Часть 7
9 сентября 2020 г. в 11:25
— Дело солдата — убивать, — Йорвет выглядит совершенно спокойным, отвратительно безмятежным, словно не видит, что на том берегу Яруги снова восстает в мощи своей отвратительно желтое солнце на черном фоне. Эльф смотрит вдаль, а его лошадь, красноглазая адская тварь, пытается снова сожрать вернонов шаперон.
— Я и не спорю, — Вернон не верит успешный исход этого сражения. У них нет сил — Темерия обескровлена внутренней грызней. Она не выдержит этой войны — сломается, как любой сухостой, рассыпется на части.
Небо залито алым. Этот цвет растекается по чистому небу и напоминает Вернону разбавленную кровью воду.
— Как всё началось? — голос Йорвета звучит спокойно и певуче. Словно не его ждет бесполезная смерть в этот начинающийся день.
— Я назвал тебя мудаком и сломал тебе нос.
— И выбил зуб.
— У меня тяжелая рука.
— Я знаю, — эльф наконец-то поворачивает голову в сторону Роше и смотрит на него в упор. Вернон видит в единственном глазу Йорвета — безмятежность цветущей Степи, раскинувшейся под вечным небом перед которым едины все. Потому что все под ним ходят.
Никто не пришел на помощь к Темерии.
Только Орда и сдержала своё слово. Эльфы-степняки, которых и самих меньше пятидесяти тысяч, все как один встали под убой, верные давно данному слову. И после этой войны с Нильфгаардом исчезнет еще один народ — растворится или просто вымрет. Роше знает насколько жесток Император к своим врагам. И как хорошо помнит о сорванных планах. А Йорвет сорвал ему — все планы. Вернон помнит эту смрадную вонь от отрубленной башки ведьмака, которую эльф принес в Вызиму со словами, что грядет что-то страшное. Жаль, что ему тогда никто не поверил. Возможно, Фольтест бы не погиб… так.
— Наша жизнь — это дорога, человек, — Йорвет наконец-то снова начинает говорить, подходя чуть ближе, так что Вернон чувствует едва уловимый аромат горького степного разнотравья. — Мы проходим этот путь… с кем-то до конца, а с кем-то — нет. Но…
— … мы все идем под одним небом, которое смотрит на нас. И после смерти — мы все равно встретимся на белой дороге из лунного серебра, чтобы идти дальше рядом с теми, кого любили.
— Надо же, — Йорвет не умеет улыбаться, шрам не позволяет. У него выходит только усмешка, чуть менее кривая, чем это бывает обычно, — запомнил. А я думал, что ты уснул тогда.
— Нет, я очень внимательно слушал.
Они замолкают и не знают, что еще сказать друг другу. Просто стоят и смотрят.
Вернон даже не вздрагивает, когда эльфская рука — в старой истертой краге — касается его ладони, сплетая пальцы. Они оба реалисты, и оба знают, что у Темерии, в одиночестве, нет шансов. Это последний бой. «Дело солдата — убивать», — думает Вернон, сжимая чужую руку в ответ, с такой силой, что кажется, скоро сломает тонкие эльфские пальцы.
**
Их найдут спустя несколько дней. Указателем станет перерубленный пополам четырехплечный эльфский лук — не узнать такой невозможно.
— Пока в моем колчане есть стрелы — у тебя есть время, — это все что скажет Киаран за время подготовки к погребению.
Их действительно смела черная лавина. Они и суток не продержались на линии обороны. Недалеко от тел будет лежать изломанной изрубленной неживой вещью тело йорветовой лошади — адской красноглазой твари, которая до последнего защищала уже павшего хозяина.
**
Говорят, что у Вернона Роше не было друзей, и что на его похороны никто бы и не пришел, помри он. И всё же это не было правдой.
Ветер разносил смешанный прах, позволяя им и дальше идти общей дорогой.
— Кто бы мог подумать… — Талер трет переносицу. Темерия, конечно, пала, но нужно было решить, что делать с юной Анаис. Пока ее мать интересна Воорхису — девочка в безопасности, но Бернард прекрасно знает, насколько быстротечным может быть внимание власть имущего мужчины к женщине. — Твою ж, сука, мать, Роше.
— Все началось незаметно, правда? — от степняков ничего не осталось. Киаран всё еще с трудом стоит на ногах — раны его только начали затягиваться.
— Никогда бы не подумал.
— Никто бы не подумал.
**
Тонкий шиповник под сенью клена цветет особенно сладко.
