Ледяной осколок в сердце

      Наступил холодный декабрь и приближался Новый 2005 Год. Школьники готовились к полугодовым контрольным работам, а все трудящиеся продолжали заниматься своими прямыми обязанностями и подводили итоги уходящего года. Родители готовили детям подарки. Все готовились к новогоднему празднику. По улицам мёл снег, создавая атмосферу чего-то волшебного, словно должно случиться что-то необычное.       Диана возвращалась из школы, где после окончания института работала учительницей истории. Её ученикам нравилось, как Диана Макаровна рассказывает об истории Древнего Мира, Средних Веков, Ренессанса, Нового времени... Алмазова искренне полюбила своих учеников, даже отпетых двоечников, и желала, чтобы они знали всё, что происходило в России, что происходило в разных странах этой планеты.       Покинув стены двадцать шестой школы, ставшей за этот год такой родной, Диана отправилась в детский сад, куда ходил её сын. Маленький Гера играл с пластиковым вертолётиком, представляя, как он летит по голубому небу. Когда мама зашла в раздевалку, воспитательница Людмила Павловна, невысокая тучная зеленоглазая шатенка лет тридцати пяти заглянула в игровую комнату и крикнула:       — Гера! Тебя мама ждёт.       Мальчик побежал в раздевалку, открыл свой шкафчик. Диана помогла сынишке одеться в серую тёплую кофточку, синий болоньевый комбинезончик, тёплые сапожки и дублёночку. Взяв Геру за ручку в теплой чёрной варежке, Алмазова повела сына к трамвайной остановке и спросила:       — Гер, как твои дела? Не хулиганил?       — Мам, всё хорошо, — ответил мальчишка.       Женщина рассматривала сына, идущего с ней. Казалось, что ещё вчера она вышла с ним из родильного дома, а теперь она ведёт домой полненького хорошенького курносенького кареглазого карапуза с тоненькими русыми волосиками.       Диана и Гера пришли на остановку. Когда остановился трамвай, держащий путь на вокзал, мать и сын запрыгнули в вагон; Диана села на свободное место и усадила маленького Геру на колени. Сидя у мамы на коленях, мальчик смотрел в окно на падающие снежинки и комментировал:       — Мам, а почему снежинки падают?       — Летом солнце нагревает воду, и пар поднимается в небо. Так появляются облака. Наступает осень, а с ней и холода. Когда погода тёплая, с неба капает дождь и возвращает воду на землю. Когда наступает зима, и становится ещё холоднее, вода замерзает и превращается в снег. Снежинки падают. Когда наступает весна, теплеет, и снег тает и возвращает воду в реки, озёра, океаны.       Гера задумался над услышанным и, рассматривая узоры на трамвайном стекле, снова спросил у мамы:       — Мам, а почему на окнах такие красивые узоры?       — Это сложно объяснить. Это словно сама природа рисует такую красоту.       Мальчик не понимал, как на стекле от мороза появляются такие причудливые картинки, и продолжал рассматривать. Когда вагон добрался до нужной остановки, Алмазова взяла Геру на руки и вышла на остановке. Поставив малыша на ноги, мать и сын отправились по надземному переходу через железнодорожные пути и пришли в дом, который считают родным.       Услышав шум поворачивающегося замка, Наринэ отложила учебник и подошла к двери. Радостный Гера забежал в коридор; мать остановила его и мягко сделала замечание:       — Гер, постой. Сначала разуйся, а то испачкаешь пол. Наринэ старалась, мыла его, а ты не уважаешь её труд.       Мальчишка остановился. Диана помогла ему разуться и сняла с него курточку. Гера побежал в комнату и быстро переоделся. Алмазова наблюдала за сыном и с улыбкой прокомментировала:       — Как быстро ты растёшь.       — Вон какой он у нас богатырь, — вторила ей Наринэ. — Кстати, ужин готов. Скоро мама придёт домой.       Когда Диана переоделась, Тамина пришла домой после очередного занятия с репетитором. Надев домашний халат, женщина отправилась на кухню, где остывали хинкали и лобио с фасолью. Женщины и маленький Гера сидели за столом. Посмотрев на несостоявшуюся свекровь, Алмазова задала вопрос:       — Тамина Анатольевна, вы не хотите вернуться в школу?       — Нет, Диан. Мне нравится работать с учениками из Таджикистана и Узбекистана. Им нужнее мои знания русского языка и литературы.       — Я просто подрабатываю репетитором по истории, — объяснила Диана. — Понимаете, теперь так отвратительно учебники пишут, что дети не понимают, что читают. Я пытаюсь разъяснить всё так, как нас учили по истории. Да, дополнительно беру деньги, но что делать, если я одна воспитываю ребёнка?       — Возможно, встретится мужчина, который полюбит и тебя, и ребёнка, — ответила Тамина. — Но ты как наш Гела. Он тоже не надеется встретить ту, которая приняла бы его с ребёнком. Посмотри на Наташу Маркову. У неё два сына, и то она встретила мужичка. И он её мальчишек хорошо принял. И ему всё равно, сколько мужиков у неё побывало.       — Знаете, Тамина Анатольевна, я не могу менять мужчин как перчатки. Как-то не хочется. Да и привести некуда. С Гелой у нас давно ничего нет. Мы уже относимся друг к другу как брат и сестра. Да, я перед ним виновата, что бросила его из-за собственной глупости. Наслушалась свою маму, хоть я и не такая. Попробовала — не понравилось. Так что я живу одна.       — Мы с тобой, Диан, — оживилась Наринэ. — Хоть я тебя недолюбливала, но потом поняла, что ты просто заблудшая душа. Но ничего — теперь ты поумнела и многое поняла. Но знаешь, я очень хочу, чтобы ты нашла того мужчину, который сделает тебя счастливой.       — Не расстраивайся, — продолжила мать. — Я очень хочу, чтобы ты встретила того, кто тебя полюбит и ребёночка твоего примет.       Диана ничего не ответила и продолжила есть. Поужинав, женщина взяла на руки маленького Геру и, отправившись с ним в комнату, села на диван. Мальчик устроился на кресле и играл в кубики, раскладывая их. Алмазова смотрела на него и грустно про себя думала:       «Надеюсь, кто-то полюбит меня с маленьким ребёнком и примет меня и Геру. Мне не надо, чтобы Геру признавали своим сыном — просто приняли его со мной».       — Скоро придёт Гела, — вставила Наринэ. — Милу приведёт с собой.       — Мам, я хочу поиграть с Милой, — оживился мальчик. — Скоро она придёт?       — Очень скоро дядя Гела её приведёт, и ты с ней поиграешь, — ответила Диана и про себя добавила: — «Пока дядя Гела поиграет с очередной клубной гулёной».       Наступили выходные. Ранним утром Циклаури отвёл дочь к бабушке и, поцеловав её в лоб, спустился вниз. Мила смотрела папе вслед, и бабушка закрыла за ним дверь. Увидев подружку, Гера крикнул:       — Мила, идём играть!       Девочка и мальчик побежали на кухню и, сев за стол, играли в солдатиков.       Гела купил билет на электричку, держащую путь в Таштагол, и ждал нужный поезд. Стоя на платформе, Циклаури потирал замёрзшие в чёрных кожаных перчатках руки, слушал объявления поездов и размышлял о предстоящей встрече с Валей Смирновой, женщиной, которая хотела быть матерью, но не женой. Два месяца прошло с той поры, как он встретился с этой странной незнакомкой.       Подъехала нужная электричка. Гела сел в вагон и, когда поезд тронулся, сидел на своём месте и сквозь узоры на стекле рассматривал леса, проплывающие мимо. Глядя на голые ветки деревьев, покрытые толстым слоем снега, Циклаури про себя размышлял:       «Я бросил свою любимую дочку, чтобы узнать, как поживает какая-то моя любовница. И есть ли тот ребёнок, которого она хотела? Я понял, что единственный, кто согласился с ней переспать. Раз она не приехала ещё раз и не пришла в ночной клуб, то, наверное, она уже носит моего ребёнка...»       Через три часа электричка остановилась на станции «Таштагол». Гела вышел из вагона, осматривал небольшой провинциальный горный городок и вспомнил слова своей коллеги Карины Волковой, родившейся здесь и переехавшей в Новокузнецк. Зная, в каком городе она родилась, Циклаури в тот день расспросил бухгалтера о местонахождении нужного ему дома, и та ответила, как добраться до него:       — Гела Амиранович, вам нужно выйти на станции «Таштагол» и пойти налево по улице Скворцова. Потом перейти через мост и повернуть налево. Там вы свернёте на улицу Восемнадцатого Партсъезда. Там и найдёте деревянные двухэтажные дома, которые ещё пленные немцы строили.       Прокручивая в голове указание адреса, Гела перешёл через дорогу и направился по горной дороге в сторону моста, пролегавшего через замёрзшую Кондому. Идя по заснеженной тропинке, Циклаури добрался до моста и, проходя по нему, смотрел на горные вершины, покрытые снегом.       «Не знал, что здесь так красиво. Когда будет тепло, привезу сюда Милу. Мы с ней вместе прогуляемся по этой дороге и посмотрим на речку и горы. Может, уже в соседних областях искать себе любовниц?»       Гела шёл по улице Ленина, где стояли на одной стороне двухэтажные деревянные дома, а на другой маленькие частные домики, и направился к указанному адресу. Подойдя к зданию, построенному пленными немцами, Циклаури зашёл в подъезд и поднялся на второй этаж. Дрожащей о волнения рукой мужчина нажал на звонок. Послышалась трель и дверь открылась.       В это время Валя Смирнова отдыхала дома. Ощущая тошноту и головокружение, женщина лежала на кровати. Её мама, Евдокия Матвеевна, невысокая худенькая старушка в цветастом байковом халате, божий одуванчик с ясными голубыми глазами, медленно подошла и, открыв дверь, оторопела: перед ней стоял незнакомый ей грузин.       — Здравствуйте, — поздоровался Гела. — Вы мама Вали Смирновой?       — Вы откуда её знаете? Вы тот самый грузин, с которым она согрешила?       — Да. Извините, что побеспокоил.       Циклаури собрался уходить и сесть на ближайшую электричку, держащую путь в Новокузнецк, но Евдокия Матвеевна, остановив его, попросила:       — Заходи. Попей с нами чай. Валя сейчас спит. Ей плохо.       — Она беременна?       — Да. Уже два месяца.       Сняв дублёнку и зимние сапоги, Гела зашёл в небольшую квартирку. Осматривая коридор и кухню, Циклаури ощущал себя темпонавтом, оказавшимся во времена Советского Союза, когда ковры с причудливыми узорами висели на стенах, а стены всегда были побелены или покрашены. Идя по скрипящему деревянному полу с облезлой краской, Гела сел за стол.       Валя поднялась с кровати. Ощущая временное облегчение, Смирнова зашла на кухню и, увидев своего любовника, от неприятного удивления воскликнула:       — Ты?!       — Здравствуй, Валя, — с улыбкой поздоровался Гела.       Евдокия Матвеевна наполнила три чашки чаем и поставила на стол тарелки с бутербродами, украшенными полукопчёной колбасой и сыром. Смирнова просмотрела на Циклаури и, отпив чай, спросила:       — Ты зачем сюда приехал?       — Хотел узнать, как ты.       — Я беременна от тебя. И что? Тебе что от этого?       — Валечка, не груби ему. Он просто хочет узнать, как ты, — вмешалась Евдокия Матвеевна. — Он беспокоится.       — А мне не нужно его беспокойство! — отрезала Смирнова и, отставив чашку с недопитым чаем, отправилась в спальню.       — Она нервничает потому, что беременна, — стыдливо оправдывалась старушка.       — Я понимаю. Она мне сразу сказала, что хочет ребёнка для себя, — ответил Гела, попивая чай, едя печенье.       — Эх, Валька-Валька, — запричитала Евдокия Матвеевна. — Говорила же я ей, чтобы не разбрасывалась женихами. Она отказалась от Стёпки. Он так за ней ухаживал, а она всё носом крутила. Уехал он в Новосибирск, а моя дурёха осталась здесь. Говорит, что не любит она его. А зачем эта любовь нужна, раз мужик хороший? Вот и доперебиралась, что решила ребёночка для себя родить.       — Я понимаю Валю. Я до сих пор не женат, хоть у меня есть дочка. Её мама от неё отказалась, и мы забрали её себе. Я признал отцовство. Я не хочу жениться. Во-первых, я никого не люблю и не могу полюбить. Во-вторых, неизвестно, как эта женщина отнесётся к моей дочке. В-третьих, зачем мне вообще одна женщина, когда в мире столько одиноких дам, кому нужна мужская ласка? Я встречался со многими в ночном клубе. Туда ходят не только молодые девчонки, которые ищут развлечение на одну ночь, или девственницы, желающие раскрепоститься. Там бывают взрослые женщины, которым просто хочется любви. Я и им помогаю добиться желаемого.       — Эх, молодёжь, — посетовала бабушка. — Вы носитесь и носитесь. Не хотите семьи создавать. По одиночке детей воспитываете. Я не против, что Валечка понесла без мужа, но каково ей будет одной воспитывать ребёнка?       — Я бы помог, но если ей от меня ничего не надо, то зачем я буду навязывать свою помощь? Но всё равно так хочется узнать, как растёт мой ребёнок.       — Ты, хлопец, езжай домой. Воспитывай свою дочку. А Валька эта дурная, может, сама сможет воспитать, раз решила для себя родить.       Гела ничего не ответил и, допив чай, быстро одевшись в верхнюю одежду, вышел из дома и подошёл к автобусной остановке. Вспомнив, как его подчинённая объяснила, как добраться до автовокзала, сел на автобус. Глядя на заснеженные горные вершины, Циклаури про себя размышлял:       «Эх, Валя-Валя... Почему ты не даёшь мне увидеть ребёнка? Я понимаю, что тебе ничего от меня не надо, но зачем ты лишаешь меня права проявить себя как отца?»       Грустно взглянув в окно, Гела продолжал анализировать случившийся разговор, и вновь про себя подумал:       «Может, она права, что не стала цепляться за не нравящегося ей парня? Пусть живёт так, как хочет. Я не буду навязываться. Но всё равно моя душа будет болеть за этого ребёнка... Я мог бы отказаться, но не стал...»       Добравшись до автовокзала, Циклаури вышел из маршрутки и, зайдя в здание, купил в кассе билет на ближайший рейс в Новокузнецк. Дождавшись автобус, мужчина зашёл в салон и спустя три часа очутился в Южной Столице Кузбасса.       Вернувшись в Новокузнецк, Гела отправился к родной сталинке и, подойдя к квартире, нажал на звонок. Тамина открыла дверь. Циклаури зашёл в большую комнату и увидел, как Мила и Гера играют в кубики. Увидев бывшего любовника, Диана отправилась на кухню, чтобы дети не слышали взрослые разговоры, и Гела пошёл вслед за ней. Посмотрев на него, женщина задала вопрос:       — Ты где был, Гел?       — Ехал в Таштагол к той женщине, которой сделал ребёнка, — ответил Циклаури.       — Что она тебе сказала? — продолжала интересоваться Алмазова.       — Она сказала, что ей ничего не надо. Да, она от меня беременна. Но не хочет, чтобы я вообще принимал участие в жизни этого ребёнка. Её мама поворчала, а потом сказала, чтобы я возвращался домой и растил Милу.       — У тебя есть Мила, — заявила Диана. — Зачем тебе ребёнок от этой курицы, которая не хочет строить нормальную семью?       — Диан, она просто сделала свой выбор. И потом — у тебя тоже неполная семья. Получается, ты тоже курица.       — Гел, ты чувствуешь разницу? Никита просто бросил меня и даже ни разу не поинтересовался своим ребёнком, и Гера был незапланирован. А эта курица намеренно подцепила дурачка вроде тебя и использовала в качестве спермодонора. У меня это случилось ненамеренно, а у этой курицы всё распланировано.       — Диан, не суди да не судима будешь, — вмешалась в разговор Тамина.       — Я тоже так думаю, — ответил Гела.       Алмазова промолчала, ощущая неловкость из-за неосторожно сказанных слов. Мать посмотрела на сына и, поняв, как он расстроен, сказала ему:       — Гело, если эта женщина не хочет от тебя помощи или участия в жизни этого ребёнка, то оставь её в покое. Пусть живёт как хочет. Я понимаю, что это твой ребёнок. Ты просто помог ей стать матерью. А так этот ребёнок не наш. Мила наша, а ребёнок этой женщины от тебя не наш.       — Возможно, ты права, — сказал Циклаури, опустив голову.       Наигравшись, Мила и Гера побежали на кухню к Геле. Увидев свою дочку, мужчина улыбнулся и про себя подумал:       «И зачем мне этот ребёнок, когда есть Мила? Моя доченька. И никто мне не нужен кроме неё».       Взяв девочку на руки, Циклаури обнял её. Мила прижалась к папе и обняла его со словами:       — Папочка, я тебя обожаю! Ты у меня самый лучший!       Гера смотрел на отца и дочку грустным взглядом и про себя проговорил:       — Мне бы такого папу, как Гела.       Диана посмотрела на сына и, взяв его на руки, прижала к себе. Гера обнял маму, и Алмазова сказала ему:       — Ничего страшного. У Милы нет мамы, а у тебя нет папы. Помни, что я у тебя есть. Ты не сирота. У тебя есть Гела, тётя Тамина, Наринэ. Мы не одни.       — Мам, пойдём погуляем, — предложил мальчик.       — Давай.       Диана быстро переоделась и одела Геру в тёплые вещи. Надев сапоги, Алмазова обула сына и, взяв его за руку, отправилась вниз. Выйдя из подъезда, женщина вдохнула морозный запах; мальчик протягивал ручку и ощущал лёгкие снежинки на руках. Диана вела сына по улице Вокзальной и улыбалась, радуясь новому дню.       — Мам, а почему в других дворах есть качели, а у нас их нет? — спросил Гера.       — Просто у государства нет денег, чтобы сделать качели во дворе, вот мы и вынуждены ходить в другой двор.       Диана вела сына к соседнему дому, где стояли небольшие старые качели, и, усадив его на сидение, медленно двигала Геру. От плавного качания мальчик чувствовал блаженство, словно он плывёт на волнах.       — Знаешь, этим летом мы поедем на море. Посмотрим на синие волны. Мы вместе отдохнём и покупаемся в солёной воде, позагораем на пляже и посмотрим на ракушки.       — Мам, а на море красиво? — продолжал спрашивать Гера.       — Очень. Там белый песок, синие волны. Там очень красиво.       Диана вспомнила, как в десять лет ехала в лагерь Артек в городе Ялта. Как общалась с детьми из разных стран за пределами Советского Союза, как играла с прибывшими из Монголии двумя девочками. Улыбнувшись от нахлынувших воспоминаний, Алмазова продолжала качать сына.       — Дианка, это ты? — послышался чей-то голос.       Женщина обернулась и увидела перед собой мужчину, чьи черты лица показались ей знакомыми. Диана присматривалась и попыталась вспомнить, где видела этого мужчину. Алмазова рассматривала костистое лицо с волевым подбородком этого высокого коренастого слегка небритого шатена с красивыми карими глазами и крикнула:       — Женька Мелецкий? Вот так встреча!       — Да, Диан, мы снова встретились спустя восемь лет, — ответил Женя, улыбнувшись.       — Я тоже не думала, что мы снова встретимся. Как ты здесь оказался?       — Я тут работаю на хладокомбинате. Шёл тут со смены и заметил, что ты тут мимо проходила в дом. Расспросил одну соседку. Она рассказала, что ты у какой-то грузинки живёшь. Это правда?       — Да. Тамина Анатольевна приютила меня, когда я ушла от бабушки. Я когда-то встречалась с её сыном Гелой. Потом по своей глупости я его бросила и ушла к Никите, парню из пединститута, где училась. Я забеременела Герой, а Никита ушёл к моей подруге. Я даже не знала, что делать. Пошла к бабушке, а она погнала меня на аборт. Я собрала манатки и не знала куда податься, и тут Гела мимо проходил. Он от друга, нашего соседа, возвращался. Так я и переехала к нему, а теперь живу у его мамы.       Прослушав рассказ бывшей однокашницы, Женя ничего не ответил и только покачал головой. Продолжая присматривать за Герой, Диана качала его и заявила:       — Да, я дура, Жень. Я сглупила, что бросила хорошего человека и связалась с придурком. Я хотела попробовать в этой жизни всё, но теперь поняла, что это не очень хорошо. Что быть переходящим знаменем, как моя мама, просто стрёмно.       — Знаешь, я тоже сглупил, — ответил Мелецкий. — У меня тоже жизнь не сложилась. Во времена студенчества встречался с одной девушкой. Она детдомовка. Мои родители были против Ани, той самой девушки, с которой я встречался, и навязали мне мою теперь уже бывшую жену. Они приходили к Ане и грубо говорили, чтобы она убралась из моей жизни, иначе они сделают так, что она вылетит из техникума и не сможет удержаться ни на одной работе. Это да, мои родители это сделали бы, если бы захотели. Мой отец владелец рынка с большими связями и мог бы сказать кому надо, чтобы бедной девочке жизнь испортить. Я попытался отговорить её, но она меня бросила и ушла к какому-то другому детдомовцу, сказав, что он лучше её понимает, чем я. Видимо, Аня меня не любила, раз так легко сдалась при первой же трудности.       — Жень, что ты от неё хотел? Она детдомовка. Все детдомовки такие. Гела, мой бывший, встречался с детдомовкой. Она родила от него дочку и потом, когда он приехал с войны в Чечне после ранения и ещё со сломанной ногой, бросила девочку на него, а сама пошла мужика себе искать.       — Нет, Аня была хорошей.       — Почему «была»? — зацепилась за глагол в прошедшем времени Диана.       — Она погибла. Да, потом она начала встречаться со своим бывшим одноклассником Данилом. Он тоже детдомовец. Она обнаружила, что беременна. Наверняка это был мой ребёнок. Данил об этом догадался, и они поссорились. Данил задушил Аню и теперь сидит в тюрьме. Это я виноват. Не уберёг Аню и, возможно, своего ребёнка.       Не выдержав, Женя заплакал от боли, которую ему причиняли воспоминания о любимой девушке. Алмазова не знала, что сказать. Гера тихо качался на качелях, не слушая взрослые разговоры. Посмотрев на бывшую одноклассницу, Мелецкий успокоился и продолжил:       — Родители уговорили меня жениться на Наташке Волковой. Как я узнал, мои бывшие тёща и тесть так же настояли на нашей свадьбе. Пришлось жениться. Это было в девяносто девятом году. Она просто делала то, что сказали ей родители, а я хотел заглушить эту боль. Я понимал, что она была несчастлива со мной, но надеялся, что полюбит меня. Просто наши родители хотели породниться, вот и уговаривали нас жениться.       Потом Наташка родила сына Артёмку. Со временем присмотрелся и понял, что Артёмка не от меня. Не наша порода. Он рыженький и зеленоглазый, а у нас в роду таких не было. Решили сделать тест ДНК. Да, это не мой сын. Мы с ней развелись. Её родители такой скандал устроили, а я просто отпустил её к тому, кто ждал её. Она вышла замуж за белоруса Станислава Мацкевича. Он усыновил Артёмку и стал его настоящим отцом. Он точно был его сыном. Родители Наташи отреклись от неё.       Диана слушала бывшего одноклассника и, понимая, что жизнь потрепала их обоих, прокомментировала услышанное:       — По сути, ваши родители испортили жизнь тебе, Наташе и Ане. Аня погибла, а Наташа жила с нелюбимым человеком и параллельно встречалась с тем, кого любит.       — Тогда я и своим, и Наташиным родителям высказал всё, что думаю о них. Так и сказал, что из-за желания породниться они портили нам жизнь. Они даже не спрашивали, что нам нужно. Что мы хотим? Им важно было осуществление их желания стать сватами. Только многое не предусмотрели. Тогда я потребовал у бывших тёщи и тестя, чтобы они оставили Наташу в покое и дали жить счастливо с тем, кого она любит. Что мы живём в современном обществе, а не в Средневековье, чтобы распоряжаться нашими жизнями. С тех пор я с родителями не разговариваю. Мне противно с ними общаться. Два года зализываю рану.       — Жень, мне очень жаль, что у тебя так всё вышло. Что ты не смог построить семью. Но ты ещё слишком молод. У тебя всё впереди. Ты сможешь ещё создать семью, и у тебя будет свой ребёнок.       — Я пока не хочу. Мне просто тяжело осознавать, что я был не нужен. Мне хочется по любви, но понимаю, что не могу никого полюбить.       — А ты менял женщин как перчатки?       — Попробовал пару раз, но не выходит. Я так не могу... Но не хочу встречаться с кем-то просто от безысходности.       Гера посмотрел на маму и дядю Женю и попытался спуститься с качели. Поняв, что сын хочет остановить качку, Диана придержала её, и мальчик покинул сидение. Подойдя к маме, Гера взял её за руку и канючил:       — Мам, пошли домой!       — Хорошо, мой мальчик, — с улыбкой ответила Диана и представила сына бывшему однокласснику: — Жень, это мой сынок Гера. Герасим.       — Какой хорошенький, — прокомментировал Женя. — Так на маму похож.       — Хочешь пойти с нами? Чай попьёшь и просто познакомишься с теми, кто меня приютил. Они хорошие. Правда.       — Знаешь, так хорошо, что я с тобой встретился.       Ведя сына за ручку, Диана отправилась домой. Женя пошёл с ней. Добравшись до сталинки, молодые люди поднялись на нужный этаж. Алмазова позвонила в дверь. Понимая, кто пришёл, Тамина открыла дверь и удивилась, увидев перед собой мужчину.       — Здравствуйте, — поздоровалась грузинка, встречая гостью и её спутника.       — Добрый день! — ответил Мелецкий.       Держа на руках Милу, Гела вышел из комнаты и посмотрел на Женю. Услышав незнакомый мужской голос, Наринэ вышла из комнаты и сказала:       — Здравствуйте.       — Это Женя, мой бывший одноклассник, — представила Диана своего старого знакомого и представила своих друзей мужчине: — Это Гела с дочкой Милой, Тамина Анатольевна, Наринэ. Мы с ними очень хорошо дружим.       — Проходите, Евгений, — пригласила Шенгелия.       «Так это он твой бывший?» — спросил про себя Мелецкий, зайдя в дом, разувшись, сняв зимнюю куртку, повесив на вешалку. Заметив немой вопрос в глазах Гелы, Алмазова ответила ему:       — Мы просто случайно встретились, разговорились. Как старые знакомые.       — Я понял, — с улыбкой ответил Циклаури, отпуская дочку побегать.       Спустя несколько минут Диана и Женя сидели за столом и пили чай. Глядя на незнакомца, Гела задал вопрос:       — Вы давно с Дианой знакомы?       — С первого класса. Мы с ней не особо дружили, по правде говоря. Просто учились в одном классе. Я давно заметил её, когда она шла к дому с Герой. Думал, что она переехала. Вот как оказалось...       — Да, мы друзья, а друзья всегда помогают друг другу, — заявил Циклаури.       — Жаль, что у меня таких друзей нет. Очень хотелось бы иметь друга, который никогда бы не бросил в беде. Вы, горные народы, умеете дружить.       — Просто мы считаем своим долгом помочь человеку в беде, — ответил Гела. — Это наш принцип. Лично я и моя семья не можем оставить человека в беде.       — Если хотите, то можете к нам на Новый Год прийти, — вмешалась Тамина. — Диана приведёт вас, и мы все вместе отметим Новый Год.       — Было бы хорошо. А так друзья зовут только на бессмысленные пьянки, а с родителями не хочу общаться. Они мне жизнь испортили.       — Что у вас произошло? — спросил Гела.       — Обычно вы, грузины, говорите, что родители — это святое. Почему вы задали вопрос?       — В любой ссоре виноваты оба. Если вы ссоритесь с родителями, то это не значит, что они правы, а вы нет.       — Давай на «ты».       — Хорошо.       — Просто родители всё за меня решали. Мне проще было выполнить их хотелки. Когда это испортило мне жизнь, я прекратил с ними общаться. Если бы я их не слушал, то, может, был бы счастлив.       — Зато ты понял, что родители не всегда правы, — прокомментировал Циклаури.       Мужчины долго разговаривали. Диана слушала их болтовню обо всём и ни о чём и поражалась тому, с какой лёгкостью Гела умеет заводить приятельские отношения и находить подход к людям. Алмазова вспоминала, сколько друзей бывало в гостях у семьи Циклаури на Новый Год, на день рождения. Но за четыре года всё изменилось: Нико Шенгелия с семьёй переехал в Новосибирск, где стал новым врачом, а Валера Доржиев и Паша Теплов уехали в Москву, где и остались. Поначалу Гела расстраивался, но со временем мирился с расставаниями и потерями.       «Неужели я приобрёл нового приятеля?» — подумал про себя Циклаури, словно прочитав мысли Дианы.       — Так вы приглашаете прийти к вам на Новый Год? — спросил Женя.       — Конечно. Хотите послушать мои не очень красноречивые тосты? — с улыбкой ответил вопросом на вопрос Гела.       — Я тоже не мастер говорить. Но кое-что могу сказать.       — Как хозяин дома именно я скажу все тосты. Ты меня вдохновишь. Да, наша жизнь сама вдохновляет нас на тосты. А жизнь — самый непредсказуемый сценарист.       — Ты прав, Гел.       На дружеской ноте мужчины распрощались. Мелецкий открыл блокнот, написал на двух листах номер своего мобильного телефона и, вырвав их, протянул Геле и Диане. Когда Женя покинул сей гостеприимный дом, Циклаури подошёл к окну и, глядя вслед уходящему гостю, прошептал подошедшей к нему Алмазовой:       — Да, Диан, хороший человек. Только что случилось у него с родителями, раз он так о них говорит?       Диана рассказала всё о семейной драме бывшего одноклассника. Гела слушал её и, покачав головой, прокомментировал:       — Тяжёлый случай. Видимо, родители совсем помешались на династическом браке, раз испортили жизнь трём людям. Хорошо, что его бывшая оказалась умной и сделала всё, чтобы стать счастливой.       — Только она изменила мужу.       — Разве можно считать изменой человеку, за которого заставили выйти замуж? Я смотрю, Женя не слишком расстроился из-за этого. Может, он встретит ту, которая сделает его счастливой. Или он такой же однолюб, как я? Я не могу забыть Машико, а он не может забыть Аню.       — Может быть.       — Что ты о нём думаешь, Диан?       — Просто хороший человек, которому не повезло в жизни.       — Возможно. Время покажет. — посмотрев на электронные часы на радиоприёмнике, Гела сказал: — уже пора. Нам с Милой пора домой. Ей ещё надо спать.       Заметив, что папа собирается, Мила быстро оделась и обулась. Быстро собравшись, отец и дочь распрощались со всеми и покинули родной дом. Идя по заснеженной улице с папой, Мила задала ему вопрос:       — Пап, а где ты был?       — Я не знаю, как тебе объяснить. Я ехал к одной тёте. Просто интересовался её жизнью и здоровьем.       — А что она? — поинтересовалась девочка.       — Она прогнала меня. Очень хочется верить, что она будет счастлива. Пусть даже будет растить ребёнка в одиночестве. Я не хочу быть навязчивым. Но у меня душа болит за этого ребёнка.       — Пап, так у меня будет братик или сестричка?       — Возможно. Только он не будет твоим братиком или сестричкой, ведь он будет не из вашей семьи.       — Как у вас, взрослых, всё сложно. Мне нравится Антошка, и я с ним просто играю. А вы, взрослые придумываете себе проблемы.       — Когда вырастешь — тоже будешь придумывать себе проблемы, — ответил Гела, когда отец и дочь уже подошли к дому.       Прошло несколько дней. Учебный год подходил к концу. Наступило время полугодовых контрольных работ и репетиций для школьных новогодних спектаклей. Идя по школьному двору, Нана засунула руки в вязаных коричневых перчатках в карманы чёрного пуховика и с улыбкой предложила девочкам:       — Девчонки, а хотите отметить Новый Год по-грузински? Я вас приглашаю. Тридцать первое декабря мы все вместе отметим Новый Год.       — Интересно, что это за Новый Год по-грузински, — с усмешкой в голосе спросила Света Солнцева, высокая кареглазая девочка в белой шубке и нежно-голубой шапочке.       — Это будет интересно. Попробуете наши восточные сладости, — ответила Когониа.       — А потом мы всей семьёй отметим свой таджикский Новый Год с Бобои Барфи и Барфак, — вставила Лейла Джумаева, невысокая смуглая девчонка с чёрными очами, и поправила чёрные косы, выбивающиеся из серой шапочки с помпоном и лежавшие на коричневой шубке.       — Мы помним этот Новый Год, как твои родители изображали Деда Мороза и Снегурочку, просили рассказать стишки или что-то спеть и дарили нам подарки и сладости, — сказала Маша Мелодина, худенькая бледненькая девочка с синими глазами, поправляя немного поношенную пехору, одолженную у соседки.       — Интересно, что же умеет грузинский дед Мороз? — сказала Соня Юдина, высокая девочка с короткой, как у мальчика, стрижкой, прикрытой зелёной вязаной шапкой.       — То же самое. Это такой же дедушка, но в папахе и в чоке.       — А что такое папаха и чока? — не поняла Света.       — Это такая грузинская национальная одежда, — объяснила Нана. — Папаха — это такая вот шерстяная пушистая шапка из овчины, а чока — это пальто с кармашками на груди. Там хранятся пули. Такую одежду носили воины на Кавказе, а теперь она просто парадная.       — Как ты видела, наш Бобои Барфи одевается в тёплую лёгкую одежду и остроносые туфли. В Таджикистане же тёплый климат, вот и одежда такая лёгкая.       Девочки шли по аллее на улице Грдины и вспоминали, как в прошлом году Лейла пригласила их в гости, и переодетые в таджикских Деда Мороза и Снегурочку родители девочки устроили праздник. Девочки читали вслух выученные стихи, а Лейла спела песню на незнакомом языке какой-то неизвестной им певицы, популярной лишь в южной жаркой стране.       Одноклассницы долго разговаривали и предстоящем празднике и не заметили, как подошли к остановке «Левый Берег». Нана улыбнулась и сказала девочкам:       — Пока-пока. Тридцать первого мы вас ждём.       — Конечно, мы придём, — ответила Света. — И Аринку прихватим. Может, ей понравится.       Нана спустилась в подземный переход и, предвкушая предстоящий праздник, шла домой. Когониа радовалась, что ей пока не придётся делать уроки и корпеть над учебниками.       Тем часом Гела, выкроив время после работы, готовил чурчхелу. Мила сидела за столом и помешивала венчиком виноградный сок, который её папа сам выдавил. Насыпав муку в тёмно-сиреневую жидкость, девочка тщательно водила по кругу, делая густую смесь. Наблюдая за дочкой, Циклаури прокомментировал:       — Мешай тщательнее, чтобы не было комочков.       Вдев плотную нитку в иголку, Гела завязал кончик, чтобы грецкие орехи плотно закрепились. Мила размешала густую массу и сказала:       — Пап, теперь уже можно ставить на плиту?       — Конечно, можно. Скоро мы эти колбаски окунём в этот сироп и засушим их в духовке. Вот как мы вчера орехи сушили в духовке, так и эти колбаски в сиропе высохнут.       Мила нанизывала на нитку орешки, а её папа, поставив кастрюльку на плиту, помешивал сироп, чтобы не образовывались комочки. Когда девочка закончила делать «бусики», Гела проверил сироп.       — Теперь он готов. По два раза надо окунуть бусики, как ты говоришь, в этот сироп. Потом я поставлю их сушиться в духовке. Макай.       Мила держала ниточку и окунала орехи в горячий сироп. Два раза макнув «бусики» в тёмно-сиреневый крем, девочка подвесила на прижатой к верху заготовленной сетке в духовом шкафу, и жидкость капала на противень, оставляя на нём кляксы. Глядя на дочку, Циклаури сказал:       — Какая ты у меня умница. Папиной помощницей растёшь.       Когда чурчхела уже была подготовлена, Гела включил духовку, закрыл дверь, чтобы крем застыл там, и, взяв мобильный телефон, набрал номер сестры. На том конце провода Цицино ответила:       — Привет, Гело. Как там чурчхела?       — Отлично. А ты что делаешь?       — Мы с Улей и Юлей лукум из апельсинового и яблочного сока готовим. Эх, не пробовали русские дети наши восточные сладости. По крайней мере, они очень просты в приготовлении, хоть и кажутся сложными. Так что суши свою чурчхелу, а мы сделаем лукум. Вчера приготовили пахлаву.       — Сколько вы наготовили? — удивился Гела.       — Много. Очень много. Деткам нужно много сладостей, чтобы их жизнь была сладкой.       — От этого, Цицино, может случиться диабет.       — Эх, Гело, после этой проклятой войны ты всё время беспокоишься за своё здоровье.       — Просто, Цицино, побывав на пороге смерти, начал ценить свою жизнь ещё сильнее. Когда лежал в больницах после взрыва, чувствовал себя таким беспомощным. Мне хотелось прогуляться, а я лежал и не мог встать.       — Ты, Гело, расслабься. Если тебе суждено было выжить — ты выжил. Если кто погиб на войне, то ты ни в чём не виноват. Это была судьба. Ты нужен Миле. Ты с ней.       Мила побежала в комнату играть с Чипом и Дейлом. Два больших белых кота бегали по комнате и, когда маленькая хозяйка их гладила, хватали её передними лапками и, слегка прикусывая её ручки, резкими движениями толкали задними. Гела наблюдал за ней и поделился с сестрой:       — Мила у меня спрашивала, где её мама. Я ей сказал правду. Сказал, что её мама нас бросила. Сам не понимаю — как так? Бросила дочку на нас, а сама палку себе ищет, — выразился Циклаури эвфемизмами, стараясь не материться при девочке.       — Правильно. Не надо придумывать, что её мама якобы умерла или работает в космонавтике как Валентина Терешкова. Пусть знает правду и сама решает, нужно ли ей это. Мила не виновата, что её мама бросила во младенчестве.       — Только наша воспитательница говорит, что Мила вырастет глубоко несчастной. Что у неё будут проблемы с общением из-за того, что её мама бросила. Советует пойти к психологу. Знаю я этих психологов. Одна эта тварь чуть не упекла мою Милу в психушку. Не хочу, чтобы потом Мила чувствовала себя какой-то не такой. Если ей не говорить, что она вырастет неполноценной, то с ней всё будет в порядке. Сколько матерей-одиночек вырастили своих детей, и ничего — все нормальные и здоровые выросли, создали свои семьи и завели детей.       — Да, Гело, ты прав. Тебе лучше знать, что нужно Миле, — подтвердила Цицино.       — Это самой Миле лучше знать, что ей нужно. А так мы с ней вместе всё решим.       — Давай, Гело. Смотри за чурчхелой. Пока.       — Пока.       Попрощавшись с сестрой, Гела положил трубку и присматривал за Милой. Девочка играла с котами и громко смеялась. Чип и Дейл бегали по комнате, устраивая «тыгыдык». Циклаури скрестил руки на груди и с улыбкой наблюдал, как его дочка играла с их любимыми питомцами.       Наступил предновогодний день. Ещё за день до наступления тридцать первого января Дато и Нана помогали родителям готовить грузинские блюда на Новый Год. Ранним утром старший сын переоделся в джинсы и футболку и собрался уйти в гости. Посмотрев на высокого смуглого паренька, Тенгиз спросил:       — Сынок, ты куда идёшь?       — Меня Женя и Веня Марковы пригласили. Вы знаете, что я у них часто бываю в гостях, так что поеду к ним, пока их мама с мужичком встречается.       — Надеюсь, там не будет алкоголя, — взволнованно сказала Ламара.       — Нет, мам. Просто посидим за столом, поболтаем о жизни, попоём песни.       Мальчик лет тринадцати отправился к своим друзьям из деревни Точилино встречать Новый Год. Посмотрев на закрывшуюся дверь, отец прокомментировал:       — Эх, как быстро взрослеют наши дети. Не успеешь оглянуться, а они уже покинут родное гнездо, женятся, родят своих детей.       Послышался звонок в дверь. Ламара открыла. На пороге стояли одноклассницы Наны: Света Солнцева, Маша Мелодина, Соня Юдина, Лейла Джумаева и Арина Гордиенко. Соня привела с собой пятилетнюю сестрёнку Лилю; с Лейлой пришёл её братик Акмал лет пяти от роду. Заметив маму своей подруги, девочки хором крикнули:       — Здравствуйте!       — У вас будет грузинский Дед Мороз? — спросила Соня.       — Да. Проходите. Дождитесь дедушку в комнатке Наны.       Сняв верхнюю одежду, девочки в нарядных платьях зашли в комнату подруги. Во время ожидания Деда Мороза одноклассницы и их младшие братья с сёстрами играли: Акмал и Лиля знакомились, узнавая друг о друге новое, Маша и Соня в морской бой, Нана и Арина в крестики и нолики, Лейла исполняла восточный танец, желая походить на главную героиню из сериала «Клон», а Света раскрашивала распечатанную принтером на бумаге Барби.       Тем часом Гела упаковал в мешок все сладости, которые они с Цицино, Милой, Улей и Юлей готовили для детей, и завязал его на плотный армейский узел, вспоминая очередные уроки на службе войскам Российской Федерации. Средняя сестра смотрела за Милой, Улей и Юлей. Девочки нетерпеливо прыгали и кричали:       — Мы ждём праздника!       — Будет вам праздник. Сейчас Гела подготовит подарки, и Товлис Бабуа принесёт их вам. А чтобы были подарки, их нужно приготовить. Вот и будет сюрприз.       Тем временем Диана и Женя сидели на кухне у Тамины и разговаривали. Гера ждал маму и перекладывал кубики. Алмазова посмотрела на бывшего одноклассника и сказала:       — Жень, ты тоже хочешь пойти на этот праздник? Там же много незнакомых нам людей будет. А Гела устроит детям, подружкам дочки своего лучшего друга, Новый Год с грузинским Дедом Морозом.       — Знаешь, для меня все Деды Морозы одинаковы. Просят за подарок стишок рассказать.       — А ты хочешь просто посидеть с нами, поговорить. Какой смысл сидеть дома и тосковать одному? С нами всё равно интереснее.       — Это да. Ты же знаешь, что Лёшка Скворцов, мой приятель, с которым мы ещё в школе дружили, уехал в Москву ещё в девяностые. Да так и пропал там. Ни весточки, ничего...       — Мам, мы скоро поедем? — вмешался в разговор Гера.       — Уже скоро, сынок. Я смотрю, ты уже собрался.       Диана получила на телефон СМС, где Гела сообщил, что скоро приедет в дом семьи Когониа, поэтому им нужно поторопиться к сюрпризу. Улыбнувшись всем, Алмазова сказала:       — Едем. Скоро у нас праздник.       Диана взяла за руку Геру и вышла из дома. Женя, Тамина и Наринэ спустились вниз по лестнице и сели в чёрную «Тойоту» Мелецкого, купленную в кредит. Женя завёл машину и направился в сторону кольца на пересечении улиц Курако и Сибиряков-Гвардейцев. Едя по улице Кутузова, Мелецкий повернул в сторону Драмтеатра и направился по улице Кирова. Тем часом Владимир отвёз на своей новой белой «Хонде», взятой в кредит после продажи оранжевых «Жигулей», Цицино, Милу, Улю и Юлю туда же — по направлению к самому концу центральной улицы Новокузнецка.       Гела стоял перед зеркалом и одевался как истинный кавказский воин: тёплые чёрные брюки, белая рубаху, своим воротником-стойкой напоминавшая бешмет, тёмно-синяя черкеска и папаха из шерсти чёрного барана... Посмотрев на себя в зеркало, Циклаури рассмеялся — в таком виде он напомнил самому себе Труса из фильма «Кавказская пленница», чью роль сыграл Георгий Вицин.       — Неплохо очень — иметь три жены! Но очень плохо с другой стороны... — пропел Гела и, накинув на плечи тёплый пуховик, приделал к лицу белую бороду, чтобы ещё больше походить на кавказского зимнего дедушку, приносящего детям маленькие радости вроде сладких подарков.       Взяв мешок со сладостями в охапку, Гела вышел из дома и направился к машине. Заведя её, Циклаури поехал по заснеженной улице и вспоминал, как он, ещё пятнадцатилетний подросток, принял приглашение от приятеля-старшеклассника Барама Капанадзе.       В тот предпраздничный день высокий смуглый черноокий паренёк в очках, похожий на типичного недотёпистого отличника в школе, позвал Гелу Циклаури, Сурена Пиначяна и высокого полного голубоглазого мальчика Алёшу Попова и предложил им ролевую игру, чтобы признаться в любви Кетеван Орбелиани.       Гела вспомнил, как предложил разыграть сценку из фильма «Кавказская пленница» и даже взял у отца чёрную папаху и черкеску, чтобы друзья могли закосить под знаменитую троицу антигероев. Циклаури надел меховую шапку, белую кофту с воротом и чёрные штаны; Пиначян нарядился в синие утеплённые трико, матроску и тюбетейку, взятую у отца, и накинул поверх сего наряда черкеску; Попов оделся в матроску, брюки и повязал на голову красное полотенце, закрывающее его русые стриженые под ноль волосы. Посмотрев на одноклассника, Гела звонко рассмеялся и прокомментировал:       — Это полотенце с тебя не спадёт?       — Да ну тебя! — заявил Лёша, уперев руки в большие бока, и сверкнул на одноклассника голубыми очами.       — Так, пацаны, не ссоримся! — вмешался Сурен. — Пошли! Как раз Кет живёт по соседству со мной. Прямо в доме напротив.       Держа в голове свой сценарий, три парня, изображавших Труса, Балбеса и Бывалого, надели тёплые куртки и подошли к магазину, где обычно покупает хлеб Кетеван. Высокая худенькая чуть смугловатая девушка с зелёными глазами и каштановыми вьющимися локонами покупала хлеб. Когда она вышла из «Гастронома», неся с собой потёртую сумку со свежей буханкой, Сурен подошёл к этой симпатичной девушке в лёгком синем пальто и предложил:       — Хочешь пройтись с нами? Мы тебе сюрприз приготовили.       — Он мне понравится? — с недоверием в голосе спросила Орбелиани.       — Надеемся, что да. Тебе нужно просто оценить его, — вмешался Гела.       Зная Сурена Пиначяна, живущего с ней по соседству, Кетеван отправилась с ним и его приятелями к дому на Сухумской улице, где жил Капанадзе. Взяв одолженные у Барама ключи, Лёша открыл калитку, и молодые люди вчетвером вошли в дом и сняли с себя куртки. Парни привели девушку в большую комнату, где стоял небольшой столик с разнообразными фруктами: яблоками, виноградом, апельсинами. На блюде остывал хачапури. На другой тарелке лежали лукум, пахлава и чурчхела, вымоченная в виноградном соке.       — Это всё мне? — удивилась Кетеван и села за столик.       — Конечно, — с улыбкой ответил Циклаури и кивнул.       Орбелиани села за столик и взяла ягодку винограда. Сурен кружился перед ней, вспоминая движения Юрия Никулина, Лёша стоял у двери, а Гела сидел в позе лотоса и посмеивался над друзьями. Кетеван смотрела на них и, улыбаясь, ела яблоко.       — Если б я был султан, я б имел трёх жён и тройной красотой был бы окружён, но с другой стороны при таких делах столько бед и забот. Ах, спаси Аллах! — начал петь Пиначян, крутясь и приподнимая полы черкески.       — Неплохо очень — иметь три жены, но очень плохо с другой стороны, — хором подхватили остальные участники веселья.       Циклаури поднялся и, пританцовывая, подошёл к столу; съев одну виноградинку, продолжил песню:       — Зульфия мой халат гладит у доски, шьёт Гюли, а Фатьма штопает носки. Три жены — красота, что ни говори! Но с другой стороны — тёщи тоже три.       — Неплохо очень — иметь три жены, но очень плохо с другой стороны, — пропели хором Сурен, Гела и Лёша. Последний подошёл поближе, встал между двумя друзьями и негромким басом закончил песню:       — Как быть нам, султанам? Ясность тут нужна. Сколько жён в самый раз? Три или одна? На вопрос, на такой есть ответ простой: если б я был султан — был бы холостой.       Парни втроём танцевали, делая незамысловатые движения, и хором пропели:       — Неплохо очень — иметь три жены, но очень плохо с другой стороны. Неплохо очень совсем без жены, гораздо лучше с другой стороны.       Спев песню из известного советского фильма, мальчики танцевали. Кетеван встала из-за стола и весело пустилась в пляс вместе со своим знакомым и его друзьями. Барам незаметно зашёл в комнату с букетом розовых роз и, когда «Трус», «Балбес» и «Бывалый» остановились. Капанадзе подошёл к девушке и с улыбкой сказал ей:       — Прими от меня этот подарок, Кети.       Орбелиани с улыбкой приняла букет цветов и, приблизив их к носу, ощутила нежный аромат. Девушка улыбнулась и сказала:       — Спасибо вам за праздник.       — Кети, я тебя люблю.       — Я тоже тебя люблю, Баро.       Гела с улыбкой вспоминал те времена, когда он был ещё совсем юным, когда жил в Кутаиси и был полон надежд на лучшее, но судьба распорядилась иначе. Ему порой хотелось вернуть то счастливое время, но годы утекали вперёд, оставляя позади те солнечные светлые дни, когда он не был так разочарован в жизни.       — Жить хорошо, а хорошо жить — ещё лучше, — прошептал Циклаури, остановившись у дома Тенгиза.       Припарковавшись, Гела взял мешок с подарками и отправился в подъезд. Мужчина шёл в подъезд и вспомнил, что Андрей Куприн с семьёй поехал в Шерегеш покататься на горных вершинах, а Саид Рустамов с Шахнозой и всеми тремя детьми отправились отдыхать в Алтай. Наташа ушла встречать Новый Год со своим новым мужчиной Кириллом Куликовым, оставив в распоряжении Жене и Вене дом. Циклаури нажал на звонок, и Ламара открыла дверь.       — Дети там, — сказала Когониа, указав на дверь, отправилась в большую комнату, где за столом сидели гости, где горели разноцветные гирлянды на украшенной игрушками и мишурой ёлке, и села рядом с мужем.       Переступив порог этого гостеприимного дома, Гела снял зимнюю обувь и пуховик и, неся с собой подарки, подошёл к двери.       — Теперь будет настоящий праздник, настоящее новогоднее чудо, — прокомментировал Тенгиз, когда его лучший друг в костюме Деда Мороза вошёл в комнатку Наны.       Тамина, Цицино, Владимир, Диана, Женя и Наринэ сидели за столом и разговаривали ни о чём. Быстро познакомившись друг с другом, дети немного перекусили салатами и ждали Товлис Бабуа. Мила и Лиля, светло-русая голубоглазая девочка с двумя высокими хвостиками, рисовали каких-то монстриков, Акмал, смуглый черноокий мальчик, и Гера катали машинки, изображая гонки, Уля и Юля играли в куколки, принесённые с собой. Нана, Света, Маша, Соня, Лейла и Арина разговаривали.       — Интересно, что это за сюрприз будет? — спросила Света.       — Уверена — это будет интересно, — ответила Когониа.       — Папа за меня беспокоится, — некстати вставила Маша, услышав писк мобильного телефона, оповещающего о новом сообщении и, достав его, быстро набрала электронную записку, говоря отцу, что с ней всё в порядке.       — Ты знаешь этих родителей — надень шапку, а то простудишься, — заявила Солнцева.       — Мои тоже постоянно пишут, — добавила Юдина.       — И мои, — добавила Арина.       Высокий человек с белой бородой вошёл в их комнатку. Десять девочек и два мальчика поднялись, увидев грузинского Деда Мороза. Посмотрев на маленьких гостей, Товлис Бабуа проговорил с сильным кавказским акцентом:       — Гамарджотт, бавшвеби!       — Ребят, он сказал: «Здравствуйте, детишки»! — пояснила Нана и ответила: — Гамарджотт, Бабуо!       — Здравствуй, дедушка! — нестройным хором ответили дети и, отвлёкшись от всего, что их занимало, поднялись и встретили гостя.       — Девочки-красавицы и мальчики-джигиты! — с сильным грузинским акцентом заявил Товлис Бабуа и спросил: — Кто хочет праздник и веселье? Что покажете дедушке? Давайте вместе повеселимся. Что вы хотите услышать?       — «Чёрный бумер»! — крикнул Акмал. — Дедушка, спойте «Чёрный бумер»!       — Хорошо! — ответил Гела и, почесав подбородок под накладной бородой, завёл песню, которую постоянно слышал по радио, пританцовывая: — Я вырос на окраине рабочей, городской. Парнишка в модной кепке, зуб потёртый золотой. Парнишка весь простой, и вовсе не красавец я, а мне навстречу все девчонки улыбаются. Когда под вечер я из дома выхожу во двор, сажусь в машину, улыбнусь и завожу мотор, включаю музыку и разноцветные огни, с тоскою полною в глазах глядят мне вслед они. Ведь у меня есть чёрный бумер, он всегда со мной. Ведь у меня есть чёрный бумер, быстрый и шальной. Ведь у меня есть чёрный бумер, бумер заводной. Садись смелей, девчонка, покатаемся с тобой!       Все дети поднялись и, дружно махая правой рукой, сжатой в кулаке, словно сжимая руль, как это делал белорусский рэпер Серёга, исполнявший этот хит, и нестройным хором подпевали:       — Чёрный бумер, чёрный бумер, стоп-сигнальные огни! Чёрный бумер, чёрный бумер, если можешь, догони! Чёрный бумер, чёрный бумер, под окном катается! Чёрный бумер чёрный бумер девкам очень нравится!       «Скорее, у меня синий «Дэу», а не чёрный бумер, зато любая девчонка сядет в мою машину», — про себя отметил Циклаури и, встав в центре комнаты, продолжил петь: — А наш райончик на отшибе городском стоит, и вся округа день и ночь стаканами звенит. Ребята местны горьку пьют, не знают фитнеса, всё потому что перспективы нет и бизнеса. Ай, улица родная, семь домов, три доски. Здесь делать неча — наши мурки воют от тоски, а только мне всё нипочём до самых сумерек — я по райончику форсю на чёрном бумере!       Дети вокруг Деда Мороза стояли, размахивали руками, сжатыми в кулаки, и подпевали привев с двумя повторяющимися словами:       — Чёрный бумер, чёрный бумер, стоп-сигнальные огни! Чёрный бумер, чёрный бумер, если можешь, догони! Чёрный бумер, чёрный бумер, под окном катается! Чёрный бумер чёрный бумер девкам очень нравится!       Размахивая рукой, словно держа автомобильный руль, Гела пел песню о BMW чёрного цвета и о простом парне, к которому в этот тёмный автомобиль любят садиться девчонки, и ему всё равно на проблемы общества; девочки и мальчики пританцовывали вокруг него и так же двигались, напевая:       — Чёрный бумер, чёрный бумер...       Дети пели песенки и громко смеялись, ощущая момент сказки, какой часто бывает в день перед Новым Годом. Гела сел на кровать Наны и, глядя на деток, с улыбкой сказал:       — Ваш дедушка хочет, чтобы и вы были счастливы и веселились. Кто что хочет спеть? Предложите, пожалуйста. Давайте, по очереди. Как тебя зовут? — спросил он у Наны.       — Меня зовут Нана.       — Нанико, спой нам песенку.       Нана встала в центр комнаты и прокручивала в голове все хиты, которые недавно слышала. Посмотрев на одноклассниц и «дедушку», с интересом ждавших её пения, девочка исполнила песню:       — Каждое утро пусть тебе снится Джалма. Радуй сердце воспоминаньем, Джалма. Любит так и страдает жаркая кровь цыган, только ветер знает, сколько в сердце ран. Табор уходит в небо, птицы на юг летят. — Немного подумав и поняв, что спела что-то не то, резко продолжила: — Туда, где солнце падает в закат!       Дети громко рассмеялись над новым текстом куплета. Гела посмотрел на них и, немного посмеявшись, похвалил:       — Молодец, Нанико. Спасибо, что подняла нам настроение. Дети должны радоваться, должны смеяться, чтобы жизнь была лёгкой. В ошибке нет ничего страшного. Иногда она бывает правильной, чем нужный ответ или действие. Теперь кто нам ещё споёт. Как тебя зовут? — обратился он к Свете.       — Меня зовут Света.       — Какое красивое имя. Светлое, как солнце. Хочешь спеть или стишок рассказать?       — Лучше спою песню Фабрики. — Солнцева стояла в центре и запела: — Про любовь, про тебя, про знакомые слова до боли. Всё, что ты мне ночью говорил... про любовь.       Гела вспомнил, как слышал эту песню по радио в машине, в ночном клубе, и невольно улыбнулся. Светочка остановилась и с улыбкой посмотрела на слушателей. Циклаури похлопал ей и сказал:       — Хорошая песня. О том, как много мужчина говорит женщине, но это только пустые слова. Вы это поймёте, когда вырастете. Теперь, ты, красавица, спой. Кстати, как тебя зовут? — обратился Гела к Маше.       — Меня зовут Маша, — ответила девочка и, не дожидаясь просьбы, встала в центр; прокрутив в голове текст песни Андрея Губина, Мелодина пританцовывала, лёгкими волнами двигая руками, словно изображала восточный танец, и завела песню:       — Когда зажгутся фонари и стихнет город до зари, забыв тревоги и дела, ты красишь губы в яркий цвет. Туда, где музыка и смех, тебе давно идти пора. Уно моменто, синьоре рагацци, девушки с нами белиссимо грацци. Чао, бамбини, маджорно, подруги. Вместе поднимем руки! Танцы, танцы танцует девчонка, а парни пусть постоят в сторонке. И в каждой ноте движение тела. Танцуй, ты ведь этого тоже хотела! Танцы, танцы ещё немного — никто тебя не осудит строго. Здесь все такие, и до упаду, танцуй — это всё, что сегодня нам надо.       Дети хором подпевали и танцевали. Гела тоже поднялся и, напевая эту песню, тоже плясал, словно поддерживал девочку. Маша продолжала петь новый куплет:       — Размытых лиц круговорот тебя сегодня унесет от бесконечных серых дней. И даже стрелки на часах, пьянея прямо на глазах, бегут куда-то всё быстрей. Баста, сеньоры, пора расслябленто, дас ист фантастиш, ловите моменто. Мы забыванто сегодня о скуке. Вместе поднимем руки! Танцы, танцы танцует девчонка, а парни пусть постоят в сторонке. И в каждой ноте движение тела. Танцуй, ты ведь этого тоже хотела. Танцы, танцы ещё немного — никто тебя не осудит строго. Здесь все такие, и до упаду, танцуй — это всё что сегодня нам надо.       Девочки и мальчики пели, танцевали и чувствовали какое-то волшебство, словно прилетел к ним волшебник в голубом вертолёте, о котором пелось в детском мультике о Чебурашке и Крокодиле Гене. Когда Маша закончила петь, Гела поаплодировал ей и спросил:       — В музыкальной школе учишься?       — Да, дедушка.       — Ты молодец. Самую нужную песню нам спела. Как раз у нас в этот день танцы и песни, а что будет завтра утром? Завтра утром будет ещё лучше — наступит Новый Год. Надеюсь, на протяжении этого года нас всех будут ждать приятные сюрпризы.       — А давайте, я станцую? — предложила Лейла и взяла с полки аудиокассету, на которой были записаны песни турецкого певца Таркана, поставила в музыкальный центр, включила музыку, и по комнате разлилась мелодия на восточный мотив, прославившая этого исполнителя в мире. Джумаева, взяв тёплую шаль вместо большого платка, танцевала с ней.       Дети рассмеялись над нелепыми восточными танцами девочки под пение страстно влюблённого мужчины, страдающего от неразделённого чувства, и летающей по комнате коричневой шерстяной тканью, когда Джумаева кружила по узенькой комнатке. Арина наблюдала за этой сценой и прокомментировала:       — Если бы Лукас пришёл к такой Жади, то упал бы в обморок со смеху.       Девчонки кружили вокруг Лейлы и плавно двигали руками, покачивая бёдрами, изображая восточный танец. Мальчишки смотрели и смеялись. За это время они успели подружиться и постоянно болтали, посмеиваясь над девчонками. Акмал смотрел на сестру и говорил:       — Гера, моя сестра так забавно танцует.       — Она красивая, — ответил Алмазов.       Вспоминая все движения Жади, главной героини сериала «Клон», Лейла прислонила шаль к лицу и подняла руки, и шерстяная ткань окутала её. Повернувшись в сторону двери, Джумаева спросила:       — Где ты, мой Лукас?       — Ну я Лукас! — ответил Акмал.       — А я Чеснокас! — вторил ему Гера.       Гела рассмеялся, наблюдая за детьми. Нана поставила музыкальный центр на паузу. Лейла уронила шаль и, посмотрев на брата и его нового приятеля, задала вопрос:       — Акмал, теперь ты со своим новым другом меня задираешь? Хренас и Редькас вы!       — Редискас! — в шутку вставил Гела.       — Можно, я теперь спою? — вставила Соня, решив закончить этот небольшой спор.       — Конечно, — ответил Товлис Бабуа и задал вопрос: — Что ты хочешь спеть?       — Песню Зверей, — заявила Юдина и завела песню: — Больше нечего ловить — всё, что надо, ты поймал. Надо сразу уходить, чтоб никто не привыкал. Ярко-жёлтые очки, два сердечка на брелке, развесёлые зрачки, твоё имя на руке. Районы, кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво! Районы, кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво!..       Перестав ссориться, дети стояли вокруг Юдиной и подпевали. Циклаури слушал это пение и про себя отметил:       «Одни и те же слова повторяют. То чёрный бумер, то районы-кварталы».       — У тебя всё будет класс, будут ближе облака. Я хочу, как в первый раз, и поэтому пока ярко-жёлтые очки, два сердечка на брелке, развесёлые зрачки, я шагаю налегка... Районы, кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво! Районы, кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво!.. — хором подпевали Соне дети.       Когда Юдина закончила петь, Акмал и Гера встали в центр и хором завели:       — Паровоз стучится прямо на границу! Там же аты-баты! Мы теперь солдаты! Паровоз стучится прямо на границу! Веселей, ребяты! Мы теперь солдаты! Комбат, батяня, батяня, комбат! Ты сердце не прятал за спины ребят. Летят самолёты и танки горят. Комбат, ё, комбат, ё, комбат! Комбат, батяня, батяня, комбат! За нами Россия, Москва и Арбат. Огонь батарея, огонь батальон. Комбат, ё, командует он!       Гела часто по радио слушал песню о призывнике в исполнении Леонида Агутина и Отпетых Мошенников в дуэте и вспоминал армейские будни. Ему хотелось помнить только те моменты, когда он нашёл в армии хороших друзей, ругался с «дедами», желавшими проучить «салагу», но все эти прекрасные картины омрачала война, чуть не отнявшая его жизнь. Едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, Циклаури сказал:       — Вы все молодцы. Лейла, ты очень красиво станцевала. Когда ты научишься, твой Лукас найдёт тебя. Но надеюсь, что у тебя всё-таки будет Саид, который полюбит тебя и примет такой, какая ты есть.       — А почему не Зейн? Он же такой красивый, — ответила Джумаева.       — Зейн непостоянный мужчина. Ты с таким горе хлебнёшь. Держись подальше от таких мужчин. Это тебе совет от старого мудрого деда, — проговорил Циклаури и обратился к Юдиной: — Софа. Как я понимаю, так тебя зовут?       — Вообще-то Соня.       — София. Мудрость. Красивое имя. Но Софа звучит более величественно и возвышенно, словно оно принадлежит деве, живущей в античную эпоху. Ты очень хорошо спела. Модный хит. Ты просто талантлива и прекрасна. И вы, парни, тоже отлично спели об армии. Только армия — это не всегда весело. Особенно страшна война. Надеюсь, вам не придётся когда-либо воевать. А так я рад, что вы смелые. Надеюсь, что вы вырастете и станете сильными мужчинами.       Лейла скрестила руки на груди и обиженно надула и без того пухленькие губки. Соня мило улыбнулась. Акмал и Гера хором задали вопрос:       — А почему на войне страшно?       — Мальчики, это очень опасно. Вы можете погибнуть или остаться калеками. Давайте, не будем о грустном, а послушаем песни в вашем исполнении. Ты, как я понимаю, Арина, споёшь нам что-нибудь?       Арина Гордиенко, высокая чуть полноватая девочка с раскосыми голубыми глазами, хитро посмотрела на одноклассниц и спела:       — Ясный мой свет, ты напиши мне слезою дождя на мокром окне! Ясный мой свет, ты напиши мне весенним лучом на белой стене. Маленькая страна, маленькая страна! Кто мне расскажет? кто покажет? где она? где она? Маленькая страна, маленькая страна. Там, где душе светло и ясно, там, где всегда весна. Плейбой рядом со мной, мой милый бэби. Плейбой клёвый такой — одет как Денди. Плейбой просто герой — с тобой я леди. Сладкий мой бэби, я так люблю тебя. Вишня-вишня, зимняя вишня. Прекрасных ягод аромат. Белый снег ложится чуть слышно. И никто ни в чём не виноват.       — Как красиво, — похвалил девочку Гела.       — Ты наши песни поёшь! — заявила Маша.       — Вы договаривались друг с другом не петь песни не своей певицы, а я с вами нет, — ответила насмешливым голоском Гордиенко. — Буланова, Королёва, Ветлицкая и Варум не мои певицы, так что не ругайтесь. Хотите, песню своей певицы спою?       — Спой! — хором крикнули одноклассницы.       — Вороны-москвички меня разбудили, — нежным голоском Арина протянула совсем недетскую песню. — Промокшие спички надежду убили. Курить... Значит, буду дольше жить. Значит, будем... Корабли в моей гавани жечь. На рубли поменяю билет. Отрастить бы до самых до плеч. Я никогда не вернусь домой с тобой... Мне так интересно, а с ними не очень. Я вижу, что тесно, я помню, что прочно... Дарю время, видишь — я горю? Кто-то спутал... И поджёг меня, arrivederci. Не учили в глазок посмотреть? И едва ли успеют отвлечь. Я разобью турникет, и побегу по своим. Обратный change на билет. Я буду ждать, ты звони в мои обычные шесть. Я стала старше на жизнь — наверно, нужно учесть. Корабли в моей гавани. Не взлетим, так поплаваем. Стрелки ровно на два часа назад...       Сразу же простив Гордиенко, девочки хором подпевали за ней песню Земфиры. Циклаури слушал исполнение Арины и прокомментировал:       — Взрослый взгляд на жизнь от маленькой девочки. Так я вижу это. Не нужно рано взрослеть, потому что взрослая жизнь не всегда приносит радость. Нужно наслаждаться детством, ведь не успеете оглянуться, а уже институты окончите, замуж выйдете, детей родите. Теперь малышня пусть порадует нас.       Уля и Юля Коровины, Лиля Юдина и Мила Циклаури встали в круг и громко запели нестройным хором:       — Вдаль унесённое ветром чувство останется где-то, на берегу неба. Тихо к нему прикоснётся луч одинокого солнца на берегу неба... Самый, самый, самый человек дорогой. Самый нежный, самый родной. Самый, самый, самый безупречный роман — ты его когда-то придумал сам. Муси-пуси-хрюси-шмуси, миленький мой. Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой. Я как бабочка порхаю над всем, и всё без проблем. Я просто тебя съем. Попробуй ма-а, ма-а, попробуй джага-джага, попробуй м-м, мне это надо-надо. Опять мне кажется, что кружится моя голова. Мой мармеладный, я неправа. Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я сладкий на все сто. О-о-о! Я шоколадный заяц, и губ твоих касаясь, я таю так легко. О-о-о!       Слушая все эти песни, Гела про себя усмехался в накладную бороду:       «Эх, какую муть вы поёте? Хотя, если я по радио слушаю эту фигню, Влад слушает эту фигню, то и наши дочки вместе с нами это слушают. Надо бы спеть настоящий хит». — С этими мыслями Гела поднялся и сообщил детям: — Спасибо, что порадовали дедушку и повеселили песнями. Вы очень красиво поёте, девочки. Теперь я вам спою хорошую песню.       Дети с интересом смотрели на Товлис Бабуа. Циклаури вдохнул и, перебрав все русские, грузинские и английские песни прошлых лет, завёл композицию группы Scorpions, пританцовывая в такт:       — Time, it needs time. To win back your love again. I will be there, I will be there. Love, only love. Can bring back your love someday. I will be there, I will be there. Fight, babe, I'll fight. To win back your love again. I will be there, I will be there. Love, only love. Can break down the walls someday. I will be there, I will be there. If we'd go again. All the way from the start, I would try to change. The things that killed our love. Your pride has build a wall, so strong. That I can't get through. Is there really no chance. To start once again? I'm loving you.       — Дедушка, у вас такой красивый голос, — прокомментировала Маша, когда Товлис Бабуа закончил песню.       — Вы так поёте красиво, — вторила ей Лиля.       Дети наперебой хвалили «Снежного Старичка», принёсшего немного сказки в этот Новый Год. Гела взял мешок и, развязав узел, доставал разные сладости. Нана побежала на кухню, где налила всем по чашке лимонада. Дети по очереди шли на кухню, забирали кружечки с газированным сладким напитком и торопились обратно в комнату. Циклаури доставал по одному ромбику пахлавы, по «колбаске» чурчхелы и по нескольку кубиков лукума и угощал каждого ребёнка. Нана, Уля, Юля, Мила, Гера, Света, Маша, Соня, Лейла, Арина, Акмал и Лейла отправились со сладостями и чашкой сладкого напитка в комнату, сели на кровать маленькой хозяйки дома, где хрустели орешками, пробовали орехово-медовый вкус пирога и жевали лукум как мармеладку.       Покинув на время своих гостей, Тенгиз и Ламара стояли у комнаты Наны и смотрели на счастливых детей, пьющих чай, едящих необычные для них сладости. Взглянув на дочку, Когониа спросил:       — Нанико, мы слышали, как вы веселились с Товлис Бабуа. Вы так хорошо пели и весело провели время.       — Пап, а Товлис Бабуа — это Гела? — задала вопрос Нана. — Голос знакомый, хоть он и говорил, и пел с акцентом.       — Доченька, — улыбнулась Ламара и, подойдя к дочери, слегка потрепала её по голове, — даже если это так, ты всё равно рада этому празднику?       — Да. Мне понравилось. Очень красиво. А так я знаю, что ни одного Деда Мороза не существует. Гела отлично провёл праздник. Мы с ним песни попели, а он нас угостил сладостями.       — Я тоже знала, что мой папа как раз был Товлис Бабуа, — оживилась Мила. — Но мы с девчонками так попели и повеселились. Мой папа лучше всех на свете.       — С Лилей так интересно было поиграть, — вставила Уля.       Гела снял с себя надоевшую бороду, папаху и черкеску, подошёл к детям и с улыбкой спросил:       — Я слышал, что вам понравилось представление. Хотите, чтобы я его ещё раз повторил?       — Да, — хором ответили дети.       Приближался вечер, но ещё было светло. Гости Наны взяли с собой немного восточных сладостей, чтобы угостить ими своих родителей, и собирались разойтись по домам, ибо самые близкие люди уже ждали их к столу на праздник. Покидая гостеприимный дом, девочки и Акмал говорили на прощание:       — Спасибо вам.       — Вы подарили нам немного праздника.       — Спасибо за сладости.       — У вас так приятно.       — Вы нам подняли настроение.       Выйдя из подъезда, Соня с Лилей, Арина и Света пешком отправились домой, ибо жили совсем недалеко; Маша дождалась трамвай, останавливающийся в районе ресторана «Космос»; Лейла и Акмал сели в троллейбус и поехали на Кузнецкстроевский проспект. Распрощавшись с подругами, Нана села за стол. Тенгиз и Ламара расставили приготовленные ими и их детьми блюда, стоявшие в холодильнике или уже приготовившиеся к часу, когда должны пробить куранты.       Приближался Новый Год. Президент поздравил жителей страны с наступающим праздником. Показали виды на Красную Площадь, Кремлёвский дворец. Прозвенел бой курантов. Запел гимн Российской Федерации. Семья Когониа и их гости поднялись, и Тенгиз, как хозяин дома, вытянул бокал и произнёс тост:       — Когда-то я тоже был маленьким и так же любил своих родителей. Когда мне исполнилось двенадцать лет, впервые в жизни я встретил Новый Год с друзьями, а не с семьёй. Когда мне исполнилось двадцать, встретил Новый Год с любимой девушкой. С моей драгоценной Ламарой. — С этими словами мужчина положил руку на плечо жене, подтверждая свою любовь к ней, и продолжил: — Когда мне исполнилось тридцать, встретил Новый Год с любимой женой Ламарой и с нашими замечательными детьми, Дато и Наной. Теперь наш Дато встречает Новый Год не с нами, а со своими друзьями. Нана тоже встретила Новый Год с друзьями, но их мамы и папы хотят, чтобы они встретили Новый Год с ними. Так выпьем теперь за то, чтобы наши дети помнили о нас, даже если будут далеко.       Все наполнили бокалы шампанским и выпили. Вновь наевшись салатов, закусок по-грузински и сладостей, дети бегали по комнате и играли как в последний раз. Диана общалась с Ламарой, обсуждая своих детей; мужчины выпивали и громко смеялись. Гела смотрел на детей и ощущал себя каким-то другим человеком. Не тем Товлис Бабуа, который подарил им счастье на этот Новый Год, а просто не очень счастливым мужчиной, у которого вроде всё есть, но чего-то не хватает.       — Гело! — словно отвлёк его от тягостных мыслей Владимир. — Ты чего загрустил? У нас праздник. Ты повеселился с детками.       «Какой-то я печальный клоун», — отметил про себя Циклаури и ответил: — Ничего. Просто немного захандрил.       — У меня такое бывало, только очень и очень давно, что я даже не помню, когда последний раз это было. Ничего. Всё у тебя будет хорошо. Только не отчаивайся.       — Да ладно тебе грустить, Гело, — вставил Тенгиз. — Ты лучше с нами повеселись. Спой про чёрный бумер. Ты так красиво его пел.       — Ты всё красиво поёшь, Гело, — добавила Цицино.       Гела поднялся, широко улыбнулся и, пританцовывая себе в такт, завёл главный хит уходящего года:       — Я вырос на окраине рабочей, городской. Парнишка в модной кепке, зуб потёртый золотой. Парнишка весь простой, и вовсе не красавец я, а мне навстречу все девчонки улыбаются. Когда под вечер я из дома выхожу во двор, сажусь в машину, улыбнусь и завожу мотор, включаю музыку и разноцветные огни, с тоскою полною в глазах глядят мне вслед они. Ведь у меня есть чёрный бумер, он всегда со мной. Ведь у меня есть чёрный бумер, быстрый и шальной. Ведь у меня есть чёрный бумер, бумер заводной. Садись смелей, девчонка, покатаемся с тобой!..       Услышав песню, дети встали вокруг него и подпевали:       — Чёрный бумер, чёрный бумер, стоп-сигнальные огни! Чёрный бумер, чёрный бумер, если можешь, догони! Чёрный бумер, чёрный бумер, под окном катается! Чёрный бумер чёрный бумер девкам очень нравится!..       Глядя на выступление бывшего возлюбленного, Диана невольно восхитилась им. Заметив её улыбку, Женя спросил:       — Ты всё ещё любишь его?       Алмазовой на мгновение показалось, что Мелецкий её немного приревновал, но, отогнав от себя эту мысль, ответила на этот вопрос:       — Нет, Жень. Чувств к нему у меня уже нет. Я просто благодарна ему за всё, что он и его родные для меня сделали.       — Просто мне показалось, что ты всё ещё смотришь на него.       Женя положил свою руку на её и нежно погладил. Ощутив некоторую неловкость от прикосновения, Диана посмотрела на него и всё же сказала:       — Я всё ещё немного влюблена в него, но понимаю, что обидела его. Дороги назад уже нет. Он часто проводит время с разными женщинами, а я получила своё наказание. Меня так же бросили и променяли на другую.       — Ты не должна себя мучить, — вставила Тамина. — Отпусти это. Просто успокойся и живи дальше. А лучше поговори с Гелой.       Как раз Циклаури в это время закончил исполнять модный хит. Алмазова подошла к нему и попросила:       — Давай, поговорим наедине.       — Хорошо.       Гела и Диана отправились на кухню. Циклаури встал у окна, опёрся ладонями на деревянный подоконник и, глядя на яркие разноцветные фейерверки, спросил:       — Что ты хотела мне сказать?       — Гел... — начала Алмазова и запнулась на полуслове.       Гела смотрел на женщину, которую когда-то любил. Она сжалась в комок, словно была готова спрятаться, стать маленькой. Диана посмотрела на него и пролепетала:       — Гел, понимаешь, ты мне всё ещё нравишься. Это не та страсть, которая у нас когда-то была. Просто я благодарна тебе за всё. Ты меня простил, вы приютили меня с ребёнком. Я даже немного ревную, когда ты делишься рассказами о своих похождениях по «Вертолётке». Знаю, что возврата нет. Всё уже в прошлом. Но как-то всё равно что-то к тебе чувствую.       — Молодец, что ты призналась, — ответил Циклаури. — Да, я всё ещё остаюсь в твоём сердце. Ты прости меня. Я тогда не стал за тебя бороться и решил просто отпустить. Я просто хотел, чтобы ты была счастлива, пусть с другим человеком. Теперь мы оба родители-одиночки. Мы могли бы сойтись, но у меня нет больше чувств, словно в моём сердце выжженная пустыня. Да, Диан. У нас уже давно всё закончилось. Ты пойми меня. Ты просто скучаешь по мне прошлому, каким я был тогда, когда мы встречались. Но я уже не тот, и ты уже не та. Отпусти прошлое и живи дальше. Я в твоих глазах всё ещё святой, но это не так. Я давно не безгрешен.       — Ты не безгрешен. Ты порочный ангел. Я просто хочу отпустить это чувство. Хочу отвести душу и жить дальше. Да, ты уже совсем другой. Ты изменился и уже не станешь прежним никогда.       — Всё будет хорошо. Диан, успокойся. Живи дальше. Расти ребёнка. У тебя есть сын. Видимо, ты из-за Жени хочешь отпустить меня и начать новую жизнь. Я тебя правильно понял?       — Да. Герочка стал смыслом моей жизни. Я не знаю, как бы жила без него. Мне всё равно, что думают другие, особенно моя бабушка. Главное, что мой мальчик со мной. Женя... Я просто уважаю этого человека. Но не могу ничего сказать, люблю я его или нет...       — Пока рано говорить о любви. Вы давно знакомы. У вас обоих несчастливая судьба: ваши половинки вам изменили, а родные сильно вмешивались в ваши жизни. Но если Женя захочет создать с тобой семью, то не отказывайся. Пусть у вас не будет страстной любви, которая была со мной, но я надеюсь, что ты сможешь стать счастливой. Это самое главное.       Гера бегал по коридору и услышал разговор мамы и дяди Гелы. Женя шёл за ним и, заметив мальчика, подслушивающего взрослый разговор, взял за плечо.       — Дядь Жень! — вскрикнул Гера.       — Тише, малой. Подслушивать взрослые разговоры некрасиво.       — Почему?       — Многие знания — многие печали. Кстати... — Мелецкий порылся в своём чёрном портфеле и нашёл журнал с изображением Человека-Паука. Протянув его, сказал: — С Новым Годом. Я не знаю, нравится ли тебе этот мультик, но возьми. Раскрашивай с удовольствием.       Гера принял подарок и, прижимая раскраски к груди, с улыбкой сказал:       — Спасибо вам, дядя Женя. Как раз я хотел такую раскраску. Дядя Гела на день рождения подарил мне фигурки Человека-Паука, Бэтмена и Супермена. Как раз мечтал об этом.       Поговорив с бывшей девушкой, Гела продолжал смотреть в окно, наблюдая за непрекращающимися фейерверками. Не зная, что ответить, Диана наклонила голову, отправилась в зал и столкнулась с Женей и Герой. Посмотрев на бывшего одноклассника и сына, стоявших в коридоре, Алмазова в шутку спросила:       — Вы уже сдружились, раз подслушиваете разговор?       — Может быть, — усмехнулся Мелецкий. — Он у тебя хороший пацан. Интересуется твоими делами, что даже перестал с девочками играть.       — Мам, дядя Женя очень хороший. Такой добрый. Он мне раскраску с Человеком-Пауком подарил. — Мальчик продемонстрировал журнал с изображением человека в сине-красной облегающей и закрывающей всё тело одежде, украшенной узорами в виде паутины.       — Спасибо тебе, Жень. А теперь идём праздновать?       — Да, — заявил Мелецкий с милой улыбкой. — Давай, встретим этот Новый Год вместе.       Диана забрала раскраску у сына и, положив её в свою синюю сумку, отправилась с Женей к столу. Гера бегал, прыгал и присоединился к другим детям в их игру в прятки. Гела зашёл в зал и, глядя на Милу, повернувшуюся к стене и считающую по-грузински, про себя подумал:       «Как хорошо, что я не одинок. Что у меня есть семья и, самое главное, дочка. Иначе я бы совсем сошёл с ума».