Обратная сторона

Судьба. Слово, способное вселить новую надежду или лишить последней. Это — и спокойное течение жизни, и влияние случайностей, и неотвратимость предназначения. Это — богини, властные даже над богами. Мойры. Три сестры, в руках которых нити жизни. Клото, средняя из трех, выглядит зрелой женщиной и прядет нить. Лахесис, старшая, выглядит как древняя старуха, она отмеряет длину нити. Атропос, младшая, выглядит как юная девушка, и она отрезает нить, кладя конец земному существованию. Во время пряжи три сестры поют песни — прекрасные и страшные, скучные и захватывающие, длинные и короткие; Клото поёт о настоящем, Лахесис — о прошедшем, Атропос — о будущем. Даже боги не могут противиться их решению. За исключением некоторых, что им неподвластны, в числе которых — шутник Эрос. Один Первозданный Хаос знает, как раздражает богинь Судьбы этот своенравный, непредсказуемый бог! Мало того, что они сами были всего лишь частью его плана освобождения из Тартара, так ведь он еще и постоянно вносит серьезные коррективы в уже принятые ими решения, в судьбы людей и богов! И управы на него никакой — авторитетов не признает ничьих, кроме своего, и слабостей не имеет — раздает их другим. Разве что снова в Тартар заточить или на девятый круг подземного мира — так ведь ненадолго, выберется, при том ни капли не раскаиваясь, скорее наоборот. Но смирение совсем не свойственно всевластным богиням судьбы. И решили они попытаться ранить «неприятеля» его же оружием. Когда-то, чтобы выбраться из Тартара, Эросу пришлось пожертвовать своим физическим воплощением и растечься по миру чистой силой. Когда нашлось подходящее воплощение, небольшая часть этой силы почему-то не соединилась с новым вместилищем и осталась блуждать, что самонадеянный древний бог счел незначительной мелочью. Мойры же, следуя придуманному плану, долго и по крупицам собирали эту рассеянную силу, а после… отдали ее новорожденной смертной девочке. Девочке, которую Судьба наделила всем: богатством, ослепительной красотой и талантом. Вот только богатство ей не принадлежало, красота, подходящая богине, но не человеку, не только восхищала, но и пугала, а талант не стал отрадой, скорее подчеркивал то, что его хозяйка не принадлежит миру, в котором живет. Благодаря дарованной силе девочка могла всем, кроме своих родных, внушить восхищение и благоговение, остановить войну, но это не помогло ей найти ни свое место в чуждом мире, ни родственную душу, ни настоящую любовь. А еще этой девочке с рождения было предначертано стать либо орудием мести и влияния на гордого бога любви, либо быть принесенной ему в жертву ради возвращения когда-то потерянной частички божественной силы. … Лес пылал в огне, оставленном чудовищем, а испуганная Клеоника так торопилась вернуться в город, что ничего не замечала на пути и наверняка бы погибла в этом огне, если бы не бог в спутниках. Последнему очень хотелось принять свой истинный вид и прилететь к Афродите с вопросами, но безрассудство смертной, на бегу едва не бросающейся в пламя, удерживало от этого: почему-то отчаянно не хотелось, чтобы она погибла, тем более так глупо. В городе царила паника и разруха. Дома пылали, люди кричали и носились повсюду, сбивая друг друга с ног. Вдалеке еще слышался жуткий рев огромного чудовища. — О боги!.. — воскликнула девушка, глядя на происходящее глазами, полными ужаса и тревоги. Наконец в них вдруг мелькнула решимость. — Мне нужно вернуться, срочно… может, я смогу что-то сделать… Бросилась было бежать, влекомая какой-то мыслью, но словно наткнулась на невидимую стену и медленно обернулась к спутнику. Тот наблюдал всеобщую панику отстраненно, с легким отвращением и скукой, но поглощенная волнением Клеоника этого не заметила. — Данакт… — вздохнула она, с неизьяснимой печалью глядя на «охотника». — Пусть наши пути свели не самые лучшие обстоятельства, я очень рада, что встретила тебя. Ты… не похож ни на кого из тех, кого я знаю, и… я никогда не забуду эти два дня. Они полностью изменили меня. Но дом, в котором мы встретились… я могу лишь изредка появляться там на несколько дней, он — лишь мое убежище, как тот кусочек летнего леса — для нимф. Настоящего дома у меня нет. А теперь, похоже, мы окончательно прогневали богов. Скорее уходи из царства, продолжай путь к своим родным… Я отложила тебе в дорогу лекарства, можешь взять и еду, я все равно туда еще долго не вернусь, если вернусь вообще… Спасибо за эти два дня. Прощай. Прежде, чем тот успел хоть как-то отреагировать, оставила на его щеке нежный, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуй, и смешалась с беснующейся толпой. Бог любви лучше, чем кто бы то ни был, знал толк в поцелуях… и не только в них. Но почему-то именно этот, почти по-детски невинный, на целую минуту выбил из колеи. Клеоника уже исчезла из виду. Конечно, найти ее не составило бы и доли секунды при желании, но… «Интересно. Ладно, с этим потом» — подумал он, и, скрывшись от взглядов смертных, принял свой истинный облик и улетел на Олимп. Где его уже ждали «с распростертыми объятиями». Поэты утверждали, что Афродита прекрасна даже в гневе. Врали, причем нагло: она в подобные моменты так морщилась и искажала черты идеального лица, что становилась больше похожей на одну из кровососущих эриний, чем на прекраснейшую из богинь. — Эти наглые смертные посмели сделать ей огромную статую, как у Паллады в Афинах! И хотели вскоре в ее честь учредить ежегодный священный праздник! Афина теперь надо мной смеется, мол, даже смертной сделали такую статую, тогда как мне — нет, и что даже статуя этой царевны красивее меня! Что за наглость?! Никак не может мне то яблоко забыть. А между тем ты все это время развлекался с какой-то смертной, вместо того, чтобы выполнять мое задание! Вы, мужчины, вообще хоть о чем-то другом думаете? В ответ Эрос только выразительно посмотрел на разбушевавшуюся Афродиту — мол, каждый по себе судит — а та с не меньшим пылом продолжала: — Кроме того, Геката, богиня колдовства и тайных знаний, прислала мне весть. Не знаю и знать не хочу, как так получилось, но эта смертная царевна каким-то образом завладела частью твоей, мой дорогой сын, силы. Поэтому завтра на рассвете ты должен ее убить. А пока… по моей просьбе Геката передала тебе подарок, — богиня вдруг вытянула ладонь и дунула на Эроса какой-то зеленой пылью, отчего тот почувствовал легкое прикосновение чужой силы. — Если предстанешь перед своей «возлюбленной» смертной до того, как покончишь с наглой царевной и заберешь ее силу, то тут же окажешься на своем любимом девятом кругу Аида. Это тебе в наказание. Эрос подавил мгновенную вспышку гнева. Он мог бы прямо сейчас забрать у Афродиты силу, которую когда-то дал, но этого лучше не делать под влиянием эмоций. Ему не хотелось, чтобы по такой глупой причине все узнали, кто он на самом деле, и снова попытались запереть в Тартар, найдя виновника всех проблем. Тем более что, судя по всему, Геката узнала, кто виновен во всех тех проблемах, что свалились на влюбленного владыку Аида вместе с юной и наивной, но бойкой супругой и не менее бойкой матерью последней. Ничего, для Гекаты он тоже придумает шалость в наказание за такую дерзость. Если сказанное Афродитой — правда, царевну действительно следовало убить. Он быстро вспомнил, как именно потерялась частица его силы, которая, попадая во вместилище, срасталась с оным вплоть до смерти тела или развоплощения. Из этого следовало только одно: нужно забрать силу и избавиться от живой проблемы. Даже если Клеоника права, и царевну просто используют — это зашло слишком далеко, и слишком многое сложилось не в ее пользу. Отложив пока этот вопрос, Эрос воскресил в памяти образ художницы, чтобы понять, где та находится, и что заставило ее так поспешно сбежать в неизвестном направлении. Тут же нахмурился, ибо божественная сила дала однозначный ответ: этой девушки нет в живом мире.