Гнездо разврата
17 июля 2022 г. в 19:53
Наступила пятница первой рабочей недели Гелы после грузинских каникул. Оставив дочь у матери и выйдя из подъезда, Циклаури отправился к себе переодеваться из деловой одежды в джинсы и футболку, предвкушая поход в ночной клуб и весёлый вечер с очередной малознакомой девицей лёгкого поведения, готовой прыгнуть в машину и поехать с бравым джигитом в неизвестном ей направлении ради небольшого приключения.
«Как вы не боитесь ехать с нерусским и оказаться в рабстве? — размышлял Гела, сидя за рулём. — Хотя, многие маньяки настолько отвратительны были, но даже на них велись. Взять того же Чикатило. Старый и страшный сморчок, а как-то девки велись на него и шли с ним через лес. Но я не Чикатило и даже не Тед Банди. Я просто сплю с этими девицами и забываю об их существовании. Даже как-то спал с двумя лесбиянками, скорее, бисексуалками. Теперь встречаюсь то с Танькой, то с Ксюшкой. И никого из них не выбираю».
Остановив машину, Циклаури вышел и, зайдя в подъезд, поднялся на свой этаж. Подойдя к двери, Гела заметил на лестничной площадке Таню Кривошеину. Заметив его, женщина бросила на него взгляд и крикнула:
— Дождалась! Наконец-то, приехал!
— Тише! Чего кричишь? — спросил Гела и, приложив указательный палец к губам, шёпотом добавил: — Кричать будешь у меня в постели.
Циклаури открыл дверь и гостеприимно пригласил женщину войти. Любовница зашла и, разувшись, спросила:
— Как провёл каникулы?
— Хорошо, — ответил Циклаури. — Показал Миле свою родину. Сам посмотрел на родной город, где остались все мои воспоминания. Если хочешь, я угощу тебя чахохбили.
Таня села за стол, и вновь послышался звонок в дверь. Гела подошёл, посмотрел в глазок и увидел Ксюшу Новикову. Девушка стояла перед входом и ждала, когда откроют. Циклаури прижался ладонями к стальной двери и про себя подумал:
«Открыть или не открыть? Ах, как-то было у меня как-то с двумя лесбиянками или бисексуалками, решившими внести разнообразие в своей постели — попробовать «ЖМЖ». Так почему бы Ксюшу не пригласить? По очереди оприходую и расслаблюсь. Ах, чувствую себя таким суперменом, что готов всех на свете баб перетрахать».
Гела открыл дверь. Ксюша зашла в квартиру и, увидев сидящую на кухне Таню, удивилась и задала гостье вопрос:
— Ты чего здесь делаешь?
— А ты чего припёрлась? — задала встречный вопрос Кривошеина.
— Я к Геле пришла, а не к тебе, — отрезала Новикова.
— Так, не ругаемся! — вмешался Циклаури. — Давайте, спокойно поговорим.
Глядя на своих любовниц, Циклаури расставил на столе нехитрый ужин: чахохбили, варёную картошку, томатный соус, салат из овощей с орехами и три тарелки. Ксюша села за стол напротив Тани, посмотрела на неё и, накладывая мясо с картошкой, поливая соусом, шикнула:
— Сучка!
— Крыса! — не осталась в долгу Кривошеина и положила себе свою порцию.
— Думаешь, если Гела спит с тобой, то он обязан на тебе жениться? — спросила с издёвкой в голосе Новикова.
— А я вообще замуж не собираюсь!
Разложив столовые приборы, Гела поставил на стол бутылку вина, привезённого из Грузии, три фужера, и сказал:
— Ну что, красавицы, вы в курсе, что я с вами обеими спал. Вы, конечно, извините, что получилась такая накладка, но что поделать? Не могу Таню выгнать, а Ксюшу принять у себя дома. Или заставить Ксюшу ждать у двери.
— Я бы развернулась и ушла, — отрезала Новикова и, когда Гела разлил вино в бокалы, посмотрела на красный, словно рубин, напиток.
— Но я открыл дверь. Ты же знаешь — мы, грузины, гостеприимный народ. Любой гость нам послан богом.
— Похоже, нас к тебе прислал дьявол, чтобы искушать тебя, — сострила Таня.
— Но я люблю это искушение, — усмехнулся Гела и, положив порцию себе, поднял бокал. — Так что если вы пришли, чтобы порадовать дядю, то я вам сделаю приятное. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. — Вспомнил он строчку из песни Олега Митяева.
— Признаться, я хотела попробовать секс с женщиной, только лесбиянки не попадались, — заявила Кривошеина. — А если и попадались, то какие-то мужички. Они меня не возбуждали.
— Может, тебя женщины вообще не возбуждают, — ответил Циклаури и, поднявшись из-за стола, с улыбкой начал тост: — Не так давно мы с моей доченькой поехали в Грузию. Там мы смотрели всё: горы, реки, улицы, храмы, пещеры, ботанические сады. Она увидела наш родной край и почувствовала себя как в сказке. Кутаиси, Мцхета и Тбилиси напомнили ей что-то волшебное. И мы с такой грустью возвращались домой. А дом там, где наше сердце. Так выпьем за то, чтобы наши отпуска всегда были похожи на сказку!
Гела и его гостьи чокнулись и осушили бокалы до дна. Едя мясо с острым соусом, Новикова посмотрела на Кривошеину и задала ей вопрос:
— Так что ты там говорила про секс с женщиной?
— Понимаешь, я не знаю, что со мной творится. Иногда смотрю на милую девушку, и мне её хочется схватить и довести её до такого состояния, чтобы у неё ноги тряслись. Но некоторые не возбуждают, а все остальные не хотят.
— Только не надейся, что это буду я! — проворчала Ксюша и разделила вилкой картошку.
— Ксюш, не кипятись, — вмешался в спор Гела. — Никто тебя к этом не принуждает. Хочешь, я тебя развлеку? Не сейчас, а когда поешь.
— Хорошо, — согласилась Новикова.
— Я вообще-то первая пришла! — возмущённо крикнула Таня. — С какой это стати она первая?
— Так, сидите и ешьте. Я говорю новый тост, — заявил Гела и, наливая в бокалы вино, поднялся со словами: — Сегодня мы втроём собрались, чтобы встретиться. Ведь нам всем нужен секс. И так получилось, что на сегодня у меня не одна девушка, а две. Вспомнил, как год назад привёл домой двух лесбиянок, решивших попробовать «ЖМЖ». Я их так ублажил, что они захотели со мной ещё раз, — Вспоминая свой первый секс втроём с двумя девушками, Циклаури про себя усмехнулся: — «А я им правду говорю, хоть и не поверят. Решат, что я вру, как и все грузины, любящие приукрашивать», — и продолжил тост: — Теперь я хочу выпить с вами за то, чтобы у нас у всех был такой секс, чтобы голова после него кружилась, и ноги тряслись.
Девушки выпили ещё бокал красного полусладкого. Таня и Ксюша уже хотели возмутиться подобному пошлому тосту, но Гела улыбнулся и заявил:
— Ну что, девоньки мои, как вам наше грузинское вино? Реально крышу сносит?
— Очень сладкое, — заявила Новикова.
— А как пьянит... — прокомментировала Кривошеина. — Так и хочется пуститься в пляс, спеть что-то.
— Спой, — попросил Циклаури.
— Я буду вместо-вместо-вместо неё твоя невеста, честно-честно-честная ё. Я буду вместо, вместо, вместо неё твоя! Я! — запела Таня хриплым прокуренным голосом и, стуча пальцами по столешнице, повторяла припев снова и снова.
— Ну, моей невестой ты точно не будешь, — прокомментировал Гела.
— Он никогда не женится! — вставила Ксюша и, плавно двигая торсом, головой, запела: — За четыре моря, за четыре солнца ты меня увёз бы. Обещал мне всё на свете. Говорил, что я твоя — королева звёзд я. Оказалось просто — ты бросал слова на ветер!
— Ты прямо как твоя тёзка из «Блестящих», — сказал Циклаури. — Только у неё голос визгливее.
— А ты нам споёшь? — хором спросили любовницы.
— Я вам так спою! — заявил Гела, встал из-за стола и, немного выпив вина, завёл песню с грузинским акцентом: — Я шоколадный заяц, я ласковый мэрзавэц, я сладкый на всэ сто! О-о-о! Я шоколадный заяц, и губ твоих касаяс я таю так лэгко! О-о-о!
Пританцовывая и напевая песню, Гела улыбался, словно желал ловить овации за блестящее, по его мнению, исполнение, и ощущал себя звездой караоке. Девушки слушали его пение и наслаждались бархатистым голосом мужчины, с которым хотели встретиться и приятно провести время.
— Ну ты даёшь! — крикнула Ксюша. — Шоколадный заяц.
— Наверное, из молочного шоколада, — усмехнулась Таня. — А Пьер Нарцисс из чёрного.
Циклаури продолжал петь песню про шоколадного зайца, незаметно перейдя на чистый русский. Остановившись, мужчина выпил ещё глоточек вина и, рассмеявшись, заявил:
— У меня доча обожает эту песню! Ещё со своими подружками её поёт.
— А моя дочка в садике пела «Тополиный пух», — вставила Кривошеина.
— У тебя есть дочка? — удивился Гела.
— Да. Зовут её Катюша. Ей десять лет. Очень хорошая девочка. Скоро в пятый класс перейдёт. На выходных она у моей мамы, а я просто по пятницам развлекаюсь.
— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша. На высокий берег, на крутой! Выходила на берег Катюша. На высокий берег, на крутой! — запел Циклаури.
— Гела! — хором крикнули женщины.
— Что такое? — с наглой ухмылкой спросил мужчина.
— Ты что, уже напился? — спросила Новикова.
— Я душу лечу, отвалите! — заявил Гела. — Вы сами ко мне пришли. Я вас не приглашал в гости.
— Да, Гелочка! Мы нарисовались — не сотрёшь! — рассмеялась Таня, выпивая бокал вина.
— Танцы-танцы-танцы, и сводит музыка с ума! Невыносимо губ твоих касаться, но так хотела я сама! — запела Ксюша.
— Танцы-танцы-танцы! Я отрываюсь от земли, лечу! Ловлю руками воздух, танцы-танцы, и никуда тебя не отпущу! — продолжила Кривошеина.
Девушки встали напротив Гелы, пели песню группы «Reflex» и танцевали перед ним, слегка обнимая его. Посмотрев на них сквозь мутным взглядом, Циклаури заявил:
— И вы тут распелись.
— А что такого? — спросила Таня.
— А если соседи постучат? Сейчас вечер, а у них маленький ребёнок. Да, они мне отомстили за то, что моя доча кричала и плакала круглые сутки, когда была совсем крошечной. И сейчас, бывает, громко веселится. А тут стены картонные, вот соседи через десять лет брака родили ребёнка и так отомстили мне. Теперь мы слышим крики младенца, — рассказал мужчина и вспомнил, что не видел соседа в последнее время.
— Может, у них все десять лет не получалось? — спросила Новикова.
— Возможно.
Натанцевавшись, хозяин дома и гостьи сели за стол и, доедая ужин, разговаривали по душам. Вспоминая свою жизнь, Таня прокомментировала:
— Во как бывает. Некоторые люди пытаются-пытаются родить, а всё без толку, а у некоторых даже с гондонами и таблетками залететь получается.
— Такова божья воля... — заявил Гела. — Может, той, которая предохраняется, ребёнок больше нужен, потому что она приведёт в этот мир нового человека и даст ему всё. Люди, в том числе и дети, приходят к нам не просто так, а с какой-либо целью. Главное, быть хорошим родителем и достичь этой цели — воспитать достойного человека. А к тем, кто не может родить, судьба, видимо, установила другие цели, не связанные с родительством, либо не время, либо просто с этим человеком не получится семья, хоть пока это не заметно. Либо из этой пары вышли бы такие родители, что хуже маргиналов. У меня в соседней квартире живёт наркоманка. И у неё дочка. Я просто своей дочери запрещаю с ней общаться. Не хочу, чтобы у неё был дурной пример.
— Какой же ты умный, — сказала Ксюша. — А то попадались одни придурки. Их даже институт не интересует. Только пьянки-гулянки.
— Меня как бы тоже пьянки-гулянки интересуют, — ответил Гела.
— Но ты так красиво и умно говоришь, — объяснила Новикова. — Жаль, что на мне не женишься. Да и я не хочу выходить замуж за мужчину, у которого уже есть ребёнок. Не хочу быть мачехой. Ни доброй, ни, тем более, злой. Хочу родить своего ребёнка от любимого человека. А мы с тобой друг друга не любим.
— А я просто замуж не хочу, — вставила Таня. — Один козёл меня предал. Он обещал, что женится на мне. А потом, когда я ему сказала, что беременна, сунул деньги на аборт. Я швырнула ему их в лицо, и он ушёл от меня к той продавщице, которую ему мама одобрила. Я родила Катюшку. Потому что любила его. Да, наплакалась из-за него, но любила его.
— А почему ты стала извращенкой? — спросил Гела.
— Попыталась сойтись с одним мужчиной-детдомовцем. Я была уверена, что его мать не будет вмешиваться в нашу жизнь, потому что её у него просто нет. Он меня поколачивал, чтобы «не рыпалась» и мою дочку пытался «воспитывать». Ещё он меня так драл, что было больно. Я его выгнала. Мужиков может быть много, а дочь у меня одна. Вот я и хочу так отомстить всем мужикам. Пусть почувствуют всю беспомощность, которую чувствует женщина, когда её жёстко дерут.
— Вот и я так считаю, — прокомментировал Гела. — Баб может быть много, а дочь у меня одна. И я никому не позволю её «воспитывать». Тем более, кулаками.
— Ты классный отец! — заявила Кривошеина.
— Не могу сказать, что классный. Но хочу, чтобы моя доченька была счастливой.
— Гел, а ты чего не женишься? — спросила Ксюша. — Ты очень хороший отец. Почему ты не женишься, раз у тебя столько женщин?
Гела посмотрел на Новикову и вспомнил, как не так давно плакал у могилки Машико и гулял по знакомым улица Кутаиси, вспоминая свидания с этой девушкой. Прокрутив в голове воспоминания о первой юношеской любви, Циклаури ощутил слезу на щеке, выпил немного вина и, сев за стол, поделился:
— Когда мне было шестнадцать, и мы ещё всей семьёй жили в Кутаиси, я начал встречаться с одной девочкой, с которой учился в одном классе. Мы любили друг друга, гуляли с ней по берегу Риони, планировали наше с ней будущее. Но в марте случилась беда — её сбила машина, и она погибла. Потом мы всей семьёй переехали из-за надвигающейся войны с Абхазией и Южной Осетией. Видимо, я не успел в ней разочароваться, раз так тоскую по ней.
— Как же я тебя понимаю, — прокомментировала Таня. — Я так же страдала из-за того, как Игорь бросил меня беременную и ушёл к той торговке, дочке подружки его мамки. Да и не готов он был к отцовству. Надеюсь, что не придёт, когда вспомнит обо мне и подумает, что мы могли бы быть семьёй. А замуж я не собираюсь. Зачем мне эти проблемы? Притираться к мужику и ещё свекровку с золовкой терпеть...
— Ну я бы вышла замуж за Гелу, если бы позвал, — вставила Ксюша. — И постаралась бы подружиться с его дочкой. А так если я ему не нужна, то не навязываюсь. Кстати, Гел, после той девочки ты ещё влюблялся в кого-нибудь?
— Да, — ответил Циклаури, вспоминая Диану Алмазову, ставшую Мелецкой, — но она решила попробовать в этой жизни всё и ушла к другому. Он изменил ей с её подругой. Ещё она узнала, что беременна. Все её бросили, и мы дали ей кров и дом, стали её семьёй. Теперь она вышла замуж, растит ребёнка. И я очень рад за неё.
— Другой бы приревновал, а ты рад, — усмехнулась Кривошеина. — Когда я сказала тому козлу, который меня пиздил и, можно сказать, насиловал, что ухожу, он меня ударил. Я еле сбежала от него. Потом пришлось в ментовку идти. Хорошо, что заявление приняли, и этот ад закончился. Только он грозил, что убьёт меня, когда выйдет. Я с дочкой приехала сюда из Лесосибирска. Тут он нас не найдёт.
— Надеюсь, его там научат вести себя нормально, — заявил Гела. — Когда я служил в армии, нас отправили в Дагестан, потому что боевики из Чечни и там собрались устроить бойню. Всю Чечню разгромили и в Дагестан припёрлись. Там меня ранили. Ну вы видели эти шрамы, когда я с вами трахался. Но я говорю не о том, как в меня стреляли или как меня чуть взрывом не убило. Просто я убежал к одной девчонке. Она зашила и перевязала мои раны. Потом к нам ворвались эти уроды. Я и мой товарищ их перестреляли. Один из них хотел изнасиловать и избить девчонку, но я схватил этого козла за волосы и разбил ему башку об стену.
Рассказывая фронтовую историю, Циклаури сжимал руки в кулаки и чувствовал ярость, словно вновь переживал те жуткие моменты, когда убил боевика. Ксюша ощутила какой-то страх, видя разгневанное лицо Гелы.
— Ну ты герой, Гелка! — крикнула Таня. — Неожиданно. Думала, что ты добрейший человек. Все в ночном клубе о тебе частенько говорят, что ты уже за столько лет стал «Звездой Вертолётки».
— И мы не знали, что ты такое пережил, — вставила Новикова.
— Я многое пережил, но не сломался, — заявил Циклаури. — И вообще, что-то я с вами запизделся.
— Потому что ты пьяный, — сказала Кривошеина. — Осторожнее, а то вдруг проснёшься в другом городе, в чужой квартире и не вспомнишь, как туда попал. Может, там встретишь свою судьбу — уведёшь её у какого-нибудь Ипполита.
— Я лучше здесь потусуюсь с вами, — заявил мужчина. — Вы меня порадуете?
— Так, больше не наливаем! — отрезала Таня. — Гел, нечего пить, если надумал трахаться. Ты хоть что-нибудь вспомнишь сегодня?
— Ваше предложение всё ещё в силе? — спросил Циклаури. — Я уже настроился на групповушку, а вы меня собираетесь кинуть!
Ксюша закрыла бутылку с вином и поставила её в холодильник. Гела сидел за столом и ощущал желание пуститься в пляс и петь о любви. Встав посреди кухни, Циклаури танцевал что-то, похожее на картули, и завёл новую песню о любви, услышанную по «Радио Шансон»:
— Душа болит и хочет праздника, а где и с кем — какая разница? Ведь сегодня... Сегодня пьян от любви хулиган, весёлый и простой бедовый жиган. Гуляет и поёт дорогой ресторан, а он совсем не пьёт — от девчонки он пьян. Вино-шампанское льётся рекой. С друзьями он гуляет — весёлый такой. Все дамы в ресторане глядят на него. Глядят на него...
Таня и Ксюша смотрели на парня. Медленно переместившись в коридор, Циклаури продолжал танцевать подобие лезгинки и горланил очередные хиты:
— Эту песню любит моя дочка. Ты для меня лишь одна желанная, солнышко моё долгожданное. И не нужна мне весна нарядная — только ты моя ненаглядная... А эта песня для Катюшки — Танькиной дочки. Тополиный пух, жара, июль. Ночи такие лунные. Ты пойми, что первый поцелуй. — На этой строчке Гела перешёл на тихий речитатив: — Это ещё не любовь, это лишь такой закон борьбы противоположностей. — Прошептав слова Андрея Григорьева-Апполонова, Циклаури продолжил: — Тополиный пух, жара, июль — ветер уносит в небо. Только ты не веришь никому — ждёшь ты только снега, снега, снега....
Таня и Ксюша смотрели на грузина, горланящего песни для девочек. Кривошеина задала вопрос:
— Мы для чего к тебе пришли? На концерт по твоим же заявкам?
Гела крутился вокруг своей оси, поднимал руки вверх, сгибая их в локте и вставал на носки. Услышав вопрос, Циклаури с усмешкой спросил:
— Вы всё ещё меня хотите? Давайте устроим ночь плейбоя. Я в Грузии баб не снимал, потому что был занят. Гулял с дочкой, общался с роднёй. А теперь я готов. Будете утешать меня по очереди.
Ухмыльнувшись, Гела взял Таню за руку и повёл в свою спальню. Ксюша обиженно надула губки и осталась ждать. Посмотрел на неё, Циклаури слегка сжал её запястье и пригласил:
— Ты с нами. Давай зажигать вместе.
Ощущая какой-то стыд, Новикова хотела остаться в коридоре, но крепкое грузинское вино так ударило ей в голову, что она покорно отправилась с ними, ибо её душа ждала новых приключений.
«Всё равно никто не узнает. Гела не из тех, кто шантажирует фотографиями и видеороликами. Он просто развлекается. Я никому не скажу, и, надеюсь, что ни Гела, ни Таня никому ничего не скажут».
Гела усадил Таню на разложенный диван и крепко поцеловал её. Кривошеина ответила на ласку и гладила его чёрные волосы. Ксюша посмотрела на него и прикоснулась к его спине, украшенной шрамами. Обратив на неё внимание, Циклаури повернулся к ней и, схватив её за руку, притянул к себе. Новикова упала на кровать. Гела взял её за щёки и нежно поцеловал её. Ксюша гладила его волосы, ощущая их жёсткость.
— Ну что, девочки, готовы порадовать меня? — с сумасшедшей улыбкой задал вопрос Циклаури. — Только по очереди. Кто первая пришла, та и радует меня.
Таня накинулась на Гелу и, повалив его на диван, крепко поцеловала его. Слегка укусив его губу, Кривошеина расстегнула его рубашку и целовала его шею, прикусывая и оставляя на ней бледно-красные засосы, гладила грудь, ощущая на ней пальцами короткие жёсткие волосы. Ксюша смотрела на него и про себя спросила:
«А если я сделаю ему минет? Никогда это не делала, но теперь надо попробовать».
Соперница приподнялась и, сняв с себя кофточку и бюстгальтер, легла рядом; Гела провёл языком по соску и, вспомнив, что она любит пожёстче, сжал его зубами, резко провёл по нему языком; Новикова расстегнула его ширинку и, обнажив его уже поднявшийся не то от алкоголя, не то от удовольствия член. Осторожно коснувшись его крайней плоти, Ксюша почувствовала вкус выделившихся прозрачных тягучих капелек и ввела его в рот.
Наслаждаясь его грубыми ласками, Таня гладила его грудь, щекотала соски и слегка постанывала, чувствуя возбуждение, отчего сжимала бёдра, словно желала сильнее насладиться этим. Ощущая тепло рта другой девушки, Гела погладил обеим любовницам волосы и, ощущая их шёлк, чувствовал сладкую негу от всех ласк, что получал от одной и отдавал другой. Ксюша водила губами вверх и вниз, целовала головку и чувствовала, как они оба входят во вкус. Циклаури поддался её неумелым движениям и отпустил сосок Тани, отчего та ощутила себя какой-то покинутой.
Гела ощутил, что чуть не теряет сознание и, выгнувшись дугой, излился в рот Ксюше. Почувствовав терпкий вкус его семени, Новикова вытерла губы и с улыбкой спросила:
— Как тебе?
— Отлично, Ксюх. Ты просто прелесть.
— Я минеты делать не умею и не люблю. Зато знаю, что ты любишь кое-какую перчинку, — усмехнулась Таня и, встав с дивана, танцевала, плавно двигая бёдрами.
Кривошеина медленно снимала с себя джинсы и трусики танга и, демонстрируя своё обнажённое тело, подошла к Геле. Циклаури приподнялся и притянул девушку к себе. Таня обняла его и, сжимая его запястья, крепко поцеловала. Ксюша обиженно смотрела на эту парочку, ощущая себя женой, заставшей мужа с любовницей. Кривошеина нашла коробочку с презервативами и, распаковав один, надела его на поднявшийся член. Гела медленно вошёл в женщину и крепко сжал её ягодицы, ощущая головокружение не то от вина, не то от удовольствия. Таня крепко схватила его за запястья, отстранила от ягодиц, прижала к дивану и целовала, прикусывая его губу. Поднимаясь и опускаясь, женщина словно хотела сломать постель от удовольствия.
Ксюша разделась сняла с себя платье с узорами в виде цветов и трусики с бюстгальтером, смотрела на это и про себя думала:
«Господи, куда я попала? Это же гнездо разврата. Как здесь живёт ребёнок? Ну уж нет, я тоже хочу немного кайфа. Я тебе сделала приятное, теперь ты меня порадуй».
Вспомнив кадры из фильмов для взрослых, вспомнив, как сама только что ублажала этого горячего джигита, Новикова залезла на диван, села над лицом мужчины и потребовала:
— Ну что, дорогой, ублажай и меня заодно.
«Как-то погорячилась я насчёт секса с женщиной», — промелькнуло в голове у Тани, и она продолжила двигаться.
Кривошеина наслаждалась моментами, и Циклаури, почувствовав прикосновения к лицу, провёл языком по складкам Ксюши, словно хотел отблагодарить её за доставленное ему удовольствие её ртом. Новикова ощутила тепло его кончика языка и, застонав, выгнулась дугой, сжала бёдра. Ощущая давление на щеках, Гела продолжал щекотать её, доставляя удовольствие, и громко приглушённо закричал от ускорившихся движений Тани.
Ощущая приближающийся оргазм, Кривошеина расслабила руки и почувствовала сквозь тонкую резинку его горячую сперму. Женщина упала на бок и пролилась от яркого оргазма, ощущая приятную истому. Гела продолжил ласкать кончиком языка Ксюшу, отчего та ощущала себя так, словно плывёт по волнам. Новикова блаженно улыбалась и вскоре начала приближаться к пику удовольствия. Циклаури ускорил движения, отчего ноги девушки задрожали и она, громко закричав, достигла оргазма.
Немного придя в себя, Гела обнаружил, что всё ещё одет. Освободившись от брюк и рубашки, Циклаури снял использованный презерватив, лёг на постель и притянул к себе Ксюшу. Лизнув её щёку, Циклаури схватил её за плечи, повалил на спину и, прижав её к дивану, крепко поцеловал. Чувствуя вкус своего тела, Новикова ответила на его поцелуй и оцарапала его спину.
— Ты очень красивая, Ксюша, — прошептал Циклаури ей на ухо. — Только глупенькая.
Девушка ничего не ответила. Гела целовал её шею, грудь и ласкал её сосок. Ксюша гладила его волосы, и ей казалось, что она в раю. Любовники наслаждались друг другом, не замечая, как на них смотрит Таня. Кривошеина внимательно наблюдала, как Новикова получает удовольствие, и ей хотелось, чтобы она так же млела и от её ласк. Циклаури остановился, надел новый презерватив и медленно вошёл в девушку.
Ксюша приняла его в себя и, выгнувшись в дугу, прижалась к его волосатому торсу. Гела плавно двигался в ней, доставляя массу удовольствия. Новикова застонала от нарастающего возбуждения, пьянящего сильнее крепкого вина, и расцарапала его спину, не обращая внимание на шрамы от осколков гранаты. Циклаури поддался вперёд и прижимал, и отпускал девушку, распаляя в ней и в себе страсть. Таня смотрела на них и ощущала желание. Желание доставить удовольствие этой милой девушке, стонущей от удовольствия.
«Когда же вы кончите?» — промелькнуло в голове у Кривошеиной.
Ксюша стонала громче и громче. Гела ощутил, как чуть не потерял сознание, и готов был пролиться в презерватив. Новикова вздрогнула, словно её ударила молния, и закричала, словно желала всему миру сообщить, как ей хорошо с этим мужчиной. Циклаури почувствовал дрожь и вновь пролил в презерватив свою сперму, освобождая накопившуюся за дни каникул страсть. Девушка вцепилась ногтями в его взмокшую спину, выгнулась и чуть не потеряла сознание.
Испытывая оргазм, Гела отстранился от Ксюши и, смаргивая цветные пятна перед глазами, сел на пол. Новикова тяжело дышала, пытаясь прийти в себя, и наслаждалась моментами. Ощущая нехватку воздуха, Циклаури поднялся, посмотрел на своих любовниц, расслабленно лежащих на диване, убрал использованные презервативы в мусорный пакет, отправился в ванную. Включив воду и принимая душ, ощущая свежесть, мужчина задумался:
«Я спьяну развлёкся с двумя девчонками. Это мне так не хватало секса, что я уже, можно сказать, групповухой занялся? Правильно сказала Таня. Её и Ксюху ко мне в гости прислал сам дьявол, чтобы искушать меня».
Принимая тёплый душ, Гела невольно улыбнулся, почувствовал себя таким посвежевшим, таким свободным, словно искупался в святой воде, сел под прохладную воду и прислушался — через две тонкие кирпичные стены отчётливо послышались сладкие стоны Ксюши. Поняв, что в его комнате происходит, Циклаури про себя отметил:
«Таня всё-таки выполняет своё желание и воплощает фантазии в жизнь. Я бы мог это осудить, но кто я такой? Я так же порочен, как и все развратники. Что бы сказала Машико, если бы узнала, как я греховен, что уже до групповухи дошёл, и у меня в постели две женщины ублажают друг друга? Это был второй раз, когда одновременно с двумя девушками сплю».
Гела вышел из ванной и обмотал бёдра полотенцем. Слыша стоны двух девушек, наслаждавшихся близостью друг с другом, Циклаури отправился на кухню, вымыл посуду, оставшуюся после ужина, сел за стол, налил воду и, ощущая желание выпить всю речку, утолял жажду от «сушняка». Разные мысли о жизни лезли в его голову. Он чувствовал себя не то счастливым после секса, не то греховным от того, как и с кем излил свою накопившуюся после воздержания похоть.
«Я опять думаю о ней. Даже вино и групповуха не помогают забыть Машико. Господи, что мой пьяный мозг делает со мной? Натворил глупостей по пьяни, и мне стало только хуже. И ещё две мои бабы за стеной развлекаются. Вот как подействовала на меня эта поездка».
Мужчина прикрыл лицо ладонями и горько заплакал, ощущая стыд за проведённую бурную ночь и ещё большую тоску по некогда любимой девушке, навсегда ушедшей от него. Его любовницы наслаждались друг другом и даже не обращали внимания на плач гостеприимного хозяина дома.
«Тьфу, лесбиянки!» — сквозь слёзы про себя отметил Гела, слушая их стоны от удовольствия.
Размышляя о жизни, Циклаури посмотрел в окно. Наступила ночь, и в окно светили маленькие звёздочки. Выключив свет на кухне, мужчина прислушался к звукам. Девушки уже порадовали друг друга, и их стоны затихли. Гела посмотрел в свою комнату и увидел голых Таню и Ксюшу, обнимающих друг друга. Циклаури укрыл их пододеяльником и задал сам себе вопрос:
«Что творится у меня дома? Надо завязывать с этим. Одна девка на одну-две ночи, и всё! А то начинается — одна ребёнка для себя захотела, другие вдвоём ко мне пришли и устроили розовые игры. Нет уж, лучше трахнуть один раз и выгнать. Пусть больше не приходят».
Выключив свет в комнате, Гела сел на кресло и прикрыл глаза, ощущая какую-то истому. Ему хотелось выспаться и взять с собой Милу, чтобы в очередной раз показать ей вид на Новокузнецк с высоты Крепости. Подумав о дочери, Циклаури улыбнулся и крепко уснул. Чип и Дейл окружили его и, понимая, что хозяин приболел, мурлыкали ему, пытаясь убаюкать.
Утром Гела проснулся от громкого стука в дверь. Чувствуя сильную головную боль от похмелья, Циклаури поднялся, поставил проснувшихся котов на пол, и, быстро надев боксеры и трико, подошёл ко входу. Посмотрев в глазок, он увидел ту самую соседку, о которой рассказывал своим любовницам, полненькую женщину лет тридцати в разноцветном халате и с собранными в низкий хвост русыми растрёпанными волосами. Гела быстро открыл дверь и, ощущая усиливающуюся головную боль, задал вопрос:
— Мы вам мешали спать? Извините, — сказал Циклаури и густо покраснел от стыда.
— Спасибо тебе, Гера. Ты моего ребёнка убаюкал своим пением. Ты там песни горланил, а мы слушали. Светочка уснула под них. Только потом вы так пошло стонали. И даже под это моя доченька уснула.
Циклаури уже давно не обращал внимание на то, как коверкают его фамилию, имя и отчество. Глядя на женщину, он задал вопрос:
— А где ваш муж? Когда мы вернулись из Грузии, больше его здесь не видели.
— Ушёл от меня. Надоела я ему. Я больше не такая красивая, как раньше. И ребёнок ему не нужен. Если бы я раньше с ним развелась, может, нашла бы другого и родила бы гораздо раньше. И у Светочки был бы папа.
— Знаете, история не терпит сослагательного наклонения. У меня тоже есть что-то, что бы я хотел изменить в своей жизни, но я понимаю, что у меня бы не было всего того, что есть сейчас. И вы цените каждый миг своей жизни. Как получилось — так получилось. Лучше растите доченьку и будьте счастливы, что вы родили маленькую принцессу. В нашей семье родившаяся девочка — это главное чудо, хоть многие считают, что мы, грузины, ждём только мальчиков. Вы Светочку любите?
— Да. Люблю. Я очень хотела родить ребёнка от любимого человека, но у нас десять лет не получалось, хоть всё было нормально и у меня, и у него. Когда Светочка родилась, он ушёл от нас к женщине, которая три раза была замужем, и от каждого брака у неё трое детей. Я такая некрасивая стала после родов. А она зато какая подтянутая, словно никогда не рожала.
Гела рассматривал соседку. Пусть она не имела модельную внешность, как большинство его многочисленных любовниц, но в ней было какое-то очарование, из-за чего мужчина не смог отвести от неё глаз.
— Вы очень красивая женщина. У вас приятные черты лица. То, что вы так выглядите, ничего страшного. Вы просто молодая мама. Это вас наоборот украшает. Как шрамы у человека, воевавшего за свою Родину.
— Спасибо. Вы очень добрый. Побольше бы таких мужчин, как вы.
— Я сказал правду. Простите, но у меня голова болит. И извините за то, что я вам спать мешал.
— Ладно. И вы извините за беспокойство. Мне надо идти.
Женщина ушла. Закрыв дверь, Циклаури выпил таблетку от головной боли, привёл себя в порядок после бурной ночи и, ощущая себя не очень хорошо, подошёл к двум спящим в обнимку девушкам и растолкал их.
— С добрым утром, красавицы! Кофе в постель не желаете?
Зайдя на кухню, Гела насыпал корм котам и сменил им воду. Таня и Ксюша резко проснулись и, поняв, что были застуканы в неловком положении, поднялись с кровати и принялись быстро одеваться, считая, что их позор кто-то ещё, кроме хозяина дома, заметил. Пока его любовницы одевались, он быстро пожарил яичницу с беконом и сыром. Когда девушки оделись, Циклаури расставил тарелки и сказал:
— Кушать подано. Не стесняйтесь. Садитесь за стол.
Ксюша и Таня сели за стол и принялись есть. Гела завтракал и смотрел на любовниц, стесняясь задавать им неудобные вопросы. Кривошеина ощущала себя довольной из-за осуществления своей сексуальной фантазии, а Новикова хотела сквозь землю провалиться от стыда, что впервые сблизилась с женщиной.
— Ты чего на нас так смотришь? — спросила Ксюша. — И что? Я была пьяная.
— Я вас не осуждаю, — ответил Циклаури. — Мне всё равно. У нас ничего серьёзного нет, поэтому вы мне не изменили. За гомосексуализм тоже не осуждаю. Кто я вообще такой, чтобы кого-то осуждать за блуд?
— А ты молодец, — усмехнулась Таня. — Никого не осуждаешь.
— Я не ханжа, чтобы кого-то осуждать, — заявил Гела. — За чужой постелью не смотрю. Так что успокойтесь. Я ничего никому не скажу. Мамой клянусь.
— Хорошо-хорошо. Только больше я на такие эксперименты не подпишусь! — отрезала Новикова.
— Но тебе понравилось, сучка, — с усмешкой спросила Кривошеина. — Я же видела, как ты тащилась от моих языка и пальца, и слышала, как ты стонала.
— Помолчи! — потребовала Ксюша.
— Вот именно, — заступился за Новикову Циклаури. — Тань, не надо это обсуждать. Ей неловко.
— Ох, как мы заговорили! — с сарказмом в голосе произнесла Таня. — А вчера ты говорил, что развлекался с двумя лесбиянками.
— Я был пьяный, — сказал мужчина. — А теперь кушаем и быстро разбегаемся. Я дочке пообещал, что погуляю с ней. Она очень любит, когда я с ней гуляю и показываю город. Не так давно показал ей нашу Грузию. Она так любит горы. Почему-то они ей больше нравятся.
Девушки тихо ели. Всё это время Гела размышлял над тем, как сказать, что это была их последняя встреча, и он снова станет одиноким бродягой любви Казановой. Ему хотелось вновь снимать девушек в ночном клубе и, танцуя в свете софитов, увлекать с собой в машину и доставлять им наслаждение, чтобы потом выгнать их из дома и забыть об их существовании. Глядя на любовниц, Циклаури составлял в голове просьбу не беспокоить его. Позавтракав, Таня и Ксюша поднялись из-за стола. Кривошеина шлёпнула Новикову по пятой точке и усмехнулась:
— Ничё так задница. Хорошо ты на мне посидела.
— Таня! — крикнула Ксюша.
— Так, дамы, прежде чем уйти, вы должны меня выслушать, — заявил Гела. — Сегодня был последний ваш визит сюда. Я вам ничего не обещал. Так что остаюсь я Казановой. Вы не обижайтесь — проблема только во мне. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на одну нелюбимую жену. Так что можете идти. Я вас никогда не держал.
Новикова обиженно посмотрела на Циклаури и понимала — с одной стороны, ей хотелось подольше удержаться с этим горячим джигитом, но с другой стороны ей было стыдно за порочную связь с его любовницей.
— Ну ладно. И получше мужика найду! — заявила Ксюша и, обувшись, вышла из квартиры.
Сквозь тонкую стену, Гела слышал топот её каблучков, словно она бежала не то от него, не то от позора, словно о ней скоро разнесут сплетни, и она получит клеймо «лесбиянка». Таня усмехнулась ей вслед и, собравшись, быстро вылетела из квартиры.
Слушая стук каблуков, Циклаури закрыл дверь, причесался, переоделся в синюю футболку и шорты из денима и, посмотрев на себя в зеркало, увидел свои покрасневшие глаза и одутловатое лицо после похмелья, про себя подумал:
«Н-да, красавчик тот ещё! На кого я похож после пьянки? Больше не буду так пить, а то песни горланю, всякую ерунду спьяну несу и ещё групповухами занимаюсь. Хорошо, что не с мужиками, а то какой позор был бы. Не оберёшься».
Посмотревшись в зеркало, Гела взял велосипед и, выйдя из квартиры, скатил его вниз. Сев на сидение, Циклаури поехал и почувствовал себя таким лёгким и свободным. В его памяти невольно ожили воспоминания о том, как он с Машико катался на велосипеде по улочкам Кутаиси. Глядя на утреннее солнце, мужчина не заметил, как проехал мимо остановки, где ждали трамвай его любовницы.
Гела подъехал к дому, зашёл в подъезд, таща за собой велосипед. Добравшись до квартиры, Циклаури нажал на звонок.
— Иду-иду! — послышалось из-за двери, и ему открыла младшая сестра.
— Привет, Нарико. Как ты? — спросил Гела.
— Всё хорошо. Я смотрю, ты весело провёл время, — усмехнулась девушка.
Мужчина смотрел на неё и не узнавал в этой смугленькой восточной красавице ту малышку, которую держал на руках, баюкал, напевал «Иавнану». Как играл с ней, когда она была совсем маленькой. Гела занёс в квартиру велосипед и спросил:
— А где наша маленькая принцесса?
— Она уже проснулась и позавтракала, — ответила Наринэ, с улыбкой приглашая его в большую комнату. — Гело, ты как-то повеселел. А то, когда приехал, вообще был грустный. Это из-за Машико?
— Да, Нарико. Всё ещё не могу её забыть, — поделился своими переживаниями брат, садясь на диван. — А когда я пришёл к ней на могилку, так рыдал. Мила не даст соврать. Я, наверное, всё ещё люблю её, хоть её больше нет. Возможно, я не успел ещё в ней разочароваться. Только что бы она сказала, если бы увидела меня таким, каким я теперь стал?
— При ней ты бы не был тем, кем являешься. А вообще, Гело, цени то, что у тебя есть. Я понимаю, что тебе тоскливо, что ты другую такую же девушку не найдёшь, вот и пытаешься её забыть.
Циклаури ничего не ответил и тяжело вздохнул, наклонив голову. Услышав голос папы, Мила выскочила из комнаты и подбежала к нему. Гела погладил её волосы и с улыбкой сказал:
— Привет, доченька. Как провела вечер?
— Хорошо, пап. А ты?
— Тоже хорошо. Какую сказку рассказывала бабушка?
— Мне очень нравится слушать про пастуха и любопытную девочку, которая прицепилась к нему и просила рассказать секрет, от которого он превратится в камень.
— Интересная сказка. Ну, я бы хворостиной не стал бы размахивать, а просто грубо послал бы эту девочку, раз слов не понимает.
— А сам учил меня не грубить людям, — заявила девочка.
— В идеале это делать нельзя. Но человек бывает просто вынужден ругнуться, чтобы угомонить такую вот любопытную девочку или хамло, нарывающееся на проблемы.
Отец и дочка разговаривали, смеясь над сказкой. Глядя на её раскосые карие глаза, Гела улыбнулся, и ему казалось, что он уже начал забывать о своих «бабах», о Машико и совершённых постельных грехах.
— Гело! — послышался голос Тамины, и женщина вошла в комнату.
Циклаури смотрел на мать и, замечая прибавившуюся седину в её волосах, осознавал, как же быстро летело время; что все её дети выросли, и она уже три раза бабушка. Тяжело вздохнув, Гела сказал:
— Привет, мама. Наконец-то, я к тебе пришёл.
— Что такое, сынок? Ты чем-то расстроен?
— Нет, мам, всё нормально, — с улыбкой ответил Циклаури.
— Кажется, что ещё недавно мои внучки родились. Ещё недавно Дианка родила Геру. Ещё совсем недавно она вышла замуж за Женю, и у Геры появился папа.
— Без Дианы с Герой наш дом кажется каким-то пустым, хоть они частенько к нам приходят, — вставила Наринэ. — Они уже считают нас своей семьёй.
— Да, Нарико, — отозвался Гела. — Бывает так, что родственники становятся друг другу чужими, а неродные по крови становятся душой роднее всех родных.
— Влад меня уже давно мамой называет, — сообщила Тамина. — Помните, как он поздравил меня с днём рождения?
Циклаури невольно улыбнулся, прокрутив в голове воспоминания. Шенгелия праздновала свой сорок девятый день рождения в кругу соседок, с которыми успела за столько лет сдружиться. В тот день Владимир поднял бокал вина и громко объявил тост:
— Сегодня у нашей любимой мамы день рождения. Я благодарен ей за такого прекрасного сына, ставшего мне лучшим другом. За такую замечательную дочь, ставшую моей женой и мамой двух наших красавиц-дочек. За такую потрясающую свояченицу, которая приносит свет в нашу жизнь. За нашу именинницу, ставшую мне самой настоящей любимой мамой, с которой могу поделиться всем. Так выпьем все вместе за нашу маму!
Наринэ вспоминала, как Тамина в тот день выпила вино и прослезилась от умиления, что зять всей толпе рассказал, что она стала ему настоящей любимой мамой. Гела вспомнил слёзы матери и про себя подумал:
«Надеюсь, мой потенциальный зять, будущий муж Милы, будет думать обо мне так же и скажет такие слова на мой день рождения».
— Он такие слова сказал, — улыбнулся Циклаури. — Не каждая тёща и не каждая свекровь услышит, что стала родной. А ты мама, очень добра и приветлива.
— Я всегда приму невесток и зятьёв как своих, если они хорошие люди и любят вас. Потому что вы мои дети, и я уважаю ваш выбор. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А счастливы вы будете с любимыми и любящими вас людьми. Навязывать вам девиц и парней, которые вам не понравятся, я не буду и не собираюсь. Я хочу, чтобы вы жили счастливо, а не страдали с нелюбимыми лишь потому, что они нравятся мне. Но я знаю, что вы у меня умные, и вам виднее, кого выбрать.
— Мама, я всегда знала, что ты у нас мудрая, — с улыбкой сказала Наринэ.
— Раз Гела и Цицино уже подарили мне внучек, теперь хочу, чтобы и ты мне тоже подарила внуков и внучек. Я тебя не тороплю, Нарико. Всему своё время. Сделай правильный выбор, выйди замуж и подари своему любимому мужчине прекрасных деток.
— Мам, я не тороплюсь. Всё равно рано или поздно судьба и на печке найдёт. Просто нужно жить и наслаждаться жизнью.
— Я, мам, тоже наслаждаюсь жизнью, — оживился Гела. — И я не один — со мной всегда моя принцесса. Я знаю, что рано или поздно она выйдет замуж и станет мамой. Думаю, я буду самым безумным дедом.
— Думаю, ты будешь отличным дедулей, — ответила Наринэ.
— А сейчас мы с Милой прогуляемся по улицам. Я покатаю её на велосипеде. Она обожает кататься на велике.
— Пап, ты меня только покатаешь? А на Крепость сегодня поедем? — спросила девочка.
— Да, моя принцесса. Почувствуешь ветер в волосах. А на Крепость мы поедем завтра.
— Пап, ты опять выпил?
— Доченька моя, я просто лечил душу. Теперь я спокоен. Когда ты рядом, я самый счастливый человек. Теперь спускаемся вниз, садимся на велик и вперёд! Навстречу приключениям.
Счастливая Мила подбежала к большому папиному велосипеду. Открыв дверь, Гела выкатил его на лестничную площадку, спустил вниз. Мила помахала ручкой бабушке и младшей тёте, закрывающим дверь, и побежала за папой. Когда отец и дочь вышли из подъезда, он сел на сидение и усадил малышку перед собой. Девочка схватилась за руль, чтобы удержаться. Циклаури отправился в путь и смотрел вперёд. Мила ощущала дуновение встречного ветерка и любовалась простыми деревенскими пейзажами.
Проехав мимо хладокомбината, Циклаури направился по Верхнему Редакову в сторону Точилино. Дочка смотрела на деревянные домики, кусты и деревья, проплывающие мимо, и вспомнила карусели в Кутаиси и в Тбилиси. Гела продолжал кататься на велосипеде, и Мила улыбалась, крича:
— Папа, я чувствую себя феей!
— Ты и есть моя фея. Потом мы приедем домой и вместе приготовим что-нибудь вкусное.
— Ты настоящий повар!
— Ты тоже быстро учишься. А теперь поехали.
— На Соколинку?
— Просто посмотрим деревню.
Отец и дочь не заметили, как спустыя несколько минут оказались в деревне Точилино. Гела проехал мимо дома, где остались воспоминания о двух его любовницах — Насте Ожигановой и Наташе Марковой. Циклаури вспомнил, что не так давно Наташа переехала со своим новым мужем и мальчишками в его квартиру, прекратила с Гелой, как с бывшим любовником, общение. Но Женя и Веня продолжили общаться с Дато Когониа и приходить к нему в гости. Вспомнив, что теперь этот дом стал дачей, Гела улыбнулся и отправился вперёд.
Мила смотрела на домики и, вспоминая красоту Грузии, мысленно перенеслась на улицы с маленькими яркими домиками на горных вершинах. Ей было непривычно отсутствие гор, кроме Соколиной, находившейся где-то за ними. Геле казалось, что они скоро окажутся в лесу, покинув Новокузнецк.
— Что-то мы куда-то в дебри Точилина заехали, — прокомментировал Циклаури.
— А тут есть развалины старинного замка? — спросила девочка.
— Только Кузнецкая Крепость. И то отреставрированная, — ответил папа.
— А почему тот дворец в Кутаиси не отреставрируют?
— Наверняка потеряли план. Это требует времени и денег, а на памятники культуры не хотят тратиться. Работы много, а таких денег на восстановление нет, доченька.
— Поехали назад, — предложила Мила.
— Конечно. Я очень хочу съездить к Тенгизу. Давненько у него не гостил.
— Я тоже хочу увидеться с Наной.
— Отлично! Нам по пути, поэтому вместе поедем.
Гела развернулся и отправился в обратную сторону. Мила сидела перед папой и наслаждалась ветерком в волосах. Циклаури чувствовал счастливым и совсем не думал ни о чём.
«Зачем мне думать о прошлом? Оно навсегда ушло. Надо наслаждаться настоящим. Оно ведь утекает как вода. А будущее настолько туманно, что я не могу ничего спланировать на годы вперёд. Ведь моя судьба сложилась не так, как хотел я. Поэтому живу настоящим. Прошлое не изменить, а будущее невозможно предугадать».
Мужчина крутил педали и наслаждался попутным ветром; его дочка смотрела на деревенские пейзажи, и ей нравились простые русские деревни, отличающиеся простотой и скромностью в отличие от ярких грузинских аулов. Гела и Мила ехали на велосипеде, пока не добрались до моста, разделяющего деревню и город.
Миновав проезд, Циклаури отправился по улице Циолковского, и вскоре отец и дочь очутились на Центральном проспекте. После тихой деревни, где слышалось мычание коров, квохтанье курочек и хрюканье свиней Мила услышала гамму шума моторов городского транспорта и невольно хотела закрыть уши.
Гела остановился возле киоска, где купил два вафельных тортика — с орехами и кофейным вкусом. Дочка посмотрела на коробочки и прокомментировала:
— Пап, они очень вкусные, только крошатся, когда их нарезаешь.
— Я знаю. Из-за того, что дети их любят, я и купил эти тортики. Дато и Нана обожают их.
Прикрепив к сидению покупки, Циклаури катил велосипед и смотрел за идущей с ним Милой. Предвкушая встречу с подружкой, девочка буквально бежала в дом, где их всегда рады видеть и в любое время встретят с улыбками и угощениями. Ей уже не терпелось поиграть с Наной, послушать с ней какие-нибудь песни на кассетах и CD-дисках, которые приносят ей подружки-одноклассницы. Особенно Милу привлекают композиции на других языках: английском, грузинском, таджикском и немецком.
Сложив велосипед, Гела поднялся на первый этаж и нажал на кнопку. Девочка подбежала к нему. Когда лифт спустился на первый этаж, отец и дочь зашли. Циклаури нажал на кнопку под цифрой «семь», и кабинка поднялась вверх. Добравшись до нужного этажа, отец и дочь вышли из лифта и подошли к двери. Гела нажал на звонок.
— Добрый день! — заявила Ламара, открывая дверь.
— Привет, — с улыбкой ответил Циклаури и, вручив гостеприимной хозяйке дома два тортика, разулся, прошёл в коридор.
Сняв босоножки, Мила отправилась в ванную, помыла руки и побежала в комнату Наны. Остановившись в большой комнате, девочка увидела семью Мелецких, сидевших с Тенгизом и пьющих чай. Ламара отправилась на кухню, где нарезала купленный вафельный торт. Сняв ботинки и поставив велосипед у стены, Гела зашёл в зал. Увидев друга и его дочку, Когониа помахал рукой с приветствием.
— Привет всем! Милико, Гело, проходите, мои дорогие.
— Здравствуйте! — сказала девочка и спросила: — Нана дома?
— Да, она дома. Сказки читает. Проходи.
Открыв дверь, девочка скрылась в комнатке Наны. Гела сел на кресло и, улыбнувшись, сказал:
— Решил к вам заехать. И Мила со мной захотела.
— Вот что значит, настоящий отец, — заявил Когониа. — Всегда поймёт свою дочь.
— Дато дома? — поинтересовался Циклаури.
— Ой, он вечно с друзьями тусуется. Нет, он у нас знает, с кем можно дружить. Я всех его друзей знаю. Потому что мы их так же в гости приглашаем.
Ламара принесла в большую комнату тарелки с нарезанными вафельными тортами и расставила их на стол. Когда Мила забежала в комнатку, Нана отвлеклась от чтения сборника сказок и, посмотрев на маленькую гостью, с улыбкой спросила:
— Милико, привет! Ты что хочешь почитать со мной?
— Нанико, ты прогуляться хочешь? — спросила малышка. — А то мы с папой недавно покатались на велике по Точилино.
— Давай. Только у папы спрошу разрешение. И ещё мама за нами понаблюдает.
Мила вышла из комнатки. Нана поставила книгу на полку, быстро переоделась в бриджи и топ, завязала каштановые волосы в высокий хвостик и, выйдя из комнаты, спросила встретившуюся ей на пути свою маму, нёсшую ещё чашки чая:
— Мам, ты пойдёшь с нами погулять?
— Хорошо. Я с вами пойду, чтобы с Милой ничего не случилось. Только сначала, девочки, попейте чай и покушайте тортики.
Девочки и Ламара сели за стол, где стояли ачма, хачапури по-аджарски и по-мегрельски, и мясной пирог.
— Мам, я тоже хочу погулять, — сказал Гера. — Пойдём с девчонками.
— Хорошо, мой маленький. Сейчас все вместе попьём чай и погуляем.
Взрослые и дети пили чай и громко разговаривали обо всём и ни о чём. Мила смотрела на Геру и Нану и рассказала им:
— Сегодня мы с папой поехали в Точилино. Просто папа любит кататься на велике и меня с собой берёт. Мне нравится ветерок в волосах и маленькие деревеньки, большие горы.
— А мы с папой вчера готовили плов, — поделился Гера, едя сырный пирог. — Такой вкусный получился. Папа рассказывал, как с каким-то таджиком ещё в армии служил. Вот он и научил его готовить плов.
— Уже хотим поесть такой плов, — ответила Циклаури-младшая. — Мы с моим папой тоже часто готовим его вместе. Он просто волшебник.
— И мой папа такой волшебник. Он ещё сказал мне, что плов едят руками. Но я так не могу. Надо есть вилкой.
— Ты, сынок, просто не понимаешь, что это такие традиции, — вмешался в разговор Женя. — Таджики и узбеки считают, что плов — это живой организм, который нельзя протыкать вилкой.
— А есть его можно? — спросил Гера.
— Конечно. Это как у нас в России хлеб, — объяснил Мелецкий. — Всему голова. Вот поэтому это блюдо едят руками. Я и сам не понимаю этих таджиков и узбеков, но это, видимо, у них так исторически сложилось.
Попив чай и поев хачапури и вафельные тортики, Ламара, Нана, Мила, Диана и Гера отправились на прогулку. Спустившись вниз, женщины и дети вышли из дома и отправились в маленький дворик, где стояла песочница и стальные лесенки. Мелецкая посмотрела на лавочку возле подъезда и увидела сидящую на ней одинокую старушку, в которой узнала свою бабушку.
Решив не обращать на неё внимание, Диана смотрела, как сын поднимается по лесенке и кричит:
— Мама! Я космонавт! Скоро полечу на другую галактику.
— Да ты мой сладкий, — с улыбкой проговорила Мелецкая, желая расцеловать своего мальчика.
Мила и Нана бегали по дворику и смотрели за забор, где стояли качели. Посмотрев туда, Циклаури-младшая предложила:
— А пойдём и там на качельках покачаемся.
— Давай, — подхватила инициативу старшая подружка.
Девочки побежали на соседнюю детскую площадку, где стояли серые многоэтажки-новостройки с красными, зелёными, жёлтыми, голубыми и бордовыми плитками, отчего дома казались яркими. Ламара сопровождала их. За свою дочку она меньше беспокоилась, чем за маленькую девочку, которую побоялась оставить на улице без присмотра взрослого. Мила села на качели, и Нана медленно качала её. Циклаури-младшая смеялась и говорила:
— Можно побыстрее?
— Милико, ты ещё маленькая, у тебя головка закружится, — объяснила Ламара и села на лавочку под навесом из шифера, закреплённого четырьмя железками. — Ты упадёшь, и тебе будет больно. Папа будет переживать.
Услышав о папе, Мила вспомнила, как он ночами дежурит у её кроватки, когда она болеет, как ищет во всех аптеках нужный сироп, чтобы вылечить её, как смазывает йодом её разбитые коленки. Вспомнив его волнения, девочка сказала:
— Я хотела бы не болеть, чтобы папа не переживал, но он сказал, что мы все болеем и ударяемся. А переживает потому, что любит меня.
— Все мы переживаем за своих детей, — улыбнулась Ламара. — Я тоже переживаю и за Дато, и за Нану. Хоть Дато уже большой и упрямится, но я всё равно переживаю за него. Когда-нибудь и вы будете так же переживать за своих детей.
Нана медленного качала маленькую подружку. Мила чувствовала себя как в облаке и напевала песенки:
— Облака, белогривые лошадки. Облака, что вы мчитесь без оглядки? Не смотрите вы, пожалуйста, свысока, а по небу прокатите нас, облака. Мы весёлые медузы, мы похожи на арбузы.
Тем часом Диана смотрела, как Гера сидит на лесенке и кричит, что он космонавт. Мелецкая посмотрела на бабушку и увидела, как та пристально наблюдает за ней и мальчиком. Зинаида Аркадьевна поднялась с лавочки и подошла к ним. Женщина обратила внимание, что бабушка уже не такая бойкая, как раньше. Она шла, согнувшись, и опиралась на клюку, но выглядела всё ещё так же элегантно, как пять лет назад, когда Диана, юная студентка, узнала, что через несколько месяцев станет мамой.
Старушка подошла к женщине с мальчиком и, рассмотрев её сквозь линзы очков, спросила:
— Ты пришла?
Чувствуя непрожитую обиду на бабушку, для которой общественное мнение оказалось дороже внучки, Мелецкая спокойным голосом ответила:
— Я не к вам пришла, Зинаида Аркадьевна. У меня здесь живут друзья.
— Эти чурки? — с пренебрежением в голосе спросила бабка.
— Эти, как ты говоришь, чурки, для меня больше, чем семья. Когда я была беременна, ты предложила сделать аборт, а эти самые чурки меня поддержали и стали мне настоящей семьёй. Я совсем не жалею, что не послушалась тебя. Если бы я тебя послушала, то не родила бы такого чудесного мальчика, — заявила Диана и указала на Геру, сидящего на лесенке.
— Как ты так можешь? — спросила Зинаида Аркадьевна. — Я тебя растила, пока твоя мама личную жизнь устраивала, а ты называешь своей семьёй этих чурок.
— Ты и моя мама мне не семья, — продолжала Мелецкая. — Вы с моей мамой просто люди, с которыми меня объединяет лишь какой-то процент совпадения генетического материала. А Гела и его семья стали мне самыми близкими людьми. И ты ещё думала, что меня никто замуж не возьмёт? Взяли. Я теперь замужем, и у Геры есть папа. Возможно, мы снова станем родителями. А тебе, бабуля, пусть соседки стакан воды подают, раз их мнение тебе важно.
Гера смотрел на незнакомую ему старушку и не мог понять, о чём с ней говорит мама. Мальчик спустился с лесенки и, увидев других детей, побежал с ними играть. Наблюдая за ним, Диана слушала свою бабушку.
— Да кто тебя с манденью попорченной и с приплодом замуж взял? — усмехнулась Зинаида Аркадьевна.
— Очень хороший человек, — заявила Мелецкая. — Мой бывший одноклассник. Женя Мелецкий. Вот он меня и взял в жёны. И Герочку принял. И даже записал его на себя.
— Герочку? Ты назвала ребёнка как того грузина?
— Гела и его семья сделали для меня и Геры всё. Они дали мне дом, помогли мне, поддержали, хотя в их стране подобное поведение не приветствуется. Гела приютил меня у себя, поэтому я и назвала сына в его честь. Тамина Анатольевна, его мама, всегда меня поддерживала, помогала мне с Герой. А что сделала ты? Послала на аборт, потому что тебе стыдно перед соседками? Вот пусть тебе соседки, перед которыми тебе стыдно, стакан воды на старости лет подают.
Глядя на мальчика, Диана следила, чтобы он не бежал на дорогу, чтобы с ним ничего не случилось. Маленький Гера играл с мальчишками и девчонками и смотрел на маму, разговаривающую с незнакомой ему старухой.
— Значит, ты этим чуркам продалась за кусок хлеба, да?
— Я не продалась. Они мне помогли. Давай, бабуля, расскажи, как грузины купили меня за кусок хлеба.
— И ещё дурачок этот, Женя Мелецкий, взял тебя с ребёнком и чужой приплод усыновил, — продолжала старушка гневную тираду. — Господи! В наше время таких баб, родивших ребёнка вне брака, замуж никогда не брали. Их просто пользовали, потому что брать порченную в жёны и ещё усыновлять её приплод — себя не уважать.
Слушая оскорбления бабушки, Диана хотела ударить её, но сдерживалась. Заметив, что мама напряглась, Гера подбежал к ней и спросил:
— Мам, ты злишься? Пойдём к тёте Ламаре и девчонкам. Они как раз там на качелях качаются. Не разговаривай с этой бабой Ягой. Она тебя злит.
— Хорошо, Герочка. Пойдём, — с улыбкой ответила Мелецкая и, взяв мальчика за руку, отправилась к другой стороне забора, где Мила сидела на качелях, а Нана качалась, и Ламара присматривала за малышками.
— Диан, что такое? — спросила грузинка, заметив, что подруга чем-то огорчена.
— Встретилась с бабушкой. Она мне таких гадостей наговорила про меня, про Гелу с его роднёй, про Женю и Геру. Господи, из какого она века? Такое ощущение, что её воспитывали мусульмане. Была бы её воля, она бы позволила меня камнями забить.
— Не обращай на неё внимание. Она уже старенькая, говорит ерунду, — прокомментировала Чичинадзе. — Только всё равно навещай её.
— Навещать её, чтобы от неё наслушаться гадостей? — спросила Мелецкая. — Пусть соседки ей помогают, раз их мнение важнее меня. Она даже правнука не признала. Хотя, какая она Гере прабабушка? Так, имеет лишь восьмую часть общих с ним генов. Если что, то мы с Женей уже переехали. Бабушка продала квартиру и поделила выручку на доли. Бабушка и мама купили себе по однушке. Женя продал свою квартиру на Вокзальной, и мы с ним и Герой переехали поближе к моей школе на проспект Пионерский.
— Я твою бабушку часто вижу, — сообщила Ламара. — Только не понимаю, почему она сюда ходит.
— Видимо по старой памяти. Но если что, то видеть я её не хочу. Нет желания выслушивать, что я порченная, что наш Герочка ублюдок, что Женя тупой.
— Я тебя понимаю. Потому что любовь и уважение должны идти с двух сторон. Родители должны любить детей, и дети должны любить родителей. Это должно действовать в две стороны. Иначе никак. Как можно полюбить родителя, который бил, унижал, оскорблял?
— Вот поэтому я не хочу общаться ни с мамой, ни с бабушкой. Они для меня чужие люди.
Мила качалась на качелях. Почувствовав, что закружилась голова, девочка дождалась, когда примитивный механизм остановится, и спустилась с сидения. Когда место освободилось, Гера сел на качели и, начав качаться, разогнался до большой скорости. Увидев, как сын громко хихикает, услышав скрип стали, Диана подбежала к нему и смотрела, чтобы он не упал. Нана спустилась с соседних качелей и, заметив, что Мила сидела на лавочке, крепящейся на металлических трубках к перекладине, подсела к ней.
— Нанико, а ты хочешь съездить в Грузию? — спросила Циклаури-младшая.
— Хочу. Хочу съездить в Сухуми и посмотреть на море.
— Я больше люблю горы. Там так красиво. Люблю, когда папа возит меня на Соколушку и на Крепость.
— А я люблю солнце, море. Недавно показывали какой-то мультик с пятью девочками-феями. Так вот, я стражница воды, как мы с девчонками договорились. Соня — Вилл, я — Ирма, Лейла — Тарани, хоть и не нравится ей эта стражница, Света — Корнелия, а Маша — Хай Лин.
— Я тоже его смотрела. Только меня тот человек-змея напугал. А тот его хозяин, Фобос, чем-то похож на Киркорова. Только светленький.
— Нет, не похож. Может, лицо, волосы и мимика напоминают его, но они непохожи.
Девочки обсуждали мультик. Гера спустился с качелей и подбежал к маме. Диана взяла его на руки и, обнимая его, сказала:
— Мой любимый мальчик. Как я тебя обожаю.
— Мамочка, я тоже тебя люблю! — ответил мальчик.
— Нанико! Милико! — позвала грузинка. — Идём домой. Наши папы, наверное, беспокоятся.
Девочки побежали к Ламаре. Нана взяла Милу за ручку. Мелецкая отпустила сына и, беря его за ручку, отправилась к воротам. Чичинадзе и девочки направились за ней. Диана шла с Герой и смотрела, чувствуя нежелание вновь выслушивать оскорбления от бабушки. Мила держала Нану за руку и шла, напевая песенку:
— Я иду и пою обо всём хорошем. И улыбку свою я дарю прохожим. Если в сердце чужом не найду ответа, неприятность эту мы переживём. Между прочим, это мы переживём. В небесах высоко ярко солнце светит. До чего ж хорошо жить на белом свете. Если вдруг грянет гром в середине лета, неприятность эту мы переживём. Между прочим, это мы переживём.
— Милико, ты так красиво поёшь, — похвалила девочку Ламара.
— Спасибо, — поблагодарила девочка.
Женщины с детьми зашли в подъезд и, поднявшись по лифту на седьмой этаж, зашли в квартиру. Когда мама разула его, Гера побежал в большую комнату и, подойдя к папе, сказал ему:
— Папа, тут маму какая-то бабулька обидела. Говорила, что я приплод, ты дурак, а она порченная.
— Это моя бабушка, — вставила Диана, зайдя в зал. — Мнение соседок было важнее меня. Мало ли, что я хотела. Ей надо было, чтобы я торчала в прокрустовом ложе мнений её подружек, которые частенько сами себе противоречили.
— Мы видели и слышали, что она тебе говорила, — вставил Тенгиз. — Даже Тамина Анатольевна поддержала Цицино, когда она вне брака забеременела.
— Даже если бы Влад не женился на Цицино, то мама всё равно поддержала бы её и помогла бы с девочками, — добавил Гела. — Нельзя бросать одинокую мать с её ребёнком. Это страшный грех. И неважно, в браке или не в браке был зачат этот ребёнок. Он не должен расплачиваться за грехи родителей.
— Гело, ты очень умный, — похвалила Ламара, зайдя с девочками в комнату вслед за подругой. — Кстати, девчонки так покачались на качелях. Им нравится. Они ещё болтают обо всём.
— Молодец, Нанико, — похвалил дочь друга Циклаури и потрепал её макушку. — Продолжайте дальше дружить.
— Просто Наночка очень хорошая, — заявила Мила. — Она всегда меня слушает и поддерживает.
— Вы молодцы, — сказал Гела чете Когониа. — Вы отлично воспитываете дочь и сына. Они у вас вырастут достойными людьми. Про вашу семью на этот Новый Год я буду говорить и говорить тосты. Как и про всю нашу семью, наших друзей.
— Ты тоже молодец, — ответил Тенгиз. — Ты тоже воспитываешь очень умненькую девочку. Надеюсь, она вырастет хорошей женой и мамой твоих внуков. Я тоже с радостью говорю тосты о тебе.
Наговорившись за чашкой чая, Циклаури собрался и, взяв с собой велосипед, распрощался с друзьями. Попрощавшись с Герой и Наной, Мила отправилась с папой. Гела вызвал лифт. Кабинка остановилась на нужном этаже, и отец с дочерью зашли и, когда двери закрылись, отправились вниз. Разложив велосипед, Гела скатил его по лестнице, и они вместе с Милой вышли из подъезда.
Мужчина посмотрел на лавочку и заметил, что бабушка Дианы до сих пор сидела там и никуда не уходила. Циклаури поставил велосипед и, усадив перед собой Милу, уже собрался поехать домой. Обернувшись, Гела увидел, как семья Мелецких вышла из подъезда. Заметив внучку, её мужа и сына, Зинаида Аркадьевна поднялась со своего места и, когда они приблизились, начала вторую часть своего выступления.
— Женька, ты зачем взял порченную женщину с приплодом? — спросила бабушка.
— Вы почему такая злая? — спросил Гера, вмешиваясь в разговор взрослых людей.
— Она моя любимая женщина, а этот «приплод», как вы выразились, мой сын. Если ваша внучка счастлива, то почему вы позволяете себе её оскорблять?
Старуха растерялась и не знала, что сказать в ответ. Гела и Мила наблюдали за начинающимся конфликтом. Диане было стыдно из-за выходок бабушки, и женщина, схватил Геру за ручку, проговорила взволнованным голосом:
— Пошли! Я не хочу видеть эту бабку.
Мелецкие отправились к машине, и Циклаури медленно подъехал к ним на велосипеде; поравнявшись с ними, грузин задал вопрос:
— Что, опять прицепилась?
— Я не понимаю, она из какого века? — спросил Женя. — Такое ощущение, что в её сознании до сих пор осталось мнение, что одинокая мама — это клеймо на всю жизнь, и она недостойна счастья, не заслуживает взаимной любви.
— Даже для меня, как для грузина, такое поведение Зинаиды Аркадьевны ненормально. Ладно, отличной вам дороги! — заявил Циклаури и, помахав рукой, скрылся за поворотом.
Семья Мелецких села в чёрную «Тойоту». Диана посмотрела на бабушку через окно двери и, глядя, как злобно она изучает их автомобиль, поняла, что старушка, выросшая в строгой семье, где главным словом было «нельзя», где общественное мнение было решающим, начала осознавать, как много эта старуха в своей чопорной молодости потеряла, следуя глупым принципам, только было поздно что-либо исправлять.
Наступил новый день. Мила играла с котами, поевшими вкусный корм, и предвкушала поездку на Кузнецкую Крепость, чтобы увидеть весь Старокузнецк сверху, насладиться видами старинного замка, где всё ещё оставалась атмосфера чего-то священного. Гела зашёл в большую комнату и сказал:
— Доченька, мы сейчас собираемся и едем в Крепость.
— Отлично! — крикнула счастливая девочка.
Мила быстро надела розовые бриджи и жёлтую коротенькую кофточку, украшенную крошечными ромашками. Посмотрев на папу в красной футболке и шортах из денима, девочка с улыбкой прокомментировала:
— Ты тоже готов.
— Конечно, — ответил Гела и, нажав на кнопку брелока, завёл автомобиль.
Быстро надев сандалии, отец и дочь вышли из дома. Мила подбежала к машине с работающим двигателем и, дождавшись, когда отец разблокирует все двери одним нажатием кнопки, села на заднее сидение. Циклаури сел за руль и отправился в город.
Мила смотрела в окошко автомобиля и любовалась домами, деревьями, освещёнными жарким солнцем. Девочка улыбалась и понимала, что впечатления от Грузии постепенно теряют свою яркость — она привыкает к самому обыкновенному, но такому родному городу, где живут все её самые близкие люди. Циклаури наслаждался светлым свободным днём, не думая ни о делах на работе, предстоящих на следующий день, ни о случайных любовницах из ночного клуба на «Вертолётке».
Когда машина направилась по проспекту Дружбы, Мила посмотрела на общежитие и вспомнила, как в прошлом году в ноябре они с отцом в прохладный выходной день гуляли по этой дороге возле этого пятиэтажного дома без балконов. Посмотрев на него, Гела прокомментировал:
— Здесь живёт твоя мама, которая тебя бросила. Ты хочешь с ней познакомиться?
— Мне интересно узнать, кто она. Может, она скучает по мне.
— Сейчас мы это узнаем. Мучает ли её совесть за то, что она тебя бросила.
Держа дочку за руку, Гела отправился к знакомому подъезду и, поднявшись на нужный этаж, нажал на звонок. Дверь открыла Роня, сжимающая двумя пальцами дымящуюся сигарету. Циклаури смотрел на неё и не узнавал в этой женщине с гордой ухмылкой, выражающей безразличие ко всему, ту простую, милую, яркую девушку с грустной улыбкой, оставшуюся сиротой при живой матери. Мила взглянула на ту, что родила её, и не понимала, как «эта ведьма» может быть её мамой.
Женщина выдохнула сигаретный дым и, глядя на бывшего любовника и малышку, с ухмылкой спросила:
— Тебе чего надо? Чая с конфетами нет! Посторонних не принимаю.
— Даже дочку родную не примешь? — не понял Циклаури, видя, как за эти шесть лет изменилась до неузнаваемости Мичурина.
— А нахуя она мне нужна? Она что, английская королева, чтобы её принимать? И вообще, ко мне сейчас жених придёт.
— Знаю я твоих женихов! — усмехнулся Гела. — Каждый день новый хахаль. И при ребёнке не матерись!
— Ты чё, не понял? Я беременная и наконец-то замуж выхожу. А то приходилось делать аборты, потому что никто замуж брать не хочет.
— Ничему тебя жизнь не учит, — прокомментировал Циклаури. — И ты ещё при беременности куришь. Не боишься навредить ребёнку?
— А чё ему сделается? Нормально с ним всё будет. Я просто стресс снимаю. Мне хреново, вот и курю. Боюсь, что этот гад опять меня наебёт. От двух таких уже три аборта сделала.
— Роня, прекрати курить, материться и рассказывать про аборты при ребёнке. И прекрати цепляться к каждому мужику, который тебя приголубит.
— Вы моя мама? — вмешалась в разговор Мила, когда Мичурина сделала паузу и не нашла, что ответить.
— Какая я тебе мама? — нагрубила Роня. — У меня не могла родиться такая уродка.
Девочка горько заплакала, чувствуя обиду из-за того, что мама её не любит. Взяв её на руки, Гела посмотрел ненавидящим взглядом на бывшую любовницу и напоследок сказал ей:
— Ты конченная дрянь. Желаю тебе недолгого семейного счастья с твоим хахалем. Надеюсь, он поймёт, какое ты ничтожество, и выкинет тебя, а ребёнка заберёт себе и воспитает из него достойного человека. Если, конечно, твой хахаль достойный.
Не желая слушать очередной глупый ответ от Рони, Циклаури развернулся и, прижимая к себе девочку, гладил её голову в яркой вязанной меховой шапочке с помпоном, которую подарила им старенькая соседка Виталина Георгиевна, и утешал её:
— Она тебе не мама. Мама никогда не скажет такое о своём ребёнке. Теперь ты поняла, какая она мразь.
— Пап, я действительно уродина?
— Нет. Ты самая красивая девочка на свете. Это говорю я. Это тебе скажет вся наша большая семья. А эту ведьму ты не слушай.
— Я поняла. Она мне не мама. Мама всегда любит своих детей. А эта противная тётя меня не любит. Она сказала, что я некрасивая.
— Для любящих родителей их дети всегда красивые, — заявил Гела.
Вспоминая тот неприятный момент с «той противной тётей», которая её родила, Мила посмотрела на папу, держащего руль, и задала ему вопрос:
— Пап, я красивая?
— Очень красивая. Ты самая красивая девочка. А вырастешь — станешь ещё красивее, моя принцесса.
Дочка улыбнулась и поняла, что в тот день та самая тётка сказала неправду, что она у своего папы всегда будет самой умной и самой красивой. Мила смотрела на приближающийся «ВД-30» и вспомнила старинные грузинские домики; когда они пролетели мимо реки Томь, девочка вспоминала воды Риони, Куры и Арагви; глядя на леса, разделяющие два района Новокузнецка, она вспоминала виды на горы Грузии; проезжая мимо Спасо-Преображенского Собора, Мила оживила в памяти древние церквушки в родной стране папы, видя контраст между золотыми куполами Русской Православной Церкви и многовековыми оплотами христианства в краю, где ещё раньше люди приняли православие.
Добравшись до Барнаульской Башни, открывавшей маленький мирок почти четырёхсотлетней истории Земли Кузнецкой, Гела остановил напротив них машину, и они с дочерью высадились возле каменной стены. Циклаури достал фотоаппарат и попросил:
— Доченька, встань возле стены. Я хочу тебя сфотографировать.
Мила встала возле стены, и отец снимал её, запечатлевая на память улыбающуюся девочку, чтобы помнить, как она росла. Отец и дочь зашли на территорию крепости и, заплатив за вход, прошли на территорию.
Идя по каменистой дороге, Мила позировала у пушек, и папа фотографировал её. Гела смотрел на весёлую дочку и улыбался ей в ответ. Запечатлев её на память, Циклаури сложил фотоаппарат в карман, взял девочку за ручку и направился в Кузнецкий полубастион, откуда виднелся Старокузнецк и часть Центра Южной Столицы Кузбасса, отделённая от старого города рекой Томь. Гела взял на руки девочку и смотрел вместе с ней на многоэтажки, огромные деревья.
Циклаури повернулся в сторону и заметил знакомую фигуру. На другом конце полубастиона стояла Таня Кривошеина и держала за ручку светло-русую девчонку в белом ситцевом платьишке в разноцветный горошек. Женщина держала за руку дочку и говорила:
— Здесь очень красиво, моя девочка. Да?
— Да, мам. Отличный городок. Как хорошо, что мы сюда переехали из Лесосибирска. Он чем-то похож на Новокузнецк, только совсем маленький. И там нет таких старинных мест, как эта Крепость. Разве что церкви и леса.
— Это мой родной город. Так хотелось остаться там, но теперь понимаю, что совсем не скучаю по нему.
«Видимо, Лесосибирск не такой большой город. И не такой яркий. Даже не чувствуется скучание, когда родной город похож на тот, куда переехал», — отметил про себя Циклаури.
Таня посмотрела в сторону и, увидев любовника, уже ставшего бывшим, невольно улыбнулась. Обратив внимание на счастливую дочку у него на руках, Кривошеина про себя отметила:
«Какой он милый, когда о чём-то болтает с дочкой. И не скажешь, что он зверь в постели. Что он такой развратный. Ночью лижет женщине, а днём этими же губами целует дочку в лоб».
— Мам, а кто этот красивый мужчина с девочкой? — спросила Катюшка, посмотрев на двух незнакомцев. — Ты на него так смотришь, словно знаешь его.
— Это мой знакомый, — ответила Таня, вспоминая жаркие ночи с этим горячим джигитом.
Поняв, что мать и дочь говорят о нём, Гела внимательно посмотрел на посетительниц. Глядя на Таню, одетую в простые футболку, джинсы и босоножки, Циклаури невольно улыбнулся и подумал:
«С виду такая скромная, но такие фантазии у тебя. Ещё умудрилась у меня в постели заняться сексом с девушкой. Кто у меня там ни бывал в постели. Я уже скоро всех поимённо записывать начну, а то я даже их имена не запоминаю. Хотя, вряд ли мне это надо. Тех, кого я хочу запомнить, врезаются в память и так, а те, с кем всего лишь на одну ночь, даже не запоминаются. Они словно безликие куклы».
— Привет, Гел! — поздоровалась с ним Кривошеина.
— Привет-привет! — ответил Циклаури. — Какая встреча.
— Здравствуйте, — вставила Мила.
— Здравствуйте! — сказала Катюша.
— Мы с дочкой по крепости гуляем, — зачем-то объяснила Таня. — Она очень любит смотреть город.
— А мы с дочкой любим смотреть на горы. Нам нравится. С них вид на город так красив. Просто сказка.
— А в Грузии ещё сказочнее! — вставила Мила.
— Твой папа об этом говорил, — ответила Кривошеина и продолжила: — Хорошо. Мы с дочкой пойдём в «Подорожник» и перекусим фаст-фуд.
— Приятного аппетита, — с улыбкой пожелал Гела.
Взяв Катюшу за руку, Таня направилась в сторону Барнаульской башни. Циклаури поставил дочку на каменный пол полубастиона. Мила прыгала по плиткам и спросила:
— А мы пойдём кушать?
— Конечно, доченька. Поедем в кафе и поедим мороженое.
Отец и дочь покинули Крепость. Когда Гела открыл дверь, Мила села в машину и смотрела на каменные стены. Циклаури сел за руль, завёл машину и отправился в Центр города. Им предстояли посиделки в кафе, где отец и дочь поедят любимое мороженое и вновь поговорят обо всём.