С трепещущим сердцем

Йорвета жрали комары. Жрали, так сказать, с аппетитом. Возможно даже с хрустом, но эльф этого не слышал. Но чувствовал. Мелкие мерзкие твари жизнерадостно зудели над ушами, норовя заползти под повязку или высокий воротник акетона. Где-то в темном лесу неистово восхохотала какая-то ночная птица. Йорвет замер, полностью обращаясь в слух, пытаясь понять — это условный знак или действительно обычная птица? Нет, хохотал обычный козодой, что, наверняка, жизнерадостно вертелся над сельским стадом коров. «Только подумать, — Йорвет досадливо отмахнулся от комарья, сидя в кустах, — всего пару лет назад в Темерии не то что коров не было — людей не было толком, а сейчас?» Сейчас страна процветала, и не сказать, что Йорвет не испытывал по этому поводу какой-то странной гордости. Хотя, казалось бы, к чему она простому убийце простых людей? Однако к восстановлению былого величия (на этом моменте эльф криво усмехнулся) приложил свои цепкие руки его, йорветов, dh’oine, а значит, немного самого Йорвета в этом всем есть. Или не немного? Эльф откровенно задумался над тем, можно ли считать карту Темерии, забрызганную его спермой, вложением в восстановление страны, но… — А ты чего в кустах-то? — Йорвет от неожиданности позорно плюхнулся на пятую точку, поднимая на нашедшего его Роше взгляд, полный неистовой злобы. Под облюбованными им кустами протекал небольшой ручеек, и теперь у эльфа была буквально мокрая задница. Его акетон был старым, истертым и заношенным. — А вот хочу и сижу в кустах! — процедил эльф. — Нет, ну… — Вернон выглядел озадаченным, но потом почему-то понимающе хмыкнул. — Я тебе поесть принес, — выражение эльфского лица стало совсем странным и больше начало походить на спазм мышц. — Не хочешь — не ешь, — на всякий случай отошел на безопасное расстояние Роше, позволяя эльфу вылезти из своего укрытия. — Что у тебя? — Сыр, немного хлеба, немного мяса, много вина, — Вернон лишь усмехнулся, замечая скрытое довольство промелькнувшее в глазу Йорвета. У эльфа было не так уж и много каких-то слабостей. Роше насчитал всего три — и до каждой из них нужно было додуматься. А враги эльфа почему-то никогда не отличались особенной сообразительностью. Ну, кроме него, Вернона Роше, когда-то давно. — Пойдем… партизан, поедим. Это можно было бы назвать даже вполне себе милым пикником в ночи. Небо, высокое и чистое, полное звезд, непроглядная тьма леса на горизонте и отдаленные звуки человеческого поселения. Йорвет остро пах лесом и совсем чуть-чуть лавандой — не мягкой туссентской, а горькой и пряной темерской. — Что? — эльф оторвался от своих безуспешных попыток отцепить ремень от корзинки, который удерживал на ней ткань. Придумать как по-другому защитить продукты от заветривания у Вернона не получилось. — Ничего, — Роше неожиданно мягко улыбнулся, осторожно касаясь своей ладонью чужого лица. Йорвет в эти моменты напоминал дикое животное. Он замирал, весь подбирался, смотрел настороженно, словно постоянно ожидал удара. Вернон уже давно не обижался и не сердился на такую реакцию. Йорвета предавали десятилетиями, практически вся его жизнь состояла из череды потерь и трагедий. И всё же… Эльф оставался всё таким же, как и когда-то давным-давно. В первый раз они встретились в Синих Горах, когда молодой Роше случайно нарвался на гвиндейтского охотника. Это была короткая встреча — первая из многих. Годы стекали с Йорвета как с гуся вода, почти ничего не оставляя на его лице. Все что на нем осталось — это труды человеческие. Вернон любил и ненавидел эти шрамы, хотел их касаться и мечтал их стереть с эльфского лица, как, бывало, стирал с него свою же сперму. — Что? — снова повторил свой вопрос Йорвет. Было совершенно очевидно, что ответ его не устроил, и теперь он собирался добиться нормального ответа. Но Вернон не знал что и сказать по этому поводу. Какой ответ был — нормальным? Роше уже ощущал собственный возраст. Пока что он был еще силен, его выручали опыт и полученные за годы жизни навыки. Но непреложный закон жизни гласил: «Всегда найдется тот, кто сильнее, умнее и хитрее». — Я люблю тебя, — когда-то, лет десять назад, он признался в этом Йорвету. Не сказать, что на сильно трезвую голову, и получил весьма заслуженное: «Протрезвей, скотина». Сейчас между ними две войны, смерть человека, который заменил Вернону отца — и всё же Вернон был уверен в том, что сейчас сказал. Йорвет все еще оставался мудаком и скотиной, который вопя: «Никогда больше не полезу в ебанную политику dh’oine!!!» — все равно лез в нее. Сначала, чтобы убивать королей, затем чтобы исправить наломанных дров. Взгляд Йорвета перестал быть настороженным. Из всей его позы ушла напряженность. Он стал выглядеть более расслабленным. Он, прикрыв глаз, прижался щекой в ответ к грубой человеческой ладони и осторожно потерся об нее. — Я тоже.