I've been dancing on top of cars and stumbling out of bars I follow you through the dark, can't get enough you're the medicine and the pain, the tattoo inside my brain... jonas brothers - sucker
Чонину хочется спать. Прошлую ночь он, как обычно, провел, утопая в водовороте веселья. Алкоголь, доступные женщины, легкие наркотики – он и сам себе затрудняется ответить, когда это стало такой же привычной частью его жизни, как двойной эспрессо по утрам. Именно с помощью данного напитка он пытается сейчас прийти в себя, обжигая губы и пальцы, но упорно проглатывая ароматную смесь. — Что с тобой сегодня? — красивая женщина средних лет, сидящая рядом с ним на пассажирском сидении, недовольно кривит губы. — Выглядишь так, будто тебе белый свет не мил. — Не мил, — раздраженно отвечает он, нервно сигналя впереди стоящему автомобилю. Утро в Сеульской пробке – не самое приятное времяпровождение. — Ты привлекаешь внимание, — чеканит женщина. — Хочешь, чтобы нас поймали с утра пораньше? Пресса сойдет с ума, — она скрещивает руки на груди, отворачиваясь к окну. — Твой муж сойдет с ума, — парирует он. — Ким Чонин, — его спутница широко распахивает глаза, снова поворачиваясь к нему, — как ты вообще со мной разговариваешь?! — она буквально задыхается от захлестнувшего ее возмущения. — Так ты благодаришь меня за дебютную роль? Или раз режиссер твоего нового фильма – не мой муж, ты решил, что достаточно с меня поимел? Ты что, нашел себе новую женщину? — Да отвали ты, — выплевывает он. — Это не я бегал за тобой полгода, чтобы заделать в свои любовники. — Мерзавец! — ее красивое лицо искажает гримасса гнева. — Я ведь люблю тебя! А как ты со мной поступаешь?! Думаешь, я не знаю, что ты постоянно крутишь на стороне шашни? Ты получил благодаря мне престижную награду! За дебютную роль! — Я получил ее благодаря своей игре, — устало произносит он, морща лицо, словно от зубной боли. — Если бы я был бездарностью, то имя твоего мужа не помогло бы мне получить награду за лучшую мужскую роль. Пожалуйста, успокойся, — он вздыхает. — Я не в настроении для споров. Она говорит что-то еще, но он не слушает – все его внимание внезапно приковывает пешеходный переход, а точнее, девушка, переходящая дорогу. Он не видел ее уже больше пяти лет – но она выглядит так же, как и в его воспоминаниях: лицо без грамма макияжа – такое же детское, такое же красивое и невинное, стройная фигурка и длинные темные волосы. Единственное, что не совпадает с картинкой в его голове – она сегодня одета очень элегантно: белая блуза с рукавами-фонариками, расклешенные светло-голубые джинсы, босоножки на каблуке и кремовая сумочка на массивной цепочке. Она ярко улыбается, ведя за руку очаровательного ребенка — и Чонин понимает, как Дженни Ким, должно быть, выглядела в детстве, потому что девочка, шагающая рядом с девушкой – практически точная ее копия. Ребенок что-то увлеченно рассказывает, и Дженни искренне смеется, прикладывая ладонь к груди и запрокидывая голову. Сомнений нет – перед ним Колючка-нуна... с дочерью. — Посиди тут, — Чонин даже не смотрит в сторону любовницы, не отрывая взгляда от старой знакомой, чтобы не потерять ее фигурку в толпе. Он спешно натягивает кепку и маску, выходя из машины. — Ты с ума сошел?! — кричит ему вслед женщина, но он будто ее не слышит. — Глупый мальчишка! — она обессиленно роняет голову на грудь, но внезапно машины в пробке начинают двигаться, и ей не остается ничего другого, как перебраться на водительское сидение и начать выглядывать место для парковки. Он быстро нагоняет неспешно идущую девушку – теперь он отчетливо слышит ее голос, что бальзамом разливается по его зачерствевшему сердцу. Ему плевать, что, должно быть, он ведет себя, как законченный сталкер – парень не в силах остановиться, но и окликнуть ее после стольких лет разлуки тоже не решается. — Мамочка, а я вчера вместе с бабушкой сочинила новое стихотворение, — Чонин слышит звонкую речь малышки, что обращается к Дженни на безупречном английском, и после этих слов сомнений, что эта девочка – ее дочь, не остается. — Правда? — искренне удивляется девушка. — О чем оно? — О ком, мам, — серьезным тоном поправляет ее дочь. — Конечно же о тете Лили. — Джес, — он слышит в голосе Дженни поддельную обиду. — О тете Лалисе есть уже пять стихов, а о твоей мамочке – всего два, — парень улыбается, когда слышит еще одно родное имя. — Потому что тетя Лили самая красивая на свете, — бесхитростно отвечает малышка. — Она как Белоснежка. А это моя самая-самая, — она вырывает крохотную ладошку, крепко обнимая себя за плечи, — пресамая любимая принцесса. — А мама тоже принцесса? — спрашивает Дженни, ласково гладя малышку по голове. — Мама – Покахонтас, тетя Рози – Рапунцель, — увлеченно перечисляет девочка. — Это тоже мои любимые принцессы, но уже после Белоснежки. Мам, — она дергает девушку за руку, начиная капризничать, — почему я не могу разговаривать везде на английском? Я хочу не только в садике, но везде-везде. У меня болят щеки, когда я долго говорю по-корейски. — Любовь моя, — смеется Дженни, — ты можешь говорить на любом языке, но не все здесь понимают английский. Ты должна уважительно относиться и к корейскому – это твой родной язык. — А мой папа тоже говорит по-корейски? — спрашивает малышка и Чонину не нужно видеть лицо девушки, чтобы понять, что этот вопрос выбивает ее из колеи. — Да, милая, — отвечает она севшим голосом. — Тогда я буду много-много говорить по-корейски – когда я встречу папу, я смогу сказать ему много-много разных слов. А то он может не понять меня тоже, да, мам? — девочка радостно хлопает в ладоши. — Да, милая, конечно, — парень замечает, с каким трудом даются Дженни эти слова. Далее две фигурки скрываются за воротами частного детского сада, и Чонин понимает, что дальше ему дороги нет – он не может рисковать, пытаясь прорваться в детское учреждение – если его заметят, то могут неправильно понять. — Привет, нуна, — произносит он в пустоту. — Наконец-то мы встретились.***
— Что с тобой сегодня не так, парень? — Хосок с глухим шлепком бросает папку с текстом на стол. — Ты рэпуешь, как пятилетка, — он переглядывается со вторым продюссером, что сидит напротив, будучи мрачнее тучи. — Соберись, Кай, — низкий голос молодого мужчины с крашеными в белый волосами заставляет руки Чонина покрыться мурашками. — Если ты так же дерьмово исполнишь эту песню во время записи, клянусь – это будет последнее, что я для тебя напишу. — Черт, — Ким зарывается пятерней в волосы, откидываясь в кресле. — Извините, — бормочет он куда-то в сторону. — Не могу собраться. — Решил подзабить на музыку, как начал в кино сниматься? — Хосок закуривает, на автомате протягивая пачку коллеге – тот кивает, молча вытягивая одну сигарету. — Нет, — мотает головой Чонин. — Мне музыкой заниматься нравится больше, чем актерством. — Так в чем дело? — еще больше раздражается Чон. — Звучит, пиздец, как неубедительно! Ты совсем не пытаешься прочувствовать текст. Флоу к чертям собачьим запорол! Рэп должен быть с ноткой агрессии – она продинамила тебя, парень, разбила сердце, ты опустошен, — Хосок встает с кресла, начиная прохаживаться по студии. — Она желает тебе всего хорошего – ты посылаешь ее в ад! — он со злостью смотрит на парня, что с понурым видом сидит в кресле. — Так какого хрена ты звучишь так, будто побежишь за ней, стоит ей поманить тебя пальцем? — Потому что, — Чонин встает, — если бы она поманила – я бы побежал. Даже в ад, наверное, — он покидает студию, оставляя двух продюссеров пребывать в полнейшей растерянности.