Ночь любит предателей

После череды происшествий вполне закономерным было пребывание Хоффера в подавленном состоянии. Выйдя из кабинета Клостерманна, ему казалось, что за плечами остался самый ужасный в его жизни разговор. И уж тем более Матс никак не ожидал, что Йозеф сможет обвинить во всём произошедшем его одного. Это выглядело как минимум несправедливо, по его личному мнению, и как максимум недостойно для офицера Вермахта. Сейчас Матс нуждался в забвении как никогда. Находиться в управдоме было невыносимо, тем более что Йозеф наказал его отстранением от службы на сутки: всё же оберст-лейтенант понимал, что не стоит перетруждать офицерский состав. Впервые за неделю пребывания в деревне Хоффер шёл в дом старосты засветло. Мысли в его голове носились как пчёлы, и немец старался успокоить себя, вспоминая многочисленные курсы по самоконтролю. Почему-то сейчас его ничто не могло успокоить, даже мысли о том, что в далёкой отсюда Германии его ждёт невеста, которую он видел два раза. И Матс был твёрдо убеждён, что к началу войны испытывал исключительно сладкое чувство влюблённости к своей избраннице. Однако через год, когда его занесло на восточный фронт, это чувство причудливым образом исчезло, как и вера в исключительную красоту своей невесты. Возможно, тому помешали легкодоступные женщины этих земель. Мысль о женщинах незаметно всё же отвлекла Хоффера, и ноги сами привели его к дому. Катя несла вёдра с водой на коромысле в дом, и отчего-то немцу захотелось неожиданно для самого себя помочь этой русской. В отличие от Клостерманна Матс успел немного посетить курсы русского языка, прежде чем был направлен на фронт, поэтому сейчас представился как раз тот самый случай, когда он мог попрактиковаться в этом грубом и нелогичном для него языке. — Добрый день, — с ярким угловатым акцентом сказал офицер. — Здравствуй, чужак, — сухо ответила Катя, с подозрением осмотрев немца. — Эм… Можно я помочь тебе? — с небольшой заминкой предложил он помощь. — Сама справлюсь, — девушка сдула со лба прядку волос, выбившихся из-под платка. — Какая странная вещь, — Матс кивнул острым подбородком на коромысло. — Можно мне попробовать? Осознав, что немец просто так от неё не отстанет, Катя опустила тяжёлые вёдра с ледяной водой на землю и передала желаемый предмет немцу. Матс покрутил в руках гладкое коромысло и накинул на плечи. Все его тщетные попытки надеть одновременно оба ведра на крючки вызвали у девушки только смех. Справившись с вёдрами, Хоффер выпрямился, поймал баланс. — Куда? — В дом, на кухню. Катя вошла первая, чтобы придержать двери. Как бы сильно Матс ни старался, он неуклюже вписался в один из проёмов и пролил небольшое количество воды. — Scheisse, — выругался Хоффер, убирая коромысло к печи. — Там еда готова, — вновь сухо ответила Катя, принимаясь убирать воду тряпкой. Матсу ещё на крыльце показалось, что девушка потеплела к нему, но такой ответ сейчас доказал обратное. И это естественно, он же немец, чужак для этих земель, вредитель и убийца, тем более девушка уже замужняя, и муж её сражается на фронте не на жизнь, а на смерть. Но вся неприветливость и сдержанность Кати не омрачали её привлекательности. Хотя для Матса каждая вторая девушка была прекрасна словно русалка, и священность его арийской крови никак не мешала ему. Вот и сейчас Хоффер не мог отвести глаз от русской, что сейчас устраняла следы его неаккуратности. Девушка не могла не заметить горящий взгляд немца на себе, поэтому как можно быстрее выбежала из дому, благо в хозяйстве ещё хватало дел. На самом деле она уже почти успела смириться с тем, что её сожителями стали немецкие офицеры, но вчерашний ночной инцидент с Клостерманном вновь пробудил её страх. И сейчас поведение Хоффера напугало девушку, да и в дом скоро всё равно придётся вернуться, чтобы приготовить ужин. Успокаивая себя наивными мыслями, Катя застала Матса в его комнате. Немец сидел над какими-то документами и картами, не обратив внимания на девушку. К ужину офицер вышел, вновь надеясь наладить контакт с хозяйкой дома. — Сядь тоже, — указал Матс на свободное место за столом, когда Катя поставила перед ним тарелку со щами. — Не хочу, — кротко ответила она и ушла за печь. — Я не сделать плохо. Поешь, — офицер с трудом строил предложения. «Какой настырный этот Хоффер», — зло подумала Катя и сочла нужным вновь послушаться. — Твой муж… — Матс хотел начать разговор, но понимал, что вряд ли эта беседа получится продуктивной из-за его поверхностных знаний языка, но расположить к себе девушку хотелось. — Где служить? — Танкист, — Катя отломила корочку хлеба и накрошила его в суп. Немца это несколько удивило, но он продолжил. — Ваши танки очень …крепкий. Мы, немцы, не можем делать такой танк. — А поганить наши земли, убивать солдат, причинять боль и страдание умеете мастерски. Проливать кровь невинных для вас благородное дело, лишь бы свою фашистскую плесень по миру распространять. — Да, — несколько задумался Матс и глупо заулыбался, так как не понял некоторые сказанные ею слова. — Что «да»? Что в этом радостного, что даже вызывает улыбку? — оскорбилась русская. Тем временем за окном уже стемнело, — тебе нравится насилие? — Нет, я не понять твои слова. Я простой человек из Германия. — Лучше бы ты молчал, — на этом Катя хотела встать из-за стола, но офицер её остановил. — Ты красивая. У нас нет таких красивых девушек, — неуверенно высказал Матс, потому как не смог до конца понять, правильно ли он употребил слова. — У вас в фашистской Германии хоть что-то есть? — признание от немца очень подкосило девушку. — Невеста. У меня там невеста. — Не повезло бедняжке, раз ты здесь на других девок заришься. Мне нужно идти. — Стой. Матс встал следом и одним шагом приблизился к девушке, нависнув над ней с высоты своего роста. Он не хотел быть с ней грубым, хотел получить добровольно, но эта русская оказалась другой, не такой слабой и глупой как прочие деревенские простушки. Хоффер изменился в мгновение: приветливость сменилась агрессией, улыбка превратилась в жадный оскал. Девушка закричала и забилась в его хватке, ударяя врага кулаками в грудь, но этого было мало, чтобы как-то причинить вред офицеру. Он попытался её поцеловать, но Катя извернулась, дав звонкую пощёчину. На такие действия Матс мог ответить лишь грубостью и с новой силой прижал свою жертву к столу, перехватив женские руки во избежание очередного нападения. Она ощущала его грязные прикосновения к телу, слышала у самого уха грубое рычание и ничего не могла поделать. Слёзы катились по щекам, ведь она знала, что не нужно было соглашаться на уговоры этого чудовища. А сейчас поплатится за свою наивность собственной честью. Казалось бы, что спасти её никто уже не сможет и единственное, что осталось — это перетерпеть. Но неожиданно немца кто-то с силой оттянул назад, не дав совершить начатое грязное надругательство. Матс сам того не ожидал, хотел ударить помешавшего, но крепкая хватка Клостерманна, появившегося так вовремя, приземлили Хоффера так, что тот ударился затылком об печь. Такой удар отправил насильника в отключку. Йозеф обратился к девушке. Катя явно пребывала в шоке, но уже приходила в себя, судорожно поправляя порванную горловину и приспуская подол платья. — Katerina? — спросил немец, рискнув прикоснуться к ней. — С-спасибо, — дрожащим и осипшим от крика голосом прошептала девушка. Он понял её благодарность, утёр слёзы её же платком и отошёл, чтобы больше не смущать девушку. Катя более не желала оставаться наедине с немцами и, всхлипывая, ушла в комнату Клостерманна. Йозеф же не мог воспрепятствовать, понимал, что ей хотелось сейчас привести себя в порядок и просто побыть одной, успокоиться. Больше его внимание сейчас привлекал валяющийся на полу Матс, который, к слову, уже начал приходить в себя. — Ты совсем из ума выжил? — оберст-лейтенант резко присел к товарищу, приподнимая того за воротник так, что некоторые швы затрещали. — Ты?! — Хоффер наконец-таки смог сфокусировать взгляд на нём, издав глубокий стон: очевидно, дала о себе знать боль в затылке. — Тебя вообще одного оставлять нельзя! Зачем ты опять опустился ниже собственного достоинства? — Кто-кто, но не я тут должен думать о достоинстве, — Матс прикрыл глаза, чувствуя пульсирующую боль. — Ты поднял руку на офицера Вермахта, да ещё и по какой причине! Принялся защищать подстилку русского Ивана, который там убивает наших солдат! Ты знаешь, что он танкист? — Я не интересуюсь такими вещами. Но тебе в сотый раз повторю: не смей ты трогать этих девушек. Катя относится к тебе с добром, без злых помыслов, а ты покусился на замужнюю женщину. — Но она русская! Да и к тому же замужняя, не так невинная, как прочие дуры! А мы, мы немцы. Мы для них хозяева и власть, а они расходный материал, средство для достижения цели. Ты защитил её сейчас, а ночью она зарежет тебя во сне и глазом не моргнёт. Или отравит, да что угодно, ты сам видел, что они заживо сожгли наших солдат. Я хотел её напугать, чтоб эта русская знала своё место. — Не тебе решать, как пугать людей, Хоффер. Ты должен уяснить для себя раз и навсегда: мы лишь оружие в руках фюрера, это означает, что мы должны вести войну против равных себе, против тех, кто вооружён. Мирные жители нас не должны волновать, проходи мимо них, не трогай женщин, детей и стариков. У фюрера свои планы на таких, как они. И ты об этом прекрасно знаешь,— на этом Клостерманн отпустил майора. — Завтра же нужно тебя откомандировать в другой штаб. И это приказ, солдат! — Так точно, оберст-лейтенант, — смиренно отрапортовал Хоффер, поднимаясь на ноги. Клостерманн не торопился лечь спать в эту ночь. Он сидел у окна и мирно курил трубку, размышляя о своём, взвешивал все «за» и «против» нового назначения Хоффера. Да и старое ранение дало о себе знать неприятной стягивающей болью в висках. Когда часы пробили полночь, офицер пошёл спать. За всем ворохом мыслей он даже не заметил, что Катя так и не покинула спальню, и теперь уже мирно посапывала в кровати. Йозеф включать свет не стал, молча разделся и лёг рядом с девушкой, для начала укрыв её одеялом. Оберст-лейтенант периодически просыпался в эту ночь из-за Кати. Девушка не раз называла его Дмитрием, пыталась обнять, но немец тогда отстранял женскую руку, отдавая себе отчёт в том, что за девушку сейчас говорит тоска и страх за всё пережитое. А утром, когда Йозеф открыл глаза, от Кати не осталось и следа, она тихо ускользнула от него ещё до рассвета, наверное, сама испугавшись такого ночного соседства. Клостерманн был прав: после совместной ночи Катя избегала его. Он не застал её в доме, когда Хоффер собирал вещи, также она не появилась и к завтраку. Йозеф же решил лично проконтролировать отбытие Матса не только ради девушки, но и ради собственных убеждений, поэтому в штаб этим утром не торопился. — Я надеюсь, ты не держишь на меня зла за вчерашнее? — понуро поинтересовался Хоффер. — Я не могу злиться на того человека, который когда-то спас мне жизнь. Если бы не ты, не стоять мне сейчас тут. Так бы и погиб под танковыми гусеницами в окопе. — Это долг каждого солдата Вермахта, — по стандарту ответил майор. — Что ж, Йозеф, надеюсь, мы ещё увидимся в этой жизни. — Добро, Матс, — Клостерманн пожал дружескую руку. — Верь, что огонь победы озарит наш путь, друг. После этих слов майор сел в машину и уехал навстречу своей судьбе.

Матс Хоффер погибнет 5 декабря 1941 года при наступлении на Москву. Экипаж под управлением младшего лейтенанта Макарова разобьёт пехотную роту майора Хоффера, тем самым разорвав ударную линию немецких захватчиков, окончательно перечеркнув надежды немцев на молниеносную победу.