Someone to stay

Тем вечером Исак узнаёт, что глаза Эвена невероятно синие. . После этого сложно заснуть. Исак вертится с боку на бок уже четыре часа, и конца этому не видно. Его по очереди беспокоят две мысли, из-за которых он ощущает тяжесть в груди. Первая — Юнас и Эскиль здесь. Они в Лиллехаммере. Они обнаружили, куда он сбежал. Они знают, где он работает, и вероятнее всего попытаются найти его на выходных. Вторая — он не сдержал судорожный вздох, когда встретился глазами с Эвеном, сидя на мокрой ступеньке у работы. И это не тот случай, когда просто тихо вздыхаешь, а потом преувеличиваешь это в своей голове. Нет, всё гораздо хуже. Это вышло так неловко, и унизительно, и громко, что Эвен буквально съёжился и почувствовал необходимость отшатнуться от него, а его улыбка (его улыбка!) мгновенно слетела с губ, уступая место маске привычной невозмутимости. Мне тоже было интересно, какого цвета твои глаза. Исак произнёс бы эти слова, если бы Эвен продолжил улыбаться. Но Эвен этого не сделал. Вместо этого он ушёл. Он оставил Исака, и тот почувствовал себя тупым, смущённым и оцепеневшим. Как ни странно, но даже тогда Исак продолжал испытывать благодарность. Благодарность за то, что Эвен вмешался, выйдя в главный зал, и отсрочил неминуемую лекцию от Юнаса и Эскиля, которую они обязательно прочитают ему, прикрываясь такими понятиями, как «забота и обеспокоенность». Благодарность за этот позорный вздох и за синие глаза, из-за которых он теперь терзает себя, вместо того чтобы вспоминать, как прятался в шкафу. . Весь следующий день Исак не выходит из своей комнаты. На календаре суббота — единственный день на неделе, когда он может пойти за продуктами, чтобы заполнить свою сиротливую полку в маленьком холодильнике, который делит с двумя студентами университета — Якобом и Оливией. Но он предпочтёт голодать или всю неделю питаться объедками в ресторане, лишь бы не покидать пределы своей комнаты в этот момент — даже если это означает, что ему приходится слышать, как его соседи, как и всегда по утрам, занимаются вызывающе громким сексом. Сначала Исак подумывал попросить их вести себя потише, но потом привык уходить из дома, приняв утром душ, и возвращаться поздно вечером. Он не мог допустить, чтобы они начали плохо к нему относиться и, как следствие, выгнали его, учитывая, как ему повезло с этим жильём. Потому что ему было удобно с ними — с Якобом и Оливией. Они не замечали, что вообще-то он не был студентом университета, а всё ещё учился в школе — а если и замечали, то им было всё равно. Возможно, они слишком хотели сдать освободившуюся спальню в квартире, которую изначально сняли на двоих, ещё до того, как стали встречаться и жить в одной комнате. Иногда Исак думает, знают ли они и просто разыгрывают безразличие, но потом вспоминает, что это не имеет значения. Ему нравится, что они никогда не задают вопросов, никуда его не зовут, не удивляются, что к нему никто не приходит в гости, и не стучат в его закрытую дверь. Это разительная перемена по сравнению с тем временем, когда он жил с Эскилем и Линн, и это хорошо. Идеально. Он не думает, что смог бы вынести это сейчас — Эскиля, привалившегося к дверному косяку с чашкой чая в руках и спрашивающего, как Исак себя чувствует каждую минуту каждого дня, хотя единственное, чего он хочет сейчас — чтобы его оставили в покое. Он бы не вынес сейчас ничего подобного. Исак подумывает, не пойти ли ему в подвал, чтобы постирать, но в результате лишь сильнее зарывается лицом в дешёвую простыню, словно пытаясь оставить вечный отпечаток своего тела на матрасе. Он спал часа два, может, три. Всё его тело стало тяжёлым от усталости, но мысли ещё тяжелее. Он заставляет себя дотащиться до душа и продолжает поворачивать кран, пока вода не начинает обжигать кожу. . Исак должен был это предвидеть. Он должен был догадаться, что они придут к нему на работу на следующий день. Ему нужно было сказаться больным или, чёрт возьми, стоило сразу уволиться. Он пытается снова исполнить свой идеальный разворот на 180 градусов, когда замечает их у входа в ресторан, но на долю секунды встречается взглядом с Юнасом и понимает, что бежать бессмысленно. Юнас всё равно разыщет его в городе, если понадобится. Блядь. Исак замирает на месте, потом медленно поворачивается. Если он не может сбежать от них, значит придётся прогнать их, используя слова в качестве оружия. — Какого хрена, Исак?! — восклицает Юнас, стоит ему подойти к ним. Юнас всегда сразу переходит к сути, когда расстроен. — Привет, Юнас, — очень спокойно произносит Исак. — Эскиль, привет. — Привет? Это всё, что ты можешь сказать? Привет?! — Голос Эскиля звучит выше, чем обычно. Он выглядит рассерженным и обиженным. — Мы тебя повсюду искали. Ты даже не представляешь, как все переживают. Ну да, точно. Исаку интересно, кто эти «все», о которых говорит Эскиль. Потому что, если верить их соцсетям, то все они спокойно живут дальше. — Хм, мне жаль, что ты переживаешь, — тихо говорит Исак, не сводя глаз с точки за спиной Эскиля. Он не может смотреть им в глаза, пока произносит речь, которую повторял про себя несколько месяцев. — Но, как видите, беспокоиться совершенно не о чем. — Как видим?! — вмешивается Юнас. — Исак, какого хрена? Ты просто уехал, никому не сказав куда. Мы были вынуждены заявить о твоём исчезновении, ты вообще в курсе? — Я оставил записку. Я сказал Терье. — В его голосе нет вины. Он по-прежнему ничего не чувствует, даже произнося имя отца. — Терье? Твоему отцу, с которым ты больше не хотел иметь ничего общего? Тому самому отцу, с которым ты не жил много лет? — говорит Эскиль, и у него срывается голос. — То есть ты сказал ему, но не мне? Не нам? Исак пожимает плечами. — Слушайте, мне жаль, что я не сказал, куда направляюсь. Но теперь вы знаете. Ладно? Поэтому, может, завяжем с этой драмой? Я на работу опаздываю. — Исак, какого хрена, чувак? — вздыхает Юнас. — Ты сейчас серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать? — Мне больше нечего сказать. — Ты не можешь просто исчезнуть и переехать в другой город. Ты не можешь вот так просто вычёркивать людей из своей жизни. — Ничего личного, — говорит Исак, теперь упорно глядя себе под ноги. У него вспотели ладони. — Я не пытаюсь никого вычёркивать. Просто иногда люди отдаляются друг от друга, понимаете? Вообще-то мы и так нечасто общались в прошлом году. — Исак… — начинает было Юнас, потом замолкает. Он выглядит обиженным. — Слушайте, я не шутил, когда сказал, что опаздываю на работу. Просто возвращайтесь в Осло. Уж не знаю, зачем вы приехали сюда, но в этом нет смысла. Исак заставляет свои ноги двигаться, а лицо — оставаться таким же непроницаемым, каким оно, должно быть, выглядит в этот момент. Он изо всех сил старается не смотреть на Юнаса или Эскиля. Он не уверен, что не сломается, если заметит в их глазах разочарование. Ему удаётся сделать всего несколько шагов, когда Эскиль снова оказывается рядом. Всё происходит так быстро, что Исак даже не успевает его оттолкнуть. Эскиль протягивает ему большую сумку, а потом обнимает так крепко, что Исак на секунду задумывается, не собрать ли ему вещи и не вернуться ли с ними в Осло. — Не спеши, — говорит Эскиль, продолжая его обнимать. — У меня тот же номер, что и раньше. Он никогда не изменится. Звони в любое время. Я всегда буду этого ждать. — Эскиль… — Исак хочет, чтобы эти объятия закончились, но ничего не делает для этого. Он не может. Не сейчас, когда Эскиль настолько уязвим. — Ты не виноват, ясно? Во всём этом нет твоей вины. Нет, виноват. Всё это моя вина. . Эвен в ресторане и пристально смотрит на Исака, когда он заходит на кухню, а потом направляется к шкафу, в который Эвен запихнул его накануне. Должно быть, он выглядит нелепо, но Исаку плевать. Потому что в его лёгких не осталось воздуха. Потому что его дыхательная система, кажется, сговорилась против него и не даёт кислороду добраться до мозга. Потому что… Он слышит, как кто-то пытается открыть дверь в его тёмное убежище — наверно, Сесилия, потому что ей всегда нужно сунуть нос в чужие дела. Потом слышит низкий голос, который говорит ей остановиться. Эвен. Она оставляет Исака в покое. Все оставляют его в покое, чтобы он мог справиться со своей небольшой проблемой с дыханием. И после пяти минут дыхательных упражнений Исак снова на ногах, снова готов к встрече с миром. Дверь упирается в кого-то, когда он пытается её открыть. Это Эвен. Кажется, он караулил у двери. Исак не знает, как этому парню удаётся каждый раз заставлять его испытывать смущение и благодарность. — Всё нормально? — спрашивает Эвен, и его голос звучит ровно, в нём нет и тени осуждения. Они не смотрят друг на друга. — Да, — коротко отвечает Исак, направляясь к своему шкафчику в комнате отдыха. Он ведёт себя так, будто у него только что не случился второй нервный срыв при свидетелях за последние двадцать четыре часа. . Эвен находит его на ступеньке — их ступеньке? — позднее тем вечером. Исак готовился к этому — что бы это ни было — во время своей смены, пока приносил посетителям еду и напитки. Он надеется, что Эвен не нарушит их негласную традицию односложного общения, но чувствует, что обязан хотя бы поблагодарить его или дать какое-то короткое и туманное объяснение. — Часто? — как бы между делом спрашивает Эвен, первым нарушая молчание. — Хм? — Панические атаки. Хм. Исак не назвал бы это так. Он пожимает плечами, слишком измотанный, чтобы спорить. — Мне просто нужна была пауза. — Они вернулись? — спрашивает Эвен, не уточняя, кого имеет в виду под «они». Кажется, им не нужно уточнять. — Да, — признаётся Исак. — В следующий раз используй запасной выход. Исак поднимает голову и понимает, что Эвен курит, сидя рядом с ним. На улице холодно. Они снова не принесли с собой полотенца. — В этом не будет необходимости, — говорит Исак. Они не вернутся. Я позаботился об этом. — Они вернутся, — говорит Эвен, словно читая его мысли. Это заставляет Исака замереть на мгновение. — Откуда ты знаешь? — Просто знаю. Ты тоже убегаешь от кого-то? После этого они мало разговаривают. На улице холодно. Исак чувствует, как у него стучат зубы. Эвену, должно быть, тоже холодно несмотря на, кажется, дюжину надетых футболок. И тем не менее они не двигаются. На улице холодно, но Исаку теплее, чем было все последние месяцы. Они сидят до тех пор, пока не приходит время закрывать ресторан. . Исак идёт домой, чувствуя оцепенение и из-за холода, и из-за встречи. Он надеется, что Эскиль не слишком обиделся, что Юнас не слишком злится. Ему интересно, что они скажут «всем», когда вернутся домой. Ему интересно, где они остановились на ночь, или, может, поехали обратно сразу после разговора с ним. В кармане вибрирует телефон, уведомляя о сообщении, и Исак останавливается, увидев имя отправителя и ожидая очередной нотации. Но это не нотация. . Юнас: я буду здесь, когда ты захочешь поговорить. пусть даже о коне боджеке. Исак: как ты меня нашёл? Юнас: Netflix прислал мне мэйл, когда ты залогинился в наш общий аккаунт из лиллехаммера Юнас: я никогда не удалю твой профиль на netflix. просто помни об этом. ок? Юнас: ок? Исак: ок . Есть особая ирония в том, что единственное, что развлекало его с начала добровольной самоизоляции, в результате и выдало его. Исаку интересно, как они нашли ресторан, где он работает, но решает не продолжать этот разговор. Он ещё какое-то время стоит под фонарём, закрыв глаза и глубоко дыша, а потом продолжает свой путь «домой». Он видит Якоба и Оливию, заснувших в объятьях друг друга на диване перед телевизором, и у него слегка щемит сердце. Исак убедил себя, что не хочет этого, но понимание, что у него никогда не будет груди, в которую можно уткнуться, и дарящих ощущение безопасности рук, немного ранит в конце этого эмоционально изматывающего дня. Совсем чуть-чуть. Исак открывает сумку, которую дал ему Эскиль, и чувствует себя немного лучше, обнаружив там хлеб, макароны, крекеры, тапки, шампунь (который он постоянно заимствовал у Эскиля) и освежитель воздуха с запахом лаванды. Это заставляет его улыбнуться. Совсем чуть-чуть. . Исак выясняет, что в воскресенье у Эвена выходной. Он никогда не замечал этого раньше, даже после того, как они начали вместе выходить на улицу во время перерыва. — Эвен не приходит по воскресеньям, — говорит Метте, словно он спрашивал об этом вслух. И только тогда Исак понимает, что его интерес к новому парню слишком очевиден. — Я знаю, — врёт он. — Ну конечно, — смеётся она, но смех не кажется обидным. — Что между вами происходит? — В смысле? — Почему вы постоянно морозите свои задницы на улице во время перерывов? — Просто так. Исак уходит, не желая продолжать этот разговор. Он замечает, что сердце забилось чаще. Он нервничает, будто его поймали с поличным. Его дыхание поверхностно. Мысли в беспорядке. Не потому, что его коллеги придумывают различные сценарии о том, «что между ними происходит», и, вероятно, сплетничают о них, но потому, что понимает, что настойчиво искал его сегодня. Что сидел на холоде тридцать минут во время своего перерыва, потому что надеялся, что Эвен придёт, скажет ему пару слов, потом поделится своей отвратительной травой. Эта мысль приводит Исака в замешательство. Он не ждал, чтобы парень открыл дверь и сел рядом с ним со времён своей нелепой влюблённости в Юнаса несколько лет назад. Он не чувствовал, как кровь приливает к щекам от упоминания чьего-то имени со времён грустного непринятия собственной ориентации в Ниссене. Не то чтобы он сейчас совершил официальный каминг-аут. У него всё ещё не было интимных отношений с парнем, хотя он внутренне смирился с фактом, что не испытывает сексуального интереса к девушкам. У него не было времени, чтобы думать о сексе или искать кого-то. Ему не нравится об этом думать. «Тоска» умудрилась лишить Исака даже обязательного для парней его возраста повышенного влечения. Ему кажется, что для этого нужно прикладывать слишком много усилий, и не видит в этом смысла, тем более, что всегда можно просто посмотреть порнушку, когда чувствуешь себя особенно одиноким. Той ночью Исаку снится рука Эвена — тепло пальцев, сжимающих его ладонь. Ему снится, как рука Эвена прикасается к нему и в других местах. Он просыпается, сгорая от стыда. . Исак не ищет Эвена во вторник. Он сосредотачивается на немногочисленных заказах, а в остальное время думает о задании по физике. Во время перерыва он отправляется в комнату отдыха и делает домашку. Метте и Эмма спрашивают, в порядке ли он, после того как Исак чихает пятый раз подряд, и он отвечает, что всё нормально. Просто немного простудился. Он не упоминает, что, вероятно, подхватил простуду, потому что в воскресенье вечером торчал на улице в одной униформе в жуткий холод, надеясь, что Эвен появится и согреет его своим присутствием, просто присев рядом. От одной мысли об этом Исаку становится нестерпимо стыдно. Ему кажется, что Эвен смотрит на него, когда Исак ставит поднос с грязными тарелками у раковины. Но, вероятно, это игра его воображения. В конце концов у него немного кружится голова. Возможно, у него температура. Ему нужно скорее закончить работу и пойти домой. Когда приходит время закрывать ресторан, на улице льёт как из ведра. Ему стоило посмотреть прогноз погоды перед работой, хотя у него всё равно нет зонта. — Вот, — слышит Исак, и у него едва не подгибаются ноги, потому что это тот же голос, что звучал в его сне накануне, и он пока не готов принять то, что это означает. Эвен стоит рядом и держит в руке что-то напоминающее зонт. Он смотрит вперёд, словно снова боится встретиться взглядом с Исаком. — Что? — Возьми, — говорит Эвен, вкладывая зонт в руку Исака. — Ты болеешь. — А как же ты? — Я в порядке. Эвен поднимает воротник куртки и бросается на улицу. Просто бежит под проливным дождём. Он выглядит, как идиот. Он выглядит, как грёбаный идиот, но сердце Исака так часто бьётся в груди, что кажется, он сейчас потеряет сознание. Он поверить не может, что Эвен так себя повёл. Ну что за идиот! Исак не может сказать, действительно ли сердится, или это температура влияет на его реакцию на дурацкие поступки. Он мог бы побежать за Эвеном, но тот уже исчез из вида. К тому же Исак знает, что Эвен просто оттолкнул бы его и продолжил бежать. Он борется с искушением выбросить зонт в знак протеста и из чистого упрямства промокнуть по дороге домой, но это было бы ещё глупее, чем идиотский поступок Эвена. Потому что здесь нет никого, кто стал бы свидетелем его протеста, к тому же на этой неделе у него экзамен, и он не может позволить себе свалиться с температурой. Исак вздыхает, потом открывает зонт и отправляется домой. Он снова видит, как Якоб и Оливия обнимаются на диване, но сегодня это не ранит так сильно. . На следующий день Исак звонит на работу и говорит, что заболел. Метте и Сесилия пишут ему в рабочем чате в Whatsapp, чтобы узнать, не нужно ли ему что-нибудь, и он отвечает, что всё в порядке. Он открывает список телефонов, чтобы посмотреть, есть ли там номер Эвена, но видит лишь цепочки цифр, у большинства из них даже нет аватарок. Он чувствует себя идиотом из-за того, что вообще туда полез, и быстро убирает телефон. Одна из учительниц спрашивает, не хочет ли он пойти домой, потому что выглядит больным, и Исак уверяет её, что всё нормально. Она говорит, что ему не стоит переживать, если он пропустит несколько дней, и что его родителям нужно просто позвонить в школу. От этого настроение Исака мгновенно портится, а грудь сковывает тревогой. Его бесит, что преподаватели считают, что у каждого ученика нормальная обстановка в семье. Но чуть позже он забывает об обиде, когда уходит с нескольких уроков посреди дня, получив официальное разрешение от учительницы. Он проводит день, опустошая пакет с крекерами, который лежал в сумке Эскиля. . Когда Исак снова приходит на работу в пятницу, он обнаруживает, что Эвен заболел. Его тут же переполняет чувство вины, и он стоит, сжимая в руках чёрный зонт, который был у него со вторника, и думает, как бы вернуть его Эвену, чтобы не опозориться, или, что ещё хуже, не обозвать его идиотом из-за его дурацкой выходки. Но в ресторане сегодня многолюдно, и у Исака нет времени привлечь его внимание и сходить за зонтом, лежащим в шкафчике. Хотя он всё равно наблюдает за ним издалека по дороге на кухню и обратно в зал. Эвен выглядит уставшим, даже сильнее, чем обычно. Его спина немного сгорблена, щёки более впалые, а волосы более растрёпанные. Он за весь вечер так и не вытащил из ушей спутанные наушники и не удостоил никого взглядом. Исак в этот момент чувствует к Эвену что-то похожее на нежность. Он не до конца понимает, что происходит, но, когда видит, как Эвен моет тарелки, не поднимая пустых глаз, ему хочется хотя бы немного позаботиться о нём. Он задумывается, чувствует ли Эвен то же самое к нему в этой ситуации взаимной жалости. Интересовал ли его цвет ещё чьих-то глаз или только Исака. — Исак? Эй? — Хельга щёлкает пальцами у него перед носом, заметив, что он задумался. Он извиняется, потом продолжает работать. Во время перерыва Эвен не выходит на улицу. . Исак задерживается на работе, ждёт, пока все уйдут. Обычно Эвен уходит последним, наводя порядок и закрывая ресторан, но Исаку невыносима мысль о том, что он уйдёт, не вернув зонт, ведь он так и не нашёл в себе смелости сделать это на глазах у других. Он хочет поблагодарить Эвена. Он хочет сделать это правильно и, возможно, произнести на несколько слов больше, чем обычно. Поэтому он остаётся. — Что ты делаешь? — спрашивает Эвен, увидев, как он ставит перевёрнутые стулья на столы в главном зале, и его голос заставляет Исака трепетать. Так и есть. Он больше не отрицает этого. — Помогаю тебе убираться перед закрытием, — отвечает Исак. — Хм. Зачем? — Чтобы ты мог раньше уйти домой. Шесть слов. Исак их считает. Между ними растягивается тишина. У Исака кружится голова, когда он поднимает тяжёлый стул. — Почему? — Ты болеешь, — говорит Исак, повторяя недавние слова Эвена. — Я в порядке. — Ты не вышел на улицу в перерыве. — Было много работы. — Ладно. — Тебе лучше? — спрашивает Эвен, и Исак испытывает благодарность. Такую сильную благодарность, что это кажется ему жалким. — Да. Спасибо. Он замечает, что у них хорошо получается работать вместе. Они довольно быстро заканчивают с уборкой в зале. Встречаются у последнего стола, перевернув стулья в полумраке. Свет включен лишь в подсобке, чтобы у подвыпивших прохожих не возникло желания попытаться войти в ресторан. Сама ситуация абсурдна, но Исак чувствует напряжение момента. Он слышит дыхание Эвена. Он слышит, что тот тоже нервничает. Они так близко. Они пытаются отдышаться после поднятия тяжестей, но Исак знает, что у него не от этого сбилось дыхание. — Спасибо, — говорит Эвен. Очень тихо. Только для Исака. — За помощь. — Не за что. Эвен чешет шею. Исак нервно щёлкает пальцами. — Не хочешь покурить? — наконец нарушает повисшее молчание Эвен. . Они курят на улице, закрыв ресторан. Эвен держит в руке зонт, который вернул ему Исак, и они неторопливо передают друг другу косяк. — Где твоя автобусная остановка? — Я хожу пешком, — отвечает Исак. — А твоя? — Я тоже хожу пешком. Они идут пешком. Кругами. Исак не хочет идти домой, и, кажется, Эвен тоже этого не хочет. На улице холодно, но лицо Исака горит. Руки в карманах вспотели. Кончики пальцем покалывает каждый раз, когда он передаёт Эвену косяк. Посмотри мне в глаза ещё раз. Он хочет попросить об этом Эвена. Но ему слишком страшно. Эвен несколько раз кашляет, и Исаку мгновенно становится стыдно, что он держит его на холоде, пока они продолжают ходить кругами. — Я живу неподалёку, — говорит он. — О. Правда? — Да. Вообще-то вон в том доме. — Исак показывает на здание. Он не чувствует дискомфорта, сообщая об этом Эвену. Что странно, потому что обычно он ненавидит рассказывать людям о своих делах. И тем не менее. — Ясно, — говорит Эвен. Но не останавливается. Он продолжает идти рядом с Исаком, пока они не оказываются у двери. — Хм… Спасибо. — За что? — Что проводил меня. Наверное, — бормочет Исак. Он нервничает. Слишком нервничает. — Не вопрос. Эвен не двигается. Как и Исак. Они оба стоят, уставившись себе под ноги. Исак хочет поднять голову и снова почувствовать на себе этот ослепляющий взгляд. Они пинают гравий под ногами. Исак чувствует себя глупо. Он думает о том, что сейчас снова увидит, как Якоб и Оливия обнимаются на диване, и от этого ему хочется кричать. — Ну… Ты не… Может, ты … Не хочешь подняться ко мне? Исак задерживает дыхание. Он не знал, что задаст этот вопрос. Он до конца не уверен, что будет делать, если Эвен скажет да. Он никогда не делал такого раньше. Он даже не знает… — Ох. Не думаю, что это хорошая идея, — помолчав, отвечает Эвен, тем самым обрывая поток его мыслей. Его голос звучит не слишком уверенно, но Исак исчерпал лимит храбрости на сегодня. Он чувствует себя пустым. — О, ну ладно. Кажется, всё решено. Черта подведена. Но потом Эвен делает глубокий вдох, отчего у Исака мурашки бегут по спине, и говорит: — Доброй ночи, Исак. Эвен никогда раньше не называл его по имени. Исак поднимает голову, и их взгляды встречаются. Зелёный и голубой. Это кажется правильным. Таким правильным. — Знаешь… Мне тоже было интересно, какого цвета твои глаза, — говорит Исак. На этот раз Эвен судорожно вздыхает, и так приятно видеть и слышать это. — Доброй ночи, Эвен. . Теперь они вместе уходят с работы, потому что ходить пешком не так холодно, как сидеть на ступеньке. В этом нет неловкости, хотя, возможно, и должна бы быть. Исак задерживается после своих смен и помогает закрыть ресторан, и после этого они просто идут. Исак скучает по нему по воскресеньям и понедельникам и в свои выходные. Он узнаёт, что один из наушников Эвена сломался, но он всё равно надевает оба, чтобы удерживать всех на расстоянии. Он узнаёт, что Эвену нравится, что его наушники всё время спутаны, потому что постоянное распутывание проводков помогает ему сосредоточиться. Он узнаёт, что Эвену нравится рэп 90-х и печально-мрачноватая альтернативная музыка. Он больше не предлагает ему зайти к нему, потому что не знает, что сделал бы, если бы Эвен согласился. Он никогда раньше не целовал парня. Он даже не уверен, что интересует Эвена в этом плане, или же это просто дружеская связь, рождённая из жалости. Исак не углубляется в это. Он не хочет об этом думать. Ему это не нравится. Но потом он замечает, как Эвен пристально смотрит на него, прежде чем быстро отвести взгляд. Замечает, что тот стал носить зонт побольше, на случай если во время их прогулки пойдёт дождь. Слышит, как сбивается дыхание Эвена, когда они оказываются слишком близко, убирая стулья в тёмном зале. Исак замечает всё это и думает, не должен ли пригласить его снова. Но он знает, что не стоит. Потому что каждый раз, когда они оказываются слишком близко, Эвен отходит на несколько шагов. Потому что каждый раз, когда Эвен замечает, что слишком пристально смотрит на него, он отводит глаза. Потому что каждый раз, когда Исак пытается немного опереться на него, пока они идут под зонтом, Эвен отшатывается, пусть это и означает, что у него промокнет плечо. Исак хочет задавать ему вопросы, что-то кроме «всё нормально?» и «ты всё ещё болеешь?». Он хочет знать об Эвене больше. Он хочет знать, почему тот выглядит так, словно раньше постоянно улыбался, а потом решил никогда больше этого не делать. Он хочет знать, почему Эвен выглядит таким грустным, таким разбитым, таким… одиноким. Исак хочет знать, но никогда не спрашивает. Потому что, если бы об этом спросили его самого, он бы тоже не знал, как ответить. Вместо этого он наслаждается их странной, незатейливой дружбой. Иногда они смеются, но всегда тихо, приглушённо, словно стараются сохранить своё веселье в тайне, словно не заслужили право смеяться, но всё равно делают это. Неужели твоя вина так же огромна, как моя? . Исак заходит в магазин, чтобы купить банку растворимого кофе, обнаружив, что его запасы закончились. Он стоит в очереди в кассу за женщиной, которая покупает, кажется, миллион вещей, и бездумно скользит взглядом по сторонам. Он вдруг замечает упаковку с наушниками, которые похожи на те, что есть у Эвена, и снова чувствует странную нежность, разливающуюся в груди. Они стоят недорого. Они не оригинальные и выглядят как подделка, но, возможно, они всё равно лучше старых спутанных, едва работающих наушников Apple. По крайней мере с ними музыка будет играть в оба уха. К тому же они недорогие. Так что в этом нет ничего такого. Эвен так много сделал для Исака. Эти наушники могут стать забавным способом сказать: «Эй, спасибо, что запихал меня в шкаф, пока мои друзья, приехавшие из моего родного города, искали меня. И спасибо, что как-то караулил у двери, когда у меня была паническая атака. И спасибо, что отдал мне свой зонт, а сам убежал под дождь, как идиот, и…». — Вы готовы платить? — вопрос кассира возвращает его к реальности. — Да. Можно мне ещё вон те наушники? . Исак не дарит Эвену наушники. Он практически сразу начинает жалеть о том, что купил их. О чём он только думал? Это такой грубый в своей практичности подарок. Если бы Эвен хотел дешёвые наушники, он бы сам их купил. К тому же они всего лишь странные друзья, которые иногда вместе ходят домой. Не больше и не меньше. Наушники остаются лежать в левом внутреннем кармане куртки Исака. . Наступает декабрь, и со снегом уже практически невозможно бороться. Продолжать совместные прогулки пешком кажется особенно глупым, учитывая, как стучат их зубы, как немеют и краснеют пальцы. Но никто из них не хочет сдаваться первым. — Не хочешь подняться ко мне? — как-то раз снова спрашивает Исак, потому что Эвен дрожит. — На улице ужасно холодно. Мы можем просто покурить в моей комнате. Эвен молча смотрит на него какое-то время. На его лице отражаются смущение и обеспокоенность. Из-за чего? Исак не знает, но видит, что что-то грызёт Эвена. — Мы можем просто потусоваться, — настаивает он. — Я даже открою окно, если тебе так хочется мёрзнуть. — Его шутка заставляет Эвена коротко улыбнуться и расслабиться. — Ладно. . Подниматься по тёмной лестнице с объектом своей недавней «дружбы» волнующе и жутковато. Исак не уверен, какое расстояние нужно удерживать. Через каждые несколько ступенек ему хочется скорее взбежать вверх, но потом он начинает волноваться, что споткнётся и упадёт. Звук их шагов — словно эхо лихорадочно бьющегося в груди сердца. Они оба тяжело дышат, когда добираются до квартиры, и Исак негнущимися пальцами пытается достать ключи, чувствуя на себе пристальный взгляд Эвена. Исак надеется, что у него в комнате прибрано. . Якоб и Оливия, обнявшись, спят на диване. В обычной ситуации Исака бы это задело, но не сегодня. Однако Эвен буквально застывает на месте и какое-то мгновение смотрит на них. Это можно было бы счесть странным, если бы Эвен не выглядел таким… печальным. — Хм, это мои соседи. Они пара, — объясняет Исак, закрывая дверь в свою комнате. Он специально включает приглушённый свет. Он садится в кресло у письменного стола, в то время как Эвен неловко топчется у двери. — Они здесь живут? — спрашивает он. — Да. Вообще-то он раньше жил в моей комнате. Сначала они были просто соседями по квартире, но потом, когда стали встречаться, решили сдавать одну комнату, — говорит Исак. — Кстати, ты можешь сесть, где хочешь. Эвен осматривает комнату. Кровать — единственное место, куда можно сесть. Но потом он удивляет Исака, когда вдруг сгибает свои длинные ноги и плюхается прямо на пол. — Тут мило, — говорит он, глядя на пустые стены. Внезапно Исак благодарен Эскилю за подаренный освежитель воздуха. — Спасибо. Эвен начинает скручивать косяк, сидя на полу, и вскоре Исак устраивается на ковре рядом с ним. . Они курят. Это приятно. В комнате темно за исключением приглушённого света лампы на прикроватной тумбочке, и это так приятно. Приятно настолько, что Исак позволяет себе смотреть. Он смотрит, и смотрит, и смотрит, смотрит до тех пор, пока Эвен больше не может притворяться, что не замечает этого. Он поднимает голову, и какое-то мгновение они смотрят друг другу в глаза, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая. — Исак… — вздыхает Эвен, готовясь положить этому конец, но Исак не даёт ему продолжить. Он тянется к руке Эвена, лежащей на полу. Он понятия не имеет, что делает, но всё же тянется к руке Эвена и переплетает их пальцы. Исак вспоминает первый раз, когда Эвен держал его за руку, в ту ночь, когда они впервые курили вместе. Эвен не сводит глаз с их пальцев. Они оба не могут оторваться. Эвен проводит большим пальцем по костяшкам Исака, и тот тихо, едва различимо вздыхает. Холодный ветер врывается в комнату через приоткрытое окно. Исак тоже гладит пальцем костяшки Эвена. Всего слишком много. Исак не понимает, что чувствует, но знает, что никогда не испытывал ничего подобного раньше. Потом Эвен поспешно поднимается и говорит: — Думаю, мне пора домой. . На следующей неделе на работу приходит девушка, разыскивающая Эвена. Она высокая и красивая, с короткими светлыми волосами, и что-то злое зреет в груди Исака при взгляде на неё. Все столпились у окна и наблюдают, как Эвен и эта девушка обсуждают свои дела на улице, но Исак не находит в себе сил смотреть или участвовать в обсуждении. — Думаешь, это его девушка? — Не знаю. Но Эвен не выглядит счастливым от встречи с ней. — Его сложно в этом винить. Она на него орёт уже двадцать минут. — Видимо, есть за что орать, он явно дал ей повод. Она на грани слёз. Бедная девушка. Думаешь, это как-то связано с его судимостью? — Не знаю. Интересно, за что он загремел в тюрьму. И вообще сидел ли он? Или его просто пожурили и дали условный срок? Исак выскальзывает на улицу через запасной выход. Он слышал достаточно. . Эвен не возвращается на работу в тот вечер. Вообще-то он опустошил свой шкафчик и вернул передник. Исак узнаёт об этом от Метте, которая спрашивает, не в курсе ли он, что стряслось у «его лучшего друга Эвена». Исак пожимает плечами и отрицательно качает головой. Эвен не приходит на следующий день, и через день тоже. Исак и остальные работники узнают от Хельги, что он уволился и больше не появится. От этого немного больно. Совсем чуть-чуть. . Сначала Исака переполняет обида. Обида на то, что он не узнал об этом от Эвена, обида из-за шикарной блондинки, обида, что Эвен не даёт о себе знать уже почти неделю. Потом обида превращается в беспокойство. Теперь Исак переживает. Он надеется, что с Эвеном всё нормально. Просто надеется, что с ним всё в порядке. Он прячется в убежище своей комнаты, когда слышит сигнал домофона. Якоб с Оливией уехали на выходные, так что он мог бы не отвечать, потому что никто никогда не приходит к нему. Но по какой-то причине Исак встаёт с кровати, проходит по пустой квартире, чтобы проверить, просто проверить, на всякий случай. — Привет. Это я. . Исак встречает его на лестнице, потому что у него нет терпения ждать, пока он дойдёт до двери. И он не уверен, чего ждал, но точно не того, чтобы Эвен смотрел на него так. С такой тоской, с такой жаждой, с такой виной. Исак хочет задать ему миллион вопросов, но останавливается на самом простом. — Не хочешь покурить? Он ведёт его в квартиру, и Эвен останавливается в гостиной, словно хочет проверить, нет ли там обнимающейся на диване парочки. Но Исак берёт его за руку и говорит: — Они уехали на выходные. Эвен сжимает его руку и идёт за ним, и это кажется чем-то грандиозным и важным. Потому что сердце Исака готово выскочить из груди. Потому что Эвен смотрит на него так. И Исак закрывает дверь, хотя они сейчас одни в квартире, и делает глубокий вдох, прежде чем посмотреть на Эвена. Они стоят в тускло освещённой комнате, а потом Эвен неуверенно наклоняется к нему, и Исак думает, что тот сейчас его поцелует, но вместо этого Эвен заключает его в объятья. И по какой-то причине это ошеломляет и сбивает с толку не меньше возможного поцелуя. Объятья. Обычные объятья. На мгновение это выбивает у Исака почву из-под ног — то, что его так обнимает, и что делает это настолько потрясающий человек с такими сильными руками. Но уже через секунду Исак обнимает его в ответ, обвивает руками и изо всех сил прижимает к себе, утыкается носом в шею. Это настолько значительно, настолько важно для обоих, что какое-то время они просто обнимаются, покачиваясь из стороны в сторону, словно в танце, и Исак не понимает, что происходит, и не хочет понимать. Он ничего не хочет, кроме этого. Потом они размыкают руки, снова почувствовав в себе силы, и это как глоток свежего воздуха. Исак смотрит на Эвена. Просто смотрит на него, и у обоих перехватывает дыхание. Исаку хочется смеяться. Но Эвен обхватывает ладонями его лицо, и Исак чувствует, как ноги подгибаются. Он чувствует слабость и головокружение. Эвен прижимается к нему лбом, и Исак обнимает его за шею. И они просто дышат в одном ритме, закрыв глаза и касаясь друг друга носами. Я никогда не чувствовал подобного раньше. Я хочу для тебя всего самого хорошего, что только существует в этом мире. Только для тебя. Исак чувствует, что они вот-вот поцелуются. Он ощущает дыхание Эвена на своём лице, представляет, как его губы прикоснутся к его губам. И он хочет этого. Он ничего не хотел с апреля. Никогда не думал, что сможет когда-нибудь захотеть чего-то снова после апреля. Исак притягивает Эвена ближе, хочет преодолеть разделяющее их расстояние, но Эвен слегка отталкивает его, совсем чуть-чуть. — Исак, подожди, я… — тяжело выдыхает он, и его глаза по-прежнему закрыты, но Исак знает, что Эвен тоже этого хочет. — Что? — шепчет Исак, чувствуя, как слабеют руки, обнимающие Эвена за шею. — Эвен, что? — Я… я не… Исак пытается мысленно закончить это предложение. «Я нечасто это делаю? Я не люблю заводить интрижки? Я не встречаюсь с той девушкой, которая приходила на работу на прошлой неделе? Я не в порядке? Я не готов? Я не опытен? Я не уверен, как это делать?» Что бы это ни было, Исак уверен, что скажет в ответ: «Я тоже. Не переживай из-за этого. Я тоже». — Ты не…что? — спрашивает Исак тихо, осторожно, трётся кончиком носа о его нос и всё так же прижимается лбом ко лбу. — Что, Эвен? — Я не ищу любви. Ох. — Я не задерживаюсь на месте, Исак. Я не… Я не ищу любви. И это похоже на ложь. Тем не менее слова просачиваются в голову Исака, проникают в его сердце. Ну конечно. Да, разумеется. Повисает тишина. Эвен затаил дыхание, как и Исак. И он чувствует себя, как те наушники, которые так и не подарил Эвену, прозябающие в левом внутреннем кармане его единственной куртки. Я не ищу любви, Исак. Он чувствует себя дешёвым, бесполезным и ненужным. И тем не менее Исак говорит: — Я тоже. Не переживай из-за этого. Я тоже. Эвен целует его, и Исак чувствует себя одновременно переполненным чувствами и разбитым на части. . Я не ищу любви. Я отчаянно её желаю.