Leave Me Shakin'

— Так, наиболее логичной вещью сейчас будет… Сан вздыхает и хватается за голову. Он издает звук, нечто между зеванием и глубоким глухим стоном, — нет здесь никакой логики! Я никогда не слышал, чтобы кто-либо когда-либо призывал фамильяра в виде человека. — Ну, давай будем честны, Сан. Он не человек, — говорит Хонджун. Сан выпроводил всех остальных из комнаты, но он уверен, что они все всё равно подслушивают за дверью. — Но он и не чародей. Он просто… возник. Из ниоткуда. Из ничего! — кричит Сан, вскидывая руки к потолку. Уён все еще лежит без сознания на их кровати. Он не шевелится, несмотря на громкие крики. Уён, наверное, мог бы проспать и апокалипсис. Был один раз, когда их зелье разлилось на пол на кухне, и дом предсказуемо запаниковала из-за обжигающей жидкости на ее досках, так что она включила все краны, мигала всем светом и хлопала окнами и дверьми. И Уён все это благополучно проспал. — Он не появлялся из ниоткуда и из ничего. Он был призван магией Уёна. Несмотря на то, что он заговорил сразу после появления, этот человекоподобный фамильяр не сказал с тех пор ни единого слова. По факту он сидел на полу около кровати со скрещенными ногами (теперь уже одетый в одну из белых рубашек Сана и в его серые спортивные штаны, потому что Сан не выдерживал вида сияющего нагого парня в их спальне) и просто смотрел на лицо Уёна. — В этом все равно нет никакого смысла, Хон, — пробормотал Сан, так остро ощутив в одно мгновение пугающее присутствие этого парня. Он также ощутил мурашки, бегущие вниз по его спине и заставляющие вздыбится волосы на его руках. Его тело чувствовало себя не так. Будто оно пыталось вылезти из кожи вон и приблизится к Уёну и этому парню, — ритуал не сработал. Мы все видели, что ничего не вышло. Хонджун пожимает плечами, — ты знаешь даже лучше меня, что магия не бывает только черной и белой. Это целая, блин, радуга, — Аврора машет своими крыльями перед Хонджуном, оставляя за собой радужный свет, чтобы продемонстрировать его пример наглядно. Призванный парень протягивает руку, чтобы коснутся ладони Уёна там, где она осталась непокрытой одеялами, прямо на самом краю матраса. Сан хочет вмешаться, но Хонджун останавливает его, дернув за край рубашки. В конце концов парень лишь нежно проводит пальцами по костяшкам Уёна. Он не отводит взгляда от лица спящего Уёна. Сан собирается уж было заговорить, но парень делает это первее. — Я не человек, — говорит он, — так что вы можете перестать паниковать из-за того, что выдернули человеческую душу с Небес. — Это не-- — Я Агатион, — продолжает он. Его голос низкий и приятный. Слегка мягкий и тихий, словно он смущается, несмотря на то, каким уверенным в себе он выглядел при появлении. — Невозможно, — заявляет Хонджун, — ты должен появляться только в полдень. — Или когда я нужен, — отвечает он. Затем он встает и внезапно оказывается перед Саном, прикладывая руку к его груди, где остается зазор от незастегнутой рубашки, — я и твой тоже. Сан отступает назад, и рука парня опускается. На короткое мгновение он выглядит расстроенным, нахмурив брови. — Я не звал тебя, — говорит Сан, нервно прочищая горло, пытаясь вспомнить момент, хотя бы даже секунду, когда он мог подсознательно воззвать к своей силе. «Я не кошка, и не собака, Сан, — говорит он, нахмуриваясь еще больше, становясь при этом похожим на грустного ангела, а Сан чувствует, как звук его собственного имени, звучащий из уст этого парня, пробирает до мозга костей. Оно звучит… как и должно? Да. Оно звучит так, как и должно, произнесенное его глубоким нежным голосом, — Я не откликнусь на такой зов. На меня не сработает свисток, как на собаку, — он делает паузу и заглядывает Сану в глаза — я прихожу… когда я нужен. — Ёсан, — едва слышно проговаривает Уён, все еще продолжая пребывать во сне, но при этом отчаянно взывая, — Ёсан. Парень возвращается к Уёну в мгновение ока и сжимает его руку. Его пальцы переплетаются с нежными маленькими пальцами Уёна. — Это твое имя? — Не думаю, что когда-либо называл себя так, — говорит он, нежным движением убирая промокшие от пота пряди с лица Уёна, — но, да, это мое имя. — У тебя были хозяева до этого? Ёсан пожимает плечами, — я не очень хорошо их помню, но они должны были быть. — Зачем тогда приходить к нам? Больше никто в тебе не нуждается? — Потому что я ваш, — просто отвечает Ёсан, — я просто ждал, пока вы меня найдете. Сан не хочет оставлять Ёсана наедине с Уёном, поэтому Сонхва соглашается посидеть в комнате и понаблюдать. Ёсан усмехается, когда Сонхва садится напротив двери, внимательно следя за ним и Уёном. — Твой фамильяр действительно тебе подходит, — невзначай добавляет Ёсан, уставившись на ястреба, расположившегося на настольной лампе. ЭнгБи щелкает клювом в его сторону, и Ёсан подражает ему, щелкнув своими маленькими округлыми зубами. Сан вздыхает и похлопывает Сонхва по щеке, после чего они покидают комнату. Сан прохаживался туда-сюда по кухне, пока остальные готовили завтрак. Было четыре утра. Живот Сана начал подавать признаки жизни в ответ на запах жареных яиц. — Я не думаю, что он хочет причинить вред, — говорит Юнхо, доставая крупный кусок бекона из холодильника. Жир капает с его концов на пол и впитывается в дерево. Дом довольно урчит, — если он фамильяр Уёна, то он в любом случае не сможет ему навредить. — Он сказал, что он наш, — говорит Сан, падая на стул и сгибаясь над кухонным столом, прислоняя лоб к жесткой деревянной столешнице. Он просто хочет спать. Он просто хочет, чтобы его кровь перестала течь по венам так, будто она хочет выбраться наружу. — Тем более к лучшему, — добавляет Чонхо, доливая еще больше масла на сковороду. Оно шипит и подпрыгивает, но он даже не дергается, — он не сможет навредить никому из вас. — Я не беспокоюсь о том, что он может навредить нам, — тихо отвечает Сан. На его спину ложится рука. Она нежно поглаживает его между лопаток. Похоже на Минги. — О чем же ты тогда беспокоишься? — это Минги. Большие теплые ладони. Голос, который перекатывается словно гроза вдалеке над океаном. Он был первым, кто заговорил с Саном после того, как тот прибыл в Шабаш. «Крутая вещь — магия, да ведь?», сказал он тогда, посмеиваясь и отправляя рабочую тетрадь Хонджуна в далекое плавание по глубоким водам близлежащего озера. — Почему сейчас? — слетает с губ Сана, но он уверен, что за этим скрывается нечто большее. Нечто, что он не может объяснить или озвучить, или оправдать логически. Больше, чем любой из них сможет понять, даже больше, чем сможет понять Уён, и нет ничего, что было бы больнее этого. Нет ничего, что опустошало бы его грудную клетку с такой же силой, как все слова, которые он не может сказать Уёну. — Он сказал, что ждал вас, — отвечает Хонджун, вытаскивая керамические тарелки из шкафчиков. Они все расположены как попало, потому что Уён настоял на том, чтобы расставить все самому, но керамик из него никудышный. Они все с бугорками, трещинами и сколами, и не совпадают по цветовой гамме, но они идеальны. — Это и беспокоит меня. Я не помню, чтобы звал его, совсем. — Думаешь, он знает что-то, чего не знаешь ты? — спрашивает Минги, продолжая массировать его спину своими гигантскими теплыми ладонями, разминая его затекшие плечи так, словно он хотел растолкать все то, что беспокоило Сана, физически и метафизически, обратно по своим местам в его теле, — ну, может ты в беде? Сан неровно вздыхает, — духи типа Агатиона не появляются ради прикола. Если он здесь, то это точно что-то значит. Юнхо ставит кружку с чаем на стол рядом со щекой Сана, — ну, значит хорошо, что здесь, так? Сан приподнимается, и, внезапно, Блинчик запрыгивает к нему на колени, ставит лапки на его грудь и трется мокрым носом о его шею. Сан подносит руки к ушам Блинчика и почесывает мягкую шерсть за ними. От маленьких белых лап Блинчика идет волна успокаивающей энергии, и Сан, не часто ощущая желание заплакать, ощущает его сейчас. Потому что его друзья, его Шабаш, слишком хороши, чересчур хороши для него. А он вот так вот запросто скрывает от них такое. Сан ощущает эти слова снова, они скапливаются у него под языком. Он чувствует их словно сладкий и липкий мед на его нёбе, который не представляется возможным проглотить. И он собирается сказать что-то. Правда. Но затем Уён кричит в спальне. И разум Сана отключается, всё, что он хотел озвучить, мгновенно стирается у него из памяти, кроме того факта, что ему нужно быть рядом с Уёном, убедиться, что он в безопасности. Он врывается в спальню и обнаруживает там Сонхва, прижимающего Ёсана к стене, локтем к горлу, а Уён стоит позади них, дергает Сонхва за свитер и кричит. — Отпусти его, Хва! Он не сделал ничего плохого! — плачет Уён. Ёсан остается неподвижен, смотрит прямо на Уёна поверх плеча Сонхва, несмотря на то, что сам Сонхва находится буквально в сантиметрах от его лица, тяжело дышит и бормочет что-то похожее на начало защитного заклинания. — Что случилось? — спрашивает Сан, подходя к Уёну, чтобы прикоснуться к его лицу, ощутить его тепло, его раскрасневшиеся после сна щеки в своих ладонях. Уён тянется за прикосновением, — мне показалось… ты кричал! Ты не ранен? — Я хотел лечь рядом с ним, — объясняет Ёсан. Теперь его взгляд сосредоточен на Сане, и он ни разу не моргает. Это выводит из себя. Красота его резких черт и ярких бело-золотых волос. — Чт… ты не можешь просто-- — Почему не могу? Я его фамильяр, — парирует Ёсан, — даже птице разрешается прикасаться к ее Хозяину. — Не называй его птицей--, — шипит Сонхва, и от его тела исходят волны какой-то мощной и защитной энергии. — Тогда, пожалуйста, отпусти меня, так как я не сделал ничего такого, что вы не позволили бы делать другим существам-фамильярам. — Это другое, — оправдывается Сонхва, делая шаг назад и опуская руки. Неспокойная энергия вокруг него стихает, — так ведь? , — он поворачивается к Сану, который выглядит настолько же потерянным, насколько и ощущает себя. Потому что Сан не знает. Это другое, потому что он красивое человекоподобное существо? — Ты в порядке, Ёсан? — спрашивает Уён, тихо и неуверенно, из-за спины Сана, который встал впереди него, желая защитить. Ёсан потирает горло, и красные отметины, доставшиеся ему от Сонхва, мгновенно исчезают, — бывало и хуже. Хонджун берет Сонхва за руку и фактически выталкивает его прочь из комнаты, — тебе нужно учиться просить помощи, а не просто сразу предпринимать потенциально катастрофические действия, хорошо, любовь моя? Сонхва ворчит, но следует за ним на выход, оставляя Уёна, Ёсана и Сана наедине. Так неправильно позволять Ёсану находится в их самой интимной и личной комнате в доме. Что-то внутри Сана отчаянно хочет, чтобы тот исчез. Ёсан, должно быть, чувствует это, потому что говорит, — я знаю, что ты хочешь меня ненавидеть, но обе ваши энергии призвали меня сюда. — Откуда нам знать, что это не ловушка? Ёсан оттягивает уголок воротника свободной белой рубашки, которую ему одолжил Сан, чтобы оголить свои ключицы, на которых можно увидеть метку фамильяра, похожую на два треугольника, расположенных вертикально верхушкой к верхушке, как песочные часы, — если это ошибка, то у вас не будет такой же, верно? Дыхание Уёна словно застревает в горле, и он приподнимает края своей рубашки, чтобы показать такую же метку на его левой тазовой кости, — всегда задумывался… слишком уж необычная родинка. — Но у меня нет, — начинает Сан, сводя брови в недоумении, — у меня нет такой. Ёсан подходит ближе, и Сан мгновенно неосознанно выставляет руки в защитном жесте. — Уён, — говорит Ёсан, и что-то внутри Сана рычит от того, насколько легко и просто Ёсан произносит это имя. Словно он принадлежит ему, — поможешь мне? Уён подошел к Сану нервничая, и именно этот факт заставил Сана почувствовать себя еще хуже, то есть, Уён напуган, то есть, Уён напуган из-за него, что абсолютно неприемлемо. Сан посвятил всю свою жизнь, начиная с раннего подросткового возраста, стремлению избавить жизнь Уёна от страха, особенно, если он может тому поспособствовать. Он удерживал в ладонях бесчисленное количество пауков, притворяясь, что ничего не чувствует, притворяясь, что не чувствует покалывания страха от ощущения маленьких лапок на своей коже… Он хватал всех этих пауков и выпускал их наружу, в их сад, потому что Уён — несмотря на свой огромный страх от их присутствия в доме — не позволял Сану раздавить ни одно живое существо в этих стенах. Сан проглатывал любой кусок страха, что грозился овладеть им, каждый раз, когда он чувствовал себя поглощенным огнем, ему не принадлежавшим. Он превратил свой страх в плотный шарик пластичной глины и посадил его в своей груди под замок за решеткой из ребер. — Все нормально, малыш, — говорит Сан, заставляя себя открыться Уёну. Позволить ему чувствовать, что Сан этого хочет, и что все под контролем. — Можно? — спрашивает Уён, пробираясь пальцами под рубашку Сана. Его кожа все еще теплая после сна, и Сан хочет прижаться к нему и вдохнуть запах аромамасел, которой остался на нем с церемонии. Он хочет обвить себя вокруг Уёна словно плющ, вплести себя между его рук и ног, как всегда подстраиваясь, чтобы оставаться настолько близко к коже Уёна, насколько это возможно. Сан позволяет Уёну приподнять его рубашку и ведет его вокруг себя медленно, по кругу. Сан ощущает на себе взгляд Ёсана, и он жжется. Уён проводит кончиками пальцев по задней стороне его шеи, приподнимая волосы у ее основания, которые как-то слишком сильно отрасли в последнее время. Сан чувствует, как Уён выводит два идеальных треугольника на его коже, дыхание дрожит, и он все понимает. — Она здесь, — нежно произносит Уён, желая, чтобы Сан повернулся к нему лицом, — она настоящая. Сан не хочет, чтобы Ёсан был здесь. Он не желает видеть это теплое золотое свечение его кожи, разрушающее комфортную полутьму их спальни. Он не желает этой вынужденной связи с существом, которое пророчит опасность. Сан хочет взять Ёсана в свои ладони, как всех тех выброшенных в сад пауков, и он хочет затолкнуть его обратно в глубины своей души, так, словно ничего и не было. — Ты нам не нужен, — бормочет Сан, смеряя Ёсана взглядом поверх плеча Уёна, — И я никогда не просил фамильяра. И не хочу его. — Погоди, — шепчет Уён, разворачиваясь, — ты мне снился. Я был в твоем доме. Ёсан наклоняет голову чуть набок, в замешательстве прищуривая глаза, — в моем доме? — Я был во тьме, закован в цепи, — поясняет Уён. Сан хватает его руку и сжимает её, но Уён не реагирует на это. Он идёт ближе к Ёсану. Сан не может остановить его, его ноги отказываются подходить даже на шаг ближе к сияющему парню, который так смотрит на Уёна. Так, будто он ждал его целую вечность. Может, он и правда ждал. — А, — проговаривает Ёсан, опуская глаза в пол, — там меня держат, когда я в забвении между двумя реальностями, в ожидании. Я удивлен, что ты смог… Я удивлен, что твой сон отнес тебя туда. — Мои сны часто показывают мне вещи, которые мне суждено найти. Например, Санни, — объясняет Уён, — Как долго… ты пробыл там? — тихо добавляет Уён, звуча потерянно, и Сану это не нравится. Не нравится, что он поучаствовал в том, чтобы эта боль появилась в жизни Уёна. И, возможно, в жизни Ёсана. Если он может чувствовать боль. Что он, конечно же, может. Когда Блинчик наступил на острый камень на берегу реки около старого дома Юнхо, то он скулил от боли до тех пор пока рану не залечили. Фамильяры становятся жителями этого мира, когда их призывают сюда: их плоть — это плоть, а кровь — это кровь. Ёсан, возможно чувствуя, насколько сильно Сан хочет избавиться от этого разговора, просто отвечает, — не важно. Сейчас я здесь. Уён вздыхает и обнимает его, кладя руки на его плечи, — глупый Ёсанни, — Уён плачет, прижимаясь лицом к впадине на сияющей шее Ёсана, — конечно это важно. Все важно. Ты важен. И этот взгляд в глазах Ёсана. Сан узнает этот взгляд. Он помнит, как смотрел на Уёна точно так же, когда осознал, что тот становится смыслом всей его жизни. Ёсан не обнимает в ответ, но и не отталкивает Уёна, как этого хотелось бы Сану. И не то, чтобы это в духе Сана — быть собственником. Правда, это не так. Когда Уён захотел последовать за Хонджуном в лес рядом со старыми землями Шабаша на Летнее Солнцестояние, Сан понимал, что тот собирался вбирать в себя чистую магическую энергию, и его тело и магическая сущность лежали бы обнаженными на земле, окруженные другими телами, которые не принадлежали Сану. И не то, чтобы никогда не ходило слухов о том, как чародеи из одного Шабаша трахались все вместе от случая к случаю, особенно во время использования плотской энергии. Ведь что может быть более могущественным, чем семь сил, действующих все вместе одновременно? Но здесь все иначе. Уён и Сан всегда отличались в этом плане, способные разделять любовь и секс. Конечно, они любят своих друзей, но это другое. Всегда были именно Уён и Сан. Сан видит, как Ёсан сжимает в кулаки свои руки, свисающие по бокам, словно пытается сдержаться, чтобы не обнять Уёна. Этот плотный сгусток в груди Сана начинает биться о его ребра. Ему больно, и он пытается затолкнуть его обратно, сжать до меньшего размера. Пытается… Сан сгибается пополам и падает на колени, сдерживая крик боли, пока огонь раздирает его изнутри, желая выбраться наружу. Уён выкрикивает его имя, и Сан наблюдает за тем, как Ёсан отталкивает его. Все начинает гореть еще сильнее, пламя пробирается Сану под череп и выходит наружу через глазницы, и Сан понимает, что происходит, но не может остановить это сейчас. И Ёсан, должно быть, тоже это понимает, потому что он выталкивает Уёна в коридор и запирает за ним дверь. Уён колотит по двери и скребется. Сану хотелось бы, чтобы это был просто один из тех моментов, когда он запирал Уёна где-нибудь в шутку, и тот орал как банши и стучал своими маленькими кулачками по дереву. Когда он был полностью голый, и с него стекала вода после душа, которая потом проникала под щель внизу двери. Когда Сан открывал дверь и хватал Уёна за самую сочную часть его бедер, и прижимал его обратно к двери, и чувствовал теплую гладкость его влажной кожи под своими ладонями. Когда Уён хватался за край двери и двигал своими ягодицами вниз, жаждущий, и любящий, и бесстрашный. Но здесь и сейчас Ёсан стоял на коленях перед Саном, глаза яркие как солнечный свет, пропущенный через твердый янтарь, и Сан почувствовал, что хочет накричать на него так, как он не кричал ни на кого в жизни. Прогнать его. Изгнать его обратно в те цепи и бесконечную всеобъемлющую тьму. Он никогда не чувствовал столько ненависти до этого момента. — Мне жаль, что я пришел так поздно, — говорит Ёсан в свое оправдание, — я был под замком там, мог только смотреть. — Смотреть что? — Сан шипит сквозь стиснутые зубы, костяшки его пальцев трещат, когда он бьет кулаками в пол, чтобы сдержаться и не ударить это идеальное ангельское лицо Ёсана. Господи Боже, Сан презирает его. А ведь Сан никогда и никого не презирает. Это больно. Больно ощущать такое количество ненависти. Как может тело вмещать в себя столько ненависти? Это не может быть естественно. Поэтому и жжется так сильно. Его предупреждали не доверять этому существу. Сан выживал без любви годами, и он не позволит никому и ничему вернуть его обратно в то время. Почему же Сан не может поймать Ёсана в бумажный стаканчик и оставить его в кустах? Потому что он не паразит, Сан заставляет себя подумать об этом, а затем представляет Ёсана, пойманного в паутину, разрушающую его и заставляющую его рыдать. Ему хочется причинять боль. Голос Идена эхом отдается у него в голове: Не навреди. Ёсан приподнимает голову Сана, нежно дотрагиваясь до его подбородка двумя изящными пальцами, и Сан застывает от этого прикосновения, — я исправлю это, Сан. Обещаю. Пожалуйста, доверься мне. Глаза Сана закатываются от того, как сильно жжет все внутри, и ему кажется, что, если он откроет рот, то его стошнит пеплом его собственных органов, которые наверняка уже дотлевают, но затем Ёсан наклоняется и прижимается своими губами к его губам. Они теплые, тоньше, чем у Уёна, но мягче, чем все, что Сан когда-либо ощущал. Тело Сана наполняется спокойствием и чем-то, что напоминает любовь, но это не любовь. Может, сочувствие или доверие. Сан становится податливым и слабым в руках Ёсана, который притягивает его поближе к себе и шепчет, — мне так жаль, Сан. Я должен был быть там, и мне так жаль. — Я не просил тебя. Я не хотел тебя, — хнычет Сан, даже когда прижимает свое лицо к плечу Ёсана, и рвано всхлипывает. — Я хотел тебя, — говорит Ёсан в ответ так нежно, о, как же нежно, и Сан чувствует, словно его поймали в теплые, расплывчатые очертания рук самой Богини. Это… успокаивает. Остальные уезжают утром. Их магические дома не могут существовать без их магии слишком долго и начинают от этого вести себя немного… странновато. Хонджун прижимается лбом ко лбу Сана, а затем и Уёна, шепча — Я, конечно, не Иден, но я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы разобраться в ситуации. Моя душа с вами. Призывайте нас в любое время, пожалуйста. Сан испытывает приступ боли и просто кивает, неспособный превратить свои мысли в слова. Он чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как заснул в объятиях Ёсана на полу своей спальни. Проснулся он в итоге с Уёном, а не с Ёсаном, но так и не смог забыть это чувство завершенности, когда Ёсан держал его в своих руках. И он ненавидит это. Уён всхлипывает и с разбега напрыгивает на Сонхва, обнимая его, — ненавижу эти моменты, когда вам нужно уезжать. Сонхва нежно ставит Уёна обратно на землю, и Уён хмыкает, разворачиваясь к Чонхо. Чонхо закатывает глаза и с неохотой, но все же разводит руки в стороны. Уён прыгает. Чонхо легко подхватывает его, как невесту, и Уён хихикает с легкостью, покрывая его круглые щеки поцелуями. Так, словно ему все равно на присутствие Ёсана позади их всех, который вежливо сидит за кухонным столом, где Уён и сказал ему сидеть. Может ему и правда все равно. Сан попросту… ненавидит это. Они прощаются со всеми. Уён обхватывает руками талию Сана со спины, пока тот бездумно смотрит на открытую дверь, наблюдает, как остальные взлетают и исчезают. Он провел так много времени, заглушая воспоминания о временах до Шабаша. Ему всегда будет больно видеть, как они уходят. — Нам надо поговорить, Санни, — сообщает Уён, нежно и сладко. — Да, — отвечает Сан, чувствуя, как все внутри него опустевает. Ёсан сидит там, за столом, который Уён и Сан сделали вместе, и хотя он не выглядит спокойным, он и не выглядит так, будто ему здесь некомфортно. — При нем будем говорить? — шипит Сан, пока Уён достает неподходящий по размеру обеденный стул и ставит его рядом с Ёсаном. Ёсан дарит Уёну маленькую кошачью улыбку. Уён улыбается в ответ. Сан сжимает края своего свитера, растягивает его, и его ладони трясутся. — Санни, — зовет Уён на гради сладости и отчаяния, — пожалуйста. Присядь. Сан замирает, уставившись на Ёсана, сидевшего там, за его столом, рядом с самым дорогим для Сана человеком, улыбаясь ему и смотря на него так, словно он его любит. — Я не хочу, чтобы он был здесь, Уён, — хрипит Сан, чье горло жгло от желчи, словно он был болен. Что-то не так. Все всегда было под контролем. Не идеально, но, в принципе, пойдет. Все эти годы он был в порядке. Но с тех пор, как появился Ёсан… Сану кажется, что ему становится тесно в своей собственной коже. Его тело не может удерживать то существо внутри него, и все становится на вкус как пепел. — Милый, — Уён зовет снова, протягивая руку в его сторону, — пожалуйста. Иди сюда. Сан делает глубокий вдох, и с каждым новым успокаивает себя все больше и больше. Вдох. Подавить в себе все. Вдох. Воздух в его горле работал как пресс, надавливая и надавливая до тех пор, пока Сан не нашел в себе силы сделать шаг вперед. Он садится. Уён сияет так, словно он совершил подвиг. Так, словно он понимает, как сильно Сан страдал в глубине души, и все знает. Это так и есть. Он всегда, всегда, всегда даёт ему время во всем разобраться. Даёт ему личное пространство, чтобы собраться, кусочек за кусочком обратно по местам после того, как он позволил им смешаться внутри себя. Сан делает один последний исцеляющий вздох. — С чего начнём? Уён берет Сана за руку и переплетает их пальцы, — как много ты знаешь о нас, Ёсан? Ёсан наклоняет голову, задумываясь, — хм. Почти все, наверное. — Наверное? — У вас есть вещи, которые нельзя увидеть, — объясняет Ёсан, — то, что вы хорошо скрываете. — А, — одновременно произносят Уён и Сан. — Но… всё остальное? — Уён поперхнулся, и его лицо мгновенно покраснело, — Ты просто видел все оттуда, где тебя держали? — спрашивает Уён. — Да, — отвечает Ёсан, выглядя смущенным и переводя взгляд на поверхность стола. Уён краснеет ещё сильнее и начинает обмахивать свое лицо, — даже не думал, что за нами следят. — Всё вокруг вас постоянно следит за вами, — добавляет Ёсан, теперь слегка усмехаясь, — Ваш Дом наблюдала за такими вещами, которые она бы с удовольствием стёрла из памяти. Уён топает ногой по скрипящему полу, — значит хватит подглядывать за нами, извращенка! Доски пола начинают скрипеть, а затем подскакивают, чтобы шлепнуть Уёна по ногам. Он вскрикивает и ноет, поднимая ноги на стул, и обхватывает свои колени, словно защищая их. — После всего, что мы для тебя сделали, неблагодарная ты-- — Уён, — вздыхает Сан, — будь повежливее. — Так почему ты здесь сейчас? — спрашивает Уён, полностью разворачиваясь к Ёсану. — Потому что вы позвали меня. — Мы звали тебя и раньше, но ты не приходил! — жалуется Уён, сжимая руку Ёсана и наклоняя ее то в одну сторону, то в другую, после чего Ёсан одаривает его большой и яркой улыбкой. Сан отводит взгляд в сторону, стараясь дышать глубже. — Только ты звал меня до этого. На этот раз это были вы оба. Сан подскакивает на месте, ощущая горечь во рту, — я не… Я никого не звал! Только Уён был в церемониальном круге. — Я не обычный фамильяр, что очевидно, — начинает объяснять Ёсан, — если бы я был… лягушкой или кошкой, то церемониальный круг призвал бы меня. А так меня призывает нечто более примитивное, скажем так. Меня призывает желание. — Желание? — Что-то вроде того. Его магический эквивалент. Сложно выразить словами. Меня держали в странном и холодном пространстве наподобие чистилища, где-то между этим местом и каким-то другим, и я ждал цели. Я ждал, что вы оба осознаете, что я нужен вам. Я… наблюдал за вами. По отдельности вначале, и я и не знал, что такое может произойти. Я знал, что должен быть здесь, с вами, но я не был, и мне ничего не оставалось делать, кроме как просто смотреть. В уголках глаз Уёна начали собираться слезы — Ёсани, — он шмыгает носом и прижимается к плечу Ёсана, — нам так жаль, правда ведь, милый? Руки Сана, которые он держит под столом, трясутся. Он тоже хочет обнять Ёсана. Он хочет… Обнять его. Обнять его за… Сан встает, — Мне нужно в город, — он вздыхает, неуклюже пытаясь выбраться из-за стола, чтобы пойти и взять свое пальто. — Погоди, — кричит Уён, следуя за ним, — поедем все вместе! Нам нужно познакомить Ёсана с остальными. Сан не отвечает, так что Уён принимает это за согласие и проводит Ёсана до двери, помогая ему накинуть на себя одно из старых пальто Сана, несмотря на заявления Ёсана о том, что это не необходимо. Сан ведет их за собой в город, следуя по выложенному камнем пути от их дома, мимо деревьев на границе их собственной территории, и вплоть до тех пор, пока камень не превращается в тротуары и асфальт. Ёсан с любопытством оглядывает машины, проезжающие мимо них по тихой улице. — Никогда не был в машине? — интересуется Уён. Ёсан смеется, звуча тихо и нежно, — я не думаю, что их изобрели в то время, когда я в последний раз был в этом измерении. Я видел их через вас ранее, и это ощущается почти по-настоящему для меня. Ощущалось, вернее. — У тебя теперь нет этой способности? — спрашивает Сан, думая о том, сколько всего Ёсан уже успел увидеть внутри него. И сколько всего он сможет рассказать Уёну, если уже не рассказал. Ёсан пожимает плечами, скосив взгляд в сторону в направлении Сана, — это намного сложнее в физическом воплощении. Разве что вы позволите мне. Сан едва слышно усмехается и начинает идти быстрее, отрываясь от остальных на небольшое расстояние. Магазин Леди Чон не так уж и далеко, поэтому это выглядит логичным, что он немного прибавляет шаг. Так ведь? Он совершенно не пытается отдалится от них. Он был практически уверен, что Ёсан все еще может видеть его насквозь. Уён нежно бормочет Ёсану, — мы готовим сад к зиме, так что нам нужно пересадить некоторые из растений и трав в тепло и купить новые, которые не боятся мороза. Ёсан ничего не отвечает вслух, но он должно быть кивает или делает какой-нибудь жест, потому что Уён хихикает, прикрываясь ладонью, короткая вспышка чистейшей радости на открытом воздухе. Входная дверь миссис Чон была приоткрыта, как это часто происходит при хорошей погоде и позволяет растениям вдохнуть свежего осеннего воздуха с улицы. Маленькое каучуковое дерево у двери выглядит прискорбно. Поникшие ветви с увядающими листьями на них. Миссис Чон выходит откуда-то из глубины помещения как только слышит их шаги, и радостно выкрикивает, — О, слава Богу! Я не знаю, что же такое происходит, но я не могу заставить вон того красавца взбодриться. Я уже и лампу для обогрева ему поставила, и фитолампу, и уровень воды измеряла, и ничего-то ему не помогает. Сан присаживается на корточки около маленького дерева. Он машет. Суть заключается в том, что растения обычно не слишком доверчивые. Сан и сам не стал бы доверять существу, которое может с легкостью его уничтожить или даже просто оставить гнить. Спустя пару мгновений маленький блестяще-зеленый листок колышется в ответ. Несмотря ни на что Сан обожает растения по этой самой причине. С ними нет надобности в языке. Они могут чувствовать его намерения, и Сану не нужно ничего объяснять. Он может просто позволить себе ощущать воздух вокруг каучукового дерева и сфокусироваться на том, как волосы на его руках встают дыбом от поддерживающей жизнь энергии. Ветви маленького деревца подрагивают от магии, которую Сан нежно посыпает на них с кончиков своих пальцев. — Подобно людям, растения могут грустить без видимой на то причины. Ну, может не совсем так, как люди… но, — начинает свою мысль Сан. — Они не так просты, как нам кажется, — заканчивает за него Ёсан. Сан оборачивается, чтобы взглянуть на него, а Ёсан пристально смотрит в ответ с настороженностью. — Не существует ничего по-настоящему простого. — Умные ребята, — говорит миссис Чон, поглаживая Уёна по голове. И именно поэтому Уён никогда не будет подыскивать другой цветочный магазин. Миссис Чон прекрасно понимает его жажду до комплиментов, — кстати говоря, кто это? — О, это Ёсан! Он… новенький, — говорит Уён уклончиво. Миссис Чон практикует магию Викка, так что она понимает, когда парни приходят за травами и маслами для конкретной церемонии, но сама она не ведьма. Есть вещи, которые Уён и Сан не смогут объяснить ей, даже если очень сильно постараются. Вещи, которые они понимают, потому что могут чувствовать присутствие иной реальности и параллельных миров и духов, витающих вокруг. — Поздоровайся, Ёсани, — побуждает Уён. Ёсан слегка кланяется, — привет, я Ёсан. Я… новенький? Миссис Чон смеется, выражение ее лица яркое и заинтересованное, — ты такой милашка, правда? — она оценивающе смотрит на него на короткое мгновение, — у тебя очень чистая аура. Ёсан медленно моргает, — На что она похожа? Никто до этого не говорил мне про мою ауру. Миссис Чон хлопает в ладоши и отвечает на тон выше обычного, — Дай мне секунду сходить за колодой! — а затем убегает в глубь помещения. Ёсан, удивившись, повернулся к Уёну и Сану — что такое колода? — Таро, — ответили Уён и Сан одновременно. Миссис Чон вернулась, перетасовывая свою колоду на ходу. Сами карты были старыми и передавались в ее семье из поколения в поколение: смятые уголки, выцветшие рубашки в тех местах, где их часто касались руки, — я не буду делать расклад целиком, так что не мог бы ты выбрать только одну карту из колоды левой рукой, пожалуйста. Ёсан оглядывается, и Уён начинает подталкивать его поближе к стойке, — все нормально, просто возьми карту. Она тебя не укусит. Ёсан выглядит неуверенно, но все равно протягивает руку к разложенной веером колоде карт в руке миссис Чон и вытягивает одну прямо из середины. Он смотрит на нее, — что это такое? Миссис Чон выглядит в хорошем смысле взволнованно и выхватывает карту из руки Ёсана, демонстрируя ее, — моя любимая карта! Уёни, вы нашли себе прекрасного нового друга. — Почему? — спрашивает Ёсан, — Это что-то говорит обо мне? — Это же Звезда, дорогуша, — поясняет она, — Карта надежды. Карта чудес, если ты веришь в них, конечно же, — она снова смотрит на Ёсана словно она может видеть сияние его золотистой кожи, несмотря на то, что для людей он выглядит как человек, — Ах, я знала, что ты сама невинность, и это лишь подтверждает это, сладость моя. Ребятки, держитесь за него, серьезно вам говорю. Щеки Ёсана приобретают мягкий персиковый оттенок и он склоняет голову, застеснявшись. Уён же сияет от счастья и гордости. И это не та же самая гордость, которую можно увидеть у Хонджуна, когда Аврора садится на цветочный бутон, и он тут же зацветает под ней. Это нечто иное. Это та гордость, которую Сан чувствует, когда Уён выходит во двор с босыми ногами в дождь, закрывает глаза, подставляя лицо под поток мелких капель, и начинает танцевать. Это гордость, которую Сан чувствует, наблюдая из-за приоткрытой двери как капли отскакивают от его тела, отталкиваемые магией, пока он продолжает кружиться. А сам Уён аккуратно направляет потоки ливня прочь от быстро переполняющихся водохранилищ позади дома и ведет их в сторону их резервного бака, чтобы защитить природу от наводнения. Гордость, когда Уён возвращается к Сану после всего этого, промокший до нитки из-за того, что не удержал барьер. Он медленно открывает глаза, зная, что обнаружит Сана, стоящего на том же самом месте. И если бы Сан смог поместить в бутылку чистую неизменную радость, то он бы взял за основу то, как Уён улыбается после этого, широко растягивая свои губы с прилипшими к щекам темными волосами. Здесь же, в магазине миссис Чон, Сан ощущает лишь горечь, и когда он смотрит на Ёсана, то Ёсан смотрит на него в ответ. — Какая у тебя аура? — спрашивает Ёсан. Миссис Чон смеется, — Санни никогда не позволяет мне читать его. Такой скрытный парень. — Я вовсе не скрытный, — протестует Сан. — Он открывается тогда, когда готов, — объясняет Уён, хватая Сана за рукав его свитера и притягивая его к себе ближе, — Он очень даже разговорчивый, если узнать его получше. И очень нахальный. — Не нахальный, — ворчит Сан, краснея, — Я просто говорю, что думаю. — Правда что ли? — добавляет Ёсан, но делает это очень тихо, так тихо, что Сан мог бы даже и не услышать этого, но он услышал. Он хочет ответить, но пытается не забыть, где они сейчас находятся. Пытается не забыть, что обещал попробовать. Хотя бы ради Уёна. — Он мог бы составить тебе конкуренцию, Сан, дорогуша, — говорит миссис Чон, с любопытством поглядывая то на Сана, то на Ёсана, словно она замечает это странное напряжение между ними, — Чистота не равняется молчанию, знаешь ли. Чистота может быть ключом к поиску правды. Расчищать паутину на своем пути. — Но пауки полезны для экосистемы Земли, — говорит Ёсан, озадаченный таким сравнением. — Это метафора, Ёсани, — смеется Уён, теребя щеку Ёсана, — мы с Саном никогда бы не обидели живое существо. Ёсан снова смотрит на Сана. Сан выжидает, с застывшим в его груди дыханием, что Ёсан разоблачит его, но тот лишь кивает и снова отводит взгляд. Уён собирает остатки того, что им нужно, распихивая горы котлов и пластиковых горшков с травами по рукам Ёсана и Сана. Уён поднимает маленькое каучуковое деревце в последнюю очередь. — Я за него втайне заплатил ранее, — шепчет он Сану, прикрываясь ладонью, — Он снова осунулся, когда мы начали уходить. Думаю, ты ему нравишься. Сердце Сана наполнилось теплотой, и он провел пальцами по сияющему зеленому листку, и тот похлопал его по пальцам в ответ. — Спасибо, — произнес Сан на выдохе, — я так сильно тебя люблю, Уён. Уён улыбается тепло и ярко, и доверительно, — я тоже тебя люблю. — Мне жаль, что я так странно себя вел ранее. И прошлой ночью, и-- — Эй, — Уён смахивает челку Сана с его глаз и проводит большим пальцем по его щеке, — все хорошо. Тебе не надо боятся. Мы с Ёсаном поговорили вчера ночью, после того, как он впустил меня обратно. Сан замирает, и такое ощущение, что его кровь замирает вместе с ним, приковывая его к месту, — правда? — Тебе не надо его бояться. Его призвала наша любовь, милый. Ничего зловещего наша любовь не породила бы. Сан не был так в этом уверен, но он кивнул, — да. Конечно. Это… логично. Уён всегда был способен прочитать настроение Сана, но сейчас, даже если он почувствовал его скептицизм, то все равно проигнорировал его. Он начал разминать пальцами напряженную точку на задней стороне шеи Сана, — он вытянул карту Звезды. — Я знаю, что ты любишь миссис Чон, потому что она очень добра к тебе, но она не обладает настоящей магией. Это все совпадение. — Ты знаешь это лучше меня, что совпадение — это то, как трусы называют судьбу, — парирует Уён. Судьба, ха. Сан раздумывает о цепочке событий, которая привела их сюда. Он думает о том, что он чувствовал, когда нашел Уёна, в том смысле, что он не мог поверить, насколько же ему повезло существовать в одно и то же время и в одном и том же месте во всей огромной вселенной вместе с человеком, который действительно способен любить его в ответ. Он вспоминает о том дне, когда Иден усадил их всех и начал объяснять, что Хонджун, будучи главой их Шабаша, будет его приемником. Иден уже был слаб к тому моменту. И в процессе развития сил Хонджуна, магия Идена начала истощаться, забирая с собой и его здоровье. Так оно всегда и было, если ты возглавлял Шабаш. Хонджуну претила эта мысль, конечно, осознавать, что он высушивает человека, который, по сути, заботился о них, как о своих детях, и кроме него у них никого не было. Иден любил их, и он успокаивал Хонджуна, напоминая ему, что судьба никогда не ошибается. Судьба свела Сана и Уёна вместе. Но судьба также забрала у них Идена. Судьба раскачивалась из стороны в сторону как маятник, и это было ни хорошо и ни плохо. Она отправляла их всех в какое-то заранее предопределенное путешествие, и этому глупо было сопротивляться. Судьба ли отправила Сана тогда, в одну тихую летнюю ночь, прямо под падающую звезду и вытянула его руки так, чтобы он поймал ее? Сан чувствовал себя таким счастливым в тот момент, что судьба взяла и положила ему ту звезду прямо в руки. Должно быть, это была судьба. Некому было больше. Когда они добрались до дома, то Уён отвел Ёсана в сад, чтобы начать пересаживать более морозоустойчивые растения в горшки, которые будут стоять на подоконнике. — Розмарин вот сюда, Ёсани, — инструктирует Уён. Через открытое кухонное окно, которое выходит во двор, Сан слышит, как Ёсан спрашивает, — вот так? И Уён, до боли нежно, объясняет ему про очищение корней от засохшей грязи и подрезание умерших листьев. — Это не больно? — нервно спрашивает Ёсан. — Нет, это помогает ему расти. Мертвые листья забирают питательные вещества у живых листьев, которые они могли бы получать вместо первых. Мертвые листья также привлекают вредителей, которые могут разрушить растение. Ёсан ничего не отвечает, но Сан слышит тихий звук садовых ножниц и подбадривающее воркование Уёна. Сан берет несколько трав, которые не смогут пережить зиму, и привязывает их за стебли к бечевке, висящей на кухне около глубокой раковины. Лаванда, полынь и мята наполняют кухню своими успокаивающими запахами, засушиваясь. Сану нравится, что даже зимой, когда они не могут открыть окна из-за мороза, у них все еще держится запах земли внутри помещения. Ёсан заходит на кухню со сложенными полотенцем, наполненным листьями и стеблями свежесорванного укропа, — Уён сказал мне принести это тебе. Сан избегает зрительного контакта и жестом указывает на столешницу, за которой он привязывает бечевку к оставшимся травам и подвешивает их. — Мне нравится этот запах, — говорит Ёсан, поднося укроп ближе к носу. — Я тоже люблю укроп больше всего, — произносит Сан, не осознавая, что сказал это вслух. — Для чего он используется? Сан берет один из пушистых зеленых побегов укропа и проводит пальцами по его нежными листьям, — с медицинской точки зрения он помогает при болях в желудке. Проблемы с пищеварением, все такое. Символически же, раньше верили, что он должен приносить удачу, но сейчас это уже просто бредни. — Почему, — спрашивает Ёсан, голос как у ребенка, который и правда чего-то не понимает. — Наверное потому, что нет никаких доказательств. Как можно измерить удачу? — Разве магии нужны доказательства? Это и есть причина, почему человечество не верит в то, что существует целую вечность и даже больше? Нечто видимое и осязаемое… большая часть магии не подходит ни под одну из этих категорий. Сан облизывает свои обветренные губы и удерживает взгляд на укропе в своей ладони, — даже будучи чародеем, сложно поверить во что-то столь… — Случайное? — догадывается Ёсан. Сан кивает, поднимая наконец взгляд. Ёсан снова смотрит на него настороженно, будто бы ждет, что Сан вот-вот сорвется на него опять, — укроп был любимой травой учителя нашего Шабаша. Не из-за каких-то медицинских или магических свойств. Ему просто нравился его вкус. Он говорил, что нам дозволено иногда наслаждаться чем-то просто так. Не у всего должна быть какая-то цель. Если бы магия действительно подчинялась причинам и следствиям, то мы никогда бы не брали на себя никаких рисков. — Звучит как слова мудрого лидера. Ведь, конечно же, риск — это когда ты не знаешь, каков будет эффект, — отвечает Ёсан, — но все равно делаешь что-то. Сан нервно сглатывает, — это совпадение, что ты сейчас здесь? Ёсан подносит веточку укропа на свет, и кажется, что она начинает светиться изнутри, ее запах все больше и больше сгущается, пока не заполняет комнату целиком. Веточка разрастается, выпуская бесконечное количество маленьких зеленых листочков из одного стебля. — Это совпадение, что мы с тобой оба любим этот запах? Ты любишь его из-за эмоциональной подоплеки, связи между тобой и твоим бывшим учителем, а я люблю его, не имея на то никаких причин. — Выглядит как совпадение, — неуверенно отвечает Сан. Ёсан позволяет веточке упасть на столешницу возле Сана, и она возвращается к своему прежнему размеру, а запах стремительно развеивается. Сан протягивает к ней руку, чтобы что-нибудь с этим сделать, но Ёсан прерывает его движение, хватая его за запястье. От этого прикосновения у Сана идут мурашки по коже. Он хочет одернуть руку. Кожа горит в том месте, где Ёсан касается его. Горит словно рана, которую сейчас прижигают. Словно Ёсан вскрывает его с каждым прикосновением, чтобы затем закрыть его раны огнем. Во дворе Уён напевает сладкую мелодию и срезает смерть, а Сан хочет лишь обнять его и забыть все на свете. — Я был призван, чтобы любить тебя, Сан, хоть ты этого и не понимаешь, — тревожно шепчет Ёсан. Сан трясет головой, внезапно ощущая слабость, — я не верю тебе. Это просто… не так работает. У меня есть Уён, и он любит меня, и я могу лишь надеяться… Я уже не заслуживаю… Ёсан обхватывает лицо Сана ладонями и держит его так крепко, словно ждет, что Сан начнет вырываться, — посмотри на меня, пожалуйста. Сан зажмуривается, но свет, исходящий от тела Ёсана, проникает сквозь его веки. Он неохотно моргает и оставляет глаза открытыми. Ёсан разводит пальцы на своих ладонях по обеим сторонам лица Сана, наклоняется вперед, чтобы прижаться к его лбу, и Сан ослабляет свою защиту. Глаза Сана закатываются, и становится темно. Темно, но там есть звезды. Разбросанные по небу звезды, а затем он стоит в поле… ну, не просто стоит, а наблюдает откуда-то не издалека, но и не поблизости… наблюдает, как мальчик идет сквозь густые поля кукурузы, призывая небольшой свет, чтобы вести его вперед. Это Сан. Маленький Сан. Ему нехорошо, так как он знает, что сейчас произойдет. Но он не может пошевелиться. Толстые цепи удерживают его руки и ноги. И есть какой-то барьер между ним и сценой, словно он смотрит кадры из фильма. Ребенок Сан бежит сквозь ряды высокой кукурузы, следуя за ниточками дыма от нескольких упавших звезд. Одна звезда мерцает прямо над ним, словно пытаясь задержаться в воздухе. — Не надо, пожалуйста, — говорит Сан, но голос принадлежит Ёсану. Маленький Сан стоит на открытой поляне, его взгляд направлен вверх в темное небо, и он зажмуривается, вытягивая вперед сложенные чашечкой ладони. — Стой! Сан, стой! — голос Ёсана срывается с губ Сана, пока тот продолжает наблюдать. Ёсан извивается в своих цепях, его щеки мокрые от слез. Севшим голосом Сан продолжает кричать вместе с Ёсаном и его грубым низким голосом, — Пожалуйста, Сан! Послушай меня! На мгновение маленький Сан поворачивает голову так, словно он услышал. Их взгляды встречаются, и Ёсан кричит снова, — Сан, пожалуйста, тебе это не нужно! Тебя будут так сильно любить! Маленький Сан приоткрывает свой рот, чтобы позвать в ответ, но звезда в его ладонях сбрасывает с себя лживое свечение, обнажая тусклое черное облако, скрывавшееся внутри. Дым проскальзывает через приоткрытые губы Сана, выбивая из него все дыхание до того, как он смог бы что-то с этим сделать. Ёсан все еще кричит через взрослого Сана, и сам Сан наблюдает, как его молодая версия падает без сознания посреди поляны. Его тело будет испускать зловещий темный дым еще несколько месяцев перед тем, как он въестся в его кожу, его кости. Тьма будет дремать в нем годами, пока она не научится им управлять. Пока не поймет, что Сан сделает все, что угодно, чтобы Уён был в безопасности. Пока не поймет, что Сан бывает чересчур вспыльчив, когда дело касается защиты тех, кого он любит. Пока не поймет, что любовь тоже может быть оружием. Все снова погружается во тьму, и Сану кажется, что все закончилось. Но он не может открыть свои же глаза в своем теле, и он все еще видит только то, что Ёсан хочет ему показать. Теперь он следует за Иденом вдоль по покрытой грязью тропинке, ведущей в его хижину в лесу, — Обещаю, ты полюбишь абсолютно всех ребят. Они помогли мне найти тебя. Сан не может представить, каково это, любить кого-то. Ничего и никогда не любило его. Дверь распахивается, и в проеме появляется парень, лет тринадцати или четырнадцати на вид, с круглыми и мягкими щеками. Его нос кажется даже слегка крупноватым для его лица, и когда он улыбается, то выглядит как персонаж какого-нибудь мультфильма, черты его лица кажутся слишком нарисованными, чтобы принадлежать живому человеку. — О, ты уже тут, — говорит он, а за ним мерцают отблески тёплого пламени. Сан чувствует, как тепло щекочет его прохладную кожу, — Это я тебя нашёл! — щебечет парень радостно, — Ты был в моём сне! — он активно размахивает руками и много жестикулирует, словно пытается продемонстрировать эту сцену, — Ты был около реки и держал в руках трехногую жабу, а потом протянул её мне и спросил, как ей можно помочь. — Я помню, — отвечает Сан, и это правда так, — Я чувствовал, как деревья шелестели вокруг меня, словно они танцевали. — Это был я, — объясняет парень и широко улыбается от гордости, — Ну, заходи! Сонхва готовит рагу, и мы накрыли на девятерых. — Сонхва…? — Это самый старший из твоего нового Шабаша, Сан, — говорит Иден, прижимая руку к спине Сана в районе его лопаток, отчего Сан двигается вперед к проходу и затем чувствует жар от огня, и сразу после этого любопытный взгляд Уёна, направленный на него. — Я Уён. Мы одного возраста. Ну, просто для справки. Можем быть лучшими друзьями. Сан никогда не встречал ровесников до этого. Он не много времени проводил в окружении других детей. И у него уж точно никогда не было лучшего друга. Уён берет его за руку, и это ощущается как удар статическим электричеством. Необъяснимое чувство, пробежавшее по нему, и он уверен, что Уён это тоже почувствовал. — Ох, — внезапно говорит Сан на выдохе, словно весь воздух из него только что кто-то выбил. Уён смотрит вниз на их ладони, а затем снова на лицо Сана, — я ждал тебя, — говорит он, и под слоем его голоса есть еще один, более низкий тон, что-то настолько же тягучее как патока. Что-то знакомое. Звук далеких стенаний из прошлого. Что-то звучащее среди гор, в которых он рос, и рассказывающее ему, что однажды его полюбят. — Спасибо, — очень тупо отвечает Сан, его язык едва ворочается во рту. Уён склоняет голову на бок как щеночек, и Сан начинает задумываться о том, что же такое любовь. Это внезапный поток электричества? Это то, как что-то новое кажется до боли знакомым? — Ты забавный, — отвечает Уён, похихикивая в свою свободную ладонь, — Я рад, что нашел тебя, — а затем все снова погружается во тьму. Уён находится рядом, когда Сан вновь открывает глаза. Они с Ёсаном оба касаются его, а затем придерживают, помогая подняться, пока он возвращается обратно в свое тело. — Ты всегда был с нами, — бормочет Сан. Глаза Ёсана блестят от слез, и он кивает, отчего несколько капель падают на пол под действием гравитации. — Ты свел нас вместе, чтобы мы смогли найти тебя, — говорит Сан. Ёсан прикусывает свои подрагивающие губы, — я не уверен насчет этого. Я был лишь сторонним наблюдателем на вашем пути и ждал, пока меня заметят. — Санни… — говорит Уён на выдохе, — что ты видел? — Ёсан показал мне… Он показал мне ту ночь, когда мы встретились, — Сан проглотил тягучую слюну, — И я слышал его в твоем голосе. Он всегда был с нами. Направлял нас. Уён обхватывает руками Ёсана, лицо которого опухло от слез и тихих, перехватывающих дыхание всхлипов, — спасибо, Ёсани. Спасибо за то, что ты так терпелив с нами. Руки Ёсана висят по бокам, и он смотрит на Сана поверх плеча Уёна, словно спрашивая разрешения. Нечто болезненно темное и завистливое отдается Сану в позвоночник, но глаза Ёсана так открыты и честны, и… полны любви. Ёсан был создан, чтобы любить их. — Ты можешь прикоснуться к нему, — говорит Сан, подхватывая Ёсана за руки и помещая их на талию Уёна, — Ты ведь хочешь прикоснуться к нему? Ёсан прижимается ближе, опуская голову на плечо Уёна, и все его тело потряхивает. — Никто никогда… — Никто никогда не прикасался к тебе? — Не так. Не… обнимал меня. Сан представляет Ёсана во тьме, за тем барьером, со скованными до бесполезности конечностями, наблюдающим за тем, как душа, которой ему суждено было принадлежать, становится оскверненной. Он думает о Ёсане, служившим другим душам до этого, которые ни разу его не обняли. — Каким же одиноким созданием ты был, — сочувствует Уён, нежно проводя руками по волосам Ёсана, — Хочешь, чтобы мы пообнимали тебя подольше? — Еще ближе, — бормочет Ёсан в шею Уёна, — Пожалуйста. Ёсан снова светится золотом, когда они укладывают его на свою кровать, и Уён целует его медленно и нежно, и сладко. Уён садится на колени рядом с Ёсаном и протягивает руки к Сану. Сан медлит всего лишь секунду, а затем ложится на Ёсана и прижимается губами к его губам. Он намного менее нежен по сравнению с Уёном, раздвигает губы Ёсана своим языком и проникает им глубже в его раскрытый рот. Ёсан выгибается под ним словно это уже слишком много для него, быть обнаженным рядом с другим существом. Уён приподнимает свитер Сана со спины и снимает его, и Ёсан всхлипывает, когда их тела соприкасаются кожа к коже. Когда Сан переводит взгляд вниз, то видит, что Ёсан практически трясется, сжимая в руках простыни по обе стороны своего тела, чтобы лежать настолько смирно, насколько это возможно. — Эй, — говорит Сан, теребя мягкую щеку Ёсана, — все в порядке. Ты можешь прикоснуться ко мне. Ёсан делает резкий вдох и проводит руками по бокам Сана, по его ребрам и рукам. Сначала скромно, но с нарастающей уверенностью по ходу дела. Он дышит через рот, быстро и обрывисто. — Он такой чувствительный, — замечает Сан, — прямо как ты, малыш. Уён подползает ближе и глубоко целует Сана прямо рядом с Ёсаном, который не может сдержать стона от такого зрелища. — Я всегда вам завидовал, — признает Ёсан, — наблюдал за вами, зная, что мог бы быть рядом. — Наверное было очень тяжело, милый, — сочувствующе произносит Уён, наклоняясь, чтобы поцеловать его снова и снова. — Ты хочешь, чтобы мы прикоснулись к тебе именно так? — осторожно интересуется Сан, — как делаем мы с Уёном? Ёсан сглатывает подступившую слюну, его кадык перемещается вверх и вниз, — я не знаю, могу ли я… Я не знаю, что… — Предлагаю начать с малого? Санни может трахнуть меня, а я могу потрогать тебя, чтобы ты тоже был частью процесса. Сан шлепает Уёна по заднице, — ты просто хочешь, чтобы тебя трахнули. Уён хитро улыбается, — меня раскрыли. Ёсан затихает, а затем слегка усмехается, все еще лежа под ними, — я завидовал этому тоже. Тому, как легко вы общаетесь. — Большую часть времени наше общение сводится к тому, что Уён кричит и раздражает меня, — говорит Сан. Уён делает крутой разворот, подпрыгивает и придавливает Сана к кровати прямо рядом с Ёсаном. Сан мог бы посопротивляться, если бы захотел. Но ему нравится то, с каким триумфом Уён празднует свою победу. — Ты обожаешь, когда я кричу и раздражаю тебя, — подначивает его Уён, щелкая при этом по носу, — тебя возбуждает все, что связано с моим ртом. Сан не может отрицать правду, так что он просто хватает резинку леггинсов Уёна и стягивает их с него, чтобы взять его по большей части еще мягкий член в руку. Он чувствует, как Уён трется об него, постепенно твердея от того, как Сан нежно сжимает свою ладонь. Ёсан стонет, и они оба оборачиваются на него. Он мгновенно краснеет прямо по грудь, его темные соски твердеют, — простите, я… Я чувствую это. Сан снова на пробу ведёт рукой по члену Уёна, и Ёсан дёргается, задыхаясь от стона. — Я чувствую его у себя в руке, и я т-также чувствую твою руку, словно она вокруг меня, — едва слышно проговаривает Ёсан. — Ох, — Сан выдыхает, — в таком случае будет очень интересно, — он смазывает анус Уёна предэякулятом и Уён стонет на пару с Ёсаном. Сан неторопливо вытаскивает смазку из-под кровати и позволяет ей самой растекаться по его пальцам. Уёна легко растянуть, так как его мышцы никогда не бывают напряжены в принципе, в отличие от мышц Сана. Сан вводит в него два пальца, и у Ёсана перехватывает дыхание. — Он такой тёплый внутри, — бормочет Ёсан, его собственный член истекает смазкой на его живот, — и это так… он так хорош. Сан щипает Уёна за бедро и подтягивает его слегка вверх, — локти и колени, детка. Ёсан опирается о спинку кровати, осторожно наблюдая за ними и ерзая каждый раз, когда Сан прикасается к Уёну, чтобы доставить ему удовольствие. Его голые стопы скользят по простыням, а пальцы поджимаются, когда Сан в конце концов вводит четыре пальца в Уёна. Уён очень громкий, но Сан все еще способен расслышать Ёсана, реагирующего с ним в унисон. Его член такой твердый, прижат к его животу, и Сан не может поверить в то, что он так сильно его хочет. Это не кажется возможным. Это наверняка обман. Нет, Ёсан любит их. Сан это видел. Но как могут две души любить такого как Сан? Сан трахает Уёна в быстром темпе, выпроваживая из своего сознания все посторонние мысли. Уён задыхается от резкого высокого стона, с каждым толчком его тело подается вперед. — Не забывай про Ёсана, детка, — указывает Сан, — покажи ему, на что способен этот рот, когда ты в кое-то веке молчишь. Уён обхватывает своими нежными маленькими пальцами член Ёсана, и они все втроем одновременно подскакивают. — Я чувствую… — Я забыл сказать, — рычит Ёсан, подрагивая, — вы тоже будете меня чувствовать. — Оу. — Оу. Уён ведет языком под головкой члена Ёсана, и все трое одновременно стонут. — Мы так кончим уже через минуту, — жалуется Уён. Сан крепко удерживает ягодицы Уёна и слегка подстраивается, с точностью зная, как нужно двигаться, чтобы выбить из Уёна самый острый крик удовольствия. — Возьми меня за волосы, Ёсани, — Уён тяжело дышит, и Ёсан медленно проводит пальцами по его волосам и затем хватает их, — Держись, — сообщает он. И затем его губы опускаются ниже. Сан не знает, на чем сосредоточить свое внимание. Честно говоря, ему и не нужно это делать. Все доведено до высшей точки, так как он чувствует движение сразу с двух сторон. Уён сжимается вокруг него, и одновременно с этим Сан чувствует, как его рот опускается на член Ёсана. — Я… — Ёсан извивается, оттягивая волосы Уёна, что выбивает из того гортанный стон, отдающийся прямо в его член. Сан чувствует эту вибрацию и едва не отключается, — Еще, пожалуйста, я… Рот Уёна производит эти пошлые чавкающие звуки, когда Ёсан толкается бедрами вверх, проталкивая свой член глубже в его горло. Сан прижимает кончик большого пальца ко входу Уёна, рядом со своим членом, и замедляет свои толчки, чтобы он мог проталкивать его внутри так, как Уёну нравится, когда он близок к разрядке. От чего его спина будет выгибаться, а лопатки напрягаться и до остроты натягивать его кожу. Уён убирает голову от Ёсана, чтобы подрочить ему жестко и быстро, из-за сбивающегося дыхания становится сложно удерживать его во рту. — Я не могу дышать, — Ёсан жадно глотает воздух, — Я… — Все хорошо, милый. Давай. Ёсан извивается и откидывает голову назад, его член пульсирует в руках Уёна, пока его сперма пачкает тому все пальцы. Сан не ожидает, что его тело будет так сильно реагировать на это, все разом сжимается, и он толкается бедрами в хаотичном темпе, и затем кончает сразу после Ёсана. Уён вскрикивает, когда ощущает, что его наполняют изнутри, и Сан наспех отстраняется, чтобы понаблюдать, как его сперма вытекает из Уёна. Он проталкивает свои пальцы обратно вовнутрь, находя простату Уёна и усиливая его наслаждение с каждым нажатием на нее. Он кричит, как обычно, когда кончает без внешних прикосновений, прямо как сейчас. И затем Уён падает, его тело тяжелеет, и Ёсан обхватывает его руками, крепко соединяя их тела вместе. Сан, стоя перед ними на коленях на кровати, чувствует, что что-то в его груди начинает высвобождаться. Он ощущает тепло, когда прижимает ладонь к своему сердцу. Ёсан улыбается ему, довольно и сладко, и Сан улыбается в ответ. Он чувствует себя любимым. А затем его мир рушится. Он моргает, и за то короткое мгновение, пока его глаза закрываются и открываются, улыбка Ёсана из сладкой превращается в зловещую. Все вокруг покрывается красной дымкой. Ёсан держит в своих руках любимого человека Сана, ухмыляясь так, будто он владеет им, и Сан хочет отправить его обратно в небытие. Сану был дарован Уён, единственное существо на свете, способное его полюбить, и теперь этот незнакомец хочет любви тоже. Сан всегда любил своего самого дорогого человека. И он не позволит кому-либо или чему-либо отобрать у него эту любовь. Его глаза закатываются, и он падает спиной на кровать. Он не чувствует тела. Еще никогда не было так плохо. Что-то темное проскальзывает вверх к его языку и использует голос Сана, чтобы заявить, — ты его не получишь. Уён подскакивает, чувствуя, что что-то очень и очень сильно не так, — эй, Санни. Санни, посмотри на меня. Пожалуйста, Санни. Глаза, принадлежащие Сану, но не до конца, поворачиваются на Уёна. — Он не пытается отобрать меня, — говорит Уён, с силой сжимая ладонь Ёсана, — он здесь с нами обоими. Он наш. Смех Сана обрывками вырывается у него изо рта, но это не совсем похоже на смех, — Сан никогда не был твоим. Не полностью. — Что ты…? Сан? Ёсан резко поднимается и становится между Уёном и телом Сана, — он не твой. Ты недостаточно силен, чтобы удерживать его вот так, — шипит Ёсан, его тело сияет все ярче и ярче, обжигая глаза Сана. Выжигая тьму, — Он уже так долго боролся с тобой. Даже ребенком, он все еще был достаточно силен, чтобы не поддаваться твоему влиянию. — Я вжился в него так сильно, обрел дом в этом мальчике, и теперь он понятия не имеет, какие части принадлежат ему, а какие мне. — Я так и знал, — говорит Уён, подрагивая, — Внутри него что-то есть. Что-то злое. — Мы могли бы быть счастливы вместе, — говорит тьма внутри Сана, — Я был с тобой здесь все это время, Уён, детка. Уён отползает, — нет. — Я тоже трахал тебя. Я говорил тебе, как сильно я люблю тебя. Уён сгибается пополам, словно его сейчас стошнит. Он трясет головой из стороны в сторону, волны напуганной магии витают вокруг него, защищая. Сан хочет вырвать эту тьму из себя и пойти к нему. — Теперь я здесь, — рычит Ёсан, — Сан позвал меня, чтобы избавиться от тебя. Он готов стать свободным. — Конечно, ты же провел отличную работу, не дав мне попасть в него изначально, да? Он был так открыт, ждал меня. Он искал чего-то, что будет его направлять. — Ты больше не можешь владеть им. Золотое свечение наполняет комнату, такое яркое, что Сан не чувствует веса своего тела. Ёсан кричит, когда свет становится ярче, и затем тьма внутри Сана тоже кричит через Санов рот. — Он принадлежит мне, — губы Сана формируют слова, а затем пальцы Сана щелкают, и тело Сана разрывается на бесконечное количество частей, и он исчезает. Он слышит обрывистые крики Уёна и Ёсана где-то вдалеке, а после все погружается во тьму.