзя забывать родной язык, а иначе совсем обрусеем.       Наринэ и Рамаз остановились на мосту Томи и смотрели на тающий лёд тёмной реки, пробуждающейся от зимнего сна. Циклаури погладила его волосы и нежно поцеловала; Коркелия ответил на ласку и прошептал ей:       — Моя любимая. У меня появилась новая мечта. Теперь я хочу создать семью с тобой.       — Знаешь, до встречи с тобой я об этом не задумывалась, но теперь очень хочется. Хочется быть с тобой всю жизнь.       Наринэ и Рамаз смотрели на тёмную реку. Коркелия опёрся на перила. Гладя его руку, Циклаури посмотрела на лёгкие волны, в которых отражалось небо, и поделилась воспоминаниями:       — Рамико, я смотрю на эти волны и вспоминаю, как мы с Гелой и Цицино ещё в детстве смотрели на воды Риони и мечтали о жизни. У Гелы мечта о карьере сбылась, но не так, как он хотел, а о дочке сбылась. У Цицино мечта выйти замуж и стать мамой сбылась, только по короткому тернистому пути она к ней пришла. У меня мои мечты пока не сбываются, но я надеюсь, что сбудутся.       Слушая девушку, Коркелия посмотрел в воды Томи и вспомнил, как он и его друг Слава Андреев сидели на берегу реки Дон и, глядя на воды, разговаривали о жизни.       — Когда я учился в школе, мы со Славиком, моим другом, сидели на берегу Дона и много болтали. Он часто рассказывал какие-то приколы и что-то ещё. Знаешь, когда сидишь на берегу реки, кажется, что эти прекрасные волны расслабляют. Дают возможность взглянуть в свою душу и вспомнить самое прекрасное, что было в жизни.       — Порой нужно остановиться и увидеть нечто прекрасное, чтобы почувствовать лёгкость в душе, — вставила Наринэ.       Держась за руки, молодые люди отправились в сторону новостроек и добрались до проспекта Дружбы, наслаждаясь тёплой погодой и светлыми весенними улицами, где таял последний снег и набухали почки на деревьях. Молодые люди шли по дороге, пока не добрались до «Универсама». Перед ними показался мальчик с одной ногой, из-за чего он передвигался на костылях. Немытые светлые волосы топорщились из-под его чёрной шапки, а серая тёплая одежда придавала ему вид бомжа.       Посмотрев на двух молодых людей из южной некогда содружественной республики, мальчик подошёл к ним и, глядя глазами котика из «Шрека», попросил:       — Дайте мне, пожалуйста, хотя бы десять рублей, будьте так любезны. Или чай купите в киоске. Так пить хочется.       Посмотрев на этого бомжеватого паренька, Рамаз почувствовал жалость к этому нищему мальчику, просящему милостыню, что его руки сами потянулись в карман куртки за кошельком. Заметив это, Наринэ схватила его за руку и прошипела:       — Не давай.       — Нарико, в чём дело? — не понял Коркелия.       — Пошли.       — Какая же вы злая, — проворчал паренёк.       — Жизнь меня этому научила! — сказала, словно выплюнула, Циклаури и, продолжая держать парня за руку, отправилась вперёд, не желая слушать упрёки от попрошайки.       Ничего не понимающий Рамаз пошёл за ней и, когда они подошли к пешеходному переходу, задал ей вопрос:       — А почему ты не дала мне дать ему милостыню?       — Он уже много лет тут побирается, — объяснила Наринэ. — Не знаю только, сколько. Где-то три года. Он бы давно накопил на протез, а так просто выпрашивает деньги и давит на жалость. Ну, ещё так назойливо выпрашивает, что проще подать ему милостыню, чтобы отстал. А так у него крыша. Он не для себя просит, а для своего работодателя.       — Знаешь, может, ему реально помощь нужна. Я бы на десять рублей или стаканчик чая не обеднел.       — Рамико, генацвале, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся, — процитировала Наринэ фразу из «Мимино» и продолжила: — В этом мире не всё так однозначно. Не всем, кто просит о помощи, её оказывать надо. Когда подают такому инвалиду, ему не помогают, а просто дают халявные деньги мошеннику. Если тебе не на что потратить деньги — отдай их мне.       — Нарико, ты слишком недоверчивая. Но мне нравится, что ты имеешь своё мнение. Мне не надо заглядывать в рот. Ты, возможно, права, что не всем следует помогать. Иногда помощь — это медвежья услуга.       Загорелся зелёный свет для пешеходов, и молодые люди перешли через дорогу. Наринэ посмотрела на Рамаза и поняла, что это её человек — он не согласился с ней, но в то же время не стал с ней спорить, ибо они бы не пришли к единому мнению.       Идя по проспекту, молодые люди смотрели на пролетающие мимо машины, на дома и начинающие зеленеть деревья. Эта весна навевала особое романтичное настроение, и молодые люди, забыв о споре, наслаждались этим приятным временем.       Спустя несколько минут Наринэ и Рамаз дошли до блошиного рынка и направились в сторону вокзала. Рассматривая сталинки на перекрёстке-луче проспектов Курако, Металлургов и Бардина, Коркелия прокомментировал:       — Смотрю на сталинки и думаю, что это целое произведение искусства. А эти хрущёвки какие-то мрачные, словно их слепили из глины как попало. Брежневки хороши тем, что они большие и более комфортные. Помнишь, мы ходили по улице Кирова? Там эти брежневки выглядят интереснее, чем хрущёвки на Кутузова.       — Знаешь, я это замечала, когда мы только приехали в Новокузнецк. А потом это слилось и стало таким привычным. Мы с этим живём.       — Когда я брожу по Новокузнецку, понимаю, что он проще Ростова, но в то же время он такой необычный.       — Видимо, смена обстановки повлияла на тебя.       Перейдя через несколько дорог, молодые люди пошли по привычному маршруту — поднялись на надземный переход и отправились в сторону большого дома с высокими потолками, где жила Наринэ с мамой. Коркелия и Циклаури поднялись на свой этаж и зашли в квартиру. Осмотревшись, они поняли, что дома никого нет.       — Пока мамы дома нет, давай поедим. Надо только маме оставить то, что мы вместе утром приготовили.       Молодые люди быстро переоделись в футболки и лёгкие трико. Зайдя на кухню, девушка и парень посмотрели в холодильник и вспомнили, как ещё вчера лепили хинкали и утром сварили их в пароварке, как после ухода мамы варили чихиртму и тушили чашушули. Разогрев обед, молодые люди сели за стол. Наринэ ела куриный суп-пюре и, глядя на своего парня, спросила:       — Вкусно?       — Очень. Мы так хорошо постарались. Мама нас с Мзией учила, что нужно всё делать вместе. Вот мы так и делаем. Это не зависит от пола. Ты же знаешь.       — Нас мама так же приучала к труду. Всех нас. И теперь Гела так приучает Милу, а Цицино и Влад учат Улю и Юлю хозяйничать.       — Когда мы поженимся и родим своих детей, и их мы будем так же учить всему. Как учили нас.       — А ты кого хочешь? Мальчика или девочку? — спросила Наринэ, доедая чихиртму.       — Вообще хочется мальчика. Но я и девочку полюблю. Потому что это будет мой ребёнок.       — А я мечтаю о дочке, — ответила Циклаури и ела чашушули, закусывая хинкалями.       Рамаз ел свинину, тушёную в томатном соусе, и закусывал пельменями с фаршем из баранины. Наринэ не могла налюбоваться им и осознавала, что эти минуты так быстротечны, и скоро наступит время прощания. Посмотрев на него, Циклаури доела свои хинкали и сказала:       — Рамико, а тебе прямо сейчас не хочется большего?       Пытаясь понять намёк, Рамаз быстро съел чашушули и, смущённо посмотрев на девушку, проговорил:       — Нарико, нам, наверное, ещё рановато. Я считаю, что это должно произойти только после свадьбы. А до этого просто ласки. Петтинг. А это тоже сближает двоих.       Поев и попив чай с конфетами, Наринэ и Рамаз отправились в комнату девушки. Коркелия сел на диван и усадил на колени девушку. Циклаури нежно обняла его и поцеловала. Не желая себя сдерживать, Рамаз гладил её спину и, чуть приподняв её ярко-алую футболку, коснулся её бархатистой кожи. От первых прикосновений грубых мужских рук Наринэ покраснела и была готова растаять в его нежных объятиях.       Циклаури сняла с него оранжевую майку с логотипом известного бренда и, обнажив его торс, гладила его волосы на груди и руках. Коснувшись кончиком языка его уха, Наринэ прошептала ему:       — Ложись.       — Что ты задумала?       — Я с тебя слезу, а ты ложись. — Девушка поднялась с его колен, чтобы дать парню выполнить её просьбу.       Рамаз лёг на диван, и его возлюбленная коснулась его члена. Ощущая сквозь одежду его возбуждение, Наринэ вспомнила, как её подружка Оля Трубникова делилась своим опытом соблазнения бесконтактным сексом. Хитро улыбаясь, Циклаури забралась на диван, на согнутых коленях встала так, что парень оказался между её ногами, и села на него, коснувшись самой нежной частью своего тела его твердеющего бугорка.       «Как мне хочется почувствовать его в себе, но мне пока так страшно. Я же ещё девочка. Наверное, это очень больно».       Прижимаясь к нему крепче, Наринэ схватила его за запястья и чуть оцарапала их. Рамаз улыбнулся и сказал ей:       — А ты маленькая развратница.       Циклаури нежно поцеловала его в шею и прижала его руки к дивану по бокам от головы. Коркелия наслаждался её ласками и от её движений ощущал нарастающее возбуждение. Сквозь слои ткани Наринэ почувствовала его горячий член и поняла, что даже от таких ласк можно возбудиться. Рамаз тяжело вздохнул и проговорил:       — Да, Нарико, ты просто бесподобна. Ты... такая кошечка. Отпусти мои руки, а то я не могу сделать тебе приятное.       Циклаури отпустила его. Коркелия погладил её спину и прижимал к себе, отчего она чувствовала разгорающееся в ней желание. Наринэ щекотала кончиками пальцев его щёки и волосы, целовала его губы и шею. Рамаз положил ладони на её ягодицы и гладил их, желая избавиться от одежды и коснуться её кожи. Циклаури чуть приподнялась и гладила его волосы на груди, соски и живот, слегка нажимая кончиком пальца на пупок.       — Давай, я сниму с тебя эту майку, — проговорил Рамаз. — Хочу увидеть тебя раздетой.       Наринэ кивнула головой в знак согласия. Коркелия снял с неё футболку и отбросил в сторону. Циклаури смутилась, представ перед парнем по пояс голой. Глядя на её большую грудь, Рамаз погладил их и, сжав руками, водил большими пальцами по соскам. Наринэ гладила его торс, ощущая его волосы на груди, его каменные мышцы. Обняв её, Коркелия прижал её к себе и от лёгких движений ощутил растущее возбуждение, затмевающее его разум. Упав на него, Циклаури прижалась к нему, впервые в жизни ощущая страстные прикосновения грубых мужских рук.       Чувствуя реакции его пульсирующего члена, девушка посмотрела на возлюбленного. Рамаз гладил её спину, живот, груди и наслаждался её движениями. Наринэ щекотала его плечи, играла с его волосами; Циклаури наклонялась и опускалась к нему, и его член реагировал на её движения. Рамаз наслаждался её ласками и понимал, что скоро может достигнуть пика наслаждения от таких лёгких ласк без проникновения. Наринэ вспоминала, что ей рассказывала Оля о таком вот петтинге. Девушка продолжала гладить его торс и вскоре ощутила приближение оргазма.       Наклонившись, Наринэ поцеловала Рамаза, и тот страстно ответил на её ласку. Их движения стали быстрее и быстрее, пока он не пролился. Понимая, что он кончил, Циклаури почувствовала, как разгорелась страсть в её теле, и она продолжала двигаться, пока не почувствовала микрооргазм и не упала на Рамаза, уткнув голову в изгиб его шеи и плеча. Отдышавшись после лёгкого оргазма, Наринэ подняла на него глаза и спросила:       — Как ты?       — Ничего так. Для первого раза неплохо. Кто тебя этому научил?       — Подружка одна. Оля. Она рассказывала, как часто со своим парнем так развлекается. И я решила попробовать.       — У тебя получилось.       — Мне тоже понравилось.       — Кстати, есть самый простой и действенный способ порадовать девушку в постели. Я уверен, что ты тоже его знаешь.       — Какой? — притворилась непонимающей девушка.       — Нет, не бойся. Ты же знаешь, что я пока не трону тебя. Поднимись.       Наринэ встала с кровати. Поднявшись, Рамаз взял её на руки и, уложив на кровать, погладил её груди. Циклаури расслабилась и наслаждалась его ласками. Коркелия щекотал кончиками пальцев её крупные вишнёвые соски и нежно поцеловал девушку. Наринэ почувствовала смущение и сравнила: когда она ласкала себя, нащупывая эрогенные зоны, не испытывала такого удовольствия, как от ласк Рамаза, не знающего, куда нажимать, чтобы доставить наслаждение ей, и эта непредсказуемость только пробуждала в ней страсть.       Коркелия наклонился и, взяв в рот её сосок, гладил его кончиком языка, пробуждая в ней ещё больше пламени чувств. Наринэ играла с его волосами и таяла от его ласк. Рамаз ласкал её второй сосок и, держа его во рту, распалял в девушке желание. Чувствуя нарастающее возбуждение, Циклаури сжала бёдра и потёрла их друг о друга, пытаясь унять его.       Заметив, как она ласкает себя, Коркелия прервал ласки и погладил её грудь, слегка щекоча влажные от его слюны соски. Касаясь её живота, Рамаз надавил на её пупок и провёл от него кончиком пальца вниз. Наринэ от его ласк разомлела и тихонько простонала:       — Я хочу тебя...       — Пока не время. Давай, повременим, иначе я не выдержу. Мы грузины, и наша кровь горяча, как южное солнце. Вдруг натворим глупостей, и у нас появится ребёнок. Я хочу детей, но только всему своё время. Ещё скоро мама придёт.       Напоминание о маме вернуло девушку с небес на землю. Молодые люди быстро оделись и отправились на кухню разогревать ужин. Скоро должна прийти мать семьи. Дожидаясь, когда разогреется чихиртма на плите, Рамаз обнял Наринэ и сказал:       — А ты развратная кошечка. Не знал, что девственница так может ублажить мужчину, не имея опыта. Хотя, ты просто посидела на мне и подвигалась, отчего я так возбудился.       — Я заметила, как ты кончил. Неожиданно. Я просто попробовала посидеть на тебе, и, как вижу, тебе понравилось.       — Очень.       Молодые люди обсуждали свои постельные дела и не заметили, как суп разогрелся и начал кипеть. Разлив его в тарелки, Наринэ разогрела хинкали чашушули в микроволновке и поставила на стол. Вскоре пришла Тамина. Переодевшись и помыв руки, Шенгелия села за стол и прокомментировала:       — А вы молодцы. Сами всё приготовили и сами накрыли на стол. Спасибо.       Молодые люди сели за стол. Быстро поужинав, Рамаз отправился в ванную. Посмотрев на дочь, Тамина задала вопрос:       — Вы там ничего не делаете?       — Нет. Только ласки. А так ничего такого мы не делали. И пока не время.       — Я тебе, доченька, так скажу. Это будет твой выбор. Если хочешь, ты можешь не скрывать своё желание. Я никого из вас не осуждаю. Вы всё-таки дети мои. И я вас люблю такими, какие вы есть. Неважно, что вы делаете со своими молодыми людьми, и есть ли у вас свидетельство о браке. Главное, чтобы вы были счастливы.       — Мам, ты такая мудрая. Даже не знаю, как ты можешь такое поддерживать. Мы же грузинки, а грузинке нужно хранить честь до брака.       — Я знаю, что ты не шалава. Ты не спишь со всеми подряд, а просто делаешь приятное любимому мужчине. Разве не это нужно? Это тоже часть отношений, а не сами отношения. Запомни это. И мы живём в двадцать первом веке. Зачем возвращаться в прошлое?       Наступила ночь. Переодевшись в сорочку с бретельками, Наринэ легла спать и укрылась одеялом. Думая о дипломной работе, в которой было почти всё готово, Циклаури вспомнила нежные ласки Рамаза, его поцелуи и поглаживания. Ей хотелось испытать это снова и снова. Девушка прикрыла глаза и невольно потянулась к самой нежной части своего тела. Неожиданно она ощутила прикосновения руки и, открыв глаза, увидела перед собой Рамаза.       — Ты пришёл ко мне? — шёпотом спросила Наринэ, убирая ладонь. — Не ждала тебя здесь.       Ничего не говоря, Коркелия повернул её, уложил на спину и нежно поцеловал. Его ласка становилась всё страстнее и наглее. Чувствуя кожей лица его щетину, Циклаури ответила на поцелуй и погладила его волосы. Молодой человек лёг рядом с девушкой и, обняв её сзади, прижался к ней. Мило улыбнувшись, девушка шёпотом спросила:       — Тебе комфортно так спать?       — Да, милая моя. Когда ты рядом, мне так тепло... — тихо ответил Рамаз.       — Ты тоже меня согреваешь, — прошептала Наринэ и прижалась к его тёплой груди, ощущая спиной его волосы.       Нежно поцеловав её в шею, Коркелия погладил её плечо. Ему хотелось остаться с этой девушкой и не уезжать из этого города.       «Всё-таки, если я отсюда уеду, то я оставлю здесь своё сердце», — пронеслось в голове молодого человека.       Наринэ уснула в его объятиях, чувствуя тепло его рук. Рамаз погладил её плечо и, уткнувшись в её распущенные волосы, крепко уснул.       Ранним утром Циклаури проснулась и, широко раскрыв глаза, посмотрела на Коркелию. Молодой человек принёс поднос с двумя чашками кофе и бутербродами из жареных на сковородке гренок, тонких ломтиков полукопчёной колбасы, помидора и сыра. Посмотрев на Рамаза, сидевшего в майке и трико, Наринэ спросила:       — Ты решил меня порадовать?       — Да, дорогая. Я хочу, чтобы ты покушала. Мама ушла на работу, поэтому я порадую тебя.       — Спасибо. Только, Рамико, ты, пожалуйста, выйди, а то не хочу при тебе раздеваться и одеваться.       — Хорошо, — ответил Рамаз, кивнув головой и, хитро улыбнувшись, вставил: — Но я тебя вчера видел с голой грудью. Ты очень красивая. Так и хочется тебя приласкать ещё раз. Я вижу, ты не против.       Коркелия вышел из комнаты. Циклаури надела футболку и трико, расчесала волосы, заплела их в высокий хвост и, посмотревшись в зеркало, улыбнулась своему отражению.       — Красотка-красотка, — прокомментировал Рамаз. — А теперь завтракай и готовься. Сегодня к нам приедут твои брат и племянница. Он обещал отвезти нас на гору Соколиную и показать весь Новокузнецк сверху. Так хочется иногда с ним и с Цицино поговорить. Жалко, что они работают, а моё время здесь ограничено.       — Ничего. Я перееду с братом в Ростов. Он хочет устроить там лучшую жизнь, да и Миле будет полезен более чистый воздух там, чем здесь, в одном из самых загаженных городов. Цицино и Влад тоже поговаривают об отъезде именно в Ростов. Хотят, чтобы девочки жили в более чистом городе.       — Знаешь, я здесь не очень хорошо себя чувствую. Ты же понимаешь, мало того, что климат другой, так ещё и воздух грязный.       — Вот так всегда. Организму сложно привыкнуть к другому климату, — прокомментировала Наринэ и с улыбкой предложила: — Давай кушать.       Сев за столик, молодые люди ели бутерброды и разговаривали обо всём и ни о чём. Циклаури смотрела на этого влюблённого в неё молодого человека, желая повторить те сладостные моменты, которые они пережили вчера. Коркелия рассматривал её полупрофиль, и ему хотелось поцеловать её нежные губы, погладить её волосы и ласкать её как в последний раз.       Когда молодые люди позавтракали, помыли за собой посуду и, зайдя в спальню девушки, сели на диван, Наринэ погладила плечо молодого человека и прижалась к нему. Рамаз коснулся её распущенных волос и гладил их, ощущая их мягкость. Прислонившись носом к её локонам, Коркелия вдохнул их жасминовый аромат и прошептал:       — Они так приятно пахнут, но приятнее твой запах. Ты такая сладкая.       — Правда, — с улыбкой спросила Циклаури.       — Да, это так... — ответил Рамаз и нежно поцеловал девушку.       Наринэ ответила на его ласку и гладила его мускулистые плечи. Уложив её на убранный диван, Коркелия продолжал целовать её, гладить её руки. Циклаури расслабилась, пощекотала грудь молодого человека, и он спускался ниже — ласкал губами её шею, оставляя на ней бледно-красные засосы. Наринэ словно таяла от его ласк и водила пальцами по его спине. Добравшись до ключицы, Рамаз предложил:       — Дай, я сниму её с тебя. Она жутко мешает       Циклаури приподнялась, и Коркелия снял с неё футболку, открывая её стройную фигурку. Наринэ схватила низ его майки и открыла его подкачанный торс. Гладя его плечи, грудь, соски, пресс, ощущая щекотание его волос, Циклаури поцеловала его в шею и прошептала:       — Рамико, какой ты классный.       — Ты тоже классная. Вчера ты так на мне посидела, что мне это понравилось. Хочу тебя отблагодарить. Для этого тебе придётся раздеться догола, но я тебя хорошо подготовлю, чтобы ты не смущалась предстать передо мной голой.       Ничего не сказав, Наринэ густо покраснела от смущения и погладила бархатистую кожу молодого человека. Рамаз уложил её на диван и, взяв её за груди, большими пальцами гладил её соски, распаляя в девушке страсть и желание. От прикосновений его рук Циклаури словно летала в облаках, ощущая бесконечную нежность. Коркелия гладил её мягкие груди и медленно спустился вниз. Щекоча её живот кончиками пальцев, молодой человек слегка надавливал на её пупок.       — Ты так нежно меня щекочешь, Рамико, — с улыбкой прокомментировала Наринэ.       — Видимо, спина — твоя эрогенная зона, — прошептал Рамаз и попросил: — А теперь ляг животом на диван. Я хочу расцеловать тебя всю.       Девушка послушно легла на живот. Молодой человек коснулся губами её шеи и нежно целовал её, щекоча её спину кончиками пальцев. Наринэ сжала подушку, ощущая лёгкость во всём теле от такого лёгкого массажа, и словно таяла, чувствуя медленно нарастающее возбуждение. Рамаз спускался всё ниже и ниже, целуя и гладя нежную кожу.       — Рамик... Ты такой хороший. Сделай ещё немного приятного мне.       — С удовольствием. Это тебя слегка возбудило, а теперь поворачивайся и ложись на спину.       Циклаури сменила позу. Когда она улеглась на кровати, Коркелия страстно поцеловал её губы, и девушка ответила на его ласку. Ей хотелось доставить этому парню нереальное удовольствие, но пока было не время их первой более тесной связи. Рамаз поцеловал её шею и медленно перешёл на ключицу. Взяв её груди в ладони, молодой человек ласкал губами ложбинку между её грудями.       Наслаждаясь этими движениями, Наринэ гладила его спину, его плечи. Решив возбудить в ней ещё больше страсти, Рамаз провёл языком по её правому соску и взял его в рот. Чувствуя, как сладко замирало внизу живота, Циклаури сжала бёдра и хотела унять всё больше и больше распаляющееся желание. Гладя её живот, Коркелия ласкал другой сосок, ещё больше возбуждая девушку. Наринэ сжала бёдра и вздохнула, думая, что это будет длиться вечно.       Прервав ласки, Рамаз погладил ладонями её талию и языком пощекотал её пупок. Ощущая уже разгоревшуюся страсть в своём теле, готовую привести к небольшому финалу, Циклаури застонала:       — Ещё, ещё.       — Потерпи, милая, — с улыбкой ответил Коркелия, прервав поцелуй. — Пока я тебя подразню, а потом сделаю тебе приятное языком.       — Ну давай. Уверена, что у тебя золотой язык.       — Ты сама убедишься в этом.       Рамаз продолжил целовать её пупок. Наринэ наслаждалась от эротического массажа и думала о том, какое будет продолжение. Коркелия продолжал дразнить её языком и губами, подогревая её желание всё сильнее и сильнее.       Оторвавшись от неё, Рамаз снял с неё трико и трусики и обнажил девушку. Наринэ лежала перед ним в своей естественной красоте. Ему хотелось любоваться на эту открывшуюся перед ним картину. Чувствуя смущение и стыд, что впервые показалась голой перед мужчиной, Циклаури отвернулась к стене и прикрыла рукой груди, а ногой лобок. Коркелия улыбнулся, вспомнив «Большую Одалиску» Жана Энгра.       — Моя ты горная лаванда, — прокомментировал молодой человек. — Ты как одалиска. Как... Как чудо, сошедшее с полотен Рафаэля.       — Думаешь, я похожа на Форнарину? — с усмешкой спросила Наринэ.       — Ты лучше. Ты похожа на Наринэ Циклаури. А кроме Наринэ Циклаури нет ни одной прекрасной леди. Ты самая красивая девушка, которую я видел.       Рамаз нежно поцеловал её спину. Ощущая лёгкое возбуждение от его прикосновений, девушка вытянулась. Молодой человек поднял её на руки и усадил на диван. Наринэ слегка расслабилась и уже хотела почувствовать его в себе, невзирая на страх боли во время первой близости. Проведя кончиком пальца по её промежности, Коркелия ощутил на ней тёплую смазку и понял, что она «разогрелась». Разведя её ноги, он сел на колени между ними и коснулся языком самой нежной части её тела; ощущая сладкий, но в то же время солёный вкус, молодой человек прошептал ей:       — Ты такая вкусная. Видимо, любимый человек всегда ароматен, когда сближаешься с ним.       — Чтобы узнать человека, нужно сблизиться с ним, ведь только так можно почувствовать его вкус и запах, — усмехнулась Наринэ, вспомнив своих сокурсниц, любивших разговаривать на интимные темы, не стесняясь никого.       — А ты очень вкусная. Думаю, мы подходим друг другу не только душами, но и телами, — прокомментировал Рамаз и возобновил ласку.       Блаженствуя от движений его языка, Циклаури вздохнула и расслабилась. Ей хотелось парить в облаках и не освобождаться из этого сладкого плена. Девушка гладила его волосы, и от удовольствия ещё шире развела ноги, словно хотела, чтобы он ещё сильнее доставил ей удовольствие.       Словно прочитав её мысли, Рамаз крепко сжал её ягодицы и ускорил движения языком, щекоча её клитор, проникая в её лоно. Наринэ чувствовала приближение оргазма и, выгнувшись дугой, свела ноги. Чувствуя тепло её бёдер на щеках, Коркелия приподнял глаза и, заметив, как дрожат её ноги, понял, что она скоро испытает оргазм.       Циклаури застонала от удовольствия и чуть не потеряла сознание, достигнув финала. Рамаз отпустил её ягодицы и, глядя на лежащую перед ним девушку, погладил её живот, чувствуя, как она дрожит. Ему хотелось овладеть ею полностью, но он чувствовал, что ещё не время переводить общение на высший уровень, что бывает у любящих друг друга людей.       — Рамик... — вырвалось из её уст.       — Я пока не буду тебя трогать, — сказал Коркелия и присел на диван.       Придя в себя, Циклаури приподнялась и, ощущая лёгкость во всём теле, села рядом с молодым человеком и нежно поцеловала его губы и шею. Спустившись до груди, она погладила его живот и слегка надавила на пупок, ощущая на кончиках пальцев его жёсткие волосы. Хитро улыбнувшись, Наринэ сняла с него трико и плавки, обнажая его во всей красе. Посмотрев на него, девушка вспомнила статую Микеланджело «Давид». Взглянув на его поднявшийся член, Циклаури про себя подумала:       «Как он войдёт в меня?»       — Ты испугалась меня? — спросил Рамаз, заметив страх на её лице. — Понимаю, ты не готова. Но скоро всё изменится. Когда ты защитишь диплом, ты переедешь в Ростов познакомишься с моими родителями и сестрёнкой.       — Мы должны были перейти на новый уровень отношений уже после знакомства с твоей семьёй, — смущённо пробормотала Наринэ. — Но уже назад дороги нет. Мы уже сблизились. И я продолжу это.       — Как? Ты не боишься? — удивился Коркелия.       Ничего не говоря, Циклаури гордо, как женщина-кошка, подошла к нему и, взяв его член в руки, слегка надавила на него, чувствуя, как он пульсировал, реагируя на прикосновения. Проведя кончиком языка от основания до головки, Наринэ взяла её в рот и пощекотала языком, сосала, как леденец на палочке.       Ощущая её движения, Рамаз расслабился и погладил её голову, перебирая локоны. Им казалось, что никто не мог им помешать, что никто не войдёт и не застанет их в неприличной позе. Наринэ держала во рту его головку и медленно плыла по ней губами, распаляя в нём страсть. Ей хотелось доставить молодому человеку такое же удовольствие, как он поднял её на самую вершину блаженства.       Чувствуя её неловкость от первого минета, Рамаз гладил её голову и ощущал, что скоро прольётся в её ротик. Наринэ ощущала себя девушкой лёгкого поведения, но в то же время ей было приятно доставить удовольствие молодому человеку, которого полюбила. Ей хотелось, чтобы он поднялся на вершину блаженства. Этот сладостный момент настал — Коркелия ощутил дрожь в ногах, и девушка ощутила вкус его семени на языке. Проглотив его, Циклаури прокомментировала:       — А ты тоже вкусный, Рамико. У меня был золотой рот?       Придя в себя после оргазма, Рамаз посмотрел на смущённую девушку и ответил на её вопрос:       — Да... У тебя золотой рот.       Наринэ поднялась с колен парня и посмотрела на него. Поняв, что скоро могут прийти Гела и Мила, молодые люди быстро оделись. После первой близости Циклаури чувствовала себя такой бодрой, словно выпила две чашки эспрессо. Коркелия поправил майку и, обняв стоявшую девушку, погладил её волосы. Чувствуя необъяснимое смущение, девушка сказала:       — Рамико, мне приятно, что ты доставил мне такое удовольствие. И я счастлива, что смогла удовлетворить тебя. Но мне как-то неловко. Чувствую себя доступной.       — Нарико, не переживай. Ты не сделала ничего плохого. Я у тебя первый. Ты не шлюха, на которой печать ставить негде. Ты просто сблизилась со мной. И я знаю, что у тебя не строгая мама, чтобы запрещать тебе делать что-то.       Наринэ вздохнула и решила рассказать Рамазу свои воспоминания об одной одногруппнице, которую терпеть не могла по определённым причинам.       — Знаешь, почему я говорю «золотой рот»? Это у нас в институте такая пачка. Просто в моей группе учится девушка, которая всем хвастается, что она девственница и хранит себя до брака. Я всё понимаю, только чем она гордится? Тем, что никто не проник в её влагалище? Зато почти все парни из нашей группы и параллельной над ней смеялись. Говорили, что она золотой рот. Когда я спросила, что они имеют в виду, ведь красноречием она не отличается, один одногруппник сказал, что она первоклассная минетчица, которая ни с кем ни разу не еблась в вагину.       — У вора шапка горит, — усмехнулся Рамаз. — Да, мы с тобой опорочены. Но разве это плохо — так проявлять любовь?       — Для кого-то это грех, а для кого-то нет. Мама говорила, что молодость безрассудна. Она говорила, что не стоит хранить девственность до брака. Что можно этим заниматься, но не хвастаться всем подряд. Я не жалую тех, кто спит с разными парнями, на ком пробу ставить негде. Но их даже больше уважаю, чем тех, кто хвастается только куском кожи между ног.       — И вообще, тридцатилетняя девственница вызывает больше недоумения, чем тридцатилетняя шалава. Почему она не встречалась с парнями? Что с ней не так?       — Это точно...       — Кстати, Нарико, почему вы говорите «пачка»? Это вы так называете шутки? И ещё файлы вы называете мультифорами.       — Такой вот диалект, Рамико. Мы так разговариваем, потому что много лет живём здесь. Ты же тоже всё время «гхэкаешь».       — Ну да. А я уже и не замечаю, что разговариваю как «селюк».       Молодые люди смеялись, обсуждая недетские темы, пока не послышался звонок домофона. Наринэ подняла трубку и спросила:       — Кто там?       — Почтальон Печкин. Принёс журнал «Cosmopolitan», — ответили на том конце провода.       — Гело, Милико, проходите, — заявила девушка и нажала на кнопку.       Открыв входную дверь, молодые люди посмотрели на лестницу. Гела и Мила поднялись на третий этаж и вошли в квартиру. Наринэ с улыбкой встретила брата с племянницей и закрыла входную дверь; когда родные его девушки сняли с себя верхнюю одежду, Рамаз протянул потенциальному шурину руку и поздоровался:       — Привет, Гело. Привет, Милико.       — Добрый день, — с улыбкой ответил Циклаури, пожимая ладонь молодому человеку.       — Нарико, Рамико, привет! — воскликнула Мила.       — Привет, моя красавица, — сказала тётя и, обняв племянницу, добавила: — Привет, Гело.       Девочка прижалась к ней и заключила в свои маленькие объятия. Наринэ обнимала племянницу, словно они не виделись не целую неделю, и, отстранившись от девочки, поднялась. Коркелия растерянно смотрел на Гелу, чувствуя стыд из-за того, что совратил его сестру.       — Что такое? — не понял мужчина, рассматривая паренька.       — Ничего такого. Всё в порядке... — ответил Рамаз.       — Нарико, Рамаз тебя ничем не обидел?       — Нет, Гело, нет, — ответила Наринэ, понимая, что имел в виду старший брат.       Поняв, о чём она думает, Гела улыбнулся и, положив руки ей на плечи, с улыбкой сказал:       — Нет, Нарико, я тебя не осуждаю и не борюсь за нравственность. Я понимаю, что у вас любовь.       — Пап, поедем на Соколуху, — попросила Мила. — Пусть Рамико посмотрит на Новокузнецк.       — Давайте, мы все поедим моего чашушули и поедем на Соколуху, — заявил Рамаз, приглашая к столу.       — Как раз вчера вечером мы приготовили не только чашушули, но ещё и голубцы, — продолжила Наринэ. — Пока Рамико готовил чашушули, мы с мамой делали голубцы.       Зайдя на кухню, Гела и Мила помыли руки и сели за стол. Разогрев обед, Коркелия расставил тарелки, налил в них ароматный чашушули, разложил по два голубца и добавил к ним густую подливу. Наринэ поставила чайник разогреваться и достала из холодильника пахлаву. Молодые люди сели за стол. Гела попробовал тушёную говядину в томатном соусе и прокомментировал:       — Вкусно. Ты очень хорошо готовишь. Ты молодец. Вы с Наринэ голодными не останетесь.       — Это же хорошо, — улыбнулся Коркелия, едя свой суп.       Наевшись и попив чай с пахлавой, Гела, Мила, Рамаз и Наринэ собрались поехать на гору. Циклаури быстро переоделась в джинсы и синюю кофточку со стразами; Коркелия надел брюки из денима и бордовый свитер. Когда молодые люди оделись в демисезонные ботинки и куртки, Гела и Мила вышли из дома, и Наринэ с Рамазом тоже покинули квартиру.       Когда они все вместе спустились вниз, Гела при помощи брелока завёл машину; Рамаз устроился на переднем пассажирском сидении, а Наринэ и Мила сели на заднее, где уже лежала чёрная сумка с документами и малиновый портфель с учебниками и тетрадками. Когда все заняли свои кресла, Циклаури сел за руль и, закрыв дверь, поехал в сторону улицы Пролетарской и свернул на Киселёвской. Проехав по Садгородской, мимо снт «Рябинка», молодые люди и мужчина с маленькой девочкой оказались на высокой горе.       Выйдя из машины, Рамаз осмотрелся и увидел с большой высоты весь Центральный район Новокузнецка и все деревни Куйбышевского района. Гела, Мила и Наринэ покинули машину и любовались уже такими привычными для них видами города. Наслаждаясь видами сверху, Коркелия прокомментировал:       — Какая красота... Как прекрасен вид сверху. Конечно, с Крепости тоже интересен вид, но здесь он красивее. Позади Крепости Запсиб стоит на горе, как я понял.       — Примерно так, — подтвердил Циклаури. — Тут много гор, где можно жить.       — Ещё на Кузнецкую крепость подниматься так тяжело, — поделился впечатлениями Рамаз. — Кажется, что тебя что-то сдавливает сверху. Я понимаю, что это элементарная физика, что даже при подъёме на второй этаж чувствуешь давление, но всё равно.       — А ты бывал в Грузии? Видел, как красива наша родина?       — Да, Гело, я там был. Мы всей семьёй приезжали к родственникам. Нам с Мзией не хотелось уезжать, потому что хотелось всегда любоваться этими горными краями. Но родители нам рассказали, что не нужно путать туризм с эмиграцией. Только из-за этой проклятой войны наши родные теперь не могут к нам в Ростов приехать...       Наринэ наблюдала, как брат и её возлюбленный общались, делясь впечатлении о родном крае. Ей хотелось, чтобы они все вместе сидели за одним столом и ели разнообразные русские и грузинские блюда, разговаривая обо всём и ни о чём. Но в то же время она опасалась, что Рамаз может её забыть за то время, когда она приедет в Ростов-на-Дону. Грустные мысли хитрыми змеями лезли в её душу, словно заставляя плакать.       — Нарико, как вы с Рамико? У вас всё хорошо? — поинтересовалась Мила, отвлекая тётю от тягостных раздумий.       Наринэ задумалась над вопросом девочки, ибо понимала, что с одной стороны они с Рамазом только начали серьёзные отношения, и пока ещё рано говорить о любви, ибо у них пока что только страсть, но с другой стороны чувствовала стыд из-за того, что отдалась ему почти сразу же после знакомства. Заметив, что щёки девушки покраснели, Мила прокомментировала:       — Я вижу, что ты влюбилась, только не показываешь вида.       — Да, Милико, я влюблена... — прошептала Наринэ. — Наверное, своё сердце я ему навеки отдаю и не хочу забирать.       Услышав разговор сестры и дочери, Гела посмотрел на Рамаза, пытаясь понять, о чём думает и что чувствует этот человек. Поймав тяжёлый взгляд мужчины, Коркелия широко раскрыл глаза и с непониманием посмотрел на него. Осознавая, что он смутился, Циклаури задал ему вопрос:       — Ты любишь Наринэ?       Рамаз не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить Геле о своих чувствах к этой девушке. С одной стороны, он понимал, что пока что чувствует к ней лишь похоть, но с другой... ему хотелось заботиться об этой девушке, жить с ней вместе; он хотел, чтобы она родила от него детей. Прокрутив все эти мысли в голове, Коркелия ответил:       — Даже не знаю. Мне очень хочется быть с этой девушкой. Она очень хороший человек. Мне хочется быть с ней всегда.       — Что бы это значило? Ты её любишь или нет? — продолжал наседать Гела.       Горный ветер дул, навевая весеннюю прохладу на горе. Рамаз содрогнулся от холода и почувствовал себя таким же, как его потенциальный шурин, похождения которого ни для кого не были секретом. Он чувствовал себя развратителем, который может обидеть девушку и разбить её сердце. Посмотрев на Циклаури, Коркелия ответил:       — Пока ещё рано говорить о любви. Да, мы друг в друга влюблены. Но я надеюсь, что у нас всё будет хорошо. Мы поженимся, нарожаем детей. Двоих.       — Рамико, я уважаю ваши чувства и не против ваших отношений. Но если ты ни дай бог обидишь нашу Наринэ, то тебе несдобровать. И ты это понимаешь.       — Ты же понимаешь, Гело, меня так воспитали, что женщина — это будущая мать, это чья-то сестра и дочь. Что женщину нужно уважать.       — Хорошо тебя воспитали, — прокомментировал Циклаури и потрепал Рамаза по плечу.       Коркелия смотрел на мужчину, вспоминая, как Наринэ рассказывала о нём как о «Звезде Вертолётки», ночного клуба; он оживил в памяти рассуждения Гелы о том, что жизнь слишком коротка, что человек внезапносмертен, что нужно брать от этой жизни всё, жит сегодняшним днём и наслаждаться им, не строя долгосрочных планов, когда дело касается отношений. Хитро улыбнувшись, Рамаз задал вопрос:       — Гело, а ты, когда спишь с разными бабами, которых находишь на Вертолётке, ты не задумываешься, что они тоже чьи-то дочери, сёстры, жёны, а то и матери? Или это другое?..       Гела задумался над вопросом Рамаза и ощущал себя не в своей тарелке. Он вспоминал, как клубные девицы сами соблазняли его, как они соглашались сесть к нему в машину и поехать с ним на ночные приключения, как он пользовался ими по обоюдному согласию, как он получал в глаз от мужа или просто ухажёра девушки, но ему нравилась такая беззаботная жизнь — вроде и секс есть, и не надо никаких обязательств перед девушками.       — Знаешь, Рамико, я над этим как-то не задумываюсь. Да если девушки сами себя так унижают, прыгая ко мне в постель. Причём, я им ничего никогда не обещаю. Я им ничего не должен, и они мне не должны. Так что у меня с ними всё честно. А тебе советую не обманывать Наринэ. Я сволочь, у которой когда-то жизнь отняла самое дорогое и в моём сердце выжгла чёрную дыру, но сестру никому в обиду не дам!       — Я её не обманываю. Мне хорошо с ней.       — Смотри у меня! — С этими словами Циклаури погрозил ему пальцем.       Рамаз кивнул головой и посмотрел в сторону Точилино. Гела смотрел на виды Новокузнецка и деревенек в его пределах и вспоминал вчерашнюю встречу с бывшими сослуживцами, новости о том, что случилось после его комиссования. По его щеке скатилась невольная слеза. Заметив это, Коркелия поинтересовался:       — Гело, а почему ты плачешь?       — Вчера я поехал в Бийск, где живёт мой приятель, с которым мы вместе служили. К нему ещё один наш сослуживец приехал. Вспомнили прошлое. Вспомнили, как мы впятером дружили. Два наших друга погибли на Кавказе в этой проклятой войне. Тот, который живёт в Бийске, Саша, лишился ноги, и у него обгорело лицо, а Роме, другому моему приятелю из армии, изувечили руку, и с тех пор от не может стрелять. По сути, он инвалид. Но я рад, что их судьбы хорошо сложились. У них семьи, дети...       — Гело, ты себя считаешь бесчувственным?       — Да... — не раздумывая ответил Циклаури. — Ведь моё сердце стало как ледяной осколок у Кая в одной известной сказке. Я стал таким же. Ледяным и бесчувственным.       — Я так не думаю. Ты же расплакался над тем, что не так давно случилось в твоей жизни. Ты расстроился из-за своих друзей, которые погибли или остались инвалидами. Значит, ты не бесчувственный. Ты хороший человек, только не можешь себе в этом признаться.       Гела и Рамаз посмотрели на Милу, бегающую по ещё не растаявшему снегу, и Наринэ, присматривающей за тем, чтобы ничего не случилось. Циклаури подошёл к дочери и, взяв её на руки, поднял её и спросил:       — Всё ещё бегаешь, моя маленькая принцесса?       — Да, пап. Тут так прикольно, хоть и холодно. На горах всегда холодно.       — Просто, доченька, мы приближаемся ближе к небу. Когда наше северное полушарие обращено не в сторону солнца, оно прохладное, поэтому здесь холодно. А когда мы ближе к нему, становится холоднее.       Наринэ и Рамаз слушали, что Гела рассказывал дочке. Посмотрев на мужчину, Коркелия прокомментировал:       — Гело, ты такой умный. Ты так много рассказываешь Милико.       — Человек бывает ограниченно умным. Не каждый может всё знать. Я знаю многое из школьной программы и из детских энциклопедий, которые нам папа покупал. Я читаю об этом Миле, и ей нравится.       Мила бегала по горе и смотрела на город. Вид начинающих загораться огней казался ей таким завораживающим. Рамаз рассматривал лабиринты улиц и прокомментировал:       — Тут так красиво... Просто сказка.       — Скорее, фантастика, — вставила Мила.       — Милико, ты такая умненькая девочка. Всё знаешь, всё понимаешь. Наверное, хорошо учишься.       — Да, я учусь очень хорошо. Лариса Борисовна меня хвалит.       — Лариса Борисовна? — переспросил Рамаз и усмехнулся: — Н-да, это надо было девочке родиться у Бориса, чтобы потом её назвали созвучным именем Лариса.       — Зато так быстрее запоминается, — ответила девочка.       — Когда я бываю на родительских собраниях, еле сдерживаюсь, чтоб не сказать: «Алё, Ларису Ивановну хочу!», — добавил Гела.       — Похоже, у вашего родительского комитета появилась своя пачка. — Оттопырив большой палец и мизинец, Рамаз с грузинским акцентом заявил: — Алё! Ларису Борисовну хочу!       — Потому что у тебя такой умный папа, — вставила Наринэ, не обращая внимание на насмешки мужчин.       — Мой папа лучший во всём! — заявила девочка.       Посмотрев на город, где зажигались фонари, все почувствовали, что стало ещё холоднее, и на улице начало темнеть. Гела завёл машину, и все сели на свои места. Циклаури последним сел за руль и направил автомобиль обратно, в сторону улицы Вокзальной. Промчавшись по Киселёвской, Гела подъехал к сталинке. Когда синий «Дэу» остановился у дома, все вышли из автомобиля и направились к подъезду. Рамаз погладил руку девушки и прокомментировал:       — Милая моя, всё хорошо?       Молодые люди и папа с дочкой зашли в подъезд и поднялись по лестнице. Наринэ посмотрела на своего возлюбленного и с волнением в голосе шёпотом задала вопрос:       — Думаешь, после нашей близости ничего не изменилось?       — Нет. Всё хорошо. Даже чувствую себя ближе, чем раньше.       — Я чувствую себя какой-то испорченной.       — Это стыд, — вставил Гела, услышав разговор сестры с её молодым человеком. — Такое бывает. Но потом ты привыкнешь. Просто это у тебя впервые, и тебе непривычно. Ничего страшного.       Сказав это, Циклаури поднялся наверх, и Мила умчалась за ним, спеша к бабушке. Разговаривая о случившемся, молодые люди подошли к двери и позвонили. Тамина открыла им дверь и с улыбкой задала вопрос:       — Привет, дорогие мои. Где вы были? Куда сходили?       Зайдя в квартиру, Гела, Мила, Наринэ и Рамаз ощутили вкус мясного супа с ароматными приправами; сняв куртки и обувь, отец и дочь зашли на кухню и, поставив перед собой глубокие тарелки, сели за стол; быстро переодевшись в домашнюю одежду, молодые люди сели за стол, и Тамина разлила по тарелкам суп харчо. Едя ароматное мясо свинины с овощами, Коркелия сказал:       — Мы с Нарико были на горе Соколиной. Вы знаете, какая там красота. Ещё Милико там бегала. Мы с Гелой поговорили.       — Мам, вчера я ехал в Бийск, — вставил Гела. — Навестил Саню Глазунова. К нему ещё Рома Никонов с семьёй приехал. У них всё хорошо. Саня женился на Арувджан, и у них две дочки, Ясмина и Шакира.       — Как певица? — спросил Рамаз, едя ароматный харчо.       — Да. Такое у девочки имя. Ещё приехал Рома Никонов с Наташей. У них мальчишки-близнецы Артём и Денис. Хорошие ребята. Жаль, что Саня от взрыва гранаты лишился ноги, и его лицо изуродовано. А Рома не может стрелять — у него рука не может держать что-то. Вадик погиб. Его убили.       — Ужас какой, — заявила Шенгелия. — Бедные парни. Такое пережили. Как я понимаю их мам. Знаешь, как нам всем было страшно, когда ты написал письмо, что уезжаешь воевать. Господи, я чуть с ума не сошла. А как ты приехал домой и лежал в больнице. Бедненький мой.       — Мама... — сказал Гела и вспомнил, как она приходила к нему в больницу, рассказывала о том, как поживает его маленькая доченька.       Молодые люди быстро поужинали. Мила и Наринэ пошли в комнату девушки, а Рамаз и Гела отправились в соседнюю гостевую комнатку. Девушка достала из шкафа раскладушку и постелила на ней постель. Мила приняла ванну, оделась в розовую пижамку и легла на раскладушку. После душа Наринэ села на диван и спросила:       — А почему ты легла на раскладушку?       — Я гость и не хочу сживать хозяйку с насиженного места. Да и на раскривушке удобно.       — Ты смотришь «Нашу Рашу»?       — Да, мы с папой смеёмся над двумя дураками Славиком и Димоном. И ещё над Ровшаном и Джамшудом. Хотя, и среди русских такие дураки бывают. Им что в лоб, что по лбу. Всё равно всё сделают плохо.       Выключив в комнате свет, Наринэ легла на диван и укрылась. Мила посмотрела на тётю в свете уличных фонарей, бьющих в окно, и заметила, что та улыбается от счастья, спросила:       — Ты влюблена?       — Как видишь, да, — с улыбкой ответила девушка. — Конечно, это непросто, но я хочу, чтобы у нас всё было хорошо. Да, трудно пережить временное расставание, но я верю Рамико. У нас всё будет хорошо.       — Нарико, а что такое любовь? Папа сказал, что это уничтожающее чувство, приносящее боль. А ты как думаешь?       Наринэ посмотрела на племянницу и задумалась над вопросом и словами брата, которые он часто говорил, словно желая оправдать свой образ жизни. Подумав об ответе, девушка сказала Миле:       — Знаешь, Милико, любовь — это когда двое заботятся друг о друге, думают одинаково, живут вместе в полной гармонии. Когда я тебе это говорю, вспоминаю наших родителей.       — Нарико, наша бабушка, видно, любила дедушку, хоть я его не знаю, — прокомментировала девочка, вспоминая чёрно-белые фотографии с счастливой четой Амирана Циклаури и Тамины Шенгелия.       — Очень любила и до сих пор любит. Жаль, что его убили. Когда я иду мимо того места, часто вспоминаю, каково было папе. Господи, почему хороших людей убивают?       — Не знаю. Я хочу, чтобы мой папа всегда был со мной, — сказала Мила, осознавая, что ближе отца у неё никого нет.       — Он всегда с тобой, Милико. Спокойной ночи, девочка моя, — с улыбкой ответила Наринэ и, встав с кровати, подошла к девочке, поцеловала её в лоб.       — Спокойной ночи, Нарико...       В это время Гела лёг спать на раскладушку, а Рамаз лёг на кровать напротив него. Глядя сквозь свет луны и уличных фонарей на Циклаури, Коркелия поправил чуть растрёпанные волосы и спросил:       — Гело, а почему ты ведёшь такой образ жизни? Я тебя не осуждаю, просто мне интересно. Я практически всё о тебе знаю. О тех девушках, с кем у тебя были более-менее серьёзные отношения.       — Ты знаешь, как я любил Машико. Всё ещё не могу забыть, хоть уже все слёзы по ней пролил, — тяжело вздыхая, ответил Гела. — Ещё Дианка Алмазова, теперь уже Мелецкая, меня бросила много лет назад. С тех пор не хочу ни к кому привязываться, чтобы не причинять себе боль.       — Знаешь, у меня были две девушки. Одна не дождалась меня с армии, а другая постоянно со мной спорила. Я не стал озлобляться. Но когда искал старых знакомых в ВК и увидел Нарико, то тогда понял, что хочу быть с ней.       — Наивный ты мальчишка, Рамико... Очень наивный.       — Гело, может, ты просто ещё не встретил ту самую. Когда ты её встретишь, ты это поймёшь. Ты почувствуешь, что тебе хочется быть с ней.       Циклаури задумался над его словами и вспомнил Жанну Нефёдову. Бедная плачущая женщина, ищущая утешение в его холодных объятиях, которые не греют, но и не отталкивают. В них просто есть для неё слабое утешение. Нет, он не подумал, что эта женщина может быть его «половиной». Он искал удовольствие, желая опробовать каждую деву на вкус.       — Может быть и так, — отозвался Циклаури. — Ещё я едва не погиб на этой проклятой войне и понял, что жизнь слишком коротка. Нужно брать от неё всё.       — А когда ты состаришься, то что ты вспомнишь? Череду этих баб, которых цепляешь в ночном клубе?       — Не знаю. Я живу сегодняшним днём. А если будет что вспомнить, то мою красавицу. Милико. Пока она маленькая, мы создаём с ней столько воспоминаний.       — А потом она вырастет и будет создавать воспоминания с тем, кого полюбит, а ты будешь сдвинут на второй план. Какие воспоминания ты создашь, когда будешь один?       — Рамико, я об этом не задумываюсь. Зачем об этом думать? Я живу и наслаждаюсь этой жизнью.       — Гело, ты когда-нибудь встретишь девушку и поймёшь, что это она. Твоя «половинка». Не знаю, когда, но ты это поймёшь.       Циклаури посмотрел в окно и вспомнил своего дядю Гурама. Вспомнил, каким он был неприкаянным, когда был холостяком и одиноким бродягой любви Казановой; в его памяти ожили картинки его последнего приезда в Грузию, где Гела встретил своего дядю уже изменившимся — бодрым и весёлым семьянином, верным мужем и заботливым многодетным отцом. Несмотря на расстояние, проведённую границу, войны и визовый режим между двумя не так давно дружными странами, дядя и племянник продолжали общаться по интернету, кляня правительство, отдаляющее близких людей друг от друга, рассказывая об изменениях в их жизнях.       «Возможно, где-то бродит моя женщина, только кто это?» — впервые задумался Гела и сказал Рамазу: — Всё в жизни бывает, поэтому не загадываю ничего наперёд. Спокойной ночи.       — И тебе спокойной ночи, Гело, — отозвался Коркелия и, укрывшись одеялом, прикрыл глаза.       Не желая думать ни о чём, Циклаури повернулся к стене и задумался о жизни. Завтра ему надо было идти на работу. Работать с Андреем ему нравилось, но он чувствовал, как между ними уплотнялась стена. Мужчина часто вспоминал разговоры с зятем о его друге детства, ставшем ему начальником.       — Это раньше мы были друзьями, а теперь он наш начальник. Образовалась субординация, и он мне не друг, а мой руководитель, — часто говорил Гела, делясь своими мыслями с Владимиром.       — Он всегда был замкнут, а когда он стал начальником нашей фирмы, стена между ним и нами стала прочнее. Не знаю, как Верочка смогла растопить этот лёд.       Прокрутив в голове воспоминания о руководителе и разговорах о нём, Циклаури крепко уснул.       Ранним утром молодые люди проснулись и заметили, что Гела и Мила уже покинули этот гостеприимный дом; проводив дочку в школу, Циклаури отправился на работу. Увидев в окне Милу, бредущую в учебное заведение, Рамаз улыбнулся и прокомментировал:       — Эх, помню, как я когда-то так в школу ходил. Мне так же не хотелось рано вставать и идти в школу. А я ещё невыспавшийся шёл.       — Мне знакомо это чувство, — вставила подошедшая Наринэ. — Сама так рано вставала и шла в школу, а потом и в институт. Ничего. Скоро всё закончится.       — Ты готова к ГОСам? — поинтересовался Коркелия.       — Да. Я все шпаргалки написала.       — А диплом сделала?       — Да. Я на основе всех своих курсовиков сделала дипломную.       — Я знаю, моя милая — ты защитишься. Ты очень умная.       Наринэ погладила его волосы и нежно поцеловала в шею. Посмотрев на застеленную постель, Рамаз повернулся к девушке и страстно ответил на её ласку — поцеловал её в губы. Ощущая жар страсти в душе, Циклаури обняла его и, притянув к себе, села на диван. Коркелия гладил её талию, целовал её шею.       — Рамико, мама сегодня дома, — напомнила Наринэ и шёпотом добавила: — Как-то неловко перед ней. Подождём, когда мама пойдёт в магазин. Она часто утром идёт в магаз, чтобы в очередях не стоять.       — Хорошо. Подождём мою маму. Подождём, твою мать! Подождём мою маму. Подождём твою мать!       Циклаури рассмеялась над пением своего возлюбленного. Дождавшись, когда Тамина покинет квартиру, Коркелия нежно поцеловал девушку. Наринэ гладила его руки и слегка застонала, чуть отстранившись, Рамаз спросил:       — Что такое?       — Давай, повторим то, что делали вчера.       — Только недолго, потому что я хочу снова пройтись с тобой по улицам Новокузнецка. Просто мне нравится, как ты рассказываешь о городе. Хочу снова пройтись. Я уже знаю, в какую школу ты ходила, какой институт оканчиваешь. Ты мне всё показывала. А теперь давай ещё прогуляемся. Поедем на Запсиб, о котором ты рассказывала. Говорила, что там твоя подруга живёт.       — Хорошо. А пока... — с кокетливой улыбкой томным голоском проворковала Наринэ и медленно сняла с себя домашнее платье и нижнее бельё.       Оголив своё соблазнительное тело, Циклаури села на диванчик. Глядя на неё, Рамаз вспомнил, как рассматривал в интернете чёрно-белые эротические фотографии обнажённых женщин начала прошлого века. Вспоминая их аппетитные формы, Коркелия тогда сравнил их с современными моделями, и дамы на старых фотографиях казались ему привлекательными и аппетитными по сравнению с нынешними силиконовыми моделями. Рассматривая стройную Наринэ, молодой человек погладил её и прокомментировал:       — Кто сказал, что силикон — это красиво? Вот истинная красотка. Тело прекрасно, когда его не уродуют, надувая сиськи, удаляя рёбра.       — Я и не собиралась это делать, — ответила Наринэ. — Зачем себя калечить, чтобы соответствовать непонятной «красоте» и кормить фэшн-индустрию, калечащую женщин за деньги? И кто сказал, что «красота», требующая жертв, действительно радует глаз?       — Ты ответила на свой вопрос, — сказал Рамаз и погладил её груди, живот.       Проведя языком по её правому соску, Коркелия сжал его губами и, лаская его, пробуждал в ней страсть. Циклаури расслабилась и чувствовала себя на вершине блаженства. Прикрыв глаза, девушка наслаждалась ласками и гладила волосы молодого человека, приговаривая:       — Как ты прекрасен.       Рамаз ласкал другой сосок, ещё сильнее распаляя девушку. Наринэ застонала и уже готова была отдаться ему вся, без остатка. Слегка застонав, девушка словно просила о большем, но Коркелия отпустил её грудь и прошептал:       — Пока не время. От частого петтинга ожидание становится всё сильнее и сильнее, а ты меньше будешь бояться потерять девственность.       Наринэ ничего не ответила, но запомнила его слова. Рамаз взял её за бёдра и коснулся кончиком языка самой нежной части её тела. Циклаури вздохнула и выгнулась, желая отдаться ему всей душой. Коркелия щекотал её языком и ввёл в неё палец, желая погрузить её в пучину удовольствия. Наткнувшись на довольно плотную мембрану, Рамаз осторожно пощекотал самую чувствительную часть её тела и возобновил ласки языком.       Чувствуя нарастающее наслаждение от возбуждения двух самых чувствительных точек в своём теле, Наринэ выгнулась и продолжала блаженствовать от ласк, желая, чтобы время остановилось, и эти моменты никогда не заканчивались. Но ему пришлось закончиться, ибо Рамаз медленно довёл её до оргазма. Вскрикнув от удовольствия, девушка развела ноги и прижалась к креслу. Рассматривая её, Коркелия прокомментировал:       — Ты так прекрасна...       Девушка сидела на кресле и уже чувствовала себя не испорченной девчонкой, а страстной женщиной, готовой доставить удовольствие любимому мужчине. Придя в себя, Циклаури посмотрела на молодого человека и сказала:       — А теперь идём гулять?       — Идём.       Наринэ быстро оделась в тёплую розовую кофту, тёплые капроновые колготки и джинсы. Рамаз быстро переоделся в синий свитер и джинсы. Одевшись в куртки и ботинки, молодые люди вышли из дома и, взявшись за руки, отправились на прогулку.       Идя по улице Вокзальной, Рамаз и Наринэ пошли в сторону железнодорожных путей, перешли через мост над ними; уже через несколько минут они стояли на остановке возле кольца, направляющего движение на четыре улицы, и ждали автобус, держащий путь на Заводской район. Когда нужный троллейбус подошёл, молодые люди запрыгнули в полупустой салон и вместе сели на большое кресло. Наринэ смотрела в окно, Рамаз гладил её руку, сжимая её.       Циклаури погладила ладонь молодого человека и посмотрела на проплывающие мимо сталинки на проспекте Металлургов. Глядя на большие кирпичные дома, Рамаз улыбнулся и продолжил гладить её руку. Проезжая мимо парка Гагарина, девушка заметила блинный киоск и прокомментировала:       — А я там даже работала блинопёком. Приходилось прогуливать пары. Да у нас многие так делали.       — Н-да, раньше студент учился и подрабатывал, а теперь работает и подучивается, — сострил Коркелия и добавил: — Мне так же во время учёбы приходилось работать. Как раз я работал по специальности, поэтому оформил свободное посещение.       — А мне прогуливать пришлось, потому что эта работа не по специальности. Чтобы маме помочь. Зато пекла там вкусные блинки. Помнишь, как мы парочку купили и дома поели?       — Это я помню. Но ты готовишь вкусно.       — Рамико, ты тоже хорошо готовишь. Пальчики оближешь.       — Я рад, что тебе нравится моя стряпня. Когда родители много работают, мы с Мзией часто готовим ужин. Поначалу не получалось, а потом быстро научились.       — Нас тоже родители научили готовить. Вспоминаю, как мы с папой что-то готовили, когда её жили в Кутаиси. Жаль, что эти дни уже не вернуть...       Автобус мчался до конца проспекта Металлургов, где на кольцевом перекрёстке стоит большое алое здание, напоминающее Кремль. Посмотрев на это воистину величественное строение, Рамаз сказал:       — Чем-то напоминает дома в Ростове, построенные ещё до Революции. Но этот дом выглядит кукольным домиком. Без обид.       — Рамико, ты так любишь сравнивать другие города с Ростовом.       — Потому что Ростов — мой родной город.       — А Кутаиси?       — Ну... Это город детства, не более того. А для тебя Кутаиси что?       — Тоже город детства. Но кажется, что он перестал быть родным. Моя родина здесь, в России. Сакартвело стал мне чужим.       — Да, Нарико, родная страна могла стать нам чужой из-за того, что в городе, в котором мы родились, можем быть лишь гостями, туристами, но не жителями. Я уже чувствую, как мы отдаляемся от нашего народа и становимся чужими ему.       — Я сама понимаю, что другие грузины, живущие в Сакартвело, стали нам чужими. И это печалит.       Вздохнув, Наринэ смотрела в окно и видела старые дома. Не такие шикарные, как сталинки, но тоже по-своему привлекательны. Пока троллейбус мчался по написанному ему маршруту, молодые люди смотрели на лес, на частные домики снт и появившиеся хрущёвки Заводского района. Выйдя на остановке «Берёзка», Рамаз и Наринэ взялись за руки и отправились по улице Советской Армии.       Гуляя по небольшой улочке Заводского района, Циклаури вспомнила, как часто ездила в гости к одной своей подруге Алёне Прониной, и они на Чёрном озере отмечали окончание сессии; Коркелия рассматривал дома, не понимая, в каком районе Новокузнецка он оказался — в Старокузнецке или на Запсибе?       Наслаждаясь тёплым весенним днём, молодые люди гуляли по зеленеющему скверу Советской Армии, прошли мимо аллеи выпускников школ и стадиона «Запсибовец», где летом играют в футбол, а зимой катаются на коньках и играют в хоккей. Посмотрев на площадку, Наринэ сообщила:       — А здесь мы с девчонками часто катались на коньках, когда была зима. Поначалу падала, а потом поднималась. И уже научилась кататься. Ещё пару раз приглашала племяшек покататься на коньках. Они тоже падали и смеялись, когда пытались своих там феечек Винкс изобразить.       — Когда-то мы со Славиком тоже выходили на каток и играли в хоккей. Весёлое было времечко. Ещё я Мзию учил кататься на коньках. Мы падали в снег, разбивали коленки об лёд, поднимались, обтряхивались и смеялись. Если так получится, то, возможно, мы вместе будет ходить на каток и приведём туда Милу, Улю и Юлю. Ещё будем водить туда своих детей.       — Это было бы здорово, — улыбнулась Циклаури.       Пройдя мимо горбольницы Заводского района, молодые люди шли по зеленеющей улице, пока не добрались до углового дома, возле которого стоят три хрущёвки на улице Климасенко, выстроенные в большой круг. Глядя на этот «хоровод», как назвала эти три дома Наринэ, Рамаз усмехнулся:       — А я думал, что только в Москве такие круглые дома. Только там больше.       — А здесь три пятиэтажных домика, составленные в хоровод. А ты бывал в Москве?       — Нет, в Москву мы не ехали. Только читал статьи о брежневках. Конечно, в Москве всякое может быть, но не думал, что увижу здесь, в захолустье, такое чудо архитектуры.       — А помнишь, как мы гуляли по Кузнецкстроевскому и увидели другое чудо архитектуры? Два дома, где неправильно поставили блоки, и подъездные окна выходят не в сторону дверей, а квартирные окна прямо над козырьком подъезда.       — Я тогда тоже удивился и понял, что просто панельки не той стороной поставили, когда хрущобу собирали. Но исправлять было поздно — в доме-то жить можно.       Смеясь над причудливой архитектурой города Новокузнецка, молодые люди подошли к Чёрному озеру. Стоя на берегу озера, имеющего дурную славу, Наринэ посмотрела на его тёмные от ила воды с плавающими на них тающими льдинками и рассказала Рамазу очередную городскую легенду:       — Мне моя подруга Алёна Пронина рассказывала, что в этом тёмном озере живёт нечто. Оно словно манит сюда людей. Часто тут находят утопленников и даже целые автомобили. Но люди всё равно здесь купаются. И далеко не всегда тонут.       — Похоже на Бермудский Треугольник. Интересно, что на дне океана найдут? Если, конечно, найдут.       — Не знаю, не знаю. Бермудский Треугольник намного глубже Чёрного озера. Здесь хоть что-то находят, а там ещё ничего не нашли. И, знаешь, Рамико, всему есть объяснения. Просто Чёрное озеро очень глубокое, поэтому там тонут и не могут выбраться. А всё остальное — просто байки. Страшилки нашего городка.       — Да, каждый городок славится своими страшилками. Мы ходим по улицам и смотрим на дома. Ты рассказала про всё. И показала. Мы были на Кузнецкой Крепости, стояли на чёртовом мосту, смеялись над кикиморой из бутылки в трубе. Ты вспомнила, как Гела спас двух девочек от маньячной семейки. У меня столько впечатлений за этот отпуск. Даже улетать от тебя не хочется.       Молодые люди стояли на берегу тёмного озера. Наринэ погладила волосы Рамаза и обняла его. Коркелия прижал её к себе и поцеловал макушку. Им обоим казалось, что времени не существует, и они так и будут вечно вместе.       Заметив, что солнце уже в зените, Циклаури отвлеклась и сказала:       — Нам надо домой. Ещё нужно приготовить что-нибудь вкусненькое.       — А приготовь-ка нам блины, какие ты пекла в том киоске.       — У нас дома ещё остались вкусности. А блинчики не помешают.       Взявшись за руки, молодые люди отправились по улице Климасенко. Идя по дорожке, Рамаз и Наринэ наслаждались весенней прохладой. Пройдя мимо техникума и детского дома, Коркелия улыбнулся и сказал:       — Тут так тихо. Мы словно в Старокузнецке оказались, только в тихих улочках.       — Сам понимаешь, что в любом российском городе так. А если бы мы катались по разным городам Грузии, то заметили бы, что каждый город похож на другой. Те же горы, те же сказочные домики. Если это не Тбилиси.       — В чём-то ты права. В каждой стране свои города. Они похожи друг на друга, но отличаются.       Разговаривая обо всём и ни о чём, молодые люди подошли к железнодорожным путям и, пройдя через них, продолжали шагать по улице, носившей имя руководителя строительства и первого директора ЗСМК. Миновав самую опасную часть дороги, Рамаз и Наринэ остановились у остановки.       Когда подъехал нужный троллейбус, они сели на свободные места, и «безрельсовый трамвай» направился в сторону Центрального района. Миновав несколько проспектов и остановок, Наринэ и Рамаз очутились возле вокзала. Выйдя из салона, они направились вверх по лестнице и пошли в сторону улицы Вокзальной. Зайдя в продуктовый магазин, молодые люди купили ветчину, сыр, «мясной орех», шоколадную пасту и банан.       Выйдя из гастронома с полным пакетом еды, Рамаз дал руку девушке и сказал:       — Ну что, к девчонке на блины?       — Да.       — Есть у нас такая легенда. Ниши соседи напротив — это прабабушка, бабушка, мама и дочка. Все они неказистые. Как сказать? Пухленькие, похожие на ведьмочек. Кажется, что они и есть ведьмочки. Ведь, если одна из этих женщин заманит паренька на сеновал, то на следующий день отец семьи, такой же некогда попавшийся в их сети, угощает его блинами, и этот бедолага женится на той, с кем он лёг на сеновале. Причём этот парень может быть с девушкой. Когда он съест этот блин, он бросает девушку и женится на ведьмочке. Он может изменять этой ведьмочке с бывшей, но всё равно остаётся с женой. И эта традиция у них не прекращается.       — Надеюсь, ты останешься со мной, когда поешь моих блинчиков.       — С радостью я с тобой останусь. Только ты помни меня.       — И ты тоже.       Молодые люди отправились в сталинку, где переоделись в домашнюю одежду. Принеся пакет с продуктами на кухню, Рамаз разложил продукты в холодильник. Наринэ принялась месить тесто для блинчиков из муки, яиц, молока и сметаны. Молодой человек нарезал мясо, ветчину, сделал густой сырный соус с чесноком.       — А давай, мы изменим начинку, — предложил Коркелия. — Согласись, что у нас всё равно вкуснее получится.       — Думаю, ты прав. Готовить по воле души интереснее, чем по заказу покупателя и списку из меню с ограниченным набором продуктов, — с улыбкой согласилась Циклаури, гася соду лимонным соком и добавляя в тесто.       Когда жидкое тесто настоялось, Наринэ поставила сковородку, растопила масло и принялась печь этот фастфуд. Когда одна сторона зарумянилась, Циклаури ловким движением перевернула тонкую плоскую лепёшку и, пока она жарилась, положила на неё два ломтика ветчины и посыпала тёртым сыром. Завернув сготовленный блин в конверт, Наринэ положила его на блюдце.       Молодые люди по очереди жарили блины, добавляя в них натёртый домашний сулугуни, оставшееся чахохбили, ломтики «мясного ореха», творог, шоколадную пасту, варёную сгущёнку, бананы. Приготовив блины и разложив по тарелкам сытные и сладкие, Рамаз и Наринэ смотрели на своё творчество.       — Отличные блинчики у нас получились, — прокомментировал Коркелия.       — Сразу вспомнила, как часто пекла блинчики и заворачивала в них разные начинки. Ох, как мои друзья и родные ели мои блинчики и хвалили меня.       Рамаз взял один «конвертик» с ветчиной и сыром и попробовал. Наслаждаясь вкусным блинчиком, молодой человек похвалил:       — Вкусно! Ты так аппетитно готовишь.       — Годы тренировок дают о себе знать. Не зря я, значит, прогуливала пары, чтобы немного подзаработать. Свободное посещение не могла оформить из-за того, что работала не по специальности. А шеф-повар, выпускник кулинарного техникума, не пойдёт печь блинчики в киоске. Да я смотрю, в основном там молодые студентки подрабатывают, чтобы не просить деньги у родителей. Учёбу мне оплачивала мама, а я зарабатывала на свои хотелки и копила на следующий семестр. Кстати, Гела тоже, когда учился, так же работал в киоске с чебуреками и подучивался. Тогда были тяжёлые годы.       — Я понимаю. Я так же подрабатывал, чтобы у родителей карманки не просить. Бабушка и дедушка живут в Грузии, так что не могли нашим родителям помочь. Вот я и крутился. Зато у меня на момент окончания вуза был опыт работы. Так я и стал программистом.       Болтая о жизни, молодые люди сидели за столом, пока Тамина не вернулась домой. Чувствуя аромат блинчиков, женщина вспомнила, как иногда после работы дочка пекла их и угощала маму, как Наринэ по праздникам готовила «конвертики» с разнообразными начинками, где могла выйти за рамки меню киоска, и все восхищались её талантами.       Переодевшись и зайдя на кухню, Шенгелия села за стол и проворковала:       — Нарико, ты решила угостить Рамика своими фирменными блинчиками?       — Просто вспомнила, как пекла блинчики. Скучаю по этому времени. Каждый раз ждала смену. Хоть маленькие деньги, но получала.       — Нарико, тебе надо было на повара учиться. Ты так вкусно готовишь, — отозвался Рамаз.       — Спасибо.       Тамина попробовала блинчик с ветчиной и запила чаем. Молодые люди сидели за столом и тоже ели блинчики. Наринэ с улыбкой рассказывала, куда они сегодня поехали.       — Мам, мы сегодня были на Запсибе. Я показала Рамазу Чёрное озеро и рассказала легенду, что оно подобно Бермудскому Треугольнику. Только оттуда-то вылавливали даже машины.       — Да, помню я это, — прокомментировала Шенгелия. — Просто машины заносило, вот и тонули там под проломанным льдом. Никакой мистики там нет. Просто надо соблюдать технику безопасности и правила дорожного движения.       — Да, оно тёмное, но глубокое. Я заметил, что Томь тоже тёмная, но совсем неглубокая. Не как наш Дон, — вставил Рамаз.       — Реки бывают разные, — философски заметила Тамина. — Но их воды всегда завораживают, манят. Помню, как ещё в детстве любила смотреть на воды Риони. Они так меня успокаивали.       — Да, мама, — ответил Коркелия. — Мы со Славиком, моим приятелем, так же смотрели на Дон. Ещё нам нравится ездить на Гремучку. Мы постоянно там купаемся, плаваем. Хоть мама рассказывала нам с Мзией об Али, злых духах, живущих в лесах, в горах, в развалинах, в реках. Пугала, что если мы будем забегать куда-то, то Али примет образ кого-нибудь из родителей, похитит нас, и мама с папой нас не найдут.       — Может, в Чёрном озере живут эти Али, — с усмешкой предположила Наринэ.       — В легендах и мифах всё может быть, — сказал молодой человек, едя блинчик.       Едя блинчики с мясом и сырным соусом, Наринэ разговаривала с близкими людьми и чувствовала себя самой счастливой. Несмотря ни на что, Циклаури понимала, что Рамаз, этот паренёк, нашедший её спустя столько лет, за такое короткое время уже стал близким человеком, с которым готова провести всю жизнь.