Жизнь заново

Тёплая пора держала свои позиции в Шотландии, с успехом оттесняя холодные дуновения с севера. Если и отправляться в путешествие по острову, то нельзя было найти лучшего времени. Всё вокруг медленно желтело, краснело и переливалось в ещё согревающем солнечном свете, словно языки пламени. Град листьев-искр сыпался от порывов ветра и с шелестом покрывал землю, распространяя этот огонь. Кенни собирал вещи, чтобы на какое-то время покинуть Эдинбург. Вся Шотландия лежала перед ним, как развёрнутая на столе карта. Нужно было только выбрать направление и следовать ему. Выбор совершался по большей части по наитию, потому что определённого плана у Кена не было. Для начала он отправился самый большой город Шотландии, её негласную вторую столицу, Глазго. Наверное, этот город имел бо́льшее влияние на страну, чем его официальная столица. Его можно было бы вполне назвать мегаполисом, в то время как Эдинбургу этот статус подходил с натяжкой. В Глазго жил его младший брат, последняя ниточка из первой жизни. Скотт перебрался из родного Ливингстона в Глазго с женой, где они со временем осели и оба развили музыкальную карьеру. Младшего Ханлона тянуло к музыке вслед за отцом и старшим братом, а после он связал с этим и семейную жизнь, ведь его супруга была настоящей певчей птицей и достойным мастером своего дела. Неизвестно, что больше укрепляло этот союз: личные чувства или профессиональный интерес; возможно, и то и другое. Можно было сказать точно, что он был прочным несмотря ни на что. Ребёнок Скотта уже тоже был достаточно взрослый и учился в колледже. Лили, младшая дочь Кена, часто проводила время в семье своего дяди, которая восполнила пробелы из её собственного детства из-за отсутствия в нём родителей. Сам Кенни в современном Глазго ни разу так и не побывал. Иногда только приглядывал за братом сверху, а сейчас выдалась возможность наверстать упущенное. Несмотря на то, что город находился всего в паре часов езды от Эдинбурга, он был совсем другим: постоянная оживлённость на улицах, яркие граффити на зданиях, отсвечивающие на солнце стекла. На слух Глазго тоже воспринимался иначе, начиная от накатывающего шума улиц до особого акцента его жителей. Здесь не было за́мков, старого каменного города, выложенного брусчаткой, как в Эдинбурге, а среди исторических мест самым выдающимся было здание университета, чья башня, окружённая зеленью, гордо возвышалась над городом. Будучи в чём-то полной противоположностью Эдинбургу, Глазго было далеко до огромного, похожего на переполненный муравейник, Лондон. Тем не менее идущий далеко вперёд в гонке со временем мегаполис сохранял в себе дух Шотландии, который во что бы то ни стало помнил своё прошлое и держался за него как основу, на которой можно строить будущее. Кен старался найти то же самое: собрать своё прошлое, восстановить себя таким, какой он есть, и на основе этого идти дальше. Глазго был лучшим примером для подражания: в стенах старого университета город воспитывал новое поколение, которое гналось за прогрессом и вело город за собой; готический собор, окружённый новыми зданиями, хранил старую душу города, не мешая ей раз за разом обновляться. Глазго был основным центром экономики, культуры и много чего ещё в Шотландии, и поэтому развлечений для современного человека здесь было в достатке: несколько клубов, концертных площадок, множество баров. Так под руку подвернулся план на вечер: Кенни попал на концерт местной группы. Их музыка была бодрой и энергичной, на слух сразу чувствовалось влияние старой школы. Сильный голос вокалиста, молодого парня с копной коротких кудрявых волос, был хорошо поставлен и гармонично ложился на инструментальную основу. Каждый участник группы любил то, что делал, они посылали сильную энергию публике, а она отвечала на это взаимностью. Возможно, эти парни были местными завсегдатаями, в частности в этом клубе, и аудитория уже была с ними знакома. Заряженная атмосфера встряхнула Кена и, похоже, даже разбудила в нём творческую жилку. Он решил запомнить эту группу просто на всякий случай и, если представится возможность, познакомиться поближе с их песнями. После небольшого концерта у музыканта чесались руки, чтобы взяться самому за инструмент и что-то сделать, хотя бы попытаться, но в то же время он понял, что не совсем готов вернуться к этому, пока в голове был беспорядок. Трудно ставить ноты и гармонию в ровный строй, когда самого сложно держать в руках, хотя с этим проблем уже почти не было. Кен надеялся, что по возвращению в Америку всё наладится, и он сможет окончательно вернуться к музыке. С этими мыслями он вышел на улицу. Прохладный воздух был пронизан холодными белыми и светло-жёлтыми бликами. Это мерцание не давало тепла и достаточное количество света, но будто заменяло сияние звёзд, которое меркло на фоне огней большого города. По дороге в отель Кенни думал, что и в этом городе было что-то родное и особенное. Пусть его напрямую ничего не связывало с этим местом, но он чувствовал себя комфортно. Глазго помог ему убедиться в своих перспективах и снова поверить в свои силы. Внутри будто что-то проснулось: будто пламя, в котором была его жизнь, разгорелось ещё сильнее после подброшенного полена. Понемногу Кен оживал. Если планы на обозримое будущее перестали быть проблемой, то с прошлым, было сложнее. Решением этих вопросов стали уроки истории, которые Кенни надеялся найти на севере страны. Октябрь, так называемый жуткий сезон, был как нельзя подходящим временем для визита в такие места, как старые замки и туманные горные долины. Оставив мегаполисы позади и обратившись в сторону Нагорья, будто подходишь к тонкой грани, которая отделяет обычную жизнь от чего-то загадочного. Кен не был очень суеверным, но интерес к местным легендам у него был давно, а после того, через что он прошёл, став ангелом, сверхъестественное прочно укрепилось в его жизни. У Кена было какое-то предчувствие, но пока было неясно, что за этим крылось. Оно появилось ещё во время прогулок по Лондону, но после приезда в Шотландию усилилось по неизвестной причине. Кенни покинул Глазго пару дней спустя. Следующим пунктом назначения был замок Килхурн, который располагался у подножия Нагорья. Вечером Кен сел на поезд из Глазго чтобы добраться до Лох-О, где и стоял замок. Половина пути тянулась вдоль воды, которая трещинами раскрошила остров на неровные кусочки, соединив озёра и заливы в одну сложную систему, пустившую корни вглубь острова. Кенни смотрел в окно и провожал ещё один уходящий день. Небо почти полностью потемнело, только у горизонта виднелись алые и тёмно-фиолетовые полосы света. Где-то постаревшим серебром отливали облака, в которых прятались звёзды. Через какое-то время после первой станции на фоне холмов промелькнули огни порта Глазго на другой стороне залива, после чего поезд взял курс на север, держась ближе к надёжной суше. На окна падали тени пролетающих мимо деревьев, которым вторил мягкий, немного приглушённый свет в салоне. Кен укутался в куртку и почувствовал лёгкое ощущение уюта и безопасности. Это было похоже на воспоминание из детства, когда от страха прячешься под одеялом во время грозы, а потом приходит мама и успокаивает, защищает от буйной непогоды, отчего незаметно приходит сон. Несмотря на покой неясное предчувствие снова проснулось. Сначала он думал, что это что-то в роде паранойи, которая появилась из-за постоянных нервных расстройств, но успокоительные на него не действовали, значит это было что-то другое. За этими мыслями прошло ещё какое-то время, и позади осталась уже половина пути. Поезд тихо скользил по рельсам от одного городка к другому. За окном уже совсем стемнело, показался тонкий месяц. До Лох-О оставалось ехать примерно час. Кен достал из кармана часы. Стрелки показывали почти десять. Под покачивание вагона Кенни начинало клонить в сон, но нужно было подождать, пока он не доберётся до места. Кен прибыл к Лох-О посреди ночи. Покидать тёплый вагон жутко не хотелось, но пришлось выйти навстречу прохладной ночи. Свежий воздух немного взбодрил, из-за чего по коже побежали мурашки. Станция находилась на небольшой возвышенности совсем рядом с озером. В светлое время суток оттуда можно было увидеть замок Килхурн, но сейчас в свете нескольких фонарей, тянущихся вдоль путей, тонкого месяца и мигающих на тёмно-синем небе звёзд, можно было разглядеть только узкую платформу, лестницу наверх, еле заметное движение на поверхности озера, а на другой его стороне — нечёткие контуры гор. Прямо над станцией располагалось здание одного из местных отелей, построенное из серо-коричневого камня, с круглой остроконечной башенкой. Только переступив порог номера, он понял, насколько устал. Пусть дорога и была недолгой и прошла в комфортных условиях, она вымотала. Усталость напоминала, что восстановление духа и тела ещё далеко от завершения. В путешествии стоило быть осторожным и оставлять время на отдых вопреки накатившему азарту. Во второй половине дня, через несколько часов после полудня, Кенни наконец выбрался из отеля. К счастью, дни были долгие, поэтому торопиться было некуда. Погода испортилась за утро: набежали светло-серые тучи, будто обещая дождь, дул несильный, но холодный ветер, в воздухе была по-настоящему осенняя промозглость. Кен будто находился на совсем другом конце острова, а солнечные тёплые дни остались где-то далеко на юге, на равнинах. Однако плохая погода не повод отменять запланированную прогулку. Особенно это популярно на Британских островах, потому что никогда не угадать: вдруг природа смилостивится и отменит проливной дождь, обещанный прогнозом погоды. Этот негласный закон, как и то, что вылазка из дома всегда стоила того, он усвоил как коренной британец ещё с самого детства. Озеро Лох-О было одной из длинных узких трещин, проходивших по рваному западному краю острова Великобритания. Старый замок красовался в его самой северной точке, спрятавшись в долине, окружённой холмами и горами. Мрачная погода как нельзя украшала это место, окрашенное зелёным с коричневым. Небольшой полуостров, на котором находился замок, был ровной просторной площадкой с пологими берегами, выходящими к озеру и огибавшими его. К западу высились горы, которые стали лучшим задним фоном, если посмотреть в сторону замка с противоположного берега. Сам же замок был небольшим и не очень впечатлял, как королевские замки в Эдинбурге или Стерлинге, но слыл одним из самых известных в Шотландии. От строения остался только повреждённый каркас из тёмно-серого камня, а в башнях были обломки лестниц, умело прятавшихся вдоль стен. Пустые окна и уцелевшие бойницы устало смотрели на долину, встречая всё новых и новых любителей истории или красивых видов. Замок стоял на небольшой возвышенности, что добавляло ему в росте, хотя самая высокая башня едва ли дотягивалась до четвёртого этажа. Когда Кенни походил к замку, он снова ощутил странное предчувствие, которое застало его по дороге сюда. Вряд ли в замке жили какие-нибудь приведения. Здание выглядело слишком пусто даже для средневекового, не считая нескольких туристов и фотографов, гулявших по округе. Кен бродил между разрушенных стен, иногда дотрагиваясь до холодной шершавой поверхности. В какой-то степени он чувствовал единение с этим местом: внутри него было также пусто, как в этом замке; от него тоже остались только пустые руины, забытые и брошенные на произвол времени и дождей. Между голыми повреждёнными стенами с выбоинами и трещинами бродил ветер, жалобно завывая в круглых башенках без крыш. Вид из окон открывался на ровную гладь озера и пустой пейзаж вокруг. Картинка была не самой вдохновляющей. От этих мыслей стало очень тяжело, из-за чего стены и без того маленького замка будто сдвинулись ближе, нагнетая неожиданный приступ клаустрофобии, несмотря на отсутствие какой-либо крыши. Кенни стоял на площадке одной из башен и смотрел на озеро, стараясь удержать себя в руках, чтобы спокойно спуститься по лестнице на твёрдую землю. Глубокие медленные вдохи и нащупанные в кармане часы сделали своё дело, после чего он спустился к берегу озера. Ветер покрывал водную гладь лёгкой рябью, похожую на мурашки, пробегающие по коже. В воде отражалось серое небо и серо-коричневые холмы. Снаружи Кен почувствовал облегчение и отправился бродить вокруг озера, стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей. Добравшись до другого берега, до открытого места, которое использовалось как смотровая площадка с тем самым знаменитым видом на замок, он вспомнил один небольшой эпизод из первой жизни. Трудно было сказать, было это связанно именно с Килхурном или воспоминание пришло только из-за схожих эмоций. Это была поездка не то с семьёй, не то с друзьями в какое-то подобное место (может, это и правда был замок Килхурн). Кенни тогда тоже переживал какие-то личные трудности, поэтому чувствовал себя не очень хорошо. Он вышел прогуляться в одиночестве, чтобы прийти в себя. Был холодный вечер, а он вышел в одном свитере, который плохо защищал от колючего воздуха, но возвращаться не хотелось как можно дольше. Через какое-то время послышались шаги за спиной, а потом на плечах появился мягкий плед. Это была Трейси, его младшая сестра. — Поздновато для прогулок. Кен не ответил на это замечание. С одной стороны, хотелось бы сострить что-нибудь, но не было ни желания, ни подходящих слов, да и сестру обижать не хотелось. — Вижу, кто-то не в настроении. — Трейси старалась как-то подбодрить брата, но он не реагировал на эти попытки и был слишком погружён в себя. — Не против, если я побуду с тобой? — Спасибо, Трейси. — Не за что, Большой брат. Кенни наконец-то улыбнулся, накинул на девушку край пледа и обнял её за плечи. Она выудила из-под куртки небольшой термос. — Держи. — Ты обо всём позаботилась, да? — Кто-то же должен, правда? — Это точно. Они стояли молча какое-то время, только иногда отпивая из термоса чай. Кенни чувствовал тепло, разливавшееся внутри, но оно появилось не только от горячего напитка, но и от прижавшейся под боком сестры. Тяготы отошли на второй план и утонули под мягким покровом уюта и защищённости. Сейчас, кутаясь в шарф и куртку, Кен стоял на берегу озера и чувствовал что-то подобное. Память обрела ещё один фрагмент, который занял своё место и ещё немного заполнил пустоту внутри. Солнце уже село, оставив только яркие пятна над горами. Всё небо окрасилось в сизые и тёмно-оранжевые оттенки, и это отражалось в озере вместе с огнями станции, мерцавшими на пробегавшей ряби неровными пятнами. Облака так и не разошлись, закапал мелкий дождь. Кену оставалось только вернуться в номер, чтобы не вымокнуть. С порывом ветра к нему снова вернулось настороженное чувство. Он не спеша направился к противоположному берегу через замок. Что-то потянуло подойти к песчаной кромке полуострова. Дождь усилился и перешёл в частую морось, но Кенни стоял на берегу и вглядывался в опускающуюся темноту, будто ожидая что-то в ней увидеть. И он увидел. На другом берегу появился бледный размытый силуэт, похожий на лошадь. Она тоже чего-то ждала и смотрела как раз на то место, где стоял Кенни. Чувство ожидания и ощущение стороннего присутствия исчезло. — Извини, Кельпи, не лучший день для поездки верхом. — Кен слегка улыбнулся и отправился обратно в отель, когда силуэт растворился в холодном дожде. Последним «местом силы» стала столица северного Нагорья Инвернесс, которая притягивала людей скорее своими окрестностями. Чуть южнее находилось знаменитое озеро Лох-Несс с загадочным и не менее знаменитым жителем, а к востоку — место, решившее судьбу целой нации, поселение Каллоден. Кенни пришёл на поле битвы у Каллодена рано утром. Ещё не рассеялась белёсая туманная дымка: погода стояла сырая несколько дней. Небо было затянуто серыми тяжёлыми тучами, висевшими над головой плотным пологом. Он ёжился из-за холодного воздуха, его даже не спасали тёплая толстовка и шарф. В это время здесь было тихо и совсем мало людей, по большей части работники туристического центра, что было ему нужно больше всего. По всему полю были разбросаны мемориальные камни с именами шотландских кланов, чьи воины пали в бою. Если не всматриваться и не искать их намерено, многие можно даже и не заметить: они выглядели как неотёсанные валуны, затёртые временем и ветром. Сюда постоянно приезжали потомки горцев, чтобы почтить их память, а в годовщину битвы здесь торжественно возлагали цветы к главному мемориалу. Кенни не знал наверняка, были у него какие-то предки здесь, хотя если бы и были, найти их надгробие в этом тумане было бы сложно. Через поле шла широкая тропа, отмеченная красными флагами, мелькавшими в белом тумане, — линия фронта, на которой стояла английская армия. На другой стороне почти параллельно ей шла такая же линия из синих флагов — линия построения армии якобитов. Из-за постоянных дождей земля размякла и была покрыта лужами. Ещё зелёная трава поникла под потоками воды и будто тоже посерела под нависавшей завесой. Вокруг было тихо. Кен слышал только звук собственных шагов на дорожке, но вместе с этим ему казалось, что в тумане кто-то скрывался и преследовал его. Он даже думал, что стоило повернуть назад и вернуться в другой день или в другое время, когда погода будет получше и нервы поспокойнее, но из-за упрямства или из-за боязни, что потом задуманное пройдёт не так, как должно, Кенни продолжал шагать. Вскоре из тумана показалось круглое сооружение, выложенное из крупных прямоугольных камней и поросшее наверху какой-то растительностью. Это был мемориал Каллодена, цель похода сюда. Кенни подошёл к нему и присел рядом с памятной табличкой. Внутри ворочался и подступал к горлу колючий комочек страха, готовый перерасти в панику. Пробежавшись глазами по надписи на табличке, Кен оперся рукой о шершавый влажный камень. Через какое-то время послышалось движение. Шаги осторожные, напряжённые. Сначала одного-двух человек, затем приближалось всё больше. Движение шло со стороны второй линии фронта, помеченной синими флагами. Кенни вскочил с места. Адреналин ударил в кровь, и он настороженно оглядывался в поисках источника звука. По ощущениям подходившие уже почти поравнялись с монументом, однако в не очень густом тумане никого видно не было. И без того холодный воздух стал ещё холоднее; Кен увидел облачка белого пара, вылетавшие изо рта. Он бы тут же бросился бежать, если бы страх не приковал его к месту. Звуки шагов всё приближались. Теперь казалось, что в тумане появились размытые фигуры людей. Кенни всё больше чувствовал себя в ловушке, хотел закричать, но голос застрял в горле, поэтому он мог только тяжело дышать и вертеть головой в разные стороны. Страшнее было от того, что все эти силуэты были вооружены: в руках многих вырисовывались круглые щиты и широкие мечи. Кен уже почти вплотную прижался к каменной стене в надежде найти какое-то укрытие, а призраки выстроились в плотное кольцо вокруг монумента. С другой стороны поля послышался звук волынки. Призраки убрали мечи в ножны и опустили щиты. Из строя вышел один из воинов и прошёл совсем рядом Кеном. Он был похож на прозрачный размытый силуэт, не было видно даже черт его лица — только белёсая фигура. Военачальник не был настроен враждебно, он медленно подошёл к монументу, опустился перед табличкой, рядом которой стоял дрожащий от холода и напряжения Кенни, и начал что-то тихо говорить на гэльском. С холма продолжала петь волынка. Туман сгущался, что вскоре с трудом можно было разглядеть вытянутую вперёд руку. Кенни решил этим воспользоваться и попытаться выйти из этого внезапного окружения. Прижимаясь к каменной стене монумента, он начал медленно двигаться в сторону, чтобы зайти за него и скрыться из виду. Случайная запинка подошвой на каменной кладке — и резкий звук нарушил тишину. Ближайший к Кену призрак напрягся и резко повернулся в его сторону. Насторожённость передалась остальным, и весь строй, включая военачальника, схватились за мечи, готовясь их вытащить из ножен. Кенни снова замер, надеясь, что горцы подумают, что им послышалось, и не обратят на это внимание. К сожалению, надежда не оправдалась, и на запястье замкнулась ледяная сковывающая хватка. Обнаружили. Он имел не очень много опыта в общении с призраками, можно сказать, что вообще не имел. Только знал наверняка, что с ними лучше не входить в конфликт, даже будучи частью потустороннего мира, так что лучшей идеей было просто выйти из укрытия и показать, что у него не было никаких злых намерений. Стоило только Кену встать перед военачальником, атмосфера резко изменилась, будто смягчилась. Лидер горцев сделал короткий жест, чтобы его люди успокоились, и подошёл ближе. Черты его лица были бледны и размыты, но в них читалось любопытство и вместе с этим сочувствие. Кенни настороженно оглядывался на окруживших его воинов. Он будто находился между двух миров, как когда носил за спиной крылья, будто дотронулся до того, что уже было ему недоступно. Военачальник подошёл ближе к Кенни, пытаясь что-то в нём разглядеть. — Ты не должен здесь быть. Ты и не можешь здесь быть и видеть нас. Ты на грани смерти? — Он говорил медленно, вполголоса, будто с трудом. — Я… скорее был за гранью, но теперь… даже не знаю, наверное, остался там частично. — От холода и страха зуб на зуб не попадал и было тяжело говорить. — Ты сам будто призрак, но живой. Кен не знал, что ответить. Рассказывать о своём прошлом и двух перерождениях было бы чересчур, да и эти люди вряд ли его поняли бы. Ангел и сам чувствовал себя как-то не так, будто его «смертность» до сих пор проявилась не до конца и в нём осталось что-то от небесного начала. С этим и были связаны странные предчувствия, видения, фантомные боли от отсутствующих крыльев. — Твоя душа до краёв наполнена скорбью и болью. Какую битву ты прошёл? — Битву за жизнь человека, которого любил, — с тоской ответил Кен. — И проиграл в ней. — Мы все здесь побеждённые. — Военачальник обвёл вокруг рукой, окидывая взглядом своё войско. — Никто из нас не смог принести победу стране. Даже себе не смог. Смерть победить никто не в силах, даже сильнейшие. — Я знаю… На себе испытал это. — Кенни ощущал, что напряжение отпускало и в разбитой мозаике его души восстановился ещё один кусочек. Он вспомнил свой визит к Смерти, отчаянную борьбу за жизнь уже находящегося на её пороге. — Даже великие пали перед ней. — Даже великие… — Это было очень неутешительное заключение, особенно в нынешнем положении, потому что Кен осознавал, что это ждало и его. — Твоя битва ещё не окончена, гордый сын Шотландии. Бездна зовёт нас, но она ещё не разверзлась для тебя. — Боль тянет меня в бездну. — Боль — это бремя, но иногда это клеймо, от которого не отмыться. Ты подошёл к смерти слишком близко, и она наложила на тебя свой отпечаток. Кенни раздумывал над этими словами. Он понимал, что боль стала неотъемлемой частью его жизни: боль от потери любимых людей, от смерти, от бремени ангела, от съедающих душу чувств, от новой потери, от смертности. Она была клеймом, как те страшные раны, оставшиеся на спине от отнятых крыльев. — Но это клеймо не обрекает тебя на несчастье. Не поддавайся отчаянию. Даже в последний момент, когда кажется, что ничего не можешь сделать. В тебе есть упорство, как у любого из нас. Как у целой страны, откуда ты родом. — Горец положил руку Кену на плечо. Прикосновение было холодным, что чувствовалось даже через куртку, но ощутимая тяжесть ладони придавала уверенность. — Спасибо. Волынка перестала играть. Шотландское войско собралось уходить. — Помни свои корни, и они будут тебе опорой, — добавил военачальник напоследок, пока солдаты строились. — Я буду помнить. Густой туман начал рассеиваться. Призрачное войско ушло в сторону своей линии фронта и скрылось из виду. Кенни остался один. Снова в своём мире смертных. После обеда Кенни отправился к западу от Инвернесса и решил попытать счастье на озере Лох-Несс. Он уже был здесь несколько раз, но не оставлял надежду найти местную легенду, живущую в водах озера. Прогулка была скорее живописным финальным штрихом поездки по Шотландии. Лох-Несс, как и многие другие озёра на острове, было похоже на длинную узкую трещину с крутыми берегами в окружении высоких холмов. Приближался конец октября, осень на севере уже давно вступила в свои права, пригоняя с моря холодные ветра. Погода ко второй половине дня так и не улучшилась и оставалась мрачной. Заморосил мелкий дождь. Холодные капли, попадая на кожу, заставляли ёжиться. Поверхность озера была неспокойной из-за пробегающей время от времени ряби и оставляемых каплями крошечных кругов. Наверное, в такую погоду Нэсси дремала где-то под водой, убаюканная приглушённым движением волн и тонущих в них дождевых каплях. Может, ещё когда-нибудь повезёт. После встречи с призрачными горцами на поле при Каллодене Кенни чувствовал, будто у него свалился камень с души. Ещё один кусочек личности: сама Шотландия, которая текла в его жилах и вырастила его, нашёл своё место. Он чувствовал, что страна приняла его, как вернувшегося блудного сына. Даже несмотря на то, что Кен планировал вернуться в Америку и остаться там, Шотландия, Ливингстон, его семейные и национальные корни и воспоминания останутся с ним, делая его тем, кто он есть. Моменты из прошлой, первой, жизни построили основу для новой. Вечером Кен вернулся в Эдинбург. На юге страны погода была не лучше: тяжёлые тучи также нависали над городом, а воздух был наполнен сыростью и запахами прелой листвы и мокрого камня. На носу был Хэллоуин, поэтому тут и там по городу мелькали оранжевые тыквы в окружении бордовых листьев и тёмных лоз, чёрные фигуры кошек, ведьм и летучих мышей, белые силуэты призраков. После недавней встречи с Кельпи и горцами он ожидал от кануна Дня всех святых чего угодно. Сама столица походила на город-призрак, как это было в первые дождливые дни, когда Кен приехал сюда, но последние события и общение с мёртвыми заставляло взглянуть на окружение иначе. Он будто снова получил зрение ангела, которое позволяло видеть недоступное смертным, однако оно было затуманено, из-за чего всё выглядело размыто и открывало только намёки, которые улавливались неосознанно. Из-за этого ви́дения вернулось и чувство тревоги, что сделало передвижение по улицам Эдинбурга очень напряжённым. Наверное, многие старые города наполнены своими призраками, но с Эдинбургом Кенни был знаком с юношества, как и с местными обиталищами духов. В день накануне Хэллоуина он прогуливался по Старому городу, неподалёку от собора святого Джаилса, и оказался рядом с местным «чумным кварталом»: тупиком Мэри Кинг. Это крохотная подземная улочка в семнадцатом веке была закрыта во время вспышки чумы, а доступна стала только лет десять назад и превратилась в особую достопримечательность. Одного взгляда на металлическую табличку с указателем Кену хватило, чтобы понять, что лучше туда не соваться. Уже знакомое чувство тревоги не заставило себя долго ждать. Несмотря на окружающий шум города показалось, что из глубины этой улочки послышались новые звуки. Улица была будто до отказа наполнена людьми и их голосами, смешивавшихся в неразборчивый гул, среди которого выделялись и другие шумы: стук посуды, скрип дерева о дерево, льющаяся вода… Тупик Мэри Кинг будто снова кипел жизнью, отголоски которой донеслись до двадцать первого века, хотя в темноте не было ни души. Кенни почувствовал себя неуютно и решил, что пора уходить и двигаться в более оживлённое место. Только он сделал пару шагов в сторону, из улочки вышел полосатый кот и деловито направился в противоположную сторону, даже не обратив внимание на человека. Кен ощутил дежавю, глядя коту вслед, и на секунду заметил, что у того не было тени. «Весёлого Хэллоуина…», — с нервным смешком подумал Кен и отправился дальше по улице. В сам День всех святых ангел решил держаться подальше от мест с сомнительной репутацией и кладбищ, одно из которых, к слову, находилось в самом центре Эдинбурга неподалёку от замка, чтобы поберечь нервы. После долгих скитаний состояние, и духовное, и физическое, почти пришло в норму: тревожность не появлялась без причины уже давно, Кенни начал хорошо высыпаться и пить меньше кофе. К счастью, перспективы пока выглядели хорошо, чтобы вернуться в Джексонвилл и наладить жизнь в целом. Однако перед отъездом осталось ещё одно место, куда Кен хотел обязательно сходить: Эдинбургский замок. Все дни, что он находился в столице, он непременно слышал выстрел из пушки с замковой стены в час дня. Последние часы перед долгим обратным перелётом во Флориду были посвящены замку на высокой скале, возвышающейся посреди города. Долгий подъём всегда вознаграждался захватывающим дух видом раскинувшейся внизу столицы и залива, отделённого холмами от горизонта. Обойдя замок вокруг, можно было увидеть весь город целиком. С ближайшей ко входу пушечной батареи был виден Новый город, а чуть правее — Калтон-Хилл, с которого Кенни начал своё путешествие по Шотландии, растянувшееся на несколько месяцев. Круг замкнулся, и это была его последняя точка. Территория замка была похожа на маленький город. Здания, построенные на разных уровнях, содержали в себе историю практически целого тысячелетия и пережили немало событий, потрясавших город и страну. Весь комплекс будто задавал тон и всему Эдинбургу, поэтому в городе чувствовалось единство. Каждый шаг по мощёной брусчаткой и каменными плитами территории будто отсчитывал время до отлёта и был отдельным прощальным словом в адрес столицы. Несмотря на то, что замок кишел призраками, как многие говорили, Кен не нервничал из-за их близости, а чувствовал себя причастным к этому месту, связь с родной землёй, которую он потерял спустя столько лет. Вечером, сидя в самолёте на пути домой, Кен понял, насколько была важна эта поездка и как много она ему принесла, несмотря на отложенные в долгий ящик творческие порывы. Встреча со своим прошлым, как из первой жизни, так и из второй, позволила найти опору для будущего и силы для его осуществления. Обратный перелёт дался гораздо легче, потому что внутри его грели и успокаивали приятные воспоминания, а снаружи — мягкий тёмно-серый клетчатый шарф.