Вывод — то место, куда вы приходите, устав от размышлений.
Неизвестный автор
***
Поздний вечер — солнце садится, отбрасывая последние золотые лучи на землю, прежде чем передать бразды правления ночной тьме. Ветер кружит над полями, играя с травой и опавшими листьями. Вздохнув, Лави кладёт свои пожитки на землю — они шли весь день, дорога от Чёрного Ордена до ближайшего города очень и очень длинная. Когда-то было необходимо, чтобы организация располагалась вне досягаемости людей, но теперь это не имеет значения — официально Ордена и вовсе больше не существует. Лави научился называть Орден своим домом, и это странно и немного грустно — не иметь места, куда можно было бы вернуться. Однако когда рыжеволосый поднимает глаза к открытому небу, то понимает, что всё не так уж плохо — несмотря на то, что экзорцисты больше не вместе, воспоминания и узы по-прежнему остаются с ним. Кстати об этом… Лави переводит взгляд с чудесного пейзажа на Канду, который тоже опустил свой фонарь на землю. Глаза мечника также устремлены на расстилающиеся перед их глазами бескрайние поля и длинные дороги. Лави знает, что Канда присоединился к нему добровольно — в конце концов, в мире не существует человека, который мог бы заставить этого упрямца сделать то, чего он не хочет, — однако ворчливый голос в его голове упорно твердит, что он втянул Канду в то, во что не следовало. Лави не знает, что ожидает его в будущем, не знает, куда приведёт его путь Книгочея — но, по крайней мере, он отдаёт себе отчёт в том, что делает, знает о своём клане, понимает, кем должен быть и что делать. О Книгочеях за пределами их клана известно очень немногое, поскольку те не хотят, чтобы о них знали — ни об их работе, ни об их личностях. Так что... Канда до сих пор толком не знает ни о нём, ни о том, во что ввязался. — Ты не хочешь ни о чём спросить? — выпаливает Лави, прежде чем как следует подумать — это беспокоит его уже довольно давно. Он просто не может поверить, что у Канды нет абсолютно никаких вопросов — человеческий разум всегда переполнен ими, не только он любопытен. Канда поворачивается к нему лицом. В синих глазах мелькает удивление. — Нет, — отвечает он, отступая на шаг и прислоняясь спиной к каменному склону возвышающейся рядом скалы. Некоторое время мечник молчит, изучая его взглядом, прежде чем заговорить снова: — Хотя... Я ведь всё ещё могу называть тебя Лави, верно? Лави недоверчиво смотрит на Канду — неужели из всех вопросов, которые тот мог бы задать, этот беспокоил его больше всего? Он смущённо посмеивается, поднимаясь на ноги и рассеянно проводя рукой по рыжим прядям. — Да, наверное. — Лави на миг замолкает. Улыбка озаряет его лицо, и он склоняет голову набок. — Было бы странно, если бы ты называл меня Книгочеем, так что да. Да, это было бы слишком неловко. Они делятся воспоминаниями о старой панде, которые Лави ценит больше, чем сможет когда-либо признать. Старый чудак тоже был не просто чернилами на бумаге. — Кроме того... — Голос Лави чуть подрагивает, когда он ловит взгляд Канды. — В любом случае, Лави — важная часть меня. Ему потребовалось много времени, чтобы понять, кто он такой. Он до сих пор не совсем уверен, однако он знает, что Лави был с ним так долго, что невозможно просто отбросить его в сторону, зарыть глубоко в землю, чтобы его никогда больше не нашли. Он не знает, полностью ли он Лави или лишь отчасти, но поскольку Канда с ним, ему всё равно. С мгновение они оба молчат, однако через некоторое время Лави разрушает эту хрупкую паутину — не потому, что ему неловко, а потому, что ему всё ещё трудно в это поверить. — Больше никаких вопросов? Например, о моём настоящем имени, клане Книгочеев или ещё о чём-то в этом роде? — Тч. — По мнению Канды, всё не так уж сложно — он спросит, когда ему нужно будет знать, потребует объяснений, когда в таковых будет необходимость. Что толку заранее знать о вещах, которые сейчас не имеют значения? — Я же говорил тебе, не так ли? — В его тоне сквозит лишь намёк на раздражение — они уже проходили через подобное раньше, — когда он смотрит Лави в глаза. — Ты — это ты. Вот что важно. Лави смеётся, чувствуя, как необъяснимое тепло разливается по всему телу, доходя до самого сердца — ему следовало бы знать Канду лучше. Да, он помнит, как Канда говорил ему об этом — как он мог забыть?! — но помнит и то, что произошло потом. Рыжеволосый не спускает с Канды пристального взгляда, шаг за шагом сокращая расстояние между ними, и, остановившись прямо перед мечником, упирается рукой в холодный камень стены рядом с головой Канды. — Кроме того, я единственный, кто может тебя трахать, верно? — Идиот, — всё, что Канда может ответить, глядя на счастливую улыбку на лице Лави — прежде чем сметает её, впиваясь губами в его губы. Лави это нисколько не смущает — он немного выше Канды, и легко использовать эту небольшую разницу в росте, чтобы углубить поцелуй. Пока их языки переплетаются в танце, руки нетерпеливо движутся — ладони Канды задирают рубашку рыжего, прослеживая пальцами мышцы, пока пальцы Лави расстёгивают пуговицы на рубашке Канды и стягивают её. Он мысленно благодарит его за то, что Канда больше не носит форму — как бы горячо он в ней ни выглядел, раздеваться было задачей не из лёгких. На миг оторвавшись друг от друга, уже тяжело дыша, они избавляются от рубашки и пончо Лави — как и много раз прежде, одежда оказывается небрежно сброшена на землю. Лави обхватывает ладонью щёку Канды, ведёт пальцами по заалевшим губам. Что-то мелькает в глазах Канды, и это единственное предупреждение, которое получает Лави — прежде чем его любовник размыкает губы, медленно втягивая один палец в жаркий влажный рот. Глаза Лави расширяются, дыхание на миг перехватывает — и от шока, и от удовольствия. По какой-то причине он ловит себя на том, что пленён движением губ Канды, скользящим по его пальцам, тем, как его язык вылизывает их — Лави понимает, что его дыхание учащается при виде этого зрелища. Всего один взгляд в глаза Канды говорит ему, что тот всё прекрасно понимает — полностью осознаёт, как именно и в какой степени это влияет на Лави. Однако вскоре Канда выпускает влажные пальцы изо рта и одаривает Лави лёгкой хищной улыбкой. Этого достаточно, чтобы вырвать того из оцепенения — он снова вжимается в него всем телом, просовывая колено между ног мечника и требовательно целуя его. Пока они впиваются друг другу в губы, Лави скользит ладонью по спине Канды и, добравшись до пояса брюк, чуть приспускает их. Затем он просовывает смоченные чужой слюной пальцы Канде между ягодиц и, прикусив нижнюю губу мечника, проталкивает один палец внутрь. Канда стонет от внезапного вторжения, прерывая поцелуй — прошло много времени с тех пор, как они занимались этим в последний раз. Он запрокидывает голову, прислоняясь затылком к холодному камню, а его пальцы пробегают по груди Лави, выписывая на коже абстрактные узоры. Лави ведёт языком по мочке уха Канды. — Расслабься. — Он двигает пальцем взад-вперёд, затем осторожно добавляет ещё один, растягивая — его свободная ладонь скользит по шеи Канды к груди, играя с соском. Горячий рот спускается ниже — от мочки уха к шее, к надплечью, к плечу. Канда дрожит от его прикосновений. Лави прикусывает нежную кожу, понимая, каким был идиотом, когда думал, что сможет отпустить. Через некоторое время Канда решает, что с него хватит прелюдии — пора двигаться дальше. — Продолжай, — хрипло выдыхает он. Синие глаза темнеют, становясь почти чёрными, и мутнеют от вожделения. Лави не отстраняется — только убирает пальцы, не пропуская ни единого шипения изо рта Канды. Его ладонь ложится на шею юноши, пока он покусывает след от недавнего укуса. — Я не хочу причинять тебе боль. До затуманенного сознания Канды не сразу доходит, что имеет в виду Лави. А когда он наконец осознаёт смысл сказанного, то недоумевающе смотрит на любовника, пытаясь понять, почему — раньше это никогда не имело большого значения. — Всё нормально. — Нет, — возражает Лави, поднимая голову и глядя Канде в глаза, пока его пальцы перебирают иссиня-чёрные волосы. Возможно, глупо спорить из-за чего-то подобного — особенно в том состоянии, в котором они сейчас находятся, — но в кои-то веки Лави хочет показать Канде, как он его ценит. Это нелегко выразить словами, но... Честный, любящий взгляд Лави без слов говорит Канде обо всём, что ему нужно знать. Однако это не меняет того факта, что у них нет ничего, что можно было бы использовать в качестве смазки. Канда закрывает глаза и вздыхает: — Хорошо. Затем, к удивлению Лави, он сжимает того за плечи и они меняются местами — теперь Лави оказывается прижат спиной к каменной поверхности. Рыжеволосый уже намеревается запротестовать — он тоже не хочет, чтобы Канда трахал его насухую, хотя это и может показаться возбуждающим, — но Канда решительно затыкает его поцелуем в губы. Руки мечника скользят вниз по торсу Лави к его брюкам; он расстёгивает ширинку, запуская пальцы под ткань и крепко сжимая чувствительную плоть. Лави стонет, но Канда ещё не закончил — он стягивает с Лави брюки, опускаясь на колени. Положив ладони на бёдра любовника, Канда бросает на него взгляд, замечая его растерянность. — Не задуши меня. — Единственное предупреждение, которое получает Лави, прежде чем губы Канды касаются его члена. Лави запрокидывает голову — только для того, чтобы удариться затылком о камень, — из его горла рвётся сдавленный стон. Он ожидал от Канды чего угодно, но не подобного. Впрочем, он не жалуется — губы Канды обхватывают его член, лаская чувствительную кожу непредсказуемыми движениями. Лави царапает ногтями каменную поверхность и вновь стонет, изо всех сил стараясь не обхватить голову Канды ладонями и не начать вбиваться ему в рот — он знает, что любовник прибьёт его, если он сделает подобное без разрешения. Когда Канда заглатывает его член целиком, он почти теряет самообладание — ему удаётся держать руки при себе, но он не может не толкнуться бёдрами навстречу этому горячему рту. Однако Канда крепче стискивает его бёдра, лаская член губами и языком по всей длине. Он знает, когда можно использовать зубы — достаточно осторожно, чтобы привнести ощущение опасности в игру, — знает, как и где провести языком, и точно знает, что делать, чтобы свести Лави с ума. Когда Лави вновь неосознанно подаётся навстречу, Канда отстраняется — заработав недовольный, помутневший от вожделения взгляд, — встаёт и, глядя на любовника, вытирает рот тыльной стороной ладони. На губах Канды появляется лёгкая усмешка, его глаза искрятся весельем. Они смотрят друг на друга, и Лави не может удержаться от улыбки. Видеть улыбку Канды — большая редкость, и Лави надеется, что теперь, когда прошлое по большей части осталось позади, он сможет чаще становиться свидетелем подобного зрелища — и надеется, что причиной тому может быть именно он. Однако он ничего не говорит — лишь притягивает Канду ближе, целуя его. Когда их языки переплетаются, Лави может ощутить вкус собственного семени — это кажется грязным, но так заводит... Канда прижимается ближе, скользнув ладонью по шее Лави к его обнажённой груди, пока их языки борются за доминирование, что, в общем-то, не имеет большого значения: оба знают, чем это закончится, но это не мешает им пробовать, лизать, подталкивать друг друга к грани. Когда Лави решает вновь поменяться местами, Канда не возражает. Не тогда, когда колено Лави втискивается ему между ног, рука скользит вниз по груди, а губы касаются его губ. Лави прерывает их поцелуй и трётся коленом о всё ещё обтянутый брюками возбуждённый член Канды, вырывая у любовника сдавленный стон. Рыжеволосый улыбается, вновь кусая его в шею, дразняще ласкает пальцами сосок. Одновременно с этим он запускает свободную ладонь в брюки Канды, касаясь вставшего члена. В своём нынешнем положении Канда мало что может сделать, поэтому он сосредотачивается на рвущихся из горла тихих стонах и вздохах. Лави ухмыляется, зализывая и посасывая только что оставленную им метку — он надеется, что она останется на коже Канды, и тогда он сможет сказать всему миру, что этот юноша принадлежит ему. Это очень собственнически и очень глупо, но он ничего не может с собой поделать — ему надоело прятаться. Хотя остальные члены Ордена, вероятно, поняли правду, когда они ушли вместе. Одна только Линали не казалась шокированной (кажется, эта девушка и правда не от мира сего) — она лишь улыбнулась им и попросила заботиться друг о друге. Лави нравится, как Канда дрожит от прикосновений — он единственный, кто может довести его до подобного состояния. После очередного поддразнивания Канда решительно упирается рукой в грудь Лави, вынуждая того отстраниться. — Давай уже, — рычит он. Его дыхание участилось, губы припухли от поцелуев, на шее багровеет след от зубов — разве Лави может ему отказать? Они избавляются от брюк Канды в считанные секунды. После этого он обхватывает Лави за шею, притягивая того ближе, так что их лица находятся в нескольких миллиметрах друг от друга. — Лицом к лицу, — коротко сообщает Канда — не то чтобы он возражал, если бы это происходило спиной, однако после такой долгой разлуки… Он хочет видеть лицо Лави. Не дожидаясь одобрения — впрочем, кому оно нужно? — Канда сокращает расстояние между ними, скользнув языком в рот любовника. Лави одобрительно стонет, сжимая бёдра Канды — они располагаются так, что Канда оказывается прижат спиной к каменному склону, его ноги обхватывают талию Лави, а руки Лави ложатся ему на бёдра. Возможно, не самая удобная позиция для них обоих, но когда член Лави — скользкий от предсемени и слюны — проталкивается в Канду, всё остальное отходит на второй план. Лави стонет, когда жаркая теснота плотно охватывает его — слишком долго, слишком давно... Канда шипит, изо всех сил стараясь дышать глубже и ровнее, потому что ему чертовски больно. Рыжеволосый заставляет себя немного повременить, чтобы дать тому привыкнуть — в подобной позе сложно отвлечь любовника от болезненных ощущений, но он снова касается языком его шеи, посасывает пульсирующую жилку. В конце концов дыхание Канды немного успокаивается, но Лави всё ещё не решается начать двигаться — он знает, что неприятные ощущения постепенно уступят место удовольствию, но по-прежнему боится сделать Канде больно. Особенно теперь, когда наконец в полной мере осознал глубину своих чувств. Лави на пробу двигает бёдрами — ответом ему служит нечто среднее между стоном и шипением, сорвавшееся с губ Канды — и решает, что этого достаточно. Но что касается отвлечения внимания… Лави прижимается губами к ушной раковине Канды так близко, как только может, покусывает мочку, прежде чем заговорить. Горячее дыхание щекочет чувствительную кожу. — Знаешь... Я люблю тебя. Прежде чем Канда успевает что-либо ответить, Лави вновь двигается, на этот раз выходя почти до упора и вновь толкаясь глубоко внутрь — снова и снова. Канде остаётся только цепляться за него, впиваясь ногтями в плечи и тяжело дыша. После ещё нескольких толчков Канда тоже начинает двигаться — приподнимается и опускается на член Лави, пока тот входит в него. Оба стонут, когда Лави задевает простату — Канда запрокидывает голову, ударяясь о камень. Двигаясь всё быстрее и быстрее, они выстраивают ритм — Лави задаёт темп, но Канда подаётся ему навстречу с каждым толчком. Член Лави снова и снова вбивается внутрь, позволяя каждый раз стимулировать особо чувствительное место, проникать глубже. Пока они двигаются, Канда едва ли не до крови стирает кожу спины о зубчатые каменные выступы — это больно, но боль смешивается с удовольствием, делая его ярче, острее. Канда тянется к нему, их лбы соприкасаются, губы прижимаются к губам — не более чем проявление нежности посреди страсти и наслаждения, но для них это важно. Канда кончает первым, с именем Лави на губах — Лави следует за ним, почти выкрикивая имя Юу, ошеломлённый силой накатившего волной оргазма. Хватка Лави ослабевает, и Канда сползает на землю, едва замечая, как болит его спина. Лави тоже падает на землю, по-прежнему держа руку на бедре Канды. — Лави, я... — начинает Канда, но осекается, и когда тёмные глаза встречаются с зелёным, Лави понимает, что тот хочет сказать. Лави, покачав головой, прижимает палец к губам Канды. Во взгляде и голосе сквозит тепло. — Я знаю. Так что... не заставляй себя, ладно? Лави знает, что Канде он не безразличен. Он знает, что Канда дважды потерял Алму — единственного, кого он когда-либо любил, — что Алма всё ещё занимает особое место в его сердце. Ничего удивительного, что Канда не может заставить себя произнести подобные слова. Но это не значит, что его эмоции незаметны — Канда более искренен с Лави, чем был с кем-либо, а Лави может читать людей как открытую книгу, может читать Канду. Он видит всё, что ему нужно, по действиям Канды, по его глазам. Канда смущённо опускает взгляд — всего три слова. Он мог сражаться с Акума, мог сражаться с Ноями, однако не может признаться в своих чувствах. Лави мягко касается его подбородка, заставляя Канду посмотреть на него. На губах Книгочея играет лёгкая, понимающая улыбка — а затем он склоняется ближе и целует его. Канда лениво отвечает на поцелуй, теряясь в ощущении того, что его любят, понимая, что слова действительно не имеют большого значения.