Жизнь заново

Пришёл май. Весна подходила к концу, а новая жизнь только начиналась и давала первые ростки. Кенни всё больше отходил от глубокого сна и начинал творить. Мысли превращались в стихи на бумаге, а чувства — в музыку на струнах. Вместе с этим он искал работу, чтобы перестать быть зависимым от кого-либо. Первое время он занимался больше технической работой в студии звукозаписи, а позднее Маршалл подсказал несколько проектов, с которыми Кен смог сотрудничать какое-то время. После первого выплеска творческой энергии дела понемногу пошли в гору, но несмотря на это музыкант будто плутал без цели и смысла. Да, работа приносила какое-то облегчение, разнообразие в закостеневшую жизнь, какой-никакой доход, но Кенни не мог найти своё место. Мир теперь казался слишком большим, когда с позиции ангела он казался не больше поля для настольной игры. Вдобавок он стал пустым, и было неясно, куда идти, что делать и как дальше жить. Каждый день проходил в постоянной суете. Падший ангел бросался из одной крайности в другую: из беспросветной апатии к неистощимому источнику энергии. Во время вспышек активности он вспоминал своего подопечного. Руперт и правда был похож на ураган, когда его охватывало вдохновение, но все силы целенаправленно уходили в рабочее русло. У Кена же всё уходило на излишние движения, он не мог спокойно сидеть на месте и ни с того ни с сего подрывался из-за стола. Прогресс в работе был, хотя развивалось всё очень медленно: Кен будто заново учился творить и работать с музыкой. Сознание было разломано, в нём несколько реальностей будто наслаивались друг на друга. Всё же ангелы знали и понимали куда больше, чем простые смертные. Сейчас раздвинутые границы его мышления должны были снова сузиться до разума человека, но это было уже невозможно: постигнутое однажды не исчезает бесследно просто так. Даже если бы Кену стёрли память, когда свергли с небес, какие-то фрагменты пережитых чувств и полученных знаний всё равно остались бы где-то глубоко внутри и рано или поздно всплыли. В течение всего года его пребывания на земле голова шла кругом и казалось, что она вот-вот лопнет. Первое время он не обращал на это внимание из-за практически беспрерывного сна, а потом это состояние также сильно мешало жить, как и боль из-за потерянных крыльев. Просыпаясь, Кенни иногда еле стоял на ногах из-за шума в ушах. Позднее сквозь этот шум начали появляться образы и видения. В первую очередь образы приходили из первой жизни, в которой он видел возрождение мира из пепла после войны. Тогда ещё просто человек смог построить и создать что-то хорошее: дом, семью, любимое дело. Также Кенни видел то, что было ему доступно как ангелу: офис небесной канцелярии, мир сверху, как на ладони, бесконечное и непостижимое знание о материи жизни. И в видениях было время, которое он проводил на земле из-за Руперта: уютная Австрия, подвижная Германия, и тёплая Флорида. Галлюцинации могли появиться из ниоткуда или из-за каких-нибудь воспоминаний. Первое время они приводили к обморокам, после которых Кену было трудно что-то вспомнить и понять, что произошло. Сейчас же ангел терял связь с реальностью, видя их, хотя и был в сознании. Чтобы вернуться в настоящее приходилось делать титанические усилия, а физическая боль не чувствовалась во время приступов. Очнувшись от видений, где его окружали друзья и любимые, где он чувствовал себя свободным и сильным, Кенни чувствовал пустоту и разочарование. Ему хотелось плакать от осознания покинутости, ведь рядом не было никого, чтобы облегчить боль и утешить. Отчаяние захлёстывало, ангел будто тонул в нём не в состоянии бороться. Не было сил даже на навязчивые мысли о ненависти к жизни, к судьбе и к самому себе. Блуждание между разными проектами, студиями, людьми соотносилось с блужданием между собственными мыслями, чувствами и воспоминаниями. И там, и там Кен был потерян и одинок. Он пытался найти не только смысл новой жизни, но и пытался найти себя. Его душа, его память, его личность были разбиты, и нужно было собрать всё воедино, чтобы начать всё заново. Несмотря на людей вокруг, тех же Маршалла и Гэри, которых можно было назвать друзьями, Кенни не мог найти ни у кого нужного ему понимания. Чтобы его поняли по-настоящему, пришлось бы рассказать обо всём, вплоть до ран на спине и откуда они взялись. Только один человек смог бы помочь, но на этом свете его уже не было. От него остались только воспоминания и механические часы, которые уже долгое время не тикали, потому что Кен даже не смотрел на них, не говоря о том, чтобы взять их в руки и завести. «Какой символический подарок оказался, — подумал Кен, когда впервые вспомнил о них и достал из коробки. — Руди, ты знал, чем это всё закончится? Вряд ли. Ты не настолько проницателен.» Механизм пришёл в движение. Тихое тиканье вызвало новую сильную галлюцинацию. Декабрьский вечер в Гамбурге. За окном мирно падает крупный снег, прямо как в сказке. В комнате у стены стоит заботливо украшенная на австрийский манер ёлка, а на её ветках колышутся крохотные огоньки свечей. В комнате мягкий полумрак, который еле заметно движется вместе с пламенем свечей на ёлке и на столе. На столе стоит главное блюдо, его коронное, — запечённый карп. Запах рыбы и специй всё больше дразнит аппетит. Пока что Кенни один в комнате. Он чувствует себя немного неловко: роль гостя дома у Руперта для него непривычна. Ангел вспоминает, что припрятал у себя в офисе подарок для него и надеется, что, когда он за ним придёт, никто из начальства его не застукает и не задержит в небесной канцелярии. Внутри он немного дрожит от предвкушения этого вечера и от близости любимого человека. В комнату наконец возвращается Руперт. Кен видит, что он разделяет его чувства и эмоции, отчего становится одновременно легче, и волнение наоборот накатывает с новой силой. У Руперта в руках бутылка его любимого игристого вина, последний штрих для их рождественского ужина. Он что-то говорит, но слова пролетают мимо ушей, после чего наклоняется под ёлку, доставая оттуда подарок для Кенни. «Когда только он умудрился его туда положить? Он же весь день проторчал на кухне, » — только и успевает промелькнуть в голове у ангела перед тем, как этот самый подарок оказывается у него в руках. Редкая пластинка любимой группы и те самые часы. Они уже заведены и тихонько тикают. Руперт снова что-то говорит, но его слова растворяются в шуме, а лицо расплывается… Кенни вернулся в свою реальность, где увиденное осталось в прошлой жизни. Сначала он хотел со злости разбить часы об пол, но, когда те выпали из ослабевшей руки, эта мысль ушла прочь. Целых воспоминаний и так осталось мало, поэтому их стоило сохранять и беречь. После этого часы поселились на рабочем столе, и каждое утро музыкант перед началом рабочего дня заводил их и следил, чтобы они всегда шли. Это был особый ритуал, которым он давал себе понять, что его время ещё не вышло и что в мире для него было место.

***

После очередного воспоминания Кенни решил внести в свою жизнь какие-то изменения. На календаре был июнь. Жаркое лето в вечнозелёном Джексонвилле быстро взяло природу под свой контроль и овеяло город свежим бризом, принёсшим перемены. За несколько рабочих месяцев у музыканта немного накопились деньги, которые он решил использовать именно сейчас. Большим планом стала поездка на родину, в Соединённое королевство. Пока он не знал, чего ожидать от этого путешествия и что он будет делать в почти пустой для него стране, где не осталось близкого. Кен не был уверен в успехе этой затеи, хотя эти сомнения были своеобразным вызовом. Он и до этого много рисковал в жизни, менял её, поэтому новая авантюра была для него проверкой на прочность: восстановился ли он после всех потрясений, был ли готов к новой жизни. Выбор первого пункта назначения был трудный, доходило до того, что Кен был готов бросить монетку и довериться случаю. В итоге было принято решение пока не отправляться в Шотландию, а начать немного издалека: из Лондона. С этим городом тоже были связаны некоторые сильные воспоминания, но он не мог предсказать, какие ждали впереди. Сборы и бумажные формальности были завершены быстро. В тёплое время года много вещей брать и не требовалось: только самое необходимое, но без гитары и ноутбука уехать было невозможно. Кенни взял с собой старый добрый Телекастер, который верой и правдой служил ему уже несколько лет. Неизвестно, насколько затянется это путешествие, поэтому оставаться совсем без инструмента и без музыки не хотелось. Ангел помнил своё последнее обещание возлюбленному никогда не бросать музыку, поэтому крепко держался за неё. Возвращение в эту стезю требовало огромных усилий, так как приходилось налаживать новые связи, искать в себе силы не только на само творчество, но и на общение с людьми. Кенни стоял возле большого окна, которое смотрело на взлётные полосы, освещённые солнечными лучами. Время от времени по большой асфальтовой площадке проезжали самолёты, мигая огнями на крыльях и хвостах, мелькали небольшие машины работников аэропорта и проплывали, словно важные киты, автобусы, подвозившие пассажиров к трапам или от них. В животе неприятно ныло от волнения. Кен на самом деле нервничал из-за неизвестности предстоящего, ведь лично он был на островах только один раз после обретения крыльев: навещал могилу родителей в родном Ливингстоне пару лет назад. Однако дальше этого дело не зашло, и он только иногда смотрел сверху из небесного офиса, немного приглядывая за своими детьми. Возможно, под волнением скрывались страх одинокого путешествия и сопутствующего ему скитания и любопытство, даже азарт, от предстоящих перемен. Эти смешанные чувства придавали неприятную напряжённость, будто внутри была перетянутая струна, которая, если её не настроить должным образом, просто-напросто лопнет от первого же прикосновения. Но «настройка» была только впереди, и нужно было продержаться какое-то время, чтобы порвать её. Наконец объявили посадку на рейс. Кен подорвался с места и торопливо направился к нужному выходу. Его и без того бледная кожа, почти невосприимчивая к жаркому солнцу Флориды, стала ещё бледнее. У него был почти болезненный вид, но он был оправдан не только волнением, но и бессонницей. Музыкант так и не смог уснуть прошлой ночью, из-за чего оказался в аэропорту на три часа раньше, чем следовало. Аппетита тоже не было, поэтому он просто рассматривал людей вокруг и даже завидовал их спокойствию и безразличию к происходящему. Сам полёт прошёл в беспокойном полусне. На высоте всё же накатила усталость, и Кен смог немного отдохнуть, если это можно было назвать отдыхом. Во время перелёта в Техас появилась возможность вздремнуть. Снов Кенни почти не запомнил, да и трудно назвать снами какие-то обрывки, увиденные будто через мутную линзу. Тем не менее в полудрёме полёт прошёл не так тяжело, как мог бы, хотя ангел всё равно чувствовал себя разбитым. Через пару часов самолёт приземлился в Далласе, откуда Кенни уже должен был вылететь напрямую в Лондон. Состояние было не самое лучшее, поэтому ближайшие четыре часа он провёл в одном из кафе аэропорта. Чашка кофе немного взбодрила, хотелось взять ещё одну, но она могла быть лишней. Кен надеялся поспать во время перелёта через Атлантику, ведь времени он займёт немало. Когда солнце начало клониться к закату, около восьми вечера, Кен уже сидел в самолёте. Впереди было девять часов пути, которые, как назло, выпали на ночное время. Во время перелёта через океан казалось, что самолёт двигался где-то в пустом пространстве: ни источников света, ни признаков жизни, ни направления, ни цели. Впрочем, будущее выглядело примерно так же. Вид сверху напомнил ангелу прошлое, которое было словно пару дней и в то же время целую вечность назад. Мир стал слишком большим по сравнению с тем, каким он его помнил. Для обитателей небесной канцелярии земля была похожа на муравейник, на маленький островок, кишащий жизнью и суетой. Сейчас этот островок превратился в бескрайнее пространство, так же жужжащее от кажущегося бессмысленным движения. Ночью Кен всё-таки задремал: усталость взяла верх, и сон был куда глубже и продолжительнее, чем днём. Как ни крути, организму нужен был отдых. Он проснулся на рассвете, когда солнце ещё не поднялось на высоту, где летел самолёт, но небо уже начало светлеть. Слегка подсвеченный снизу бело-жёлтым светом облачный покров скрывал, что происходило внизу. А внизу уже была суша. Трудно сказать наверняка над какой страной они сейчас пролетали. Возможно, Франция, возможно, Испания, возможно, Германия… Подумав о Германии, Кенни сразу вспомнил Гамбург, с которым было многое связано. Быть может, однажды он приедет туда снова, но прогулка по этим воспоминаниям была отложена на неопределённый срок. Через пару часов должна была наконец состоятся посадка в Хитроу. За это время Кен более-менее пришёл в себя, хотя самочувствие всё ещё оставляло желать лучшего. Сейчас он только хотел лечь в нормальную постель и проспать беспробудно по меньшей мере часов десять. Сил было немного, поэтому он очень нуждался в подзарядке. Небольшой стаканчик кофе с сахаром придал немного энергии, чтобы преодолеть время и расстояние до заветного отдыха. Путь от аэропорта до нового временного пристанища в северной части города прошёл будто на автомате. Кен толком не запомнил, какая была погода, как он вообще добрался до квартиры и получил от неё ключи, помнил только, когда его голова наконец коснулась подушки и он в один момент провалился в сон. Усталость поглотила все мысли, ощущения и волнения. Долгий безвременный сон был пустым и глубоким. Проснувшись посреди ночи, Кенни сначала не понял, где находился, сколько было времени; он будто выпал из реальности. В комнате было темно. Где-то на столе тускло мигал телефон. «Наверно, смс-ка от оператора какая-нибудь», — подумал Кен, медленно поднимая голову на подушке. За окном также тускло, возможно из-за застилавшей глаза сонной пелены, горели огни ночного Лондона. Немного оглядевшись и привыкнув к темноте, он снова откинулся на подушку и расфокусированным взглядом смотрел в потолок. С отступлением сонливости в голову начали приходить мысли, перетекая одна в другую. Их движение было медленным и несвязным, и со временем оно увело его сознание обратно в сон, уже более спокойный и мягкий. Утром Кен чувствовал себя наконец отдохнувшим, но из-за слишком долгого сна немного гудела голова. Первым делом он по привычке завёл часы и перевёл их и телефон на местное время. В новой обстановке ощущение времени нужно было ему куда сильнее, чем обычно. Первые дни в Лондоне он безвылазно провёл в квартире, пытаясь обдумать своё ближайшее будущее и выстроить план действий. По большей части он занимался не музыкой, а чем-то в роде исследовательской деятельности: изучал наполнение района, в котором поселился, возможности, которые он мог использовать для реализации своего музыкального таланта, и просто изучал Лондон, выросший из того, что он помнил из своей юности. К счастью, Кенни мог не очень торопиться в этом деле, так как финансовый запас давал ему лучшую драгоценность — время. Личное знакомство с городом произошло через несколько дней. Изначально планировался небольшой выход за покупками для мелких домашних нужд, но после возвращения шотландцу не захотелось проводить очередной день в четырёх стенах. Только пакет с покупками опустился на кухонный стол, как входная дверь снова хлопнула, а в замке послышался скрип ключа — Кена и след простыл. В мегаполисе кипела жизнь. Она кипела в нём словно не переставая. Городом, который никогда не спит, признан Нью-Йорк, а Лондон вполне мог претендовать на это звание в Старом Свете. Выйдя в этот, казалось, огромный город, мужчина почувствовал, будто оказался в абсолютно другом мире. Это уже была другая столица Соединённого королевства, совсем не похожая на ту, которую он помнил в далёкие шестидесятые. Направление выбиралось наобум: куда вело чутьё, туда шёл и Кенни. День был прохладный, немного пасмурный, и по улицам туда-сюда, отскакивая то от одного, то от другого здания, гулял лёгкий ветерок. Поездка в Англию выпала на самый удачный период: в середине лета знаменитая английская погода была не такой капризной и не вынуждала местных жителей готовиться к её всевозможным выходкам при выходе на улицу. Одна улица сменялась другой: город был настоящим лабиринтом, впрочем, он всегда был таким. Поворот за поворотом, квартал за кварталом… Куда бы он ни шёл, везде чувствовалось движение мегаполиса. Казалось, Лондон был переполнен всем, чем только можно: людьми, звуками, запахами, культурами, своими и чужими воспоминаниями. И всё это было так неумело перемешано, что что-то да неожиданно всплывало, не хотело растворяться и вариться в этом «котле». А вкус у этого варева был явно не из самых приятных: слишком много несочетающихся ингредиентов. Основой служил английский овощной бульон с кельтской мясной составляющей, а к нему добавлялись индийские острые специи, китайская длинная лапша, итальянский сыр, немецкая ветчина, экзотические фрукты из бывших колоний и ещё примерно пара сотен других ингредиентов. Казалось бы, такая смесь может отбить аппетит на ближайшие пару дней, но почему-то она привлекала всё больше и больше людей. Многие уже отведали лондонского рагу и взамен оставили в общем котле свой ингредиент, который добавил бы блюду ещё больше вкуса. Какие-то компоненты варились там уже не первый век, а какие-то только-только попали туда. Котёл и правда был переполнен, но каким-то чудом в нём всегда находилось место для чего-то нового. Кенни впервые попал в это рагу, когда от него практически ничего не осталось, и котёл приходилось наполнять заново. Но сейчас город было не узнать: он вырос, восстал из пепла, с избытком восстановил всё утерянное. Но что-то в Лондоне осталось неизменным, какой-то особый дух, всё же он был столицей и главным оплотом британской нации, когда та ещё и ложку сама держать не могла, и ей приходилось помогать знакомиться с миром. Можно сказать, это ощущение грандиозности и даже монументальности накапливалось и росло вместе с городом. Больше всего оно ощущалось в центральной части города, куда Кен пришёл совершенно случайно. Над Темзой уже нависали сумерки, и зажглись первые огни. По реке курсировали небольшие судна: какие-то направлялись в доки или на причалы, какие-то всё ещё катали туристов, показывая им прибрежные достопримечательности. На фоне серо-синего неба переливался разноцветными огнями Лондонский глаз, отражаясь в окнах близлежащих зданий. Кен даже не заметил, как оказался неподалёку от знаменитого Скотланд-Ярда, который расположен прямо напротив колеса обозрения. Вестминстер, по его оценке, изменился мало, даже, наверное, остался почти таким же, что и полвека назад. Пока он прогуливался по набережной, начал капать дождик. Это было знаком, что пора направляться обратно в своё временное убежище. Но Кен решил вернуться также пешком несмотря на непогоду, которая, к слову, усиливалась. Он счёл этот дождь крещением на британской земле, поэтому не стал прятаться от капризов погоды. Когда шотландец подходил к дому, он вымок до нитки и понемногу чувствовал, что замерзает. Открыв дверь дрожащими от промозглости руками, Кен осознал, что ему хорошо. Ему не было страшно, одиноко. Казалось, дождь смыл все горести, тяжёлые мысли и переживания, оставив после себя только несколько капель на волосах, блестящие глаза и мокрую одежду. Первым, на что упал взгляд, был небрежно оставленный на столе пакет с продуктами. Часть его содержимого рассыпалась по столу, а что-то даже упало на пол. Судя по форме, это было яблоко. Кенни только улыбнулся этому неряшливому натюрморту и с довольной усмешкой проигнорировал его, отправившись в комнату переодеться в сухую одежду. Сначала он хотел взять первое, что попадётся под руку, но, роясь в шкафу, нашёл цветастые пижамные штаны с рисунком из символов супергероев. Возможно, это была самая яркая вещь в его гардеробе, но в ней было что-то по-своему уютное. И в тот вечер она согрела не только его тело, но и душу. В конце концов разобравшись с покупками и сделав себе ужин, Кенни наконец смог по-настоящему расслабиться. Смена обстановки благоприятно подействовала на него. Перед сном он решил, что подобная прогулка должна повториться, из-за чего следующие несколько дней провёл, осматривая разные уголки Лондона.