Someone to stay

В тот день Исак узнаёт, что Эвен не его Ромео. . У них не слишком хорошо получается общаться. У Исака и Эвена. Это настоящий маразм — думать об этом сейчас, после того что только что случилось на кухне. Но Исак всё равно это делает. Как сам Исак несколько недель назад, Эвен в мгновение ока выскакивает из квартиры. Дверь за ним захлопывается до того, как слеза успевает скатиться по щеке Исака. Никаких вопросов, никаких восклицаний после резкого вскрика, сорвавшегося с его губ. «Вальтерсен?!» Эвен просто испарился, и Исак, кажется, никак не может принять, как сильно они похожи даже — или особенно? — перед лицом трагедии. — Что, блядь, это было? Что я сделал? — спрашивает его ничего не понимающий сосед Петтер, потому что осознаёт, что ляпнул что-то не к месту. Ты только что разбил его сердце. И моё. . Исак полагает, что мог бы побежать за ним. Ему стоило это сделать. Возможно. Полотенце всё ещё держалось у него на бёдрах, словно знало, что сейчас не время поддаваться силе тяжести. В конце концов нагота не слишком хорошо сочеталась бы с драматической погоней у всех на глазах. Но всё же сила тяжести победила: взяла верх над Исаком, над его мышцами, над его костями. Его ноги отказывались двигаться за пределы кухни. Долгое время Исак стоял там, глядя на странный узор, выложенный на их паркетном полу. Что-то, напоминающее сову. А, может быть, стул. Он просто стоял, уставившись под ноги, в то время как Петтер задавал один вопрос за другим, словно заслуживал ответов, словно заслуживал какого-то объяснения, словно он только что не влил яд им в горло. «Вальтерсен?!» Исаку внезапно хочется избавиться от своей фамилии. Ему хочется, чтобы его называли иначе. Может, Эксетт? Да, Эксетт звучит как хорошая фамилия. Он всё ещё стоит посреди кухни в одном полотенце, когда в квартиру заходит Ларс. — Очередная драма с Бэком? Слова заставляют его вынырнуть из тоски. Исак бросает на соседа по квартире злобный взгляд. — Что? — Я был у Ани. Пришёл Эвен, который выглядел, словно только что увидел привидение, а потом мгновенно исчез. . Эвен отсутствует уже несколько дней. Исака охватывает чувство, которое, как ему казалось, он разучился испытывать. Беспокойство. Он беспокоится, тревожится, боится. Не за себя, не за свои оценки, не за счета, не за аренду, не за то, что его могут найти и заставить разбираться с тем, от чего он сбежал. Нет. Он волнуется за другого человека. Он волнуется за Эвена. И это кажется ему странным и пугающим. Потому что Исак провёл практически два года, всячески избегая этого чувства. Заглушая его, чтобы не позволить ему взять над собой верх. Он научился не переживать за мать, за отца, за старых друзей, за старых соседей по квартире. Он научился держаться от всех на расстоянии. Исак научился отгораживаться от людей и думать лишь о следующем дне, о следующем домашнем задании, о следующем экзамене, о следующей смене на работе, о следующей еде, которую он купит и съест. Он научился волноваться лишь за то, что может контролировать. За вещи, которые он мог позволить себе не чувствовать. Но потом появился Эвен. Исак беспокоится об Эвене. Исак не может контролировать Эвена. Исак не может контролировать своё беспокойство об Эвене. Исаку нужно было пойти за ним. И что сказать? Да, я Исак Вальтерсен. Ты убил мою сестру Леа два года назад и разрушил мою жизнь. Однако я, кажется, не могу тебя ненавидеть, потому что мне тебя жаль, и меня к тебе тянет, и я хранил всё дерьмо втайне, потому что всё это моя вина, и я заслуживаю жить так, словно кто-то вонзил нож мне между рёбер, и я не хочу, чтобы ты причинил себе боль, и я… Исак мог овладеть искусством общения и всё равно не суметь разобраться в их сложной ситуации лишь с помощью слов. Ничто не могло бы сейчас успокоить разум Эвена. Ничто. Возможно, расстояние и время помогут мыслям Эвена успокоиться так же, как это случилось с Исаком. Но, с другой стороны, разум Эвена, вероятно, не слишком добр к нему. Как и разум Исака. Но очевидно, что биполярное расстройство только усугубляет ситуацию. Исак беспокоится. Он вспоминает полное слёз признание Эвена той ночью. Он думает о том, что Эвен несколько раз пытался покончить с собой, о том, каким разбитым и сломленным он чувствует себя каждую минуту своей жизни. Он думает о том, как повлияет подобное открытие на его и так уже истерзанные душу и разум. Исак беспокоится, и результаты поиска в Google не помогают. Он чувствует, как с каждой минутой страх в груди разрастается, каким поверхностным и прерывистым становится дыхание. Вероятно, чтение десятков статей о биполярном расстройстве и триггерах было не самой блестящей его идеей. Исак ощущает острую боль в груди, которую не чувствовал уже несколько лет. Исак не хочет, чтобы Эвен навредил себе. Исак не хочет, чтобы Эвен продолжал испытывать боль. Потому что это всё равно была вина Исака. Если бы не он, Леа не бродила бы по заснеженным, скользким улицам Осло посреди ночи. Возможно, машину Эвена всё равно бы занесло из-за снега и плохой видимости, но он не забрал бы её жизнь. Потому что её бы там вообще не было. Если бы не Исак, Эвен той ночью заработал бы пару царапин и вынес жизненный урок никогда не садиться за руль ночью в плохую погоду. Если бы не Исак, Эвен был бы счастливым молодым человеком с ярко-голубыми глазами и дурацкой историей о небольшой аварии, которую можно было бы рассказывать на вечеринках. Он не был бы таким сломленным, таким несчастным и разбитым. Это всё вина Исака. И ему нужно найти Эвена и рассказать об этом. Ему нужно признаться, что Эвен не сделал ничего плохого, что если он хочет кого-то наказать, то должен направить свой гнев и ненависть на Исака, а не на себя. На восьмой день он звонит Ане. Его сердце гулко стучит в груди. Он никогда не был мастером общения по телефону — звука гудков достаточно для того, чтобы у него участилось сердцебиение — но Исак не мог вынести мысли, что ему придётся ждать ответа на сообщение. Аня отвечает так быстро, словно держала телефон в руке, ожидая его звонка. Она говорит, что Эвена нет в их квартире. Что его не было там больше недели. Но Исак и так это знал. Ларс держал всех их в курсе. — Эвен звонил? Нет. — Он не говорил, куда собирается пойти? Нет. — Он забрал свои вещи из квартиры? Нет. — Он взял какую-то одежду на смену? Нет. — А зарядку? Бумажник? Исак замолкает, когда понимает, что его голос звучит выше, чем обычно, когда осознаёт, что паникует и позволяет остальным почувствовать его панику. Он слышит, как Аня тяжело вздыхает на другом конце. — С ним всё будет нормально, Исак, — говорит она. — Он не впервые исчезает. — Сейчас всё не так, как раньше. — Исак стискивает зубы. — Слушай, я не знаю, что между вами произошло, но он может о себе позаботиться. Правда. — Ты всерьёз думаешь, что твои уверения сейчас что-то значат? — взрывается Исак, но замолкает, понимая, как резко звучат его слова. — Блядь, прости. Я не… — Не переживай, — перебивает его Аня. — Я понимаю. — Я просто боюсь, что он может… — Исак снова замолкает. — Что если он… Он не может произнести это вслух. — Исак… — То, что с ним всё было в порядке в прошлые разы, не значит, что мы не должны искать его в этот раз. Аня молчит. Исак слышит её дыхание, кажется, даже слышит, как мысли крутятся в её голове. — Я правда не знаю, где он может быть, — признаётся она спустя какое-то время. — Но у меня есть телефон его матери, если хочешь? Её зовут Лив. Кажется, она по-прежнему живёт в Осло. . Исак не звонит матери Эвена. Но сохраняет её номер в телефоне под именем «Мама Эвена». Это кажется ему странным — что в списке его контактов есть взрослый человек, который не имеет к нему никакого отношения. Он всё ещё смотрит на цифры, когда ему звонят с работы. Они хотят знать, где он. Вот дерьмо. — Простите. Я совсем забыл. Я… Его увольняют, потому что «это уже не в первый раз, Вальтерсен». Но Исаку плевать. Ему всё равно не нравилось работать в библиотеке. Исак решает пропустить обед и забивает в поисковик очередной запрос: «что делать, если человек как бы пропал». Он пьёт немного джина Петтера для смелости, потом берёт телефон. Он обзванивает местные больницы и спрашивает, не поступал ли к ним на прошлой неделе кто-то по имени Эвен Бэк или безымянный высокий мужчина с голубыми глазами. Он перестаёт дышать каждый раз, а потом с облегчением выдыхает, услышав «нет» от человека, проверяющего его запрос. Но это облегчение длится всего секунду. Он обзванивает полицейские участки. Он обзванивает психиатрические лечебницы. Он подумывает о том, чтобы подать заявление об исчезновении человека, но потом понимает всю абсурдность происходящего. Так вот что чувствовали Юнас и Эскиль, когда он исчез из Осло? Ведь Исак повёл себя точно так же, когда всё для него потеряло смысл. Он просто исчез, при это с ним всё было нормально. С Эвеном, вероятно, тоже всё хорошо. Просто Исака одолели паранойя и чувство вины. Это так глупо. . На следующий день, скурив косяк, молча предложенный ему Ларсом, Исак звонит по странному номеру. Он поражённо смотрит на свой журнал звонков. Он уверен, что никогда никому не звонил до всего этого. — Алло? — Её голос звучит приятно, тепло и немного устало. Это мама Эвена. Эвен чей-то сын. Исак закашливается. Он паникует. — Э-э-э… здравствуйте. Это миссис Бэк? — Хм. Это Лив Бэк Насхайм. С кем я говорю? Бэк Насхайм. — Э-э-э… Простите, это, наверное, странно. Меня зовут Исак, и я… Я хотел спросить… Общались ли вы в последнее время c Эвеном. Ну, может, он сейчас с вами, или… Повисает напряжённая тишина. Она разрывает его душу. — Ох, дорогой, — вздыхает Лив, и Исак различает в её голосе жалость и что-то, указывающее на то, что она привыкла время от времени отвечать на такие звонки. — Я не общалась с ним. Но я уверена, что он в порядке. . Эвен в порядке. Руки и ноги по-прежнему на месте. Глаза по-прежнему голубые. Он по-прежнему закутан в несколько слоёв одежды. Он по-прежнему красив. Эвен в порядке. Исак бесконечно долго стоит в дверях, не сводя с него глаз, его ноги будто приросли к паркетному полу. — Эвен, — произносит он его имя, потому что не знает, что ещё сказать или сделать. Эвен выглядит так же, как Исак себя чувствует. Сломленным, и уставшим, и испуганным. — Это Бэк? — кричит Ларс из гостиной. — Твою мать, чувак. Ты нас всех напугал. Где ты был? Исак, внезапно рассердившись и испугавшись, что Эвен снова сбежит, сжимает пальцы вокруг его холодного запястья и тянет за собой в комнату. . Они сидят на кровати Исака. Между ними легко мог бы сесть ещё кто-то. Ноутбук Исака стоит на столе. Он надеется, что Эвен не видит все открытые вкладки о биполярном расстройстве. С другой стороны, Эвен всё равно не отрывает взгляд от пола. Исак не знает, с чего начать. Сердце часто и громко бьётся у него в ушах. — Я думал… — бормочет он, потом замолкает. — Мне было страшно, — признаётся он. — Мне позвонила мама, — наконец нарушает молчание Эвен, и Исака бросает в дрожь. — Она сказала, что ты был испуган. — Я думал… я думал, что ты… — Я думал об этом. Не буду скрывать, — говорит Эвен, и его голос дрожит и в то же время звучит твёрдо. — Ты думал об этом, — повторяет Исак. — Но я не смог бы это сделать. Я… — Эвен делает паузу, потом нерешительно смотрит на Исака. Исак чувствует, как глаза наполняются горячими слезами. — Я подумал о тебе. Я не хотел, чтобы ты винил себя. Признание разбивает сердце Исака. Он не знает, на какой эффект рассчитывал Эвен, но Исаку от этого не легче. Он отводит взгляд, отворачивается от Эвена, потом вытирает рукавом слёзы, которые ещё не успели пролиться. Он не будет плакать при Эвене. — Как давно ты знал? — буднично спрашивает Эвен. Как давно ты знал, что я убил твою сестру. — Хм… С того вечера у Ани. — Блядь. Ну, конечно. Ясно, — говорит Эвен скорее самому себе, словно он раздражён, что не догадался раньше. — Почему ты ничего не сказал? — А что я мог сказать? — Исак пожимает плечами. — Как ты вообще можешь выносить моё общество? — На этот раз голос Эвена становится выше. Он звучит раздражённо, но в то же время полон вины. В нём столько вины. — Я пытался держаться подальше. Я пытался тебя ненавидеть. Но я не могу. Я не чувствую этого. Исак чувствует, как Эвен сверлит его взглядом. Он не сводит глаз со своих рук, нервно играет с пальцами. Он не знает, зачем Эвен пришёл сюда, но решает, что не будет ему врать. — Блядь, это какой-то бред, Исак. Это ненормально. Ты ведь понимаешь, да? От этого больно. Исак знает, что ведёт себя не так, как повёл бы любой разумный человек. Но он думал, что хотя бы Эвен в этой ситуации будет добрее. — Я знаю, что это всё какая-то херня. Но я не могу ничего сделать с тем, что чувствую. — Исак снова пожимает плечами. Но его сердце горит, а слёзы застилают глаза. После этого в комнате воцаряется тишина. Внезапно Исаку становится холодно. Он в шортах и футболке, а окно приоткрыто. Кажется, Эвен замечает. Потому что снимает с себя куртку и накидывает её Исаку на плечи. Что за абсурдный поступок. Но Исак не возражает. Он едва ли может двигаться. — Я уеду из Тронхейм, — говорит Эвен. — Что? — Это маленький город. Мы ходим в один и тот же супермаркет. У нас один круг общения. — У меня нет никакого круга, — хмурится Исак, наконец поднимая голову и непреклонно глядя на Эвена. — Возможно, стоило бы завести. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, что это маленький город, и мы неминуемо будем сталкиваться друг с другом. Поэтому я уеду. — Тебе необязательно это делать, — голос Исака срывается, но он знает, что Эвен прав. Он знает. — Одному из нас придётся. У меня здесь ничего нет. Я приехал сюда, потому что хотел быть подальше от Осло. Но ты… У тебя здесь университет. Ты стремишься к чему-то. А я просто работаю в кофейне. — Не говорит о себе так. — Как так? — резко спрашивает Эвен, и его глаза такие голубые, такие бездонные, такие решительные. Словно ты ничего не значишь. — У меня родственники в Бергене, — продолжает Эвен. — В Бергене. — Да. Я просто поеду туда. Начну всё сначала. Исак сидит, обдумывая услышанное. Гадает, раскрыл ли Эвен своё следующее место пребывания из вежливости, чтобы Исак мог избегать его, или предупреждая, чтобы он держался от него подальше. Исак не знает, что сказать. Поэтому прибегает к формальности. — Это хорошо. Ты заслуживаешь нового начала. — Как ты можешь так говорить?! — взрывается Эвен. — Говорить что? — бесстрастно спрашивает Исак. — Что ты заслуживаешь хорошего? — Исак, твоя сестра умерла из-за меня! Ох. Больно. Эвен пытается намеренно причинить ему боль, вызвать у него определённую реакцию. Но Исак не сдастся. — Это был несчастный случай. Ты не хотел этого, — упрямо возражает он, хотя всё внутри разрывается от боли. — Разве это важно? Она всё равно мертва, Исак. Исак морщится и отводит глаза. Он тоже хочет злиться. Но вместо этого ему лишь хочется плакать. — Просто… Как ты можешь не ненавидеть меня? Я не понимаю, — продолжает настаивать Эвен. Я пытался. — Ты пытался ненавидеть себя? — Мне и пытаться не нужно, Исак. Вот дерьмо. Он думает, и думает, и думает. — Ненависть к себе не вернёт её. — Исак, какого хрена? — Ты сам это сказал, — Исак снова смотрит на свои руки. Большой шерстяной шарф Эвена теперь накрывает его ноги. Исак не помнит, когда Эвен успел накинуть шарф ему на колени. Почему он проявляет такую чуткость в то время, как ранит его словами? — Ты отбыл срок. У тебя есть судимость. Ты всё сделал правильно. Ты пытался восстановить справедливость. — Ты сам-то веришь хоть единому слову? — восклицает Эвен. — Я не знаю, чему я верю. Просто знаю, что это не твоя вина. — Тогда чья это вина, Исак? — МОЯ! Ясно?! — наконец взрывается Исак, и его грудь вздымается от злости и вины. — Что? — Это была моя вина! Всё это дерьмо — моя вина! Если бы не я, она бы вообще не оказалась на улице в ту снежную ночь. Она была бы в Берлине. В Берлине, Эвен! В тысяче километров оттуда. Если уж на то пошло, то это я должен извиняться перед тобой, что превратил твою жизнь в ад. — Исак, о чём ты, чёрт возьми, говоришь? — Эвен недоумённо смотрит на него, продолжая качать головой. — Это не твоя вина. Ты сейчас серьёзно? Да нет, не может быть. — Разумеется, я серьёзно. Это была моя вина. Я вёл себя как тупой, эгоистичный кусок дерьма, я соврал Леа о том, что состояние мамы ухудшилось, потому что знал, что только это заставит её приехать домой. Я заставил её прилететь в Осло, потому что больше не хотел быть один, потому что отец ушёл, и я жил с чужими людьми, и Юнас вернулся к Эве, и мама была одна, и я так злился, что Леа удалось сбежать в грёбаный Берлин и что она оставила меня разгребать всё это дерьмо. Потом, когда она узнала, что я соврал, я напился в хлам и сбежал. Она бегала по заснеженным улицам и искала меня, Эвен. Меня! Я убил её. Это был я! Исак не подозревал, что глаза Эвена могут быть такими. Сколько вообще оттенков синевы живёт в его глазах? И когда Эвен успел переместиться с кровати на пол? Когда он успел встать на колени и обхватить ладонями лицо Исака? Когда Исак начал плакать? Когда Эвен стал вытирать его слёзы? Почему это так приятно? Почему эта боль так приятна? — Исак. Послушай меня. Ты должен очень внимательно меня послушать, ладно? — Голос Эвена снова становится низким, и глубоким, и успокаивающим. Он больше не жестокий. Он больше не злой. Его пальцы осторожно гладят Исака по скулам. Это так приятно. Исак чувствует себя опустошённым. — Ты не виноват. Ни в чём. Ясно? — Нет, виноват. — Да нет же, — твёрдо и уверенно говорит Эвен. — Ты ни в чём не виноват. Не ты был за рулём. — Но шёл снег! Плохая видимость! Ты даже не мог её видеть! Ты просто потерял контроль над машиной! Она выбежала прямо на дорогу! Исак икает. В висках пульсирует головная боль. Перед глазами пелена. Его бросает то в жар, то в холод. Он сбит с толку. Тело подводит его. Он расстроен и не понимает, что чувствует. Он не понимает реакцию Эвен. Он ожидал, что ему придётся умолять о прощении, а на деле приходится сейчас спорить с Эвеном о деталях случившегося. С Эвеном, который встаёт с пола, чтобы обхватить Исака руками, чтобы утешить его, покачивая из стороны в сторону. — Какого хрена? — восклицает Исак слабым голосом, но всё равно принимает эти утешающие объятья. — Тсс. Всё хорошо. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. . В конце концов Исак успокаивается, мысли перестают бешено крутиться в голове. Эвен по-прежнему лежит в его кровати к нему лицом, гладит его по щекам, зарывается пальцами в волосы успокаивая его. Исак придвигается ближе. — Что, блядь, с нами не так? — тихо спрашивает он, чувствуя, что горло до сих пор болит. — И не говори, — улыбается Эвен, и Исак чувствует, что не заслуживает этой улыбки. — Ты меня ненавидишь? Эвен хмурится. — Я бы никогда не смог тебя ненавидеть. — Я тоже. Эвен выглядит очень обеспокоенным, так, как иногда выглядел Исак, когда смотрел на свою маму. Он кажется печальным и испуганным. Исак тянется к лицу Эвена, видит, как, дрожа, закрываются и вновь открываются его глаза. — Не смотри на меня так, — бормочет он. — Как так? — спрашивает Эвен. — Будто я сумасшедший. На глаза Эвена наворачиваются слёзы, он подносит ладонь Исака к губам и целует её раз, другой, третий. Всё это мокро и очень грустно. — Прости меня. Исак, мне так жаль. — Мне тоже жаль. . — Можешь остаться? Всего на одну ночь. — Ладно. . Исак просыпается в пустой кровати. На нём по-прежнему куртка Эвена. Она пахнет им. Как и его простыни. Шарф Эвена тоже здесь. На подушке лежит записка. В ту ночь не было снега. Ты ни в чём не виноват. Я сделаю то, что должен. Я всё исправлю. Обещаю.