Someone to stay

. Исак начинает хохотать, когда замечает Эвена в толпе. В этом нет ничего забавного, но он пьян, да и тот, кто отвечает за происходящее во вселенной, сейчас явно смеётся. Так что Исак смеётся тоже. Разумеется, Эвен тоже здесь. В конце концов это же «вечеринка Фредрика». Исак начинает двигаться помимо собственной воли. Его мозг больше не работает, вот и всё, что он знает. Он останавливается, лишь когда взгляд Эвена быстро скользит по нему, словно тот почувствовал его приближение ещё до того, как увидел. — Ох, — удивлённо выдыхает Эвен. Он потрясающе выглядит. Охуенно горячо. У Исака голова идёт кругом. Хотя, может, это Эвен кружится у него перед глазами. Они оба держат в руках пластиковые стаканчики. Они оба слегка покачиваются: тяжёлые веки чуть прикрыты, щёки раскраснелись, волосы растрёпаны. — Я думал, ты не пьёшь, — произносит Эвен, растягивая слова, и Исак сразу же понимает, что тот пьян. Они оба опираются на стену, повернувшись друг к другу лицом. — Как и ты. Исак фыркает. — Спортивные штаны, — Эвен тычет в них указательным пальцем, словно называет вслух вещи, которые узнаёт. — Пришлось принарядиться для Фредрика. — Блядь, кто такой этот Фредрик? Исак хохочет так, что у него начинает болеть живот. Эвен тоже смеётся. А потом они оказываются близко. Так близко. Перед глазами всё плывёт. У Исака болит голова, и грудь, и сердце. Но он не может перестать смеяться. — Ты охуенно выглядишь, — говорит Исак какое-то время спустя. И стонет, когда Эвен обхватывает его за талию. — Где наши напитки? — спрашивает он. — Мне плевать, — бормочет Эвен, наклоняясь в нему. Исак встречает его на полпути, и вот они уже целуются, мокро, отчаянно. И от этого больно. Боже, как больно. Но эта боль так приятна. Руки Эвена обнимают его сильнее, прижимают к стене, будто он хочет, чтобы Исак ощутил боль и тяжесть своего молчания. Исак принимает всё: и любовь, и жар. Он забирается руками под футболку Эвена, прижимает кончики пальцев к мышцам на его спине, в то время как Эвен кладёт правую руку на пояс его чёртовых спортивных штанов. Они целуются, сталкиваясь языками и зубами, тесно прижимаясь друг к другу. Со стороны это выглядит так отчаянно и так непристойно, что какая-то девушка хлопает его по плечу, чтобы сообщить, что неплохо бы им найти себе комнату. — Да пошла ты! — орёт Исак через плечо Эвена, снова перенося свою злость и противоречивые чувства на других. Эвен смеётся, словно находит эту боевитую сторону Исака очаровательной, а потом берёт его за руку и тянет за собой из помещения, где проходит вечеринка. — Что за гомофобная хуйня. Я не собираюсь терпеть такое дерьмо. Пошла она! — Исак продолжает буянить, словно избалованный ребёнок, когда Эвен закрывает за ними какую-то дверь. Внезапно они оказываются вдвоём. Шум вечеринки доносится откуда-то издалека, и Исак поражён тем, как громко бьётся его сердце. — Ну и сцену мы устроили, — хрипло говорит Эвен, облизывая истерзанные губы. Он потрясающе выглядит. Это выбивает из колеи. — Она бы не сказала такой хуйни, если бы дело касалось парня и девушки. — Исак продолжает стоять на своём. Он цепляется за это, потому что не хочет даже думать о том, что делает, чему позволяет произойти. Видимо, он сошёл с ума. — Возможно. — Эвен подходит ближе. Нависает над Исаком, заставляя прижаться к двери. Его дыхание — смесь виски и карамели. — Возможно, она просто ханжа. У тебя спереди мокрое пятно на штанах. Точно. Исак и сам это чувствует. Ужасно неловко. Они оба невероятно возбуждены, судя по твёрдой тяжести у ноги Исака. Болезненно возбуждены. — Возможно, ей стоит заниматься своими грёбаными делами, а не лезть в чужие, — рявкает он. Исак не понимает, как Эвен по-прежнему находит его привлекательным после всех криков. — Я никогда не видел тебя таким… оживлённым. — Эвен улыбается. Исак гадает, всегда ли Эвен настолько уверен в себе и очарователен, когда выпьет. — Мне нравится эта твоя сторона. — Да ты вообще ничего обо мне не знаешь! Вот. Вот он. Поворотный момент. Это правда. Исак мог бы излить душу Эвену здесь и сейчас и оставить его с открытой кровоточащей раной в этой комнате, принадлежащей какому-то парню по имени Фредрик. Он мог бы сказать ему, что напивается до потери сознания, потому что единственный парень, который заставил его чувствовать хоть что-то или дал повод просыпаться по утрам и чего-то ждать, вполне возможно убил его сестру и обрёк на жизнь, полную страданий. Он мог бы сломать его здесь и сейчас и попробовать жить дальше. Но Эвен кладёт тёплую ладонь на лицо Исака, осторожно гладит пальцами щёку. И от этого мстительные мысли практически мгновенно исчезают. Исак чувствует, как пьяно тает в его руках. — Я умираю от желания узнать тебя. Разве ты не видишь? — говорит Эвен, нежно касаясь его лица. — Ты сумасшедший, — вздыхает Исак, потому что он взволнован и не знает, что ещё сказать. Потом прикусывает язык, понимая, что только что ляпнул. Глаза Эвена темнеют, Исак ещё никогда не видел их такими. — Ты поэтому сбежал тогда? Потому что я сумасшедший? — Исак видит, что произнесённое обвинение причиняет боль им обоим. Должно быть, Аня рассказала Эвену о том, что проболталась Исаку. Он должен использовать этот шанс, чтобы рассказать Эвену правду. Но он не может. Не сейчас, когда Эвен выглядит таким пьяным, таким уязвимым, таким задетым. — Нет! Отъебись, — шипит Исак, потому что, что ещё он может сказать? — Отъебись? — Да, отъебись, — повторяет Исак, а потом зарывается пальцами в волосы Эвена и впивается губами в его губы. Эвен отвечает на поцелуй, тёплой рукой поворачивает голову Исака под какими-то невообразимыми углами. Эвен буквально разрушает его, заставляя хныкать и стонать всего лишь от прикосновения губ. Исак думает, что никто на земле ещё не целовался с такой страстью, с таким нетерпением. — Нет, это ты отъебись, — бормочет Эвен Исаку в шею, прежде чем широко лизнуть её языком. Исак обнимает Эвена за шею, притягивая ещё ближе к себе, и закидывает ногу ему на бедро. Потом трётся о него пахом. Эвен издаёт совершенно неприличный стон, и это лишь сильнее раззадоривает Исака. Если посмотреть на них со стороны, то это то ещё зрелище: два парня впиваются губами в губы, выстанывают непристойности и трутся о ноги друг друга, как псы во время гона. Но Исаку плевать. Настолько восхитительной кажется ему эта стимуляция. Боль ослепляет, кружит голову. Исак тянет Эвена за волосы, пока тот не стонет от боли и решительно засовывает руку под резинку его штанов, вызывая ответный стон. Эвену стоит лишь едва коснуться члена, сдвигая кожу с головки, чтобы Исак взорвался прямо в трусы, как какой-то несдержанный подросток. — Ох ты блядь. Твою мать… Охуеть… Эвен сжимает в кулаке его волосы и дёргает изо всех сил, так же достигая оргазма и сопровождая его не менее красочным набором ругательств. Тишина, которая следует после того, как они выравнивают дыхание, оглушает. Они по-прежнему обнимают друг друга, словно не знают, как отпустить. Исак стоит, откинув голову и упираясь затылком в дверь, его глаза закрыты, в то время как Эвен прячет лицо у него на груди. — Я кончил, — тупо констатирует Эвен, заставляя Исака коротко засмеяться, а потом ещё раз и ещё, пока на него не наваливается осознание значимости и абсурдности произошедшего. Он выпутывается из рук Эвена и мягко отталкивает его. — Этого не было, — говорит он, избегая смотреть Эвену в глаза. — Что? — тот изумлённо моргает, явно сбитый с толку. — Это больше не повторится. — Но почему? — Потому что я не хочу. — Исак, ты буквально минуту назад трахал мою ногу. — Мы напились. Это глупо. — Для меня это не глупо. Исак отходит, чтобы поправить волосы и одежду, игнорируя явное огорчение Эвена, потом тянется к дверной ручке. — По крайней мере назови мне причину. Ты убил мою сестру. Но вместо этого Исак говорит: — Я не обязан это делать. . Исак проводит утро, сгорбившись над унитазом и пытаясь справиться с рвотными позывами. Он ничего не ел накануне вечером, так что в основном ходит в туалет, чтобы выблевать воду, которую пытается пить, дабы избежать обезвоживания. Ларс предлагает ему обезболивающее и содовую, чтобы успокоить бунтующий желудок, потому что «блевать весь день — не говорит о том, что ты мужик, Вальтерсен. Это говорит о том, что ты тупой». Но Исак отказывается. Он не заслуживает, чтобы ему стало лучше. Он заслуживает эту боль. Он предпочтёт мучиться с животом и без конца ходить в туалет, чтобы опорожнить несуществующее содержимое своего желудка, чем думать о положении, в котором оказался. О чём он только думал, когда зависал с Эвеном в доме какого-то случайного парня? О чём он только думал, когда пил весь этот джин и, как последний идиот, взрывался оргазмом прямо в серые спортивные штаны, всего лишь потеревшись о ногу Эвена? О чём он только думал, когда целовал его, и прикасался к нему, и смеялся с ним? Просто какого хрена? Каждый раз, когда он закрывает глаза, на Исака обрушиваются воспоминания: кожа Эвена, тень его длинных ресниц, прикрытые веки, родинки на скулах, синева глаз в тот момент, когда он нежно гладил Исак по лицу. Каждый раз, когда он ложится, Исак слышит, как стонет Эвену в шею, как не может сдержать рвущиеся наружу непристойности. Он слышит вскрик Эвена, его частое дыхание, чувствует его влажные губы на своих. Исак не может от него сбежать, не может сбежать от собственных поступков. Разум терзает его, но тело реагирует на воспоминания совсем иначе. Он тонет в стыде весь день, потом изо всех сил старается не прикасаться к себе в душе. .

Юнас (16:19)

Я, конечно, не осуждаю, но «Лучший пекарь Британии»? Что происходит? . Ох блядь.

________________________________________ Юнас (16:23)

Это хорошее шоу

Ты заинтересовался выпечкой?

Нет

Как дела в тронхейме?

Как давно ты знаешь, что я здесь?

Хммм, ну я знал, что ты поступишь в технологический Мы много лет об этом говорили Ты умный, так что я не сомневался, что ты поступишь

… Я мог передумать так как ты на самом деле узнал?

Брат Махди там учится, так что мы, возможно, попросили его проверить список студентов

… Как дела у махди?

Ты можешь сам у него спросить

Думаю, ему всё равно

Исак, всем не всё равно Всем Как только ты захочешь, мы готовы продолжить с того места, где остановились

________________________________________

Это враньё. Всё изменилось. Тешить себя надеждой на иллюзию нормальности — от этого будет ещё хуже. Всё не может быть как раньше, потому что раньше он не жил с таким чувством вины. Это невозможно. Неважно, как Исаку порой хочется вернуться к тёплой дружбе с Юнасом. Пути назад нет, и Исак не может сейчас поделиться с ним своими мыслями. Он ни с кем не может ими поделиться. Никто не сможет его понять. . Петтер лежит на диване в гостиной и смотрит какой-то испанский сериал по Netflix, когда Исак направляется на кухню. Он хочет взять чипсы и газировку и скорее вернуться в свою комнату. Но тут его окликают. — Эй, Вальтерсен, ты случайно не знаешь, что случилось с моей бутылкой джина, которая стояла на холодильнике? — спрашивает Петтер. Они стали обращаться к нему по фамилии с тех пор, как Ларс рассказал, что Исак закатил истерику из-за того, что они её забыли. Исак тогда лишь закатил глаза и перестал об этом думать. Вот дерьмо. — Ох, блин, — сокрушается Исак. — Это я. Прости. Я собирался купить тебе новую, но совсем забыл. — Всё нормально, — смеётся Петтер. — Просто ко мне заходили друзья и расстроились, когда выяснилось, что у меня нет бутылки джина, которую я им обещал. — Извини, чувак. Я сейчас же пойду в магазин. — Да нет, не надо. Не волнуйся. Я вообще-то особо не люблю джин. Кто-то принёс бутылку на одну из вечеринок, и она с тех пор так и стояла на холодильнике. Исак неловко улыбается. Кажется, он никогда не обменивался с Петтером больше, чем четырьмя предложениями. — Вот уж не думал, что ты любитель джина. — Я и не любитель. Просто нужно было напиться, — объясняет Исак. — У нас есть пиво в холодильнике. — Мне нужно было что-то быстродействующее. Петтер садится, две морщинки прорезают его лоб. — Что такое? Что-то случилось? — Нет, просто, ну знаешь, нужно было выпить. — Какие у тебя сейчас планы? — спрашивает Петтер. — В смысле? — Ты сейчас занят? Не хочешь выпить? Исак колеблется. Он хочет сказать, что не пьёт, что прошлая ночь была внезапным сбоем. Но не хочет давать Петтеру ещё один повод считать его странным и жалким. — Хм, почему бы и нет, — пожимает плечами Исак. По крайней мере это отвлечёт его от нежеланных мыслей. . Петтер знакомит его с виски, и напиток оказывается таким же отвратительным, как Исак и представлял. — Это просто яд. Какого хрена кто-то будет добровольно это пить? — Исак морщится, делая ещё один глоток. Петтер смеётся. — К этому вкусу нужно привыкнуть. Но я мог бы сказать то же самое о тебе и кофе. Это просто отвратительное дерьмо. — Но оно не даёт мне спать. Помогает мне быть продуктивным. — Думаешь? — Петтер скептически поднимает бровь. — Лично я думаю, что у тебя зависимость от кофе и что ты мог бы прекрасно жить без него, если бы приучил к этому своё тело. — У меня нет зависимости от кофе. — Тогда как ты объяснишь тот факт, что добровольно пьёшь этот яд несколько раз в день. — Ну, возможно, этот вкус не всем нравится, но это не яд, — возражает Исак. — Яд не всегда ужасен на вкус. — И что же тогда яд? — Я не знаю… Дерьмо, которое ранит тебя. Дерьмо, от которого тебе плохо? — Исак будто размышляет вслух. Он понимает, что немного захмелел, и откидывается на спинку дивана. — Если уж на то пошло, я считаю, что сладкое и вкусное гораздо вреднее кофе. Потому что вкус маскирует вред, и ты его не видишь. — Это слишком серьёзно, чувак, — смеётся Петтер. Исак чувствует, как перед глазами всё плывёт. — Так вот почему это называют ядом по выбору, — задумчиво тянет Петтер. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Ну знаешь, когда у тебя есть любимый напиток, или плохая привычка, или ещё что-то, что причиняет тебе вред, но ты всё равно это делаешь, потому что от этого чувствуешь себя по-особому. Яд по твоему выбору. — Типа причинение вреда самому себе? — искренне интересуется Исак. — Бро, какого хрена? — смеётся Петтер. — Нет, ты чего. Не такое серьёзное. Ну типа, что ты любишь пить? Ты тот парень, который любит пиво, или виски, или джин? Я тот парень, который любит Эвена. Именно тогда Исак понимает, что сильно напился и ему пора возвращаться в свою комнату. — Я пойду спать, — он пьяно растягивает слова, поднимаясь на ноги и чувствуя, как кружится голова. — Ладно, Вальтерсен. Было приятно с тобой поболтать. Ты прикольный, когда не прячешься. Нам стоит делать это почаще. Ну да, точно. . Когда он ложится в кровать, потолок плывёт перед глазами. Он не может сфокусировать взгляд на телефоне, но пытается изо всех сил. Думает, не написать ли Юнасу, а может, даже позвонить. Он скучает по другу. Он очень пьян. Вероятно, ему следует выкинуть телефон в окно, если он не хочет потом жалеть о том, что сделает сегодня вечером. Может, ему стоит написать Эскилю, ответить на одну из его еженедельных попыток достучаться до него. Но Исак не думает, что сможет выдержать его напор. Эскиль сразу поймёт, что он напился. Возможно, в ту же секунду купит билет на поезд и приедет, чтобы убедиться, что Исак в порядке. Он этого не вынесет. А может, Махди? Кажется, тот знает, что Исак в Тронхейме. С этого можно начать разговор. Но что если он решит навестить брата и предложит Исаку встретиться? Это слишком рискованно. Эва? Вероятно, Эва — самый безопасный вариант. Она не делает из мухи слона и, наверное, будет держать язык за зубами, если Исак попросит об этом. Она всегда была самой воспитанной в их компании. Ему стыдно каждый раз, когда он вспоминает, как относился к ней, пока проходил фазу влюблённости в Юнаса. Может, это и хорошо. Может, он мог бы с ней связаться. Да и кто знает, возможно, она тоже сейчас навеселе? Она всегда любила выпить в пятничные вечера. Мерзко так думать? Наверное, да. Надо вычеркнуть эту мысль. Исаку хочется извиниться за то, что вообще подумал о ней, ведь они с Эвой не разговаривали несколько лет. Ему вдруг хочется смеяться. Палец зависает над её именем в списке контактов. Эва. Но потом его взгляд падает на контакт, идущий следом. Кровь стынет в жилах. Эвен (Тронхейм) Что? С каких пор? Откуда? Они никогда не обменивались с Эвеном номерами. У него никогда не было возможности с ним связаться. Как долго у него есть номер Эвена?

________________________________________ Эвен (Тронхейм) 23:28

Когда мы обменялись номерами?

Мы этого не делали

?

Я записал свой номер в твой телефон, когда ты его тут оставил У тебя телефон не запаролен Тебе стоит установить пароль

Ты рылся в моём телефоне?

Нет. Я просто добавил свой номер в контакты

Зачем?

На случай, если ты захочешь мне написать

Зачем?

На случай, если ты захочешь встретиться

Я этого не хочу

Ок

Что ты сейчас делаешь?

Пью

Я думал, ты не пьёшь

Как и ты

Хочешь выпить со мной?

Какого хрена?

Приходи

Ты только что сказал, что не хочешь этого

я соврал приходи

Прямо сейчас?

Да

Ты уверен?

Да

________________________________________

— Чего ты хочешь? — с жаром шепчет Эвен Исаку в шею. Кажется, они целуются уже много часов. Они лежат на его кровати: Исак на спине, а Эвен нависает сверху, устроившись у него между ног. На нём серый свитер, который Исак так любит. Ему даже хочется, чтобы Эвен его не снимал. — Трахни меня, — шепчет Исак в ответ. Его пальцы зарываются в волосы Эвена. Они такие мягкие. Исак хочет получить ещё один поцелуй. — Я не буду этого делать. — Почему? — Потому что ты в сопли пьяный. — Неправда, — хмурясь, возражает Исак. — Правда. Не хочу, чтобы ты ненавидел меня ещё больше, чем уже ненавидишь. Я не могу так с тобой поступить. Как бы сильно ни хотел этого. Исак будто сдувается. Неужели он к этому стремился? Заманить Эвена в постель и развести на пьяный секс, чтобы у него появился ещё один повод для ненависти? Неужели его намерения настолько очевидны? И почему Эвен соглашается на это, если знает, что Исак его ненавидит? — Я тебя не ненавижу, — тихо говорит он. И переживает шок, понимая, что это правда. Ему бы хотелось ненавидеть Эвена. Это было бы намного проще, так ведь? — Я не ненавижу тебя, — повторяет он. — Тогда почему у меня такое чувство, будто ненавидишь? Потому что я пытаюсь. Исак притягивает его ближе, целует решительно. Забирается руками под серый свитер Эвена и вдыхает его запах. Исаку хочется жить здесь, остаться в объятиях Эвена. И да, Исаку больно видеть его, слышать его, прикасаться к нему. Ему больно быть с ним, но Исак хочет этого больше всего на свете. Эвен — это яд по его выбору, его незаживающая рана. Ему больно, но Исак заслужил эту боль. Исак заслуживает эти страдания. И он готов впитывать их в себя до тех пор, пока позволит его рассудок. — Почему у меня такое чувство, будто я причиняю тебе боль? — тихо спрашивает Эвен, нежно пропуская пряди его волос сквозь пальцы. Его синие глаза полны мягкости и тоски, и Исак зачарованно поднимает руку и прижимает большой палец к его нижней губе. Я причиняю боль себе. — Ты слишком много о себе думаешь для человека, который не трахает меня, — Исак пытается сменить тему, потому что не может и не хочет отвечать. — Я серьёзно, — сердится Эвен, но потом его взгляд снова смягчается. — Что случилось, малыш? «Малыш». Ты. Ты случился. — Ты ведёшь себя глупо. — Почему ты вдруг начал пить? Исак морщится. — А ты почему? — Чтобы заглушить ту херню, которую в последнее время чувствую, — отвечает Эвен, и это похоже на признание. — Какую херню? — Вот эту, — Эвен целует его в губы. — И вот эту, — Эвен целует его в лоб. — Всё вот это. Сердце Исака птицей бьётся в груди под весом тела Эвена. Оно бьётся слишком быстро. Эвен пьёт из-за него, из-за тех американских горок в их отношениях, которые устроил ему Исак. Эвен не ищет любви. И тем не менее намекает на «чувства», которые пытается заглушить, на «чувства», которые хочет убить. А меня ты тоже хочешь убить? Ты этого хочешь? — Почему ты хочешь их заглушить? — спрашивает Исак, оцепенев. — Потому что я не заслуживаю права это чувствовать. Так ты поэтому не ищешь любви? Потому что не заслуживаешь её испытывать? — Это ерунда какая-то, — говорит Исак. — Ты заслуживаешь чувствовать то, что чувствуешь. Ты имеешь право чувствовать всё, что чувствуешь. Эвен садится. Его глаза покраснели и увлажнились. Он выглядит взволнованным. Исак забыл, что Эвен тоже пьян. — Поверь мне. Я ничего не заслуживаю. — Почему? Что ты сделал? — продолжает давить Исак, потому что, почему бы и нет. — Ты знаешь, что я сделал, Исак. Исак морщится. — В смысле? — Аня тебе рассказала. Разве нет? Исак закрывает открытый было рот. Он потрясён. Кажется, будто матрас под ним растворился, и Исак находится в свободном падении. — Поэтому ты ушёл. Поэтому ты с тех пор относишься ко мне, как к куску дерьма. Поэтому ты не можешь говорить со мной, не выпив перед этим пять шотов. Поэтому ты больше не можешь терпеть моё присутствие. Потому что знаешь, что случилось. Исак несколько раз моргает. Он не может подобрать слова. Поэтому продолжает хранить молчание. — Я не хотел, чтобы это произошло, — тихо произносит Эвен. — Не проходит и дня, чтобы я не чувствовал эту всепоглощающую вину. Не проходит и дня, чтобы я не жалел, что не могу поменяться с ней местами. Я бы сделал это, не задумываясь. Я и так много раз менялся местами раньше. Я поменялся с ним, и я пошёл в суд, и я признался, и я врал под присягой, и я смирился с пожизненной записью в личном деле, и я уехал в другой город, и я посылал каждый месяц деньги, и я больше ни разу не садился в машину. Я сделал всё, о чём меня просили. Но моё сердце по-прежнему разбито, Исак. Я бы хотел оказаться на её месте. Поверь мне! Это правда. Это единственное желание, которое я позволяю себе. Боже, ты даже не представляешь, сколько раз я пытался покончить со всем этим. Но каждый раз возвращался. Меня каждый божий раз возвращали с того света, несмотря на все мои изощрённые попытки покончить с этим. Вообще-то столько раз, что я начал верить, что это она сохраняет мне жизнь, что она пошла на сделку с тем, кто там за всё отвечает, чтобы оставить меня здесь, в этом грёбаном аду. Типа «нет, этому мудаку не удастся так просто свалить». Словно она говорит мне жить, и терзаться, и бродить по земле, потому что сама она больше не может этого делать. Потому что, для чего ещё я здесь? Какой, блядь, в этом смысл? Какой?! Так что поэтому, Исак. Поэтому я хочу заглушить это. Поэтому я не поднимался к тебе каждый раз, когда ты меня приглашал. Поэтому я не поцеловал тебя в самый первый раз, когда увидел в Лиллехаммере в том гребаном ресторане, который мы оба называли домом. Поэтому я не хочу это чувствовать. Потому что не заслуживаю. Потому что она не может это сделать. Так почему же мне следует? Блядь. Эвен плачет, и Исак не может дышать. Он не знает, что делать. Он пытается сесть, что не так просто в его состоянии. Всё это какой-то бред. Тайное наконец стало явным, и Исак теперь должен пойти ва-банк и рассказать свою часть истории, но он знает, что Эвен этого не вынесет. Он встаёт на колени и обнимает Эвена, чтобы утешить, как бы нелепо это ни звучало. Эвен признаётся в убийстве его сестры, а Исак прижимает его к груди, чтобы утешить, потому что не может вынести его боли. Потому что не может вынести мысли о том, что Эвен пытается причинить себе вред и покончить с собой из-за постоянной вины, не отпускающей его. Исак не может этого вынести. Он хочет забрать всю его боль себе. Но Эвен отталкивает его. — Не надо. Мне не нужна твоя жалость. Я её не заслуживаю. Я не… Исак снова притягивает его к себе. — Заткнись, — говорит он. — Заткнись нахуй. Просто заткнись. Он не осознаёт, что тоже плачет, пока собственные слёзы не падают на его голые руки, которыми он обнимает Эвена. Эвена, который цепляется за него, словно тонет в бушующем море, и Исак его единственная надежда на спасение. Цепляется за него так, как никогда до этого, как будто его никогда не утешали раньше, как будто у него никогда раньше не было плеча, чтобы выплакаться. Ты заслуживаешь, чтобы тебя обнимали, чтобы тебя целовали, чтобы с тобой занимались сексом, чтобы тебя утешали, чтобы просили остаться. Она бы хотела этого для тебя. Исак говорит эти слова и себе, и Эвену. — Я тебя не ненавижу, — бормочет он в волосы Эвена, потому что чувствует, что должен. — Я не ненавижу тебя. Малыш, я не ненавижу тебя. Не ненавижу. Он повторяет эти слова, пока не чувствует, как Эвен расслабляется в его руках, пока он сам не перестаёт дрожать от общей боли их разбитых сердец, пока они снова не ложатся на кровать, по-прежнему цепляясь друг за друга. Они засыпают мгновенно. Впервые за много недель Исак спокойно спит. . Утром Эвен по-прежнему спит в его объятьях. У него опухли веки и немного отекли щёки после вчерашних слёз. Но он всё равно красивый. Такой красивый, что на него больно смотреть. Исак думает о теории Эвена, что это Леа сохраняет ему жизнь, потому что он должен жить за них обоих. В общем-то, похоже на правду. Он бы даже принял эту теорию, если бы не был убеждённым циником, не верящим в жизнь после смерти. Но это не Леа. Это вселенная наказывает их обоих. Исака и Эвена. Эвена и Исака. Это вселенная, которая вмешивается и связывает их через космос, обрекая обоих на вечное страдание. Вселенная, которая связывает их трагедией, заставляет влюбиться, не зная всей правды, пока они не встретят свой неминуемый конец. Как Ромео и Джульетта. Вселенная позаботилась о том, чтобы Эвен по-прежнему жил, потому что он должен был заставить Исака жадно выпить с ним яд. Точно так же, как Ромео и Джульетта пытались избежать своей участи, обращаясь за помощью к зельям и настойкам. Исак знает, что между ними связь космического масштаба. Он знает, что не сможет противостоять ей. Поэтому он не будет. Когда Эвен проснётся с похмельем и разбитым сердцем, Исак поцелует его в губы, поцелует его в грудь, поцелует его в сердце. И они взмоют ввысь, объятые пламенем. Исак принимает свою казнь, потому что предпочтёт сердце, охваченное огнём, пустому и мёртвому, потому что эпическая трагедия для него лучше, чем бессмысленное существование, прожитое в попытках заглушить боль, избежать её. Но в отличие от Ромео и Джульетты, Исак справится с этим один. Он не заставит Эвена принять яд вместе с ним. Он сделает это сам, будет молча страдать в одиночестве. Потому что Эвен настрадался уже на много жизней вперёд. Потому что, если бы не истерика Исака, Леа никогда бы не полетела в Осло из Берлина посреди семестра. Потому что, если бы не эгоизм Исака, Леа никогда бы не оказалась на улице в ту апрельскую ночь. Она бы никогда не стала бездумно бродить в темноте в поисках своего тупого, напившегося в хлам брата. Она бы никогда не оказалась на пути машины Эвена. Она бы не умерла так бессмысленно, необратимо разрушив их жизни. Во всём виноват Исак. И он унесёт этот секрет с собой в могилу. Не потому, что не хочет чувствовать на себе силу гнева Эвена. Но потому, что знает, что Эвен не сможет вынести всю глубины их связи. Потому что Эвен никогда себя не простит. Исак никогда ему не скажет. . Он принимает душ, когда слышит, как Петтер приветствует Эвена в гостиной. Он выбегает из ванной, придерживая спадающее полотенце на бёдрах, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. — Ты Эвен, да? — самодовольно спрашивает Петтер. — Ты провёл ночь с Вальтерсеном? Нет. Опустошение, отражающееся на лице Эвена, только что услышавшего его фамилию, мгновенно. Как и ужас. Он поворачивается и смотрит Исаку в глаза. — В-в-вальтерсен? — Эв… В этот момент сердца обоих разбиваются о паркетный пол.