Миссия Лондон

Тусклый свет в зашторенном окне означал, что Наполеон не спал. Он сидел в шлафроке и свободных штанах, закинув ноги на подлокотник, и читал — подумать только, — «Правду» [38]. Хотел он этим привлечь внимание Курякина или всерьёз интересовался делами Партии, оставалось загадкой; мысли об этом пришли к Илье только после радости, что Соло цел и невредим. — Привет, — поздоровался он первым, снимая с головы кепи. Был второй час ночи, однако в лице Наполеона не было упрёка. Тот дружелюбно улыбнулся поверх газеты. — Выглядишь паршиво. — Не дождёшься. В квартире умопомрачительно пахло едой. Что-что, а готовить Соло умел — Илья помнил, как долго не укладывался в его голове образ Ковбоя на кухне. Слишком прочно в нём жил стереотип, что готовка — занятие женское, а Соло на женщину походил в самую последнюю очередь, что бы там… что бы между ними ни происходило. В детстве Илье всегда готовила мама, что в Москве, что в эвакуационном лагере в годы войны, что после — снова в Москве. В столовых и буфетах тоже всегда были поварихи, а не повара. Разве что в казармах готовили солдаты, но их каши и супы даже рядом не стояли с блюдами Ковбоя. Что-что, а поесть Курякин любил, так что на этом поле Наполеон его взял блицкригом. Илья поставил на тумбу сумку с вещами и отошёл умыться. Из зеркала на него смотрел кокни с обновлённой ссадиной на щеке и сбитыми костяшками — неудивительно, что подвезти его согласился только четвёртый по счёту таксист. Ополоснув лицо, Курякин вернулся в комнату, не обнаружил Наполеона на прежнем месте и свернул на кухню. Напарник заваривал чай; на столе под крышкой был ужин. — Ты снова подрался, — Наполеон не спрашивал, а утверждал. — Такими темпами тебя перестанут пускать в приличные места. Илья промолчал, сел на табуретку и подвинул к себе тарелку. Ростбиф на зелёной подушке выглядел аппетитно, как и золотистый печёный картофель. Тут же был и горошек, и какой-то светлый соус, и мясная нарезка на листе салата; Курякин оглядел всё это скромное великолепие — будний ужин Наполеона Соло, — взял вилку и… нахмурился. — А хлеб? Ковбой, закатив глаза, нарезал ему багет. Курякин по привычке ел с хлебом всё, если не играл очередную «легенду», чем вызывал у Соло гастрономически-культурный шок, со временем сменившийся неотвратимым смирением: перевоспитываться Илья не желал. — У меня есть новости, — объявил Ковбой, расставляя чашки. — Штаб предоставил отчёты по нашему фермеру с Боро-маркета и информатору с Пикадилли. Илья заинтересованно взглянул, давая ему возможность рассказать о своих успехах первым, а себе — поужинать. — Аналитический отдел прошерстил биографию фермера и отрицает его принадлежность к агентурным сетям. Я с ними, пожалуй, согласен. Ему просто не повезло торговать в выгодном для покушения месте. Если бы там стояла не его лавка, а колбасника, убийца обратился бы к колбаснику. — Если бы колбасник не боялся греха и согласился бы стать соучастником убийства. — Наш киллер осторожный, — качнул головой Наполеон. — Сомневаюсь, что он сообщил фермеру о своих намерениях. Дело было бесспорно тёмным, но фермер наверняка не подозревал, что на задворках его павильона будут кого-то убивать, тем более из винтовки. Ещё все помнят, как убили Кеннеди [39]. Крайне маловероятно, что фермер согласился бы участвовать в чём-то подобном, даже если сильно нуждался в деньгах. Илья, поразмыслив, кивнул. — Куда интереснее человек с Пикадилли. По сути, это именно он дал наводку на Боро-маркет, а значит, мог знать, куда и зачем меня отправляет. — Или он был всего лишь посыльным и понятия не имел, что будут стрелять. — Оба варианта годятся. И неизвестно, в чью пользу играет факт, что с момента встречи на Пикадилли он как в воду канул. Илья вопросительно хмыкнул. — Штаб пытался выйти с ним на связь — безрезультатно. Он поменял адрес и, вероятно, имя. Не исключено, что он уже стреляет белок в Канаде. У него было достаточно времени, чтобы уйти. Ситуация получалась скверная: они ждали у моря погоды, не имея на руках ни одной приличной наводки, с которой можно было бы поработать. Дело могло затянуться на недели и даже месяцы, и каждый день Наполеона могли прикончить. Курякин вздохнул, уткнувшись в тарелку и стирая с её краёв соус хлебной коркой. — Но кое-что на него всё же нарыли, — продолжил Ковбой. — Тебе это не понравится. — Спешу сказать, что я не в восторге с самого начала. — Человек с Пикадилли — из ваших. Илья даже перестал жевать. Округлив глаза, он взглянул на Соло, мол, шутишь? Но тот не шутил. — Тебе придётся быть очень убедительным, — не сразу отозвался Илья, и голос его прозвучал глухо. — Это не моё заключение, Угроза. Бумаги лежат в комнате — почитаешь, а если не веришь — я скажу, на каких стеллажах в штабе поискать оригиналы. Агент Дементьев завербован КГБ не вчера. Он промышляет в Лондоне с конца 40-х и материалов на него… достаточно. Илья перестал прожигать Наполеона взглядом, чувствуя, что закипает. Срываться на напарнике ему не хотелось, поэтому он сконцентрировался на простых механических действиях — стал накалывать на вилку горошины. — Он не первый агент самостоятельной разведки, сотрудничающий с Дядей, — рассуждал Соло, отведя наконец взгляд. — У нас связи и с ЦРУ, и с МИ-6, и даже с «Моссадом» [40]. Рано делать выводы, что Комитет пожелал от меня избавиться. Основания, может, и есть — гражданством не вышел, но зачем использовать столь изощрённые способы, когда… Он замолк. — Договаривай, — велел Илья. — А нужно? И так было ясно, о чём он, но Курякин хотел это услышать. Внутри него качался маятник, разгонявший по телу кровь, и вот-вот должны были задрожать руки. Ему ни на мгновение не следовало забывать о том, что напарник для него — потенциальная цель. Он однажды уже получал из Москвы приказ по устранению Наполеона Соло. Никто не обещал, что это не повторится снова. Они помолчали; Илья несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, возвращая самообладание. Мешать работу и чувства было плохой идеей с самого начала. — Может… — прокашлялся Илья, чтобы голос звучал увереннее, — может, менее изощрённые способы уже не кажутся им надёжными. Наполеон бросил на него странный взгляд. — Все наши предположения сейчас, как это у вас говорится… Vil-kami po vode. — Vilami, — поправил Илья, охотно пользуясь возможностью соскользнуть на другую тему. — Всех американцев учат русскому языку по поговоркам? — Нет. С «boltun — nahodka dlya shpiona». — К слову, о болтунах. Курякин поднялся с места и сходил за свёртком от Бестужевой. Наполеон, воспользовавшись моментом, убрал со стола пустую посуду. — Что это? — спросил он с любопытством, заглянув Илье через плечо. — Военная тайна. Глаза Соло загорелись ярче, и Курякин усмехнулся, вынимая из бумажного пакета небольшую коробочку. — Объективно говоря, поимка убийцы для нас — вопрос времени, — начал Илья, осторожно разматывая оборачивающий коробку шпагат. — Мы его возьмём, а что дальше? — На кого бы ни работал наш герой, он не захочет отвечать на наши вопросы, — заметил Наполеон. — Будем надеяться, что у него не будет в коронке капсулы с ядом? — Безусловно. Предвидя это, я подал запрос на boltunchik. — Что-что?.. — На одну из версий сыворотки правды. — Так бы и сказал, что решил пригласить нашего объекта на амиталовое интервью! — Амитал — каменный век, — хмыкнул Илья. — Мой препарат стабильнее. Цель не вспомнит содержания нашего разговора, главное успеть всё сделать быстро. — С этой минуты я держу свои напитки подальше от тебя. Курякин довольно улыбнулся. Успехи соотечественников по части технического прогресса вызывали у него обострённое чувство гордости. Умам США — да что уж, и «А.Н.К.Л.», — некоторые изобретения советских учёных даже не снились. — Но я правильно понимаю, что ты собираешься… — Не ловить его, а просто выйти с ним на контакт, — закончил Илья. — Всё верно. Дать ему boltunchik и узнать, на кого он работает. Подумай, Ковбой: он ищет меня, потому что я знаю нынешний адрес Джека Девони. А я делаю всё, чтобы он меня нашёл. Наша встреча неизбежна. — Как романтично, — скривился Наполеон. В коробке, выложенной ватой, лежал небольшой пузырёк без подписи. Илья вытащил его, зажав между большим и указательным пальцами, и просмотрел на свет, игнорируя колкое замечание Соло. — Будь я этим убийцей, сперва я попробовал бы договориться мирно. Предложил бы денег или… жизнь. — Если убийца из «Улья», то он прекрасно знает, что ты агент, а не наёмный телохранитель зазнавшегося искусствоведа. Тогда мирной встречи не будет — он догадается, что всё это, как говорят итальянцы, комедия дель арте [41]. — Всегда остаётся вариант договориться силой, — пожал плечами Илья, убирая бесценный образец обратно. — Справедливо. Илья унёс свёрток в комнату и вернулся за стол. Ковбой как раз выставил те самые явские бисквиты, о которых говорил утром — это было что-то круглое и облитое сверху тёмной глазурью, терпко пахнущее шоколадом и цитрусом. Курякин поднёс их поближе и понюхал. — Теперь мне не даёт покоя один вопрос, — вкрадчиво сообщил Соло. — М-м? — Что бы ты делал, если бы я оказался под твоим не-амиталом? Илья поймал его в кольцо рук: устроил ладони на столе по обе стороны от Наполеона, зажав его между столом и собой, и приблизился настолько, что кончики их носов едва не соприкоснулись. — Ты правда хочешь знать? — ответил он вопросом на вопрос, непроницаемый. Соло провёл взглядом по его лицу, вернулся к глазам и кивнул, едва заметно улыбаясь. — Сделал бы так, чтобы мы остались наедине, — произнёс Илья низко и ровно, не отводя взгляда. — Уложил бы тебя. Устроился рядом. Взял бы… Он посмотрел Наполеону на губы, помолчал секунду и продолжил: —…тетрадь и ручку. И все полтора часа записывал бы твои фирменные рецепты. Ковбой, фыркнув, пихнул его в грудь. — Возможно, включил бы диктофон, — Илья широко улыбался. — Чтобы не упустить ценные сведения. Наполеон смотрел на него с возмущением. Расторможенный препаратом преступник, обокравший треть мира, и вместе с тем лучший агент в ЦРУ был бы лакомым куском для любой из спецслужб. Сколько государственных и личных секретов он мог бы выдать? Велик соблазн узнать о Наполеоне Соло всё то, что он так усердно скрывает — сложить его, как паззл, за полтора часа лишив всех загадок. Илья крепко задумался: сколько бы он колебался, прежде чем отказаться от мысли воспользоваться ситуацией? Он так и стоял перед Наполеоном, безотчётно смотря ему в глаза, пока тот вежливо не напомнил: — Бисквиты. Моргнув, Курякин отпрянул, провёл ладонями по обтянутым шёлком бокам и переключил внимание на десерт. — Что ещё у тебя есть по делу? — спросил тут же улизнувший к месту напротив Наполеон. — Помимо сыворотки правды. Илья подлил себе чай и сел за стол, взяв бисквит. — Ничего толкового. Выиграл несколько боёв в «Ягнёнке и Флаге». Завтра пойду опять. — Надеешься привлечь внимание убийцы? Или выпускаешь пар? — Всё сразу, — не поддался на колкость Илья. — Публика там… разная. Незамеченным не останусь. Он откусил от бисквита, обнаружил внутри апельсиновое желе и довольно промычал: — Вкусно! Наполеон удовлетворённо кивнул: он привык к комплиментам и относился к ним снисходительно, как все очень самоуверенные люди, которые не привыкли делать хоть что-нибудь плохо. А если даже и делают, то заставляют всех поверить, что причина не в них, а в неподходящих обстоятельствах. Съев ещё бисквит, а за ним ещё два, Илья раздумывал над последним. — Если так, то ты наверняка намереваешься переехать в Лаймхаус, — озвучил напрашивающуюся догадку Соло. — Завтра, — не стал отпираться Илья. — А тебе лучше остаться здесь. — При условии, что мы обменяемся жучками. Посмотрев на него через стол, Илья усмехнулся. Наполеон хотел спать; он не зевал и отдавал разговору всё своё внимание, но выглядел усталым — сидел на самом краю стула, упираясь плечами в спинку, расслабленно, не держа осанку, и рассеянно гладил чашку в руках. Под глазами у него залегли тени. Илья неожиданно пожалел, что не поцеловал его минуту назад, а теперь — увы, — это было уже как будто не к месту. Ему всегда нужен был импульс, повод, удобный случай. Как, например, вчера. — Ложись, Ковбой, — мягко улыбнулся Курякин. — Я в душ и немного почитаю. — А потом молочник начнёт развозить молоко, и ты поймёшь, что уже рассвело, — хмыкнул Наполеон, но не возразил и поднялся. — Ладно. Надеюсь, завтра ты без пробежки? Обещали дождь. — Исключено. Я и так пропустил её сегодня. Соло взглянул на него с сожалением, плотнее закутался в шлафрок и отправился в сторону спальни. — Ковбой? Оглянувшись, он вскинул брови и терпеливо замер на пороге. Илья им залюбовался. — Спасибо за ужин. Соло улыбнулся ему, как бы говоря, что уловил в словах скрытый смысл. — Спокойной ночи, Угроза. Курякин проводил его взглядом. Лёг он, как и обещал, после душа, ознакомившись перед сном с делом товарища Дементьева — на диване, чтобы не мешать напарнику светом ночника. *** Словно бы вспомнив, что на календаре конец ноября, день подарил Лондону снег. Тот таял на земле, превращаясь в слякоть, и лишал пешую прогулку по городу даже намёка на удовольствие. Из-за драки Ильи в «Кроун Таверн» встречу с Мелтоном пришлось перенести в другое место, и им оказался уголок ораторов в Гайд-парке. Возражать Курякину не полагалось. Агент Мелтон был старше по званию, плюс инициатива переноса места встречи была не его. Он назвал адрес, и Илья приехал — побрившийся, вернувший себе достойный вид, спрятав сбитые костяшки в перчатки. Возле Мраморной арки на северо-восточном углу парка уже собралась публика, кучковалась вокруг импровизированной трибуны из ящиков. Здесь постоянно кто-то выступал — проповедники, политики, комики, демонстранты, — поэтому зрители попадались самые разные. Снег вперемешку с дождём их как будто не смущал, они раскрывали зонты и продолжали слушать, не обращая внимания на следящих за порядком полицейских. На этот раз выступал офицер Армии Спасения [42]. Илья слушал его вполуха, в очередной раз задаваясь вопросом, а стоит ли докладывать агенту Мелтону о вероятном предательстве агента Дементьева. С подобными людьми в Комитете разговор был короткий: безупречная репутация Ильи возведёт высказанные догадки в ранг доказанных истин, перегруженный делами человек из Москвы проведёт расследование, и с Дементьевым распрощаются самым худшим способом. Если постфактум он окажется невиновным, Илья себе этого не простит. Он не был уверен даже в том, желает ли Дементьеву смерти, окажись он в самом деле причастным. Однако и так, и эдак вменять ему в вину эту случайную смерть никто не стал бы. Попал под подозрение — значит виновен. Как говорится, «опоздал на пять минут — обвинили в саботаже, пришёл на пять минут раньше — объявили шпионом, пришёл вовремя — обвинили в том, что часы западной марки» [43]. Дементьев не первый и не последний. Неожиданно подошедший Мелтон вывел Илью из раздумий, поздоровался и встал к нему под зонт. Курякин, невольно заметив, что выше его почти на две головы, сконфуженно кивнул. Они пожали друг другу руки, и после этого рукопожатия в руке Илья остался ключ, который он незаметно убрал в карман. — У меня крайне мало времени, — объяснился Мелтон, смотря не на Илью, а на ораторствующего офицера. Затем он уткнулся носом в шарф, будто замёрз, но на самом деле — чтобы никто не смог прочитать по губам его слова, и добавил: — В двухстах шагах от выхода припаркован чёрный «Фалькон» без одного заднего диска. В бардачке всё, что мне удалось найти. — Вы меня очень выручили. — Это так. У вас ко мне всё? Курякин почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Интуиция разведчика была вещью необъяснимой, но точной, как новенький вальтер. Вот он, момент выбора: доложить или промолчать, и оба варианта по-своему преступны. В конце концов Илья кивнул. — Славно. В случае чего вы знаете, где меня искать. Мелтон выставил из-под зонта ладонь, проверяя, идёт ли снег, маскирующийся под дождь, и едва заметно поморщился: — Лондон. Через два моря к северо-востоку точно так же вздыхали жители другого города на букву «Л» — Ленинграда. Товарищ Мелтон-Белоусов был как раз из них, но что-то подсказывало Курякину, что сетовать на Лондон ему нравилось всё-таки больше. *** — Ковбой! Ты, чёрт возьми, не поверишь. Илья ворвался в квартиру на Клеркенвелл Клоуз, хлопнул дверью и замер: в квартире явно ощущался аромат «Русской кожи» Шанель. Духи были женские, и всё внутри Курякина опасно всколыхнулось. Он сжал кулаки, останавливая метроном поспешных выводов в своей голове. Он сказал Наполеону, что вернётся поздно вечером, как вчера, но из-за новостей… А тем временем Соло — и это в конспиративной, сука, квартире!.. — Моя приветственная речь начиналась примерно так же, — из кухни высунулась Габи. Илья приоткрыл рот, бездумно глядя на покачивание висячих серёг-ромашек в ее ушах, и рассеянно проморгался, словно только проснулся. Волны гнева схлынули, оставив после себя недоумение и остаточное подрагивание пальцев рук — Курякин убрал их в карманы. — Ковбой с Дядей, — пояснила Габи, не дожидаясь вопроса. — В Цистерне. А я жду тебя. Она поманила Илью за собой на кухню. В руке у Габи был бокал на короткой ножке, в котором плескался — Илья приметил на столе бутылку, — кальвадос. Он поймал себя на мысли, что привычка Ковбоя заправлять постель была одним из полезнейших проявлений его педантизма. А также порадовался, что именно вчера перенёс на диван свою подушку, создав визуальное впечатление ночёвки в разных комнатах. — Мы прилетели утром, — сообщила Габи, сев поперёк стула. В таком коротком платье это было почти неприлично, но она и приличия взаимодействовали не всегда предсказуемо. Она продолжила, не делая пауз: — Соло узнал об этом через штаб. Он выяснил кое-что по вашему заданию, и… — она прищурилась, — кажется, ты тоже. Илья, подумав, налил кальвадоса и себе — день оказался сложный. — Да, — отозвался он и выпил сорок граммов в один глоток. — В Наполеона стрелял упущенный в Цюрихе агент Кац, известный как «Булочник».