***
Февраль, 2013. Кенни ещё с крыльями за плечами стоял в небесной канцелярии и пытался собраться с духом перед исполнением своего окончательного приговора. Он не знал, как настроится на такое, но ему хотя бы дали время, чтобы подготовить земное пристанище к окончательному возвращению и привести в порядок рабочее место перед уходом. Ангел осматривал пустое светло-серое пространство, где провёл вторую жизнь, и думал, что его ждало дальше. В этот момент к нему вошла Анна: — Кен, можно? — В этот раз в начальнице не было той привычной строгости и официальности. — Да, заходи. Что-то хотела? Девушка замялась. Она исправно исполняла свои обязанности, была, как и положено, беспристрастной ко всему, но этот ангел вызывал в ней сочувствие. Само собой, его поход к Смерти не прошёл мимо неё, и этот поступок вызывал восхищение несмотря на заранее очевидный провал. Никто из её подчинённых ещё не решался на такую авантюру, хотя и не должен был. Анна видела в Кенни сильную личность и горячее сердце, которые не могли оставить равнодушным. — Анна? Что случилось? — Ещё не случилось… — Что с тобой? Ты сама не своя. — Извини, я… думала, ты захочешь поговорить перед тем как… Кенни не знал, что ответить, но сейчас поддержка для него не была лишней. — Я чувствую себя немного неловко, потому что такое в моей практике впервые. — Впервые ангелов с небес свергают? — Он даже попытался улыбнуться на свою шутку, но только слегка дёрнул уголком губ, и у него вырвался еле слышный грустный смешок. — Впервые я сожалею об этом. — Анна выпалила эту фразу, будто боялась признаться в этом. — Что? Сожалеешь? Ты? — Подавленность резко сменилась на раздражение. — Почему-то ты не жалела, когда сожгла единственное, что у меня осталось от моей жизни. Ты знала, что было в том чёртовом блокноте?! — Нет, не знала. — Там была фотография моей семьи! Моей семьи, которую разрушили! Это было единственное, что напоминало мне о них в этой из-чего-бы-то-ни-было коробке. И ты лишила меня этого. — Мне жаль. — Неправда. — Прости, Кенни, — Анна совсем растерялась, она и представить не могла, что так сильно навредила ему. — Не смей называть меня так! — Прости… — Казалось, что она вот-вот расплачется, но она не могла себе позволить. — Зачем ты пришла? Девушка молчала. Она уже не знала, что сказать, чтобы не разозлить падшего ещё сильнее. — Я хотела поддержать тебя. — Её голос дрожал, и она начала глубоко вздыхать, чтобы сдержать слёзы. — Но не вышло. Извини. — Анна уже собралась уходить. — Это я должен извиниться. — Голос Кенни звучал откуда-то изнутри. — Ты не знала, что делала, да и это было не по твоей воле. Здесь никто не думает о тех, кто там, внизу. Сейчас я это понимаю. Все только выполняют приказы сверху и не задают вопросов. Наверное, это правильно, иначе бы давно всё рухнуло. Мне это объяснили. Анна так и стояла в шаге от двери, не зная, что сказать. У неё часто возникали трудности с новыми хранителями, которые когда-то были людьми. На их адаптацию и перестройку во что-то качественно иное без эмоций, чувств и даже личности уходило долгое время. Не одного подопечного им приходилось сменить, прежде чем они вливались в систему движения бытия. У Кена этот период закончился, так и не успев начаться. Было в его душе что-то особенное, не позволявшее отказаться от себя, от воспоминаний, от земной жизни. Возможно, находясь на земле вместе с Рупертом, занимаясь музыкой, он поддерживал в себе человеческое и снова чувствовал себя живым, а не эфемерным существом откуда-то с облаков. — Анна, извини, я сорвался. — Не надо, я понимаю. Такое пережить дано далеко не каждому. Умереть, возродиться, а потом переродиться ещё раз. Знаешь, многие теряли большие части себя после одного только перерождения, после того, как давали крылья. Но ты остался. Ты остался собой. Я бы хотела вернуть тебе то воспоминание, но что пеплом стало, то в пепле и останется, к сожалению. Но я не думаю, что тебе это нужно. — На этой фразе Кен дёрнулся и вопросительно посмотрел на неё. — Всё это итак с тобой. — Неужели все забывают, кто они есть, когда попадают сюда? Для них уже ничего не важно? — Кто-то в большей мере, кто-то в меньшей. Со временем стирается всё, и это уже не душа человека, а настоящий ангел-хранитель. Чистый, как и положено небесному существу. Но ты попал в число редких исключений. На самом деле очень редких. Даже твоя внешность осталась такой, какая была при жизни. — Она кивнула на его запястья, где были татуировки. — Только глаза изменились, но без них ты бы не смог видеть так, как видят ангелы. — Почему? Почему я вообще сюда попал, а не как и должен был… в рай? В ад? Куда бы там ни было? — На этот вопрос я не могу тебе ответить. Это знание мне недоступно. Может, оно открылось бы тебе, но уже поздно. — Но что тогда со мной не так? — С тобой всё так. У тебя сильная жажда жизни, сильная душа, которая стремится сохранить себя такой, какая она есть. Поэтому тебе было легко находиться на земле, хотя некоторые новички чувствуют только отторжение. — А что дальше? Когда меня вышвырнут отсюда? — Дальше ты начнёшь жизнь заново. С чистого листа. — Можно ли после всего этого начать с чистого листа? — Я думаю, тебе придётся. Мало кому сохраняют жизнь после такого, а если и сохраняют, то заботятся о том, чтобы начиналось всё с нуля. Я не знаю, что хуже: небытие или собирать себя по частям с самого начала. В стандартных случаях падшие не помнят, что они были ангелами и о своей жизни до этого, если они ещё сохранились. А такая потеря памяти влечёт потерю личности или её значительной части, поэтому такой поиск становится настоящей пыткой, которую выдерживают не все. Они подменяют всё прошлое, и стараются вклинить падшего в течение жизни. Иногда получается, иногда нет, хотя им нет дела до успешности этого мероприятия. Выброшенная душа для них уже ничего не значит, к ним даже не прикрепляют хранителей. Не заслужили, как говорят. Кенни задумался над словами своей начальницы. Перед такой страшной неизвестностью чувствовалась боязнь. А вдруг он тоже не выдержит? — Это больно? Падать? — Насколько я знаю очень. Конечно, я сама не проходила через такое и надеюсь, не пройду. — Анна снова бросила взгляд на дверь. — За тобой скоро придут. Тебе, наверное, надо побыть одному. — Да, спасибо, Анна. Девушка вышла. Ангел подошёл к своему столу и опёрся на него руками. Он не знал, что будет дальше, чего ожидать, особенно после разговора с Анной. Почему он? Почему оказался здесь? Почему исключение? Поможет ли его исключительность после падения? Кен приоткрыл крылья и коснулся мягких белых перьев. «А ведь ему они понравились, но скоро от них уже ничего не останется. Возможно, даже воспоминаний».***
Июль, 2014. Знал бы Кенни тогда, какие болезненные воспоминания останутся от его крыльев, сожалел бы о том, что вообще имел их. За время пребывания на земле он понял слова Анны о памяти. Память — это не просто картинки в голове, не только события и факты. Она также неразрывно связана с чувствами, с эмоциями, с самой личностью. Из-за недостатка сил Кен много спал первые несколько недель, поэтому многое восстанавливалось при помощи сновидений, где всё пережитое выстраивалось в чёткую последовательность и над это не влияла никакая сверхъестественная сила. Сейчас он помнил, как любил и свою семью, и Руперта, как дорожил людьми, которые были рядом; с непосильным трудом вспоминал знания, данные ему как ангелу, и пытался поместить их в своё сознание; сохранил свой музыкальный талант и опыт. Что-то всё же ускользало из внимания чуткого подсознания, как непослушный кусочек мозаики, не желавший становиться на своё место. От вновь накативших мыслей раны на спине заныли. Нехотя Кенни выбрался из-под одеяла и достал из сумки тюбик мази. По обнажённой коже скользнул прохладный по сравнению с одеялом и одеждой воздух комнаты. Мужчина поёжился и небольшими порциями нанёс на ноющие лопатки порцию охлаждающей мази. Мышцы немного тянуло, а кожа будто затвердела и утеряла свою эластичность; задубевшие ожоги выглядели не так ужасно и тёмные пятна не сильно выделялись на бледной коже; ярко-красные рубцы уже побледнели; сине-фиолетовая сетка до сих пор раскрашивала спину, а зажившие глубокие раны сложным узором бороздили здоровую кожу. Вздохнув с облегчением после того, как боль отступила, Кен улёгся в тёплую постель, чтобы скоротать вечер за каким-нибудь первым попавшимся фильмом. Правда, где-то на середине, он заснул прямо в наушниках под какой-то из «важных» диалогов персонажей. Дожди в Эдинбурге затянулись, поэтому в основном Кен сидел дома. Его главной целью был отдых как физический, так и душевный. Он решил остаться здесь подольше и прогуляться по некоторым местам, которых навскидку набрался целый список. За всё это время гитара так и лежала в футляре, потому что творческий запал сполна был использован в Лондоне, а на будущее были амбициозные планы, на исполнение которых нужна была энергия. Местом силы для её восполнения был выбран Эдинбург и его окрестности. В один из вечеров ливень, шумевший непрекращающимся гулом весь день, наконец утих. Покров тяжёлых туч поредел, и сквозь него пробивались лучи закатного солнца. Дождевая вода торопливо текла по улицам в канавах и в неглубоких колеях на дорогах. Мокрая каменная брусчатка в Старом городе, отполированная миллионами людских шагов, ливнями и прибрежными ветрами, пришедшими со стороны Атлантики, ярко блестела в свете оранжевого заката. Кенни наконец покинул своё убежище, чтобы прогуляться по городу. Воздух на улице был прохладный и влажный, из-за чего хотелось только поплотнее укутаться и спрятаться от ветра. Мужчина наглухо застегнул куртку и направился в сторону центра города. На знакомых из прошлой жизни улицах жил особый дух, сотканный из воспоминаний, которые принадлежали не только Кену, но и другим людям, ходившим по ним. Возможно, успокаивающую атмосферу создавала и подбирающаяся осень, охлаждавшая ветер и понемногу окрашивающая зелень в жёлтый и оранжевый. Пока шли дожди и висел сероватый туман, Эдинбург был похож на тёмный призрачный город, который встретил Кена в день приезда. В каждом переулке будто прятался дух или тень, которая заплутала на пути в мир иной. Когда же шотландскую столицу освещало солнце, она становилась красочной, наполненной жизнью. Эдинбург будто имел два разных лица, которые оставались частью одного целого. Люди, которые жили здесь, как и во всей Шотландии, ценили оба этих облика как с их загадочными туманами и пробирающими до костей ветрами, так и с ярко-зелёными лугами и светло-голубым северным небом. Золотое солнце почти выбралось из-под своего серого покрывала и провожало последние часы дождливого дня, приводя в город ясную и тихую ночь. Несмотря на то, что Эдинбург был одним из крупнейших городов в Шотландии, он вёл себя совсем не как многие мегаполисы. По сравнению с Лондоном эта столица была совсем тихоней, даже её западный сосед Глазго был куда подвижнее. Вечера в Эдинбурге были по-своему уютными и спокойными. Первой точкой в маршруте по городу стал Калтон-Хилл, который находился в конце знаменитой Принсес-стрит. Здесь находилась смотровая площадка, которая была визитной карточкой Эдинбурга. Место, само собой, было популярным, ведь с него открывался прекрасный вид на весь город. Сизые облака окрасились в фиолетовые и сиреневые оттенки с пламенными отсветами солнечных лучей. Следы непогоды понемногу сходили на нет, гонимые прочь свежим бризом со стороны моря. В порту и в районе Портобелло закат выглядел куда живописнее и ярче. Но гнаться за закатами Кенни не планировал. Он не спеша поднимался по дорожке, шедшей по спирали вокруг холма, и остановился на северном конце возвышения. Ветерок легко касался кожи и гулял в медных на солнце волосах. Со всех сторон был серо-коричневый с зелёным город, покрытый тенями и оранжевыми пятнами света. Вдали виднелся залив, покрытый лёгкой дымкой, а за ним — синие холмы, утонувшие в облаках. Кен отправился на другую часть холма, с которой был виден центр города: на замок, возвышавшийся над городом, острый шпиль памятника Вальтеру Скотту и часовая башня гостиницы Балморал с развевающимся на верхушке небесно-голубым флагом. Именно этот вид, как будто с открытки, окрашенный закатными лучами, пробудил особое чувство восторга и в то же время умиротворения от нахождения в нужном месте. В этот момент прожитые жизни Кенни соединились ещё крепче: та, что началась здесь семьдесят лет назад в качестве смертного; тридцать лет, в течение которых он носил крылья; и эта, новая жизнь. Отдельные фрагменты сознания начали складываться в цельную картинку, хотя многие части ещё предстояло найти и поставить на место. Анна говорила, что все хранители теряли себя, особенно за такое долгое время, но с Кеном всё было иначе. Он оказался настоящим везунчиком, потому что сохранил воспоминания, личность, истинные чувства и эмоции. Падший ангел в последнее время часто задумывался о причинах такого «везения». Анна говорила что-то о сильной воле к жизни, но у всех людей есть тяга к жизни, разве нет? Немногие, за исключением совсем отчаявшихся, на самом деле хотят умереть, будь то от случайного стечения обстоятельств или естественным образом. Ещё природой заложен инстинкт самосохранения, который защищает человека от угроз жизни и здоровью. К тому же, будь всё так просто, Кен не стал бы редким исключением из сложившейся системы. Нет, наверняка, здесь было что-то другое. Время за размышлениями пролетело быстро: солнце уже почти полностью опустилось за горизонт, оставив ясное сине-фиолетовое небо. Внизу загорались огни. Со стороны залива подул холодный ветер, отчего на холме стало зябко. Когда совсем стемнело и на холме почти никого не осталось, Кенни спустился в город и хотел провести вечер в каком-нибудь уютном месте. На улицах было свежо от прохладного ветра и в то же время немного промозгло после дождя. На мокром асфальте блестели отражения фонарей, автомобильных фар; вода шумела под колёсами и шлёпала под ногами. Кенни кутался в куртку, а по коже волнами пробегали мурашки. Он добрался до одного из небольших пабов, ютящихся в старых высоких зданиях из коричневого камня. Воздух внутри был наполнен теплом, запахами напитков, дерева, дыма и гудением множества голосов. Кен нашёл себе местечко неподалёку от барной стойки и невзначай разговорился с компанией, сидевшей рядом. Было приятно и по-своему уютно просто сидеть в подобном месте, потягивать из большой кружки что-нибудь согревающее кровь, болтать на какие-то повседневные темы с незнакомцами, которые на пару часов становятся лучшими друзьями. Никому не нужно состояние опьянения, чтобы разговориться кем-то и не быть понятым превратно. Хочется забыть о досаждающих проблемах, навязчивых бытовых неурядиц и прочих неприятностях, а только лишь расслабиться и не думать о плохом. После нескольких часов, проведённых в пабе, ангел отправился домой. У него было приподнятое настроение, и он не торопясь шёл по улицам ночного стихающего города. На душе было тепло и спокойно впервые за долгое время, а тело не съедали жгучие боли. Кен вышел на центральные улицы города и почувствовал облегчение, оказавшись на открытом месте. Стоило ему ступить на дорогу, чтобы перейти, — так в глазах резко всё поплыло и заболела голова, из-за чего ориентация в пространстве сошла на нет. Следующие пару минут слились в миг, а в памяти остались только пустая улица, громкий гудок клаксона и резкий удар, сбивший с ног. Небольшое ДТП принесло только нескольких ушибов, но больше подействовало на рассудок. Сознание раскололось, словно стекло, достав из глубин воспоминания последнее, что Кен помнил из своей первой жизни, но здесь было и то, что человеческая память сохранить не в силах, так как она теряет способность накапливать события: момент смерти.***
Кенни вернулся в далёкие семидесятые. Он очутился в искорёженной после аварии машине, больше похожей на груду металлолома. Позади в салоне был слышен тихий детский плач. Лея. Кен первым делом с трудом выбрался из машины, чтобы подойти к задней двери, но что-то было не так. Он почувствовал, что не до конца твёрдо стоит на земле, будто был подвешен на пару миллиметров над асфальтом. Когда снова послышался плач дочери, это чувство сразу отошло на второй план. Кен просунул руку в разбитое окно, чтобы разблокировать дверь, но острые осколки стекла мало того, что не повредили кожу, но даже не коснулись её. Также не реагировал на все усилия рычажок, что держал дверь запертой, что уже было странно. На другом конце сидения в кресле сидела маленькая девочка. Она боялась пошевелиться от страха и боли, из-за чего тихо плакала, пытаясь дозваться родителей. Кен был рядом с ней, пытался обратить на себя её внимание, но безрезультатно. Тогда он подошёл с другой стороны машины, чтобы каким-то способом успокоить ребёнка своим присутствием. Но стоило заглянуть в салон с другого ракурса, как на лице появился ужас. На водительском сиденье сидел он сам. Его тело находилось на том же месте и в том же положении, в каком он очнулся: голова запрокинута назад и немного наклонена в сторону, одна нога так и осталась прикована к педали, а руки бессильно упали с руля; лоб был в крови, из-за чего светло-русые волосы слиплись и потемнели, а с виска скатилась тонкая красная струйка; глаза были широко открыты, запечатлев испуг и злость. Призрак попытался дотронуться до своего тела, но прикосновение прошло сквозь плоть. Кен в шоке отшатнулся. Неподалёку послышались сирены машин скорой и полиции. Виновник аварии начал разговор с одним из прибывших офицеров, а медики быстро направились на поиски пострадавших. Первым делом они вытащили Лею с заднего сидения. Девочка была рада оказаться на свободе, надеясь, что и её родителей сейчас достанут и всё будет хорошо, но стоять она не могла из-за повреждённой ноги. Кена это зрелище больно резануло по сердцу, но страшнее стало, когда он увидел, как доставали его жену. Стефани была без сознания, но резкий приказ о подготовке реанимации дал надежду, что с ней всё будет в порядке. Она была жива. Настал и его черёд. Мужчина сначала и не понял, что медики не заметили, как он стоял рядом со своим же телом. Мало того, его будто совсем там не было. Приглушёнными голосами констатировали мгновенную смерть. К счастью, Лею уже посадили в машину вместе с матерью, и девочка не слышала этого. «Мгновенная смерть». Умер. Пути назад нет. Фельдшеры вытащили бездыханное тело, положили его на носилки и закрыли полотном. Машины скорой отбыли с места аварии. Дальше работала полиция, но это Кена уже не интересовало. В голове только засела одна короткая фраза, произнесённая методичным приглушённым голосом: «Мгновенная смерть». Было страшно. Безумно страшно. Что же дальше будет? Что будет с ним? С людьми, которых он любил и которые его любили? Которые его любят и никогда не перестанут? Из-за беспомощности и паники к глазам подкатили слёзы. Они так же невесомо катились по щекам и растворялись, не долетая до земли. Силы покинули призрака, ноги подкосились, и он упал на колени рядом со своим сидением. Он бессильно стучал кулаками по креслу, но руки проходили сквозь обивку, что распаляло ещё больше. Он пожелал бы умереть окончательно или даже пережить это ещё раз, чтобы не чувствовать эту боль. Кенни хотел помчаться следом за своими родными, быть с ними, найти утешение, но понял, что впредь он от них отрезан. Вокруг суетились полицейские, не видя, как и медики, несчастного покинутого призрака. Но кое-кому здесь было не всё равно. К Кену подошли двое мужчин в дорогих чёрных костюмах. — Кеннет Ханлон? — Д-да. — Пострадавший поднял голову, и от вида этих людей снова стало страшно. — Пойдёмте с нами. — Они просто развернулись и пошли вдоль внезапно опустевшего дорожного полотна. Им не нужно было уговаривать. — Что? Куда? Стойте! — Кен поднялся, утёр слёзы и побежал следом. Жнецы привели своего подопечного в небесную канцелярию, где ему предстояло провести ещё полжизни. Однако перед этим предстояло разрешить несколько спорных вопросов. — Куда вы меня привели? Это типа… рай? — Не совсем. Рано ещё об этом говорить. — Ладно… — Кенни больше не придумал, что спросить, да и его спутники не особо были настроены разговаривать. Для них он был отклонением от стандартной процедуры, но это была их работа: разбираться с такими отклонениями. Через какое-то время после брожения по серым коридорам, по которым туда-сюда ходили мужчины и женщины в чёрных строгих костюмах и с такими же безэмоциональными лицами, Кена привели, вероятно, к какому-то местному руководителю, но остановили прямо возле двери. — Подожди здесь. — Что? Зачем? — Нужно решить, что с тобой делать. А ты подождёшь здесь. — Одному из жнецов явно не терпелось поскорее отвязаться от этого дела. — Ваше присутствие там нежелательно, поэтому придётся подождать здесь. Я бы хотел сказать, что это не займёт много времени, но не могу ничего гарантировать. — Ладно. — Кену ничего не оставалось, кроме как согласиться и ждать. Он оперся на стену и изучал окружение: одинаковые светло-серые прямые коридоры, везде одинаковые серые двери с табличками и без, холодный искусственный свет и ни единого окна. Люди здесь были такие же серые и искусственные, все как один в чёрных с иголочки костюмах, как федеральные агенты. Кену было не по себе, когда кто-то проходил мимо с оценивающим взглядом. Он чувствовал себя здесь неуютно, будто маленьким, и ему хотелось поскорее уйти. Из-за двери долетали обрывки разговора. Несколько мужских голосов нервно говорили на повышенных тонах о судьбе души Кенни. Тот решил подойти поближе и подслушать. — …неужели вы не понимаете? — Поэтому мы его и привели. Его нельзя забирать. — Но и оставить его нельзя просто так. Вы видели тело? — Да, констатировали мгновенную… На этих словах Кена снова бросило в дрожь. Осознавать собственную смерть было страшно, и он не хотел верить в это до последнего. Он продолжал слушать. — …единственный погибший? — Да, но… — Повисла пауза. — Ещё одна душа сейчас на грани, но с ней не должно возникнуть проблем в случае чего. Стефи? Кен вспомнил о жене, которую должны были поместить в реанимацию. Он посмотрел на своё обручальное кольцо, сжал руку в кулак и прижал его к сердцу. Лишь бы она выкарабкалась… его дети не должны остаться одни. Но если она на грани, то состояние, очевидно, тяжёлое. Оставалось надеяться только на чудо. — …так ведите его к пернатым, пусть сами разбираются. Это же их случай. Сами скоропостижных себе выпросили. — Это «выпросили» уже давно вошло в порядок распределения после смерти. Души, отошедшие в мир иной от естественных причин: по истечению срока жизни или из-за болезней, проходили стандартную процедуру с помощью рядового жнеца. Человеку давали немного времени, чтобы попрощаться с миром живых, если это было нужно, после чего жнец анализировал дело, то есть прожитую жизнь, подопечного, подводил итоги и провожал его в мир иной, где душе было отведено место в соответствии с вынесенным ей вердиктом. К слову, даже там мир не делился на белое и чёрное. Ад и земные преступления можно искупить и получить местечко поуютнее, хотя на это нужно много времени, которое отводилось исходя из оценки жизни. Однако некоторые души не пропадали где-то за гранью. На них у смерти несколько другие планы. Те, кто отдался ей по собственной воле, проще говоря, самоубийцы были обречены постоянно видеть смерть других людей: пополняли ряды жнецов. При этом у них было больше всего связи с миром живых: память о своей жизни, которая постепенно стиралась с течением времени, как у обычных людей забываются первые детские годы, имя, данное при рождении, черты характера. Разве что проявление эмоций понемногу ослабевало из-за слишком частого сочувствия к умершим и огромного количества бумажной работы. С «пернатыми», что находились уровнем выше, дела обстояли сложнее. Спрос на невинные души уже давно упал, потому что найти их среди тысяч умирающих в течение последних веков почти невозможно. Люди, служившие религии и ревностно выполнявшие его догмы, ангелов не интересовали: их жизнь редко была наполнена чем-то кроме веры. У них не было жизни как таковой, поэтому они уходили в свой заслуженный рай, ради которого отказывались от земных благ. Детские души были полны той самой живой энергией и были ещё невинны, но их дух был слаб для крыльев ангела. Поэтому было решено пополнять их ряды случайностями. Невинные жертвы военных конфликтов, каких бы то ни было несчастных случаев — словом, люди, которых смерть нашла неожиданно, а те даже не успели этого понять. Кенни был одной из таких случайностей. — Не можем, тут что-то не то. — В смысле? — Оппонент был явно озадачен таким заявлением. — Пернатые с ним могут не справиться. Слишком привязан. — В голосе жнеца было очень много сомнения. — Это уже их проблемы, справятся или нет. Пусть сами возятся. Разве что можно за ним приглядывать, но опять же у них свои органы для этого есть. — Но его нельзя к ним. — Второй жнец, который не выдерживал официальный тон в общении, тоже видел проблему. — Они его просто-напросто не превратят. — Он слишком привязан к земле. Такую связь даже им не разорвать. Вдобавок сама энергетика будет защищать целостность его личности во что бы то ни стало. — А что вы предлагаете? Вернуть к жизни? Вы тело видели, сказали сами, что шансов нет даже на чудо. Мгновенно. Всё. — Вышестоящий жнец был недоволен ситуацией и, казалось, хотел побыстрее от неё избавиться. — Вы бы хоть посмотрели на него. — Ну-ка, дай мне его дело. Разговор на время прервался. Кена изучали с пристальным вниманием. Его жизнь, поступки, чувства, характер — всё было расписано. — Вроде ничего необычного. Из-за чего нас-то в это впутали? — Потому что это редкая душа. — И что с ним теперь делать? Засушить, как редкую бабочку, и в рамке на стену повесить? Это саркастичное сравнение Кенни не оценил. Ему не хотелось быть каким-то местным экспонатом или подопытным кроликом. Переживания насчёт его будущего за гранью усилились, из-за чего он не мог больше слушать этот разговор, а отошёл от двери и начал нервно ходить взад-вперёд. Через какое-то время жнецы вышли из кабинета. У них был расстроенный или даже разочарованный вид. — Извини, хороших новостей пока нет. — Жнец подошёл к Кену, увидев его в нескольких шагах от двери. — А они могли быть? — Могли, но пока мы вообще ничего не можем вам сказать. Решения пока что нет. — Второй жнец держал в руках папку с летописью жизни своего подопечного. — И что теперь будет? — Несчастная, но ещё живая душа была напугана этой неизвестностью. — Пока ничего. За грань мы вас пока не отправим, но и к жизни уже не вернём. — То есть как это? — Кен просто не мог поверить в то, что с ним это происходило. — Какое-то время придётся побыть здесь: где-то между жизнью и смертью, пока наше начальство не решит этот вопрос. — А это надолго? — Перспектива оставаться в этой коробке ещё на неопределённый срок и ждать чьего-то решения насчёт своей судьбы совсем не радовала. — Не знаю, но не думаю, что это затянется. Может, пару дней, не больше. — Спасибо и на том. Высшие лица решили всё-таки отдать душу Кенни под ангельское крыло исходя из причины смерти. Но его превращение проходило очень долго и тяжело. Крылья упорно не хотели расти, а душа — расставаться со своим прошлым. Ангелы долго трудились над его памятью, пытались искромсать личность, но Кен не хотел отдавать им себя и сопротивлялся как мог. Когда тяжёлый процесс всё же был завершён хотя бы технически, ангел всё равно вышел готовым не до конца. У него осталось собственное «я», имя и воспоминания, а это была большая роскошь для «пернатых». Обычно новым ангелам давали имена святых, чьи даты рождения или смерти были близки к их датам. Тем не менее Кена пустили в дело спустя пять лет и отдали под руководство Анны. Тогда он и почувствовал, что снова живой, хотя и по-другому. На Анну же была возложена ответственность следить за новеньким и его состоянием. Хотя его работа её более чем устраивала, но о правилах приходилось напоминать чаще, чем остальным. Но для неё было загадкой, почему у Кена осталось его имя, выделяющееся среди уже приевшихся имён святых, тяга к творчеству и память о прошлом. Когда Анне стало известно о фотографии, которую она случайно сожгла, ей показалось, что ответ найден: у ангела осталась вещь, привязывавшая его душу к земле и хранившая в себе её часть. Однако всё было куда сложнее, потому что эта фотография попала к нему не сразу. Истинная же причина осталась известна только Кену, трём жнецам и совету, который вынес ему последний вердикт.***
Кен начал возвращаться в 2014, из которого его унесли в, казалось, совсем утерянные воспоминания. Он пытался прийти в чувства после неожиданного удара. Немного болела голова и где-то сбоку, звуки окружения были приглушённые, а в глаза бил яркий свет от фар сбившей его машины. — Эй, вы в порядке? — Рядом на корточках сидела женщина, очевидно, она была за рулём. Она испуганно трясла пострадавшего за плечи, пытаясь привести его в чувства. — Я не успела до конца остановиться… Встревоженный голос женщины звучал как будто издалека, и Кенни не улавливал смысл слов. Он с трудом раскрыл глаза и медленно сел. Похоже, с момента аварии прошло не больше пары минут. — Да… всё нормально. Только головой немного ударился. — Ангел хотел, чтобы эта ситуация разрешилась мирно и без каких-либо последствий. По сути он сам был виноват в произошедшем. — Вам нужна помощь? Я могу отвезти вас в больницу. — Нет, спасибо. Всё хорошо. Отделался лёгким испугом. — Он помассировал ушибленный затылок. — Ну, может, ещё небольшой шишкой. Женщина помогла встать Кену на ноги и отвела его на тротуар. После ещё многих вопросов о его самочувствии инцидент был исчерпан. Кенни не хотел попадать в какие-то неприятности и привлекать внимание как полиции, так и медиков, так как его раны от крыльев и душевное состояние могли бы вызвать вопросы, на которые отвечать не хотелось. Не спеша падший добрался до дома. На животе остался красочный синяк, но голова была цела; хотя по сравнению с болью, которую ему причиняли раны от крыльев, это была мелочь. Кен принял тёплый душ и отправился отдыхать. Заснуть после неожиданно свалившегося откровения было трудно. Он будто снова прочувствовал, что такое смерть, отчего по коже бегали мурашки. Кен думал, что такие вещи, как собственное рождение или смерть невозможно помнить, но ему удалось пережить и удержать в памяти две своих смерти и одно возрождение. Было это даром или проклятьем — вопрос спорный, хотя это однозначно вызывало сильные отрицательные эмоции, переживание которых давались болезненно. После того, как на ангельское прошлое пролилось больше света, Кенни смотрел на него иначе. Оказалось, он был не рядовым хранителем, а находился под постоянным пристальным контролем. К сожалению, ответ на вопрос «что со мной не так?» только усугубил душевное состояние: видения и ночные кошмары в основном состояли из повторяющегося эпизода со смертью, который приобретал всё новые и новые детали, и постоянных визитов в небесную канцелярию. Галлюцинации теперь сопровождались ещё и новой порцией боли в лопатках, а также ноющими фантомными болями от травм, полученных при первой смерти. Больше всего от них страдали ноги, из-за чего пришлось сократить прогулки по городу. Чтобы справляться с этим пришлось прибегать к обезболивающему и снотворному, пусть этого очень не хотелось. На некоторое время Кенни снова запер себя в четырёх стенах, чтобы не рисковать здоровьем ещё больше. Как назло, конец августа и начало сентября радовали тёплой солнечной погодой. Когда состояние улучшалось, даже если это происходило всего на несколько часов, Кен выходил на короткую прогулку по кварталу, чтобы размяться, но держался недалеко от дома.