Тени Аткатлы

Тем утром они вдвоем ходили за провизией на Променад Вокин, но почему-то Риган чувствовала себя так, словно приказала Аномену облачиться в набедренную повязку и золоченые ремешки и в таком виде провела под окнами Ордена Самого Сияющего Сердца, — и еще неизвестно, в каком случае он бы страдал и жаловался больше. — Моя леди, неужели ничтожная экономия дороже вам рыцарского достоинства? Мы могли бы нанять носильщика... — ...И герольда, и трубачей, чтобы с подобающим почтением доставить в Трущобы две корзины. Ты что, действительно не можешь их донести? — Со всем уважением, моя леди, но мои руки привычны к оружию и к щиту, а не к подобной низменной ноше! Если сэр Райан Троул увидит меня сейчас... — А твой желудок почему-то привычен к медовым коврижкам и копченой рыбе из этой низменной ноши. Представляй, что уже несешь их внутри, и не стесняйся! — выпалила она в конце концов и обогнала Аномена, не желая больше слышать ни стонов, ни пререканий. Уже невозможно было понять, с чего мысль пару часов побыть наедине — только она, Аномен и целый рынок горластых торговок — еще недавно казалось ей восхитительной. Краски расцветающего дня меркли; Риган шла, пиная носком сапога камешки, и думала, что идея взять с собой Йошимо была бы и то удачнее. По крайней мере, он бы донес до «Медной короны» даже больше, чем они купили. Тут-то она и заметила человека в поношенной синевато-серой ливрее — он прохаживался туда-сюда по улице, будто не решаясь войти в такое гнездо нищеты и порока, как «Медная корона». Возможно, так для него оно и было: судя по виду, это был слуга аристократического дома. Когда он повернулся спиной, чтобы отмерить еще десяток нервных шагов, Риган узнала украшавший ливрею герб — шестиугольную серебряную звезду, венчавшую шлем с пышным султаном; каждый день она видела эти фигуры на щите Аномена. — Смотри-ка, это к тебе? Аномен за ее спиной издал еле слышный стон. — О Хельм, убереги душу служителя твоего от малодушия и дай достойно встретить испытание лицом к лицу... Эта молитва шла от сердца, и Риган немного смягчилась: возможно, она действительно не представляла, что такое быть наследником благородного дома Делринов и предстать перед собственным слугой в настолько недостойном виде: взлохмаченным, потным, с корзинами в обеих руках и свертками под мышкой. — Может быть, он от Мойры? — предположила она. Аномен тяжело вздохнул. — Увы, моя леди: мы видим Эррола, личного письмоносца моего отца. Получи я одновременно послания от красного дракона и от лорда Кора, то не сомневался бы ни секунды, какое распечатать первым и от кого ожидать больше приветливости и радушия. Эррол наконец заметил их, но, к удивлению Риган, вовсе не заторопился к Аномену. Он приближался медленно, словно на его ногах были пудовые гири, — впрочем, он был уже старик, с глубокими складками возле рта и невесомыми, как пух, седыми волосами. Риган могла вообразить, как несколько поколений семьи Делрин передают письмоносца по наследству, вместе с фамильной чернильницей и семейным архивом. — Да, Эррол? — спросил Аномен вполне приветливо. — Мой отец желает передать послание для меня? — Аномен Делрин, сын Кора! Твой отец требует твоего присутствия в своих владениях! Я вынужден сообщить... — Голос старика, оказавшийся неожиданно глубоким и звучным, вдруг надломился, задрожал. — ...сообщить ужасные новости. Маленькая мисс Мойрала мертва. Прошу, вернитесь к батюшке, мастер Аномен! Их толкали со всех сторон, чья-то маленькая рука украдкой дернула копченый рыбий хвост из корзины, но у Риган не нашлось голоса даже обругать воришку. Втроем они молча глядели друг на друга, и, кажется, гонец сам меньше всего верил собственным словам. — То есть как? Что за глупости ты говоришь? Как Мойра может быть мертва? Как?! — В отличие от голоса старика, голос Аномена только набирал силу. Что-то настолько нехорошее появилось в его лице, что Риган напряглась, готовая произнести опутывающее заклинание, прежде чем Аномен схватит слугу за грудки, швырнет на мостовую и примется топтать ногами, требуя не лгать ему. Но корзины, о которых Аномен, похоже, совсем забыл, по-прежнему занимали его руки и спасали старика от ужасной судьбы. По щекам Эррола, теряясь в морщинах, покатились слезы. — Убита. Жестоко, жестоко убита... Прошу вас, мастер Аномен, вернитесь домой! Лорд Кор пьет уже третьи сутки, не ест, не спит! — Третьи сутки? Мойра мертва три дня, а ты говоришь мне об этом только сейчас?! — Пожалуйста, мастер Аномен! Никто же не знал, где вас искать! Наверное, сам лорд Кор не знает, да он и пера в руках не удержит, чтобы черкнуть вам хоть строчку. Я ходил в Орден, но там тоже не знают, где вы сейчас! Хорошо, у Альзибры золовка живет на улице Медников, и она сказала, что вроде бы видела вас здесь... — Хорошо, — после долгой паузы сказал Аномен. — Передай моему лорду и отцу, что я возвращаюсь. Эррол понуро кивнул и скрылся в толпе. Аномен, как ни в чем не бывало, двинулся вперед, но Риган пришлось схватить его за локоть и придержать, прежде чем он, пройдя мимо дверей «Медной короны», зашагал куда-то в сторону квартала полуросликов — или прямо в стену. Ей хотелось как-то его утешить, поддержать, но все «Какая ужасная новость!», «Боги, какое горе!», «Мне так жаль!» оседали на языке кислым налетом. В конце концов Риган осмелилась приподняться на цыпочки и охватить руками его шею, но чувствовала себя так, словно обнимает статую — таким жестким и монолитным рядом с ней казалось тело Аномена. Возможно, он вообще не понимал, кто и зачем его касается, но наконец плечи статуи дрогнули и немного расслабились. — Пожалуйста, моя леди, пойдемте со мной, — черные глаза смотрели как будто сквозь нее. — Я не смогу пойти туда один.

***

Риган никогда не заходила так глубоко в Правительственный район Аткатлы: здесь, среди таившихся за глухими стенами особняков, под недобрыми взглядами чересчур бдительной стражи, она чувствовала себя то ли крысой в лабиринте, то ли молью на дорогой парче — в любом случае, едва ли желанным гостем. Амнийцы не выставляли наружу роскошь своих жилищ, и по виду дворцы немногим отличались от тюрем: выкрашенные в неброские охряные тона, с кое-где отвалившейся краской, из-под которой проглядывали кирпичи, и наглухо закрытыми от дневного зноя ставнями. Но над утыканными бутылочными осколками стенами возвышались верхушки экзотических деревьев, а ветерок доносил ароматы цветов, плеск и журчание бесчисленных фонтанов и беззаботные голоса. Аномен шагал, словно голем, ступая тяжело, быстро, целеустремленно, не глядя по сторонам, не отвечая на редкие приветствия. Какая-то дама даже попыталась принести ему соболезнования, но он шарахнулся от нее, словно от чумы, так что Риган пришлось пробормотать слова извинения, прежде чем броситься за ним в погоню. Она нагнала Аномена у ворот совсем уж неприлично большого особняка — и, кажется, только сейчас он снова ее заметил, вцепился ледяными пальцами в ее запястье. Их появление отвлекло от трапезы золотушного паренька, в чью ливрею можно было упаковать еще двоих таких же; он так и застыл, не до конца затолкав в рот луковицу Прежде чем привратник успел прожевать свой обед и что-то сказать, Аномен сам толкнул дверь и впустил Риган внутрь. К немалому ее изумлению, особняк Делринов внутри оказался таким же, как и снаружи: темным, грязным, с шелушащимися стенами. Даже пахло здесь пылью и мочой — хотя насчет последнего Риган хотелось бы ошибиться. — Где отец? — не оборачиваясь, бросил Аномен привратнику. — Лорд Кор на кухне пьют. Мои... эта... соболезнования, ваш`милость. — Он сильно не в духе? — Да вот, отбуянили с утра. Теперь сидят, плачут. Они прошли анфиладой пустых темных комнат. Где-то еще оставалась мебель, накрытая чехлами, но большей частью Риган видела на полу только слой пыли, прочерченный следами, — человеческими и мышиными. Мыши ненадолго затихали, заслышав шаги, но с удвоенными усилиями принимались прогрызать стены, когда пришельцы удалялись. — Осторожней, моя леди, — предупредил Аномен невыразительным голосом. — У лорда Кора есть привычка бить о пол пустые бутылки. Предупреждение оказалось как нельзя кстати: кухня была столь же темна, как и остальные комнаты, но пахло тут еще хуже — кислым разлитым вином и блевотиной. Пол щетинился осколками стекла и фаянса; сковородки валялись в золе давно потухшего очага, большой котел — под столом, в стенах виднелись вмятины — не так давно тут давали волю гневу, расшвыривая посуду. Только тонкий свистящий звук дыхания выдавал присутствие живого существа — кто-то спал, распластавшись прямо на столе. — Отец... — тихо позвал Аномен. — Я пришел. Человек, больше похожий на кучу старого тряпья, зашевелился. Кудлатая голова приподнялась, руки с усилием ухватились за край столешницы, — и то, что было лордом Кором Делрином, восстало из тяжелого сна. Он зарос щетиной, опух, нечесаные космы висели сальными сосульками — а ведь это был когда-то привлекательный мужчина, с твердым мужественным подбородком, орлиным носом и пышными каштановыми волосами, — вьющимися, в отличие от волос сына. — Явился, шакал? Давно не жрал падали? Рот лорда Кора раскрылся в долгом мучительном зевке, после чего голова вновь рухнула на скрещенные руки. Аномен неуверенно протянул руку, но так и не решился коснуться отцовского плеча. — Отец, я сострадаю вашему горю... — Сострадаешь?! Сонного пьяницы как не бывало — из-за стола поднимался разъяренный бык. — Мне-то хоть не ври! Шесть лет тебя рядом с отцом не было, и вот пришел, сострадает! Весь в мамашу, как высранный! Думаешь, я ее трюки забыл? — Не смей так говорить о матушке! Лорд Кор наотмашь ударил его по губам. — Тебе она была мать, а мне жена, и ты тут никто; что хочу, то и говорю. Кто тебе разрешал мне тыкать? Проявляй-ка уважение к отцу, рыцаренок! Уверенная, что сейчас точно начнется смертоубийство, Риган шагнула вперед, но тут услышала голос Аномена — снова тихий, безучастный: — Прошу простить мою непозволительную дерзость, отец. Я лишь хотел узнать, что случилось с моей сестрой. — Что случилось? Да просто тебя не было рядом, когда калишитский пес добрался до нее! — Что? — Что-о-о-о? — вновь передразнил сына Кор. Он перетряхнул еще стоявшие на столе бутылки и, отыскав еще не опустевшую, жадно присосался к горлышку. — Думаешь, Саэрку было достаточно разорить меня? Он хотел отнять у меня все! Мою последнюю драгоценность, маленькую мою Мойру... Он как-то сразу обмяк, ссутулился, скорее стек, чем рухнул на табурет. Аномен неверяще покачал головой. — Но зачем? Ваше соперничество всегда было чисто торговым... — Торговым? Разуй глаза! Этот безродный ублюдок, сын зеленщика, всегда завидовал мне! Он отнял мое дело, потому что мог! Уничтожил Мойру, потому что мог! А теперь он заберет дом моих предков, вещи твоих матери и сестры, потому что ему нечего больше забрать у меня, даже мою жизнь — ее уже нет! Кор снова затих, распластавшись на столе. — Я хотел бы... — Кадык на шее Аномена заходил вверх-вниз, — ...проститься с Мойрой. Где она похоронена, отец? Тот отозвался не сразу. — Ее тело было очищено на погребальном костре, а пепел собран в урну у бассейна. Пусть девочка побудет в месте, которое любила больше всего, еще немного, а я... по крайней мере, смогу забрать хоть что-то, когда Саэрк вышвырнет меня из дома!

***

Внутренний дворик выглядел не настолько запущенным, как остальной дом, и не приходилось гадать, кто был за это в ответе: изящные решетки, отделявшие двор от сада, были обвиты буйно цветущими плетистыми розами. Аномен осторожно сорвал два едва распустившихся бутона, прежде чем приблизиться к семейному алтарю, украшенному изображениями не менее трех десятков Делринов. По рассказу Аномена Риган представляла его мать тоненькой страдалицей, хрупкой лилией с печатью кротости и терпения на бледном лбу. Портрет не имел ничего общего с бесплотным образом: старшая Мойрала Делрин была ошеломляюще телесна и обольстительна. Теперь Риган поняла, от кого Аномену и Мойре достались темные глаза с поволокой и полные чувственные губы. Портрет ничуть не подходил для домашнего святилища — настолько вызывающе улыбалась с него женщина, точно посылая в Бездну всех, кто подумает о смирении и благочестии в ее присутствии. Аномен, однако, ничего этого не замечал. Прошептав короткую молитву, он положил одну розу рядом с портретом матери и опустился на колени рядом с глиняной урной. Риган почувствовала, как к горлу подступает комок. Она видела Мойру Делрин всего однажды, но невозможно было поверить, что от девушки с черешневыми глазами, такой хорошенькой и жизнерадостной, остались только кучка пепла да осколки костей в убогой урне без украшений, если не считать за таковые полосы синей и красной краски, проведенные чьей-то неуверенной рукой, — и Риган невольно вспомнила расшитую лазоревыми птицами алую накидку. — Я ничего не знал, — голос Аномена прозвучал так резко и неожиданно, что Риган вздрогнула. — Почему Мойра никогда не рассказывала мне? Дела отца давно не шли хорошо, но эта нищета, грязь, запустение!.. Похоже, отсюда сбежали все, кому было куда идти! Прислуга... охрана... Остались только Эррол и Альзибра — старик и старуха, да полоумный мальчишка! Да лучше бы Мойра жила со мной в «Медной короне»! Лучше... Я мог бы сделать хоть что-нибудь! — Хочешь что-нибудь сделать? Ну так отомсти за свою сестру! Убей Саэрка и его щенков, размолоти им головы, как они сделали с Мойрой! Только после этого мы с ней сможем упокоиться с миром! Кор доковылял до внутреннего дворика и теперь таился от солнца в темноте дверного проема, словно вурдалак, — да и был страшен, как мертвец, с синим раздутым лицом и бледными деснами над оскалившимися зубами. — Отец, да что вы такое говорите? — Трусишь, да? Опять готов сбежать, поджав хвост, в свой сияющий самодовольством орден? Кровь за кровь, жизнь за жизнь — вот кодекс чести, которому должен следовать настоящий мужчина! — Но есть ли у вас доказательства, что это сделал Саэрк? — Доказательства?! Слово отца тебе не уже не доказательство?! Отвращение, все это время копившееся по капле, разом ударило Риган в голову. Хотелось совершить что-нибудь безумное, под стать этому безумному дому, но вместо этого она схватила Аномена за руку и дернула что есть силы. — Пойдем! Думаю, лучше дать твоему лорду и отцу время, чтобы проспаться... прийти в себя. Она не была уверена, что Аномен послушается, таким не похожим на себя он был здесь, — но он повиновался. Риган ожидала, что лорд Кор заступит им дорогу, может быть, кинется с кулаками, и внутренне даже радовалась этому — возможно, наконец стоило испробовать на нем парочку особо неприятных заклинаний, но вслед понеслась только отборная брань. — Только попробуй сбежать и от этого долга, сучонок! Ты еще не знаешь, каково быть по-настоящему выброшенным из семьи! Долго ли ты проживешь с отцовским проклятием?..

***

Невозможно было и думать о том, чтобы вернуться в «Медную корону» после такого; по-прежнему крепко сжимая руку Аномена, Риган затащила его на веранду маленькой таверны в районе Моста, где посетители пили вино под виноградными лозами, — и только здесь, среди людского гвалта и пятен солнечного света на дощатом полу, почувствовала, как перестает бешено стучать сердце. Это было странно — осознать, как растеряна и напугана она сама, потому что ждала... чего-то другого? Дома скорби, а не страха; примирения после общей потери, а не проклятий. Разве не так должны вести себя нормальные, обычные люди, не отравленные кровью Баала? Они сидели за своим столиком, словно нахохлившиеся, прибитые морозом воробьи. Риган едва пригубила светлое игристое вино, Аномен так и вовсе уронил голову на руки, вцепившись пальцами в волосы. — Что же мне делать, моя леди? — наконец проговорил он. — Делать? — Она испуганно взглянула на него. — Ты же не собираешься идти убивать этого Саэрка только потому, что отец велел тебе? Аномен помотал головой, не поднимая глаз. — Саэрк эль Фаррад — могущественный и опасный человек. Говорят, сама Гильдия воров стоит за ним. Годами он сбивал цены и переманивал покупателей у моего отца, пока тот не перестал выдерживать конкуренцию, а ведь когда-то Делрины были королями рынка пряностей в Аткатле. Он безжалостный соперник. — Но ведь все купцы такие, разве нет? Разве что не жрут друг друга ради прибыли. А вот убивать твою сестру... зачем? Она услышала вздох Аномена. — Как вы могли заметить, моя леди, лорд Кор не отличается уживчивым и покладистым нравом, а вино только усугубляет вспышки его гнева. Он легко мог оскорбить Саэрка, а существует немало оскорблений, которых калишиты не прощают или смывают только кровью. — И все равно это как-то неправильно... — подумав, Риган уточнила: — Нет, это сущее безумие — идти убивать кого-то только потому, что он «мог» это сделать. Я уж не говорю, что если Саэрк настолько страшный, тебе к нему так просто не подобраться! Ты же не собираешься вломиться в его дом и поубивать всех, кого там встретишь, прежде чем они убьют тебя? Аномен наконец взглянул на нее, и у Риган появилось нехорошее подозрение, что он, по меньшей мере, об этом думал. — Будь он благородной крови, я бы призвал его к ответу и вызвал на поединок, но в этой возможности мне отказано. — Погоди. Мне кажется, мы начинаем вообще не оттуда. Мы ведь даже не знаем, что именно произошло! Твой отец сказал что-то вроде того, что Мойре... размолотили голову? Пожалуй, не стоило произносить такого в присутствии Аномена: смуглые щеки в один момент стали серыми; казалось, его вот-вот стошнит. Риган сама проглотила свое вино, словно воду, не чувствуя вкуса. — Это ведь совсем не то, как если бы она умерла в своей постели. Наверное, должны были позвать стражу. Они ведь расследуют убийства, верно? По собственному опыту ей казалось, что стража обычно гонится по ложному следу за невиновными, но должны же быть исключения. К своему изумлению, Риган увидела на губах Аномена кривое подобие улыбки. Даже его глаза заблестели. — Да! Конечно же, как я сразу не подумал! Мы должны обратиться к судье Биланне. Она честный законник и знает всю мою семью; она не может отнестись с пренебрежением к смерти Мойры! Он выглядел таким почти счастливым в эту минуту, как будто справедливое расследование вернуло бы ему сестру живой, что Риган поддалась его энтузиазму. И все же предательская мысль, что судья точно так же «не может», как и Саэрк «мог», царапала, словно колючка в сандалии.