улетая из гнезда кукушки

      Недавно взошедшее солнце светило уже достаточно ярко, ровными полосами, пробивающихся сквозь жалюзи, лучей, расчерчивая линолеум. Ходя между этими огненными линиями, по окончательно опустевшей, ввиду госпитализации соседки с обострившимся пиелонефритом, палате, Рей пыталась сконцентрироваться и наметить чёткий поэтапный план.       Но мысли слишком быстро обретали форму гладких стеклянных шариков и рассыпались по сознанию суженному до размеров продолговатого коридора. На одном конце него стояла сама девушка, а на другом виднелась, местами заржавевшая, дверь кремового цвета.       И всё о чём могла думать Рей — это расстояние до выхода, длиной в весь предстоящий чертовски долгий день.       Личных вещей у неё набралось немного и все они были довольно небольшие, поэтому с комфортом поместились в пяти имеющихся на одежде карманах. Любимый серый кардиган куда-то подевался, но времени на его поиски совершенно не было. Да и к тому же, бордовый свитер, выцепленный ей в прошлом году из кучи пожертвованных клинике вещей, служил хорошей альтернативой.       Девушка энергично поприседала, несколько раз пересекла помещение сначала энергичными, а затем медленными широкими шагами, попрыгала на месте. И, наконец, убедившись, что одежда не издаёт лишних звуков при движении, а кроссовки мягкие и удобные, Рей, переодевшись в больничную пижаму, отправилась в столовую.       Ступеньки свинцового цвета монотонно мелькали под ногами, изредка демонстрируя царапины и сколы. Однообразие настраивало на нужный лад, поэтому девушка не пыталась оторваться, а наоборот с усердием чеканила вырисовывающийся ритм.       Тёмно-карминовые кожаные ботинки, кричаще выделились на монохромном тусклом фоне и заставили её потерять нить темпа и невольно отшатнуться назад.       — Рей… Нужно поговорить, — мужчине не составляло особого труда перегородить собой бо́льшую часть прохода, встав на пути весомым изваянием.       — Рей? — тихо и недоуменно переспросила девушка. — Не слишком ли фамильярно обращаться по имени, Доктор Соло?       Психиатр не знал какую именно реакцию на свои слова она ждала, поэтому на всякий случай не выдал никакую, предпочитая не тратить сил на бессмысленное эмоционирование.       Смерив Бена пустым выжидательным взглядом, девушка сделала два проворных шага и, обогнув его, снова настроилась на прерванный ритм, последовательно касаясь подошвами ступеней.       Смотря на её удаляющуюся напряжённую спину, мужчина думал о том, что возможно стоило всё-таки дать ей поостыть до пятницы, и не приближаться пока к бурлящему внутри неё сплаву злости с обидой.       Прерывисто выдохнув с неприятным посвистывающим звуком, Бен развернулся, оттолкнувшись от перил и направился к своему кабинету.       — Поцапались? — вкрадчиво поинтересовался вынырнувший из бетонной складки здания Хакс, увязываясь следом.       — Отвали, — беззвучно пошевелив губами, порекомендовал Бен, параноидально кидая взгляд по сторонам, но всё-таки позволяя рыжему переступить порог кабинета.       Армитаж уже давно взял в привычку периодически заменять диетический, приготовленный на пару, завтрак на чашку двойного эспрессо и несколько крепких сигарет, хранящихся в среднем ящике массивного стола.       Да и Бену тоже нравилось хоть как-то скрашивать жизнь приятеля, запуская кофемашину и открывая нараспашку окно, попутно разминая мозг неспешной беседой.       Но конкретно в эту среду присутствие ирландца переносилось крайне тяжело.       Вряд ли Армитаж много знал про вчерашние инциденты, но с лёту сопоставил обрывки имеющейся у него информации с помятым лицом Бена, который так и не смог ночью вырубиться хотя бы на несколько минут.       Непринуждённо усевшись на край столешницы и привычным движением широко открыв окно, рыжий безукоризненно выпрямил спину, закинул одну ногу на другую и продолжил просто молча существовать в пространстве, тем не менее умудряясь всем своим видом транслировать оглушающую мысль: "Ну я же говорил…"       Наверное, если бы он лично присутствовал при том, как Бен за вчерашний день совершил несколько невероятно глупых поступков один за другим, то клиника могла бы ощутимо сэкономить на электричестве в этом месяце. Потому что Хакс с лёгкостью бы осветил все четыре этажа своим злорадным оскалом.       В устаканившейся уже тишине, звук с которым Армитаж отхлебнул кофе, показался очень громким и раздражающим. А уж тот глубокий вдох, которым он расправил лёгкие, чтобы задать какой-то пропитанный ядом вопрос — практически невыносимым.       — Мы не будем об этом говорить, — тихо, но всё же немного взвинчено, выпалил мужчина, силой голоса стараясь остановить колючие слова, готовые прорваться сквозь тонкие губы рыжего.       — А мне показалось, что сейчас самое время продолжить "мой припадок"… — задумчиво сказал себе под нос Хакс, носком ботинка покачивая распахнутую фрамугу из стороны в сторону.       В ответ Бен метнул в него раскалённый добела взгляд, хоть и знал, что статуэтка исполинского коня, взвившегося на дыбы на нижней полке, сработала бы эффективнее. Но, как ни странно, рыжий всё равно примирительно приподнял ладони с зажатыми в них сигаретой и зажигалкой.       — Ладно… Хочешь я тебя порадую? — голос у Армитажа сделался каким-то непривычно снисходительным и даже почти ласковым.       С подозрением смотря на него, Бен снял жёлтую рубашку на которую уже откуда-то взялось бардовое пятно, непонятного происхождения и аккуратно уложив её в сумку, открыл дверцы шкафа в поисках замены.       — Уже определили точную дату празднования дня рождения клиники в этом году… — очерчивая рукой в воздухе витиеватую дымную дорожку, повествовательно начал Хакс, ожидая, что Бен быстро подхватит мысль, но он в ответ лишь выжидающе смотрел ему в глаза, методично застёгивая мелкие пуговицы коричневой рубашки. — … и это одиннадцатое июля… — с нажимом выдал новую порцию информации Армитаж и сразу сделал долгую затяжку, всё-таки оставляя очкарику шанс включиться в диалог, однако тот и вовсе отвернулся к зеркалу, чтобы справиться с ускользающей пуговицей воротника.       — И? — нетерпеливо растягивая звук, Бен наклонил голову к левому плечу, запуская пальцы под линию ворота, чтобы расправить его.       — Рен, блять, ты издеваешься?! — рыжий с силой вдавил окурок в стеклянное дно пепельницы, а затем, нарочито громко прокашлявшись, продолжил говорить слегка паясничая. — Уважаемый доктор Бенджамин, я понимаю, Вы в нашем учреждении новенький, поэтому довожу до Вашего сведения, что каждый год, вышеназванный мной, праздник заканчивается грандиозной пьянкой на всех должностных уровнях.       Перегнувшись через стол, Армитаж залез в нижний ящик и, приподняв аптечку, вытащил исчерченный календарь, а затем поднеся его к лицу Бена потыкал пальцем в чистые числа, одним из которых оказалось одиннадцатое июля.       — А тебе похоже всё также жизненно необходимо высыпаться или ты начинаешь безбожно тупить, — несдержанно предположил ирландец и, выдернув из стопки бумаг ежедневник психиатра, принялся просматривать текущий день, водя пальцем по странице. — Замечательно! У тебя сегодня после семи часов нет ни одного сеанса, так что будь добр разобрать диван, уткнуться в подушку и попытаться привести себя в надлежащее состояние до завтрашнего дня.

*

      Она всё ещё с завидной скоростью поглощала отдающие желтизной страницы, неумолимо приближаясь к развязке книги в мягком переплёте. Непрерывные строчки текста проворно заползали внутрь сознания, мягко выстилая образовавшуюся там вчера пустоту. Книга оказалась очень интересной и оттого было вдвойне приятней скрашивать ожидание отбоя именно с её помощью.       Наконец, Рей перевернула последнюю страницу и апатично сконцентрировала взгляд на изгибах и пересечениях растрёпанных белых разводов, коими была украшена обложка.       "Думаю, я это заслужила".       Последняя строчка романа бумерангом носилась в голове. И было не столь важно какой именно смысл вкладывала в неё Эми Данн. У Рей внутри эти слова находили свой отклик.       Ритмичное позвякивание еле слышно раздалось в дальнем конце коридора и начало постепенно приближаться, становясь всё громче. Нахмурив лоб, прикрытый растрёпанной чёлкой, Мисс Тико толкала тележку с расфасованными на ней вечерними лекарствами, при этом стараясь удержать довольно увесистую картонную коробку под мышкой.       Потратив несколько секунд на размышление о том, изменилось ли отношение медсестры к ней после эпизода с Финном и много ли вообще она, а также остальной персонал, об этом знают, Рей всё же решительно встала с кресла. Уверенно идя по направлению к вьетнамке, девушка уложила по пути книгу на полку стеллажа, на которой та должна была оказаться больше трёх недель назад.       Услужливо подхватив, почти выскользнувшую, ношу, Рей искренне улыбнулась Роуз и, быстро подстроившись под её шаг, буднично осведомилась о том, как прошёл день, при этом не сдержавшись и всё же незаметно скосив взгляд на выпирающий карман халата.       Туго сплетённая коса, с которой девушка явно долго провозилась, вышла в итоге аккуратной и была перекинута через левое плечо, а её кончик, скреплённый красной канцелярской резинкой, еле заметно подрагивал в такт торопливых шагов.       Девчонка прошла мимо, непринуждённо и равнодушно обогнув вышедшего из палаты мужчину. Её обманчиво взрослые глаза, изредка отзеркаливающие улыбку изодранных губ, были неотрывно устремлены на медсестру, которую она почему-то сопровождала.       А в момент, когда он всё-таки на секунду перехватил её сконцентрированный, отдающий стальным блеском, взгляд, холодок настороженного недоумения волной прошёлся от затылка вниз, всколыхнув россыпь веснушек вдоль позвоночника.

*

      Ночь оказалась ровно такая, как было нужно.       Бархатная и просторная.       Дверь поста охраны открылась, как по расписанию, глухо ударив по стене, а фойе первого этажа на несколько секунд заполнили звуки единодушного рёва трибун, доносящиеся из допотопного, временами сбоящего, телевизора. Следом закономерно проскрежетала тяжёлая входная дверь и несколько раз щёлкнула зажигалка.       Неотрывно смотря на, чуть сгорбленную, спину охранника, окутанного густым дымом первой глубокой затяжки, Рей полусогнувшись прошмыгнула через холл в глухой неосвещённый коридор. Несмотря на видимую бесконечность спасительной темноты, перемещалась девушка в ней уверенно и бодро, для ориентира ведя правой рукой по стене. Наткнувшись на проём единственной арки, Рей свернула в него, оказываясь в помещении прачечной.       Пухлый месяц, выгнутый влево, хорошо просматривался через мутное окно, расположенное под самым потолком, и давал достаточное количество света, чтобы можно было без труда разглядеть дверь, находящуюся в углублении тамбура.       Разжав кулак, Рей посмотрела на ровный, чуть поблёскивающий, ключ и в очередной раз подумала, что несколько лет в детдоме не прошли даром, ведь именно навыки полученные там помогли ей без особого труда и шума добыть сейчас путёвку на свободу.       Что-то резко пошевелилось на периферии зрения, заставив сердце невольно пропустить удар. Но повернув голову, девушка увидела, что это лишь вечно открывающаяся дверь подсобного шкафа, которому вздумалось посреди ночи продемонстрировать своё содержимое.       Поняв, что нервы уже и так на пределе, Рей двинулась к выходу, поудобнее перехватив ключ и издали нацелившись на замочную скважину.       Ладони на голову легли синхронно с двух сторон, стискивая её, словно капкан. Одна плотно прижалась к губам, провоцируя желание судорожно зачерпнуть кислород, доступ к которому оказался перекрыт, а вторая зафиксировалась на затылке, мешая девушке обернуться.       Следующим выверенным движением, человек обездвижил её руки, и, с силой прижав Рей к груди, грубо потащил вдоль ряда стиральных машин, по направлению к ближайшей стене.       Как ни странно в этих обстоятельствах, первой эмоцией, что смогла дифференцировать девушка в молниеносно нахлынувшем потоке, был не испуг и не возмущение, а щемящая грусть, от того, что всё так быстро и паршиво заканчивается.       Косой луч луны пересёк лицо мужчины, который с размаху припечатал Рей спиной об облупившейся дверной косяк. Серебряное мерцание неестественно подсветило его зелёные глаза, со сжатыми до размеров точки зрачками.       — Так и знал, что что-то выкинешь… Какая же ты оголтелая дура всё-таки!.. — устрашающе нависнув, шёпотом прокричал рыжий, яростно артикулируя каждый слог, а локтём упираясь в плечо, рыпнувшейся было, девушки. — В край охуела что ли?       Биение сердца сразу разогналось до нездорового заходящегося темпа, а ладонь, всё ещё прижатая ко рту, мешала выровнять хотя бы дыхание. Пальцы давили на скулы с такой силой, словно Хакс примеривался каким движением будет удобнее свернуть девушке шею. Неуклюже брыкнув коленом, Рей попыталась высвободиться, но попытка оказалась безрезультатной, а в ответ Армитаж навалился всем весом.       — Немедленно прекрати! Или я тебя сейчас за шкирку к охране выволоку... — ужасающе спокойно и неожиданно тихо сказал мужчина.       Пропитанная угрозой фраза, конечно, была бравадой чистой воды, но подействовала отрезвляюще. Застыв в тревожном оцепенении, Рей конвульсивно выдохнула через трепещущие ноздри и стараясь придать взгляду спокойствие, сконцентрировала его между бровей ирландца.       — Куда ты вообще, блять, собралась? — прорычав отдельные звуки, риторически поинтересовался Хакс, отрывистым движением головы указывая на входную дверь. — Выбралась бы и что дальше? Бежала бы две сотни ярдов по просматриваемому двору под носом охранника? Сигала бы через девятифутовую рабицу? А затем бег по пересечённой местности длиной две мили до ёбаного КПП на выезде? Ты вообще хоть пыталась думать дальше чем на два шага?! Энди, блять, Дюфрейн…       За воротами клиники Рей не была ни разу с тех пор, как поступила сюда, потому что её имя, без лишних обсуждений, закрепилось в списке невыездных пациентов. А путь до дверей лечебницы девушка почти не помнила, потому что проделала его единственный раз обколотая транквилизаторами и вряд ли в тот момент смогла бы отличить даже лево от права.       Какая-то детская иррациональная обида неприятно кольнула нос, выдавливая непрошенные слёзы на кромку нижних век. С силой закусив внутреннюю сторону губы, Рей попыталась отбросить беснующиеся эмоции и сухо принять тот факт, что рыжий прав по всем фронтам.       Посторонний звук сразу стал заметен в полуночной тишине. Первым на него отреагировал Армитаж, энергично подпихнув девушку в щель перекошенной двери кладовки и не мешкая сразу же нырнув туда следом.       Луч фонарика выполз из коридора и скользнул по стенам прачечной, осветив пыльные углы один за другим. Отблески галогеновой лампочки несколько раз проникли между рассохшихся досок створки, которую удерживал Хакс, вцепившись ногтями в небольшой выступ. Изношенные ботинки охранника начали неторопливо описывать круг по компактному помещению, пока, наконец, не замерли в паре метров от подсобного шкафа.       Отчаянный ужас пронизывал спёртый воздух кладовой, липким слоем оседая на открытых участках кожи. Свободного места почти не было и правый бок Рей, вплотную прижатый к спине рыжего, начал невыносимо гореть из-за впившегося в него шерстяного свитера. Минута проведённая в, испещренной подрагивающими отсветами, темноте противоречила всем законам физики и никак не хотела заканчиваться.       Мягкие шаги, резко ускорились и сменились суетливой удаляющейся поступью, из источников света остался лишь месяц, уже наполовину скрытый облаками и в этих условиях вязкое время смогло снова набрать естественную скорость. Оба пациента чувствовали, что пик опасности миновал, но всё равно дышали через раз и не спешили покидать импровизированное убежище.       — Второй тайм, похоже, начался, — пробормотал ирландец где-то над головой девушки и разогнув окаменевшие пальцы, позволил двери скрипнуть на низкой протяжной ноте.       Восприняв реплику, как призыв, наконец, покинуть удушающе тесный шкаф, Рей попыталась шагнуть вперёд, но Армитаж не торопился уходить с дороги.       — Ты хоть один раз пробовала непредвзято меня выслушать, вникая в то, что я говорю? — вновь начал раздражённо шептать Хакс, медленно поворачиваясь к девушке. — Сама же в это всё ввязалась, никто тебя насильно не тянул, а сейчас смыться в тихую решила, напоследок хорошенько подгадив?.. Нет уж, так не пойдёт, мы теперь в одной лодке, так что перестань её, пожалуйста, раскачивать! Мне глубоко похуй, что там у тебя с ним происходит, но не смей ныть и жаловаться, потому что я тебя, блять, предупреждал. И если ты научишься нормально себя вести, а не действовать исходя из сиюминутных психов, то уже через восемнадцать дней, мы будем далеко отсюда и тогда выясняйте свои отношения сколько влезет… А теперь ключ гони живо! Сопли подотри и пулей в палату!       Слова с жаром низвергнутые в затхлый воздух ещё тлели где-то под ногами, а Армитаж, не собираясь больше ждать, сам спешно нащупал в полумраке стиснутый потный кулачок и, грубо расцепив его, забрал нагретый гладкий металл.       — Как же вы меня оба заебали… — одновременно сжав веки, челюсти и ладонь, устало прошипел Хакс.

*

      Людей в холле и его окрестностях собралось достаточно и только трое из них имели достоверное, пусть и местами фрагментарное, представление о причинах столпотворения.       Оцепенело сгорбившаяся девушка сидела на подоконнике, невидящим взглядом блуждая по людному пространству и усилием воли сдерживая желание расчесать нервно зудящую кожу до крови.       Взлохмаченный ранним подъёмом пациент практически лежал на кресле в чересчур расслабленной позе, глаза его были полуприкрыты, отдающими нездоровой синевой, веками, а единственная цензурная мысль в сознании умещалась в три коротких слова: "Надеюсь ты довольна".       Монументально застывший у стены, из-за которой раздавался зычный голос, доктор, невозмутимо просматривал серую канцелярскую папку, словно в ожидании момента, когда можно будет уже зайти к заведующей для обсуждения текущих будничных вопросов.       А Холдо тем временем заходилась в крике с такой силой и яростью, что казалось, сейчас не выдержит либо мисс Тико, либо стены кабинета. Фойе же, в противовес этого, было погружено в гробовое молчание, и пациенты, экстренно собранные в нём, старались даже не шевелиться лишний раз.       В глубине души, Рей подозревала, что всё примерно так и будет. Роуз, на утреннем обходе обнаружив пропажу ключа, не сможет молчать и сразу же пойдёт к заведующей с повинной. А Эмилин, уже доведённая до ручки изуверской квартальной проверкой и инцидентом с безмозглым санитаром, выльет на, ни в чём по сути не повинную, медсестру весь котёл клокочущего внутри гнева.       Но Рей ещё несколько часов назад искренне надеялась, что не застанет этот душераздирающий эпизод и вообще будет уже где-то далеко.       Наконец, белая лакированная дверь открылась, выплёвывая наружу осунувшееся тело медсестры, которая сразу же постаралась слиться с зеленоватой стеной коридора. Но психиатр поспешно шагнул к ней, ободряюще прикоснулся рукой между лопаток и аккуратно, но настойчиво увлёк в сторону лестницы, ведущую к его кабинету.       Спустя несколько долгих секунд, мерная дробь тонких каблуков сопроводила выход заведующей в фойе. В её пальцах, с обтянутыми иссушенной кожей суставами, был зажат мелованный листок, педантично исписанный струящимся почерком.       При помощи овальной канцелярской наклейки, она прикрепила его к внешней стороне гладкой двери и изящно повернувшись, обратилась к собравшимся чуть хрипловатым, но звучным голосом:       — Любые процедуры и мероприятия на сегодня отменены, — глаза, полностью покрывшиеся инеем расползшимся с голубой радужки, казалось, были нацелены одновременно на всех. — Сидите здесь, пока не настанет ваша очередь идти в кабинет доктора Соло, а оттуда он отправит вас либо в палату, либо ко мне, — для пущей ясности мисс Холдо постучала костяшкой указательного пальца по списку состоящему более чем из ста имён пациентов, имеющих возможность относительно свободно передвигаться по клинике.       Большинство людей было записано в одну строчку группами по два-четыре человека, они или жили в одной палате или были связаны тесными и явными взаимоотношениями.       Но некоторые, как например Рей, удостоились отдельного номера.