С трепещущим сердцем

«Вопрос, — думает Вернон, — этот стоило бы мне себе задать несколько раньше, да? Лет так на двадцать, правда?» Ветер злобно треплет полы его плаща, смело кидается в лицо колким и неприятным снежком, задувает за капюшон, неприятно цепляясь за голую шею. Вопрос, который Рошу нужно было себе задать лет так двадцать назад, а то и больше, звучит очень просто: «Ну, и какого, спрашивается, хера, а?». Возможно, задай он его себе тогда — сейчас бы не пришлось практически инкогнито тащится куда-то в горы, по колено в снегу. Практически инкогнито означало, что добрая краснолюдская душа (и нашлась же среди них подобная) настучала в низины дятлом, что-де где-то в пригорьях Махакама окопался некий эльф стремной наружности и ебливого характера. Йорвета свои не бросили. Францеска может быть их и бросила, почти всех, кроме Исенгрима, который то ли ебал её хорошо, то ли просто был милее всего, — но отрядная верность — это такая вещь. Её не купишь посулами: «Не суди да не судим будешь», болезненная верность, которая рождается в агонии войны. Йорветова связь с отрядом кована и перекована, закаленна в горниле второй северной. Все боги, этого блядского мира, определенно точно имели извращенное чувство юмора — им нравилось издеваться над этим эльфом и всеми, кто его окружает или окружал когда-то. Вернон рефлекторно сжимает руку в кулак на груди, пальцами нащупывая медальон с лилиями. Когда-то вместо него здесь было место другому — более личному, более важному тому смешному ребенку, которым он был когда-то. Давно. Он снимет этот поводок темерского короля чуть позже. Йорвета свои не бросили. Честно прошли с ним всё: от Яруги до болот Ийсгита, — спаялись, сцепились в одно целое, став единым целым. Куда один — туда и все. И не то, чтобы Вернон их не понимает. Некуда им всем теперь идти. Пока не уляжется муть и пыль второй войны с Нильфгаардом, их не пустят в Гвиндейт, а милостью великолепной Францески — они могут висеть только в петле. Йорвет вот и повисел в Дракенборге. Совсем чуточку. Местные бачили, что зело это было, конечно, умопомрачительное действо, когда четыре тощих эльфки вытащили из петли своего командира и были — таковы. Так и не нашли после побега. Впрочем, Вернон не уверен в том что и искали. Махакам — это, конечно, не Темерия. Но Рошу лестно, что ставить Йорвета на ноги отряд решился именно здесь. Создавалось мнимое ощущение эльфа под боком. Когда бредешь по колено в снегу через пургу, где-то посередь великого махакамского нихуя, невольно задумываешься о чем-то что было когда-то. «У нас, — Рош даже не спотыкается на этом слове, так давно уже привык, — одна судьба. Кривая». Вернону было восемь лет, когда всё в его в жизни пошло по пизде. Небольшую таверну матери подожгли вместе с ним, а саму её изнасиловали поджигатели. Из пожара его спас — эльф. Ничего Рош не помнил из того дня — только крепкие руки да сухое: «Peidiwch ag ofni dim». Пока его спасали — мать истекла кровью. Так он и остался при тощем эльфе, плохо говорящим на общем языке. Забавным, наверное, они были дуэтом в глазах окружающих. Возможно, вся бы их жизнь — общая — сложилась бы по-другому, если бы Йорвет оставил себе человеческого ребёнка. Но их совместное путешествие кончилось спустя месяц, когда эльф оставил его в Вызиме, у какого-то приюта, тем самым обеспечив годы жизни в ненависти и доводящее до белого каления: «ублюдок», — все решили что эльф просто сдал не нужный плод любви. Впрочем, уже сейчас, так хорошо зная Йорвета, Вернон может сказать наверняка — своих собственных детей, эльф бы тоже сдал, если бы было нужно. На память остался только тоненький, изящной работы эльфский медальон — Рош исправно менял на нем шнурки, берёг как зеницу ока. Каким бы не был всегда Йорвет — а то путешествие было самым лучшим в жизни Вернона. «Путешествие на запад, блядь» — Вернон коротко скалится, прикрывая глаза от снега. «У меня есть дети и жена» — в тот момент сердце Роша рухнуло вниз, зашлось болезненным боем, встало комом в горле. Ебанный период между первой и второй — и промежуток между ними действительно выдался откровенно небольшой. «Белки» бузили: где сами по себе, где им помогали нильфы, — но больше сами по себе. Молодая, горячая и глупая кровь. Они тогда провалились в какую-то ебучую пещеру. Грунт под ними не выдержал и они ухнули вниз. Вернон только и ощутил, что крепкую хватку да это: «Peidiwch ag ofni dim». Он тогда своим весом Йорвету сломал несколько ребер. Удивительно, что эльфский позвоночник остался цел. Впрочем, что позвоночник, что гордыню эльфскую — сложно было переломить. Детские воспоминание о эльфе, который спас когда-то, изрядно льстьили Йорвету. И в плане внешности, и в плане роста. Только характер остался ровно таким же как и был — поганым. «У меня есть жена и дети» — пиздануть такое в момент после того как ты перестал кого-то целовать… Браво, Йорвет, браво! Лучший цирк блядского абсурда на земле — в твоей тупой остроухой башке. «У меня есть жена и дети. Но мне плевать на них. Ты же знаешь, что эльфская раса вырождается? Знаешь. Мы не можем не размножаться. Каждый полукровка — это наш мертвый ребенок. Хочешь или не хочешь — никто тебя не спрашивает» — у эльфа сухой голос, это просто факты из его жизни. Другой факт — из их общей жизни — у них обоих хорошо стоит друг на друга. Просто прекрасно. Йорвет не переносит женщин. Вернон тоже от них не в восторге. Прекрасно, совет да любовь, вы нашли друг друга! Волки — чуят добычу. Вернон — чует эльфов. Никто его не пытается прирезать. У Йорвета своеобразная манера общения: «Да, он из темерских. Ага, спец.отряд. Да, это он банду Эрдайна повесил… А, нет, tá sé mo leannán…Tha clag de mheud math aige. Is toigh leam e, не выдумывай». Младший йорветов: то ли брат, то ли племянник, то ли вообще кузен, — просто кивает чернявой башкой, мол, а, это ты, а мы тебя к обеду ждали, а ты только к ужину приперся, и отводит к Йорвету. — Выглядишь, как говно, — вместо приветствия резюмирует Вернон, стягивая перчатки и ими же стряхивая с плеч налипший снег. — Меня подбили под Бренной, потом слегка подлатав скинули в Дракенборг — это нормально что я выгляжу как говно, — интонации у Йорвета всегда сухие, как лесной сухостой. Ежели его правильно поджечь — горит весело да задорно. Вернон знает — как — но не больно-то и хочет. На Йорвета действительно тяжело смотреть. Лицо ему развезло знатно — в месиво. Рош только цыкает да вытаскивает небольшой сумки, что была припрятана под плащом, уже небрежно скинутым на длинную скамью в брошенном гномском доме, кой-какие склянки. — Как прелестно, — вот и вся эльфья благодарность. «Ничего, — думает Вернон, — еще сочтемся». — Тебя ищут, ты в курсе? — В курсе, — Йорвет отмахивается от этого вопроса как от мухи. Подходит ближе. От эльфского тела несет притирками, мазями и кровью, — хотя конечно это не сравнится с тем, как несло от эльфа после сраных болот Ангрена. — Цеска на всех выживших и сбежавших дала волчий билет. Кроме полковника. — Хорошо ебал, значит, — отвечает Рош, а сам делает пометку, что еще несколько офицеров умудрилось умыкнуться. — И куда теперь? В Гвиндейт, слыхал, никого из вас не пустят. — Оно им нужно? — Йорвет пальцем ковыряет вернонов акетон. Они почти одного роста. Они почти касаются друг друга носами. «Да пошел ты», — думает Рош, рывком прижимая чужой лоб к своему. Cyfarchion — называется этот жест. И приветствие, и благословение, и, блядь, предложение заняться сексом, — и не зря ушастых называют мудрым когда-то народом, вот какую штуку придумали когда-то. Но сейчас это — приветствие, без подтекста. — Как жена и дети? — не то чтобы Вернону интересно. — Не имею ни малейшего представления. Живут, скорее всего. И даже, скорее всего, крайне счастливо, потому что без меня. Может быть, даже жена уже замуж снова вышла, — если Йорвету похуй, то в целом, и Рош считает, что и ему тоже похуй. Из сухих рассказов — о прошлом — Вернон знает только то что ничего этого эльф никогда не хотел, его заставили. «Тощий», — под не-белой, но чистой рубахой, Рош чувствует выпирающие позвонки. Всех эльфов крупно наебали, использовали по полной и выкинули на мороз, блядь, без одежды, грубо говоря. «Тощий», — Йорвет жив чудом, молитвами своей травницы (найти, расцеловать, отдать запас трав) и благодаря огромной удачи баб своих рыжих (их тоже можно расцеловать), вот уж действительно рыжие бабы — к удаче. — Я хочу её убить, — Вернон даже не сразу понимает кого, чего и где он вообще. Йорвет уже успел уложить свой острющий подбородок на его плечо и шептчет ему почти на ухо, едва-едва касаясь сухими, с облезающими корками, губами — кожи. — Францеску. — Удачи, — фыркает Рош, медленно проводя ладонью по спине, пальцами пересчитывая позвонки и ребра. Рубаха, даже такая грубая, как та что на Йорвете, не может скрыть ни новых шрамов, ни новых сломов (уже заживших) ребер. — Тебя повесят. — Это если напролом идти, — эльфские руки обнимают, и Рошу чудится это: « Peidiwch ag ofni dim». Да он уже давно ничего не боится — невозможно с Йорветом хоть чего-то бояться. Длинные сильные пальцы проводят по верноновой спине, а потом ложатся на оружейный пояс. — Но можно же и по хитрому. До Дол-Блатанны есть сеть подземных туннелей. К самой границе — можно выйти по ним. — И? — Владык Севера устраивает, что у них под боком есть готовый плацдарм для «черных»? — Йорвет знает, падаль эльфская, куда бить. Знает на что давить. Никого это не устраивает, но все молчат. Потому что единого мнения нет. — Не устраивает, — эльф откровенно прижимается к чужой щеке — своей. А его руки ложатся на узел оружейного пояса Роша. Когда-то они договорились — снятое оружие обозначает завершение любых разговоров о политике, войне или чем-то еще таком. — Если поддержат моё маленькое мероприятие, то получат в союзники не только Дол-Блатанна, но и Гвиндейт. — Ты так уверен в успехе? — голос уже давно не подводит Вернона. — А если ничего не получится? — Никто ничего не докажет. Ты же вполне способен организовать всё так, чтобы никто ничего не узнал? — меч бряцает на пол. Разговор окончен. — Падаль ты воронова, Йорвет, — цедит Рош, недовольно подбирая с пола пояс с оружием, но не сказанное: «… возможно, стоит обсудить это» — услышано. Эльф коротко хмыкает, пытаясь улыбнуться, но потом недовольно охает — ему всё ещё больно. — A bheil an t-àm ann airson gaol? — Chan urrainn dhut a sheasamh, — замечает Вернон, а потом добавляет. — Tha gràdh agam ort. — Rwy'n gwybod hynny, — отвечает Йорвет. — Уже очень давно. — Я думаю, что это очень заметно, — хмыкает Рош. — Сложно не заметить такое…