***
Джахейра, разбиравшая свитки на своей кровати, немедленно подняла на нее взгляд. — Что произошло?.. Да ты вся горишь, дитя! — Простудилась, наверное, — пробормотала Риган и в первый раз обрадовалась тому, что друида с обычной бесцеремонностью ощупала ее лоб и раскрыла рот, словно лошади, чтобы осмотреть горло. — Вроде бы все в порядке, но что-то ты совсем раскраснелась. Ну-ка, приляг, дитя! Я принесу тебе липовый отвар. А может быть, прислать Аномена? — Нет-нет, Аномена не надо! То есть... ничего серьезного, госпожа Джахейра, правда. Несите ваш отвар. Риган и впрямь чувствовала себя, как при простуде. Полыхали щеки, точило в носу, в горле стоял ком, а перед глазами — очаровательная зараза, присосавшаяся к Аномену. Как только за Джахейрой закрылась дверь, Риган со стоном упала на кровать и от души врезала кулаком по тощей подушке. Она не знала, отчего чувствует себя более несчастной: потому, что ревнует, или потому, что ревнует Аномена. Этого же просто не может быть! Она не могла влюбиться в этого напыщенного глупого мальчишку! Сколько раз она посмеивалась над его нелепыми манерами и рыцарскими бреднями, сколько раз ругала, мысленно или вслух, за очередную грубую выходку! А теперь стоило вспомнить, как Аномен глядел на девицу, какие непривычные ласковые нотки звучали в его голосе, и на душе скребла целая орава кошек. Решившись, Риган сунула руку в походный мешок, вытащила складное зеркальце. Никакого сравнения с тем, какое было у нее раньше, но теперь мутная неровная поверхность, в которой и разглядеть-то ничего нельзя было толком, даже радовала. Позволяла воображать, что волосы у нее по-прежнему цвета спелой пшеницы, густые, ниже лопаток, и кожа не серая, и глаза не запали так, что того гляди провалятся в череп. Все лучше, чем у этой смуглой, пухлой, большеглазой, развратно красивой амнийки! Риган вдруг отчаянно захотелось, чтобы Джахейра поухаживала за ней, как за маленькой, напоила с ложечки горячим липовым отваром, но это было просто глупо. Такие трюки утратили смысл еще до шахт Нашкеля. И если, раздери ее балор, она пережила и смерть Горайона, и папашу-Баала, и подземелье, неужели не справится с каким-то пустяком? В дверь постучали. Риган торопливо сунула зеркальце под подушку и оцепенела, услышав голос Аномена. — Моя леди, дозволите ли мне войти? — Да-да, заходи, конечно! — крикнула Риган и поспешно вытерла щеки и нос. Она уже и забыла о том, что не хотела видеть Аномена. Сейчас ей не терпелось взглянуть ему в глаза, понять, насколько далеко у него дело зашло... с той. — Леди Джахейра сообщила мне, что вы ощутили внезапное недомогание, и попросила отнести липовый отвар. Я понимаю, в вашем состоянии может быть тягостно лишнее беспокойство, но прошу извинить меня тем, что моя тревога... Опрокидываясь на спину под весом пустословия, Риган застонала: — Неужели так трудно спросить: «У тебя все в порядке?» — Я именно это и говорю, моя леди. Аномен аккуратно поставил чашку с дымящимся отваром рядом с изголовьем и остался стоять, очевидно, не желая присаживаться ни на кровать Джахейры, ни на заваленный одеждой стул Риган. Наверное, со стороны они сейчас напоминали композицию «Рыцарь и смерть», где роль Смерти определенно досталась Риган — тощей, унылой и очень несчастной. Она сердито хлопнула ладонью по одеялу. — Может, присядешь? Она практически не сомневалась, что для него такие слова будут сродни предложению разделить постель в каком-то совсем уж неприличном смысле, но злость требовала выхода. Риган свирепо обрадовалась, когда Аномен церемонно опустился на край узкой койки, стараясь не допустить даже малейшего соприкосновения тел. — Знаешь, тебе вовсе не обязательно класть между нами меч. Или цеп. Или о чем там еще ты думаешь. — Простите, моя леди? — рассеянно спросил он. — Да, в самом деле, небольшой жар есть... Его ладонь, широкая и прохладная, без всякого предупреждения опустилась ей на лоб, потом Риган ощутила дразнящее прикосновение к шее. Что ж, теперь она могла не волноваться, что ее маленький обман с простудой раскроется: жар под кожей полыхал уже нестерпимо, а сердце колотилось как сумасшедшее просто от того, как пальцы Аномена, с лекарским бесстрастием, скользили по коже, отыскивая пульс. Она взглянула на него снизу вверх, и ко всем ее бедам едва не добавилось удушье: дыхание сперло от того, каким красивым Аномен выглядел, когда просто молчал и хмурился, сжимая полные соблазнительные губы, почти такие же яркие, как у той девицы. Эта мысль вернула Риган с небес на землю. — Ну, знаешь, как положено, когда рыцарь, у которого есть дама сердца, делит ложе с дамой, у которой есть только беда. — Дама сердца? Она приподнялась — и немедленно получила в руки чашку с отваром. — Маленькими глоточками, моя леди, чтобы не обжечь горло. — Только не делай вид, что не понимаешь! Девушка, с которой я тебя видела... — Вы имеете в виду мою сестру?***
Забытая чашка остывала на столе, а чудесным образом исцеленная Риган восседала на койке, скрестив ноги, совсем даже не огорчаясь тому, что Аномен отодвинулся в изножье кровати — теперь-то между ними не витало никакого призрака в красной накидке. — ...Пока матушка была жива, дела шли не так уж плохо. Ее легкий нрав и деликатность уравновешивали пристрастие отца к бутылке, и Мойра была окружена всей возможной заботой. Но ее болезнь изменила в наших жизнях все. Я покинул дом раньше, чем собирался, а она, еще дитя, осталась на попечении недостойного человека. Я знаю, мне стоило бы поселить Мойру в своем жилище, пока она не станет хозяйкой своего, но в Ордене не слишком хорошо платят, моя леди. Поверьте, я вовсе не имею в виду, что чаша весов с мечом правосудия должна уравновешиваться мешком с деньгами, думать так я оставляю своему отцу, однако... — Явно не зная, как примирить свои принципы с суровой реальностью, Аномен развел руками. — Однако даже благородным рыцарям надо что-то есть, где-то спать и во что-то одеваться, — подсказала Риган. — Поэтому тебе так отчаянно нужна была работа — и доля сокровищ? — К несчастью, так, моя леди. Я могу еще как-то содержать себя, но не Мойру. Что хуже всего, она действительно привязана к нашему отцу и отказывается оставлять его без присмотра, даже если это означает, что мы вынуждены видеться столь редко и тайком. — Но почему? — Почему? Потому что вы видите перед собой плоть и кровь лорда Кора Делрина, его единственного наследника. Недостойного наследника. Считалось само разумеющимся, что я продолжу торгашеское дело Делринов, и когда я предпочел ему служение Ордену Сияющего Сердца, родительская власть была употреблена на то, чтобы лишить меня общества сестры. Меня немного утешает мысль, что подруги матушки опекают и наставляют Мойру, как собственную дочь, но... Может быть, к концу года я все же накоплю на домик где-нибудь в районе Моста. Главное — чтобы там был собственный сад. Без сада мне не уговорить Мойру покинуть ее розы. Взгляд Аномена затуманился, стал мечтательным, — он будто уже видел перед собой пышные цветущие кусты в палисаднике, обихоженные нежными девичьими ручками, — и Риган невольно заулыбалась в ответ: впервые она видела Аномена настолько... похожим на живого человека. «И чего я решила, что влюбилась в Аномена? — с облегчением подумала она. — Теперь же все совсем нормально!» — Не сомневаюсь, у вас обязательно появится этот домик! Свободная от странных чувств, она накрыла его руку своей и легонько погладила: совсем другая на ощупь у Аномена была кожа, как будто более плотная, грубая на костяшках, с тонкими темными волосками у запястья, и из научного любопытства Риган задумалась, в каких еще местах он может быть волосат, — говорят, амнийцы, как южный народ, этим отличаются. Аномен взглянул на их соединенные руки — и, кажется, жар Риган оказался все-таки заразным: смуглые щеки вдруг вспыхнули густым темным румянцем. Похоже, липовый отвар Джахейры все же мог оказаться кстати; почти в панике Риган потянулась за чашкой и только сейчас вспомнила кое-что важное: — Джахейра! Она-то куда подевалась? Их руки сами собой разомкнулись; Аномен непроизвольно потер кисть, точно пальцы Риган оказались слишком для него горячи. — Боюсь, не могу дать вам ответа, моя леди: все, что я получил от нее — это целебный отвар и настоятельное пожелание отнести его вам без промедления... Поэтому, если в моих лекарских умениях нет более нужды... я удалюсь? Кажется, Аномен и сам не знал, какой ответ хочет получить; искушение попросить его остаться тоже вдруг стало очень велико, но вместе с тем Риган не могла избавиться от растущего с каждой секундой подозрения. — Да, удаляйся, — решительно сказала она. Липовый отвар почти остыл, но все еще пах сладостью и медом; зачем-то Риган выпила его до последней капли и по-прежнему сидела, крутя опустевшую чашку в руках, когда дверь хлопнула снова. Обычным размашистым шагом Джахейра прошла к своей койке, едва взглянув на Риган. — Что ж, хорошо, что снадобье тебе помогло, дитя: выглядишь ты намного лучше, — только и обронила она, прежде чем заняться своими свитками, как ни в чем не бывало. — Госпожа Джахейра! — начала Риган, но с этими двумя словами как будто вышла вся ее храбрость. — Вы это... нарочно?... Прислали... Аномена... Вот как вы додумались... Шелест пергамента стих лишь на секунду. Джахейра подняла голову. — По-твоему, я сама никогда не была влюбленной девчонкой? — с неожиданной резкостью выпалила она и вновь отгородилась своими друидскими премудростями от всего мира.