С трепещущим сердцем

Как так получилось, что они оказались в одной маленькой комнатушке на корабле — было непонятно. Или наоборот — слишком понятно. Вернон никак не мог решить, но в одном был уверен точно. Это всё Йорвет виноват, уж больно довольно выглядела его паскудная перекошенная рожа. — Что? — не выдержал Роше и уставился в темный угол, который облюбовал для себя эльф. Тот вполне вольготно устроился на каких-то тюфяках, вытянув длинные ноги вперед. Акетон и куцее эльфское железо валялось на полу. Йорвет очень небрежно относился к обмундированию, и было в этом что-то не только возмущающее, но и привлекательное. — Ничего, — улыбка, точнее, неприятный оскал на лице эльфа говорила об обратном. Он цепко следил за Роше. И тому стало неловко раздеваться. В первую ночь после спешного отбытия из Новиграда было не до всего. А сейчас… — Так я тебе и поверил, — Вернон нервно сдернул с головы шаперон, становясь, даже в собственных глазах, обычным человеком из толпы. Ничем не примечательным. Идеальное свойство для того, кто занимается разведкой, но… «Вы, люди, все на одно лицо», — сразу же всплыло в его голове. — Без тряпочки ты намного моложе, если что… — Ну, спасибо, — Роше почесал затылок и начал снимать наручи, стараясь не думать о том, что на него смотрят. Получалось плохо. Взгляд эльфа он ощущал почти физически. Заинтересованный, раздевающий — это нервировало, раздражало и… возбуждало. Было что-то очень лестное в том что такой человеконенавистник как Йорвет находил его н а с т о л ь к о интересным. — Может быть, помочь? — насмешка в этом вопросе была очевидной, но Вернон зацепился не за нее, а за интонацию. Голос эльфа в конце вопроса дрогнул, стал более низким и хриплым. — Ну, помоги, — Роше резко развернулся к Йорвету лицом и на секунду замер. Жажда, ничем не прикрытая жажда, — вот что было видно на тощем, скуластом от постоянного недоедания и перманентного нервного истощения, эльфском лице. Вернон лишь нервно дернул завязки акетона у горловины. «Кажется и правда — предназначение», — а потом холодные тонкие пальцы коснулись его лица. Ни хера эльф не собирался помогать, но злиться у Роше не было сил. Остроухая гнида полезла целоваться. Было в этом всем столько жажды, столько отчаянья и чего-то не сказанного, сокрытого за ломкой фразой: « ты мое предназначение», что не ответить было невозможно. Они долго шли к этому всему — через страдания и еще какую-то муть. — Ты ж… помогать хотел, помогатор херов… — М-м-м… — Йорвет только облизнулся и вместо ответа укусил вернонову скулу — больно, наверное, до синяка. А тонкие эльфские пальцы наконец-то начали ловко и быстро распутывать завязки акетона. Трогать Йорвета было боязно. Не потому что эльф, не потому что мужик. Потому что тощий. Вернон прекрасно видел как грубая ткань нижней рубашки обрисовывала выпирающие плечевые кости, как четко обрисовывает сухая кожа рук проступающие на них венки. Роше знал, насколько силен эльф (когда-то он попробовал натянуть отнятый у того четырехплечный лук и понял, что не может), и все жё тело Йорвета казалось обманчиво хрупким и ломким, особенно сейчас, когда и без того небольшой набор одежды исчезал. Татуировка обвивала не только плечо и часть руки. Ветви дерева спускались по йорветовой спине до самой поясницы. Иногда тонкие и изящные веточки прерывались шрамами. И Вернон видел — какой от меча, какой он кинжала, а какой и вовсе от ударов плетью. На этих шрамах он замер, проводя по ним пальцами. Сложно было представить, что кто-то смог высечь Йорвета плетью — настолько это казалось нереальным. Эльфа ловили долгие годы… «Не на то ловили», — едко пошутил над самим собой Роше. Позвоночник выпирал, как и ребра. Йорвет был ужасающе тощим. Да, мышц было мало — одни сухие жилы. — Чего уставился? — эльф бухтел в подобие подушки, стараясь поднять голову, а Вернон не давал, то и дело утыкая его обратно. — Плетьми кто высек? — В юношестве поймали за воровство яблок. Первый и последний раз… — Ах ты яблочный расхититель, — в ответ Йорвет только повел плечами. И от этого движения его лопатки стали похожи на крылья птицы, которые Вернон сейчас собирался сломать. Роше не очень много знал об эльфской культуре, кроме какой-то базовой информации. Остроухие что к нему попадали не очень были общительными, а когда становились таковыми, говорили совершенно про другое. И все-таки что-то внутри него подсказывало, что происходящее — здесь и сейчас — окажет куда более важное влияние на всю его жизнь, чем союз с Нильфгаардом. Вернон действовал по наитию. Не было у него опыта дележа постели с другим мужчиной. И все, что происходило — было новым и, откровенно, очень сильно пугающим. — Повернись, — не просьба, почти приказ на плацу. Йорвет лишь повел в ответ плечом, и Роше пришлось насильно его перевернуть на спину. Эльф без платка, и открытие века — он рыжий. Темно-рыжий, цвета спекшейся на солнце крови, цвета благородного красного дерева, из такого делались изящные туссентские кушетки. Рыжий эльф с россыпью веснушек по всему лицу. Их сейчас было видно из-за яркой краски, что заливала тощее эльфское лицо. Покраснели даже кончики ушей. Йорвет не смотрел на Роше. «Да как тебя…», — это больше всего хотелось просить Вернону, но мозгов хватило прикусить собственный язык. Такой вопрос можно было бы счесть издевкой. В кои-то веки не хотелось ранить эльфа. Хватит, наигрались во взаимную боль за эти годы. «Тебя бы откормить», — Роше мягко коснулся сухой эльфской щеки. Это не нежная женская кожа была под рукой. Йорвет проводил много времени на солнце, в долгих переходах, ел плохо — и все это сказывалось на нем. Но нельзя было не признать, что набери он несколько веса, стал бы куда миловиднее. Впрочем, Йорвет и миловидность — такое себе сочетание. — Не… тяни, а? — сколько смущения в вопросе, сколько просьбы. Вернону Роше полагалось всегда сохранять рассудок и ясность мышления, но сейчас они его покинули. Что-то внутри еще вопило о том, что это неправильно, во имя всех известных богов, это же Йорвет. И в тоже самое время ответ был совершенно простым — это же Йорвет. Невыносимое ублюдочное создание, которое было рождено только для того чтобы причинять неприятности, доводить, зубоскалить и изводить. А еще — охотно отдавать себя, позволяя изучать собственное тело. Йорвета трясло от малейшего прикосновения, радужка его единственного глаза была совершенно черной — настолько расширился зрачок. Вернон мог бы сказать, что эльф, скорее всего, под кайфом, но не было уверенности в том, что он сам не выглядит точно также. Роше никогда не пробовал фисштех, он только видел зависимых от него людей и нелюдей, но, кажется, именно сейчас понимал их. Эльф пах терпкой смесью мускуса, лаванды, бергамота и полыни. Последняя хорошо ощущалась на вкус, стоило только лизнуть горячую смуглую кожу. Девицы под Роше обычно томно стонали и царапали спину. Колкая неприятная боль потом преследовала пару дней. Йорвет — только шипел, кусался да крепче оплетал собой, подгоняя грубыми пятками, словно коня. — Йорвет… Йорве… Йорре… «Поймай ветер, dh’oine», — когда-то ехидно крикнул ему эльф. Вернон поймал — и пожинал сейчас бурю. Возможно, всё это время они ничего не знали друг о друге. Возможно, это только он ничего не знал о себе, а для эльфа все сразу стало понятно, потому он так часто и попадался. Вернону, в общем-то, уже было все равно. Потому что эльф был горячий, он тянулся за руками, он льнул, отчаянно краснел, очевидно, чего-то стеснялся — и просто отдавал себя. У Йорвета ничего не было кроме себя, собственной гордости, порой переходящей в гордыню, и еще чего-то такого хрупкого, у чего, наверное, не было внятного названия на всех языках мира. И это всё эльф сейчас отдавал. Ни одна женщина не была настолько открыта с Верноном в постели. Наверное, потому что так или иначе — им что-то нужно было. Роше всегда привлекал асболютно один и тот же типаж хитрых шпионок или меркантильных дамочек, которые пытались через него пробраться в королевскую койку. Йорвету же ничего не нужно было и одновременно нужно было всё. — Tá mo chroí istigh ionat, — эльф сжался весь: снаружи, внутри. Обнял крепко и ткнулся горячим носом прямо в ухо Роше. И дрожал, дрожал так, что от этого можно кончить. Вернон и кончил. Можно было бы пошутить про неловкие подростковые неудачи. Но невозможно. — Я знаю, — а что еще можно было ответить на это? Вернону и так все понятно было, что еще эта остроухая погань могла сказать?.. Хотя кто в ком еще был.