* * *
Чонгук сидел в коридоре огромного ледового дворца и, поглаживая бархатную ткань своих брюк тёмно-фиолетового цвета, наблюдал за Тэхёном, разминающимся в тренировочной зоне вместе с Чону. По итогам жеребьёвки, что проходила вчера, пока спортивные пары и девушки-одиночницы открывали чемпионат, Тэхён оказался одним из первых. Он выступал после фигуристов из Бельгии и Грузии. Чонгук попал почти в конец — в четвёртую пятёрку, вместе с Мейсоном, Читтапоном, Кентой и парнем из Германии. Конкурентов он видел лишь в Мейсоне и Кенте: первый так же, как и они с Тэхёном, замахнулся на пять четверных, а японец, пусть и заявил менее сильную программу, был одним из самых стабильных, и это качество — главное для фигуриста. Согласно расписанию сегодня вместе с произвольной программой заканчивался турнир для спортивных пар, а после небольшого перерыва выступали одиночники со своей короткой. Победу с небольшим отрывом одержали итальянцы, следом за ними расположилась японская пара, а третье место заняли их соотечественники — Тэён и Минхён. Чонгук не успел сблизиться с ними, но знал, что это их последний совместный прокат. Поэтому, видя слёзы коллег, проникся и отчего-то обрадовался, что медаль забрали именно они, а не Чимин с Джихё или Вонён с Сону. Получасовой перерыв подошёл к концу, и рядом с Тэхёном возникла Сонми с привычно красными губами и в меховой жилетке. Чонгук то и дело замечал на себе прищуренный взгляд этой женщины, и от осознания, что она в курсе всего, каждый раз становилось не по себе. Он не выдерживал и отворачивался первым, пытаясь потушить в себе возникшее смущение. Взрослые женщины — особенно фигуристки — его пугали. С катка послышался голос ведущего, объявляющего начало мужского одиночного катания, и первая пятёрка поспешила ко входу. — Будешь смотреть? — раздался низкий голос Намджуна, возникшего рядом. — Странный вопрос, — повёл плечом Чонгук. Он поднялся на ноги, застегнул олимпийку корейской сборной и вместе с тренером поспешил к двери, у которой столпились тренеры и фигуристы, выступающие первыми. Таец с белыми волосами — вроде бы Бэм — кинул на него красноречивый взгляд и покачал головой. Очевидно, слухи разлетались с невероятной скоростью. Чонгук встал в самом конце, пропустил всех вперёд и спрятался под трибуной, вдали от камер. В этот раз, когда спортсменов было так много, раскатка проводилась по группам. После объявления первой шестиминутной разминки Тэхён отдал чехлы Сонми и, коротко взглянув на Чонгука, печально улыбнулся. На огромном подвесном экране загорелся таймер и включилась трансляция с камеры, демонстрирующая всех фигуристов, выходящих на лёд. Оператор наводил объектив на каждого; помимо имени и флага, на дисплей выводился перечень заявленных прыжков. Глядя на остальных четырёх парней, Чонгук понимал: у них нет шансов. Когда показали элементы Тэхёна, он подумал, что шансов, наверное, нет ни у кого. Каскад из тройного акселя и четверного тулупа, самый дорогой и сложный, да ещё коронный риттбергер, который никто лучше чемпиона не выполнял. У Чонгука была похожая комбинация прыжков, но из-за того, что тулуп шёл первым, его стоимость была чуть меньше. Вся надежда оставалась на триксель, который вчера на тренировке он исполнил с поднятыми руками — идеально чисто. Чонгук понимал, что, если не займёт первое место, ничего не случится: за любое призовое дают внушительную сумму. От бабушки он больше не зависел, а Намджун не отказался от него и не выгнал на улицу; всё, что нужно было, — закрепиться на мировой арене как хороший спортсмен и получить выгодные контракты, чтобы обеспечить не только себя, но и тренера. Ведь ничего, кроме как кататься, Чонгук в этой жизни не умел. Он бы мог скорректировать свою произвольную в зависимости от результатов короткой, уступить первенство Тэхёну, которым дышал, вот только это должна быть честная борьба и никак иначе. Однажды Чонгук допустил, что любовь затмила рассудок, сдвинула фигурное катание на второй план, и это плохо кончилось. Он смог пойти наперекор бабушке, рискнуть всем ради Тэхёна, и если тот ради него сможет разделить карьеру и отношения, то у них появится шанс. И как же Чонгук надеялся, что они за него ухватятся. Один из парней во время раскатки упал с двух прыжков — Чонгук мысленно вычеркнул его из соревнований. Тэхён же выглядел сосредоточенно, а зрители бурно аплодировали ему за каждый идеально исполненный элемент. Когда ведущий объявил об окончании разминки и пригласил первого фигуриста, он переступил за бортик, забрал защиту у Сонми и шмыгнул под трибуну. — Волнуешься? — спросил Чонгук, встречая его в тени и незаметно кладя ладонь на талию. Под большим пальцем ощущалась россыпь страз. — Да, очень, — ответил честно Тэхён и громко вздохнул. — Но я рад, что выступаю в начале, иначе умер бы от ожидания. — Старайся ни о чём не думать, — улыбнулся Чонгук и на секунду взял его за пальцы. — Ну, кроме меня. Тэхён тихо прыснул, а затем нервно обернулся через плечо к бельгийцу, завершавшему свой прокат. Здесь комната слёз и поцелуев была расположена у выхода с катка, почти у всех на виду. Чонгук мимолётно подумал о том, что не сможет подойти слишком близко к чемпиону, а уж тем более обнять его — разве что потом, в темноте коридора. Первый парень проковылял на выход и сел на синий пуфик рядом со своим тренером в ожидании оценок. Вскоре на экране появились жалкие шестьдесят восемь баллов, и Чонгук сделал вывод: на произвольную фигурист не пройдёт. Уже звучала новая мелодия, а публика рукоплескала парню из Грузии, что выполнил довольно сложный каскад из двух тулупов. — Мне нужно к Сонми. — Голос Тэхёна на мгновение сорвался. Чонгук поднял взгляд на экран и увидел таймер, сообщавший, что от выступления прошла уже половина. Доверившись интуиции, он положил руку чемпиону на грудь — туда, где бешено колотилось сердце, — и сказал: — Я встану рядом с Чону и буду наблюдать за тобой. Тэхён накрыл его ладонь своей и, глядя прямо в глаза, прошептал: — Ни на секунду не отводи взгляд. Это звучало не как просьба, но Чонгук и не думал сопротивляться: он и моргать-то не хотел. Смотрел бы на него вечность, и не потому, что пристально следил за соперником, а потому, что это его чемпион, такой неземной и завораживающий. Они кивнули друг другу, и Тэхён вышел на свет, к ласково улыбающейся женщине; та обняла его и шепнула что-то на ухо. Через минуту, когда лёд опустел, Чонгук подошёл к бортику. Чону, что уже стоял, облокотившись на него, неловко улыбнулся. — Почему мне кажется, что ты хочешь что-то спросить? — не смотря на парня, бросил Чонгук и возвёл глаза к экрану, на котором показывали крупным планом лицо грузина. Восемьдесят шесть целых семнадцать сотых — неплохой результат, но совсем не уровня чемпионата мира. Фигурист, наверное, и сам это понимал, оттого и качал головой в унынии. — Ты ошибся. У меня к вам ни одного вопроса — я и так всё вижу, — уже бодрее ответил Чону. Чонгук хотел было потребовать объяснений, но зазвучал голос ведущего, и он, как по команде, встал смирно и направил взгляд на чемпиона. Как и должен был. Сделав пару перекидных и расправив плечи, Тэхён принял начальную позу, сложив ладони. Замерли, казалось, все. Чонгук так и вовсе перестал дышать, словно забыл, как это делается. С первого же мгновения, как заиграла плавная мелодия, Тэхён сорвался с места и описал полукруг, изящно взмахнув руками. Из-за белого костюма с синей вышивкой на груди он становился одним целым с исцарапанным льдом — лишь медовая кожа и тёмные волнистые вихры выдавали его. Чонгук был благодарен природе за то, что она создала нечто настолько прекрасное. Порой он не мог поверить, что Тэхён настоящий: разве может человек быть таким красивым? А уж в своём костюме, в этой водолазке из лёгкой струящейся ткани, тот и вовсе казался ангелом, пусть отнюдь им и не был. Первым шёл коронный риттбергер — элемент ультра-си. Чонгук, сам того не заметив, подался ближе, облокотившись на бортик, и нервно кусал губы. Тэхён ехал спиной вперёд, раскинув руки в стороны, а затем, мимолётно присев, взмыл в воздух, описал ровно четыре оборота и чисто приземлился. От глаз не укрылись его самодовольная ухмылка и сжатый в победном жесте кулак. Зал загудел, а Сонми, стоявшая неподалёку от них, подпрыгнула на каблуках. Чонгук обещал не отводить взгляд, но всё равно не выдержал и поднял его на большой экран — там прокат транслировался с неощутимым опозданием. Через считаные секунды стал известен вердикт судей: за этот элемент был начислен максимальный балл — пять целых двадцать пять сотых. Прыжок был оценён более чем в пятнадцать баллов. Ким Тэхён — король риттбергера. Перед каскадом он отклонился, прогнувшись в пояснице, и Чонгук сглотнул: происходящее напоминало ему подростковые годы, когда он наблюдал за чемпионом через экран телевизора и не понимал чувств, плескавшихся внутри. Тот мальчишка, которым он был несколько лет назад, слепо восхищался прекрасным фигуристом, что сметал награды и ставил новые рекорды. А сейчас после близкого — даже слишком — знакомства мальчишка этого фигуриста полюбил. Восхищение, желание дружить, сексуальное влечение, вынужденная ненависть — сколько всего пришлось пережить, чтобы наконец остановиться на любви. Но этот путь отчего-то казался самым правильным. Тэхён уже готовился к следующему элементу. Он, хмурясь, пронёсся прямо мимо них и зашёл в триксель, а после чистого приземления тут же прыгнул четверной тулуп — этот прыжок казался бесконечно высоким и недосягаемым. Тэхён выглядел так, словно сложнейший каскад давался ему не труднее обычного ойлера — наверное, именно в этой напускной беспечности был его шарм. Почти сразу же шёл прыжок во вращение, а за ним сальхов в четыре оборота — не совсем высокий, но тем не менее удостоившийся положительной оценки арбитров. После хореографической части программы и идеально исполненной либелы шёл блок шагов, состоящий из крюка, твизла, скобки и чоктау. И Чонгук был готов поклясться, что никто, даже он сам, на этом чемпионате не исполнит дорожку так же, как Тэхён. Складывалось впечатление, что его лезвия почти не касаются льда. Чону, стоявший рядом, горестно вздохнул, и это было громче любых слов. Если Чонгук мог надеяться на свой аксель и на произвольную, то Чону надеяться было не на что. Тем временем публика взорвалась аплодисментами, и тяжело дышащий, но светящийся от счастья Тэхён низко поклонился. Лёд стремительно заполнили игрушки и цветы, завёрнутые в прозрачную плёнку. По пути к Сонми он, наклонившись, подобрал плюшевого медведя и белую розу; остальное начали убирать совсем юные помощники. Чонгук хотел было последовать за ним, но опомнился, что находится под прицелами камер, а зона слёз и поцелуев видна почти всем сидящим на трибунах. Пришлось задрать голову и устремить взор на экран, на котором пока что демонстрировался замедленный повтор исполненных элементов. — Больше ста, — шепнул Чону, словно они делали ставки на тотализаторе. — Однозначно, — не стал спорить Чонгук. На мониторе наконец появился Тэхён, накинувший на плечи олимпийку. Он продолжал тяжело дышать и сжимать в руках медведя, роза же перекочевала в руки Сонми. Под рёв фанатов на экране высветились баллы — сто две целых пять десятых и ни одного снижения. Тэхён что-то шепнул тренеру и, поджав губы, кивнул, но Чонгук прекрасно видел недовольство в этом жесте. Возможно, с такой программой он хотел побить личный рекорд. Уйти с катка так, чтобы не вызвать подозрений, получилось только тогда, когда на льду завершал свой прокат четвёртый фигурист. Чонгук зашёл в раздевалку вместе с Чону, и тот прижался к переобувающемуся Тэхёну. — В тебе есть магия, — мягко произнёс Чону. — Люди тебя явно запомнили. Сложно было не согласиться: такими чарами, какими обладал Тэхён, не обладал больше никто. Пока двое друзей обменивались тёплыми словами — один продолжал нахваливать, а другой желал удачи, — Чонгук стоял неподалёку и терпеливо ждал. Чону вскоре убежал обратно: его пятёрка была третьей по счёту. Тэхён, сменивший коньки на кроссовки, наконец стал одного роста с Чонгуком. Они крепко обнялись, но тут же отстранились: в раздевалке было ещё три спортсмена, пусть и не обращавших на них никакого внимания. — Ты неотразим. — На родном языке, незнакомом другим, можно было рассыпаться в комплиментах. — И во время выступления, и сейчас. И всегда. Тэхён опустил голову, спрятав улыбку, и принялся расстёгивать свой костюм. Не будь здесь посторонних, Чонгук тут же метнулся бы ему помогать. — Я останусь здесь ради тебя и Чону. — Перед взором предстала блестящая от пота смуглая кожа. — Это первый раз, когда я действительно болею за тебя и не переживаю о баллах. — Потому что уверен в себе? — Потому что люблю тебя, — выпалил Тэхён и, казалось, сам удивился. Вспыхнув, он отвернулся и начал стягивать брюки. Чонгук тоже впал в ступор: ещё недавно ему говорили, что происходящее между ними — всё ещё не любовь, а теперь, в самый ответственный момент, ошеломляют таким громким заявлением. Но всё-таки была чёткая уверенность, что это сделано ненамеренно, без желания выбить из колеи и тем самым из соревнований. Слова «и я тоже» казались слишком простыми и пустыми — отвечать так Чонгук не хотел. Чувства, бушевавшие внутри, точно нельзя было уместить в одно предложение. Поэтому он сказал: — Поговорим вечером в номере. — Вид при этом оставался непринуждённый, чтобы никто ничего не заподозрил. — А пока жди моего выступления и готовься не сводить с меня глаз. — Твой ответ зависит от твоего проката, что ли? — нервно хмыкнул Тэхён, всё ещё избегая зрительного контакта. Чонгук с улыбкой вздохнул и заметил, что его движения стали более резкими, а лицо нахмурилось — переживает. — Нет, просто скоро выступление Чону, а мне не хватит времени, чтобы высказать всё, что я чувствую, — нежно ответил он. И тогда Тэхён наконец взглянул на него, а его лицо заметно смягчилось, и выглядело это настолько трогательно, что сердце защемило. Вторая пятёрка откатала откровенно плохо: никто не смог пересечь рубеж в девяносто баллов. После того как расстроенный француз, оказавшийся на данный момент на последнем месте, покинул зону слёз и поцелуев, а приглашённый на старт Чону занял исходную позицию, Чонгук и Тэхён на некотором расстоянии друг от друга встали у бортика. Кто-то из фанатов, сидевших прямо над ними, выкрикнул их имена — пришлось обернуться к трибунам и дружелюбно махнуть рукой публике. У Чону всё не задалось с самого начала, и Чонгуку, которому, по правде говоря, тоже было неловко рядом с ним, стало жаль фигуриста. Первый элемент — тройной аксель — был приземлён, но вышел грязно и принёс ему отрицательную оценку судей. На экране появился первый красный квадрат. Четверной флип был выполнен также с небольшой помаркой, а вот последующее вращение оценили в плюс: оно было сбалансированным, и Чону не потерял в скорости. Затем он упал с каскада, и Тэхён, не выдержав, оттолкнулся от бортика и скрыл лицо в ладонях. Безусловно, была в этом своя личная трагедия: Чону так хорошо выступил с короткой на чемпионате Азии и почти провалил её сейчас. Итог — восемьдесят восемь целых шестнадцать сотых балла. Тэхён тут же поспешил к другу, и Чонгуку ничего не оставалось, как двинуться следом — чуть погодя, естественно. — Я, наверное, поеду с Хичолем в гостиницу, — обращаясь к тренеру, с грустью произнёс Чону и, обернувшись к Чонгуку, промямлил: — Прости… Его нетрудно было понять: даже на этапе в Сеуле он получил балл выше. По сравнению с оценками других выступивших результат Чону был вполне приемлемым, но впереди были куда более сильные противники — Бэм, Кента, Мейсон и, конечно же, Чонгук. С пьедесталом уже можно было попрощаться. — Поезжай, — ответил Тэхён. Чонгук лишь кивнул: не говорить же, что самый главный зритель рядом, а остальные ему не так уж и важны. После того как Чонгук надел коньки, они сели в коридоре — прямо напротив небольшого монитора, подвешенного к потолку. Вокруг оживлённо сновали нервные фигуристы со своими тренерами. На экране показывали лицо Бэма, выступавшего четвёртым в третьей пятёрке, и его оценку за прокат — более девяноста пяти баллов. На данный момент таец был вторым. Тэхён упрямо молчал, теребя застёжку на олимпийке. В воздухе висело брошенное признание и откуда-то взявшаяся неловкость. Чонгук безумно хотел произнести слова любви в ответ, но не мог сделать это здесь, среди чужих людей, пусть и не понимающих корейского языка. О своих чувствах хотелось говорить долго, откровенно, наедине. Но Тэхён этого не понимал: нервно дёргал ногой и тянул несчастный язычок вверх-вниз. Неужели и правда думал, что ему могут отказать? — Пора, — заключил Чонгук, завидев Намджуна, кивнувшего на дверь. К выходу подтягивались остальные: Мейсон, Кента, Читтапон и парень, имени которого он не запомнил. Когда они с Тэхёном одновременно, словно по команде, поднялись со скамейки и направились в сторону катка, Читтапон обвёл их взглядом и демонстративно хмыкнул. Честно говоря, Чонгук хотел ему врезать. Ещё с тех пор, как узнал, что у них с чемпионом что-то было. И лишь то, что много лет приходилось терпеть издевательства, помогало держать себя в руках и не рисковать участием в соревнованиях. — Встречаем участников четвёртой группы! — торжественно объявил ведущий. Пока другие парни пересекали калитку, Чонгук ловко снял защитные чехлы, отдал их вечно серьёзному Намджуну и на мгновение обернулся во тьму под трибунами, в которой, прислонившись к стене, прятался Тэхён. — Объявляется разминка, — прозвучало после представления каждого фигуриста. Чонгук отключил разум, как и подобает настоящему спортсмену, и приступил к повторению своих прыжков. На каждое чистое приземление публика реагировала соответствующе — бурно рукоплескала и поднимала огромные плакаты. Чонгук даже удивился: он не ожидал, что на трибунах в чужой стране у него, новичка, найдётся столько болельщиков. Может, всё это не зря. — Почему осторожничаешь? — хмуро спросил Намджун, принимая из его рук олимпийку. — Выезд на флипе был не совсем чистый, а заход на него неясный. С каскадом всё в порядке. Чонгук сделал глоток воды, послушно кивнул и оттолкнулся от бортика, возвращаясь к разминке. Снова зашёл на флип — этот прыжок оценивался дороже, чем риттбергер Тэхёна, но с исполнением Чонгука высоких баллов за него не видать. Зато тройной аксель был на высоте и получался необычайно легко — это не могло не радовать. — На лёд приглашается Мейсон Китч, Канада. — Все фигуристы из четвёртой пятёрки, кроме Мейсона, покинули лёд. Далеко отходить не было смысла: Чонгук выступал сразу после него. Да и к Тэхёну приблизиться не вышло, ведь Намджун тут же перехватил его и принялся давать указания. Он слушал внимательно, несмотря на то что в паре метров от них стоял самый красивый человек на свете и прожигал его взглядом. — Глаза во время проката поднимай, корпус держи — не ныряй, — наставлял тренер. — В сальхове на двух ногах не останавливайся, следи за этим. Во время дорожки больше пружинь в коленях. И в тулупе на зубце долго не стой — в скорости сильно потеряешь. Чонгук только и мог, что кивать, навострив уши. Вздохнув и тряхнув кистями, он посмотрел на Мейсона, и сердце зашлось в волнении: как же хорошо у канадца шла короткая. Все исполненные элементы были отмечены на экране зелёными квадратами, а по сумме баллов за техническую составляющую он неумолимо приближался к нынешнему лидеру. К Тэхёну. Публика оглушительно заголосила. На лёд посыпались мягкие игрушки, а на верхних рядах растянули огромный баннер с изображением фигуриста — логично, что в Торонто больше всего болели за земляка. Кланяясь и прижимая ладонь к сердцу, Мейсон доехал до калитки и, переступив её, направился в зону слёз и поцелуев с гордо поднятой головой и расправленными плечами. — Обогнал, — резюмировал Намджун, направив взгляд на экран и сложив руки на груди. — У него элементы четвёртого уровня и лутц. На душе стало тяжело: не потому, что превзойти Мейсона не получится, — Чонгук и так понимал, что ему не хватит сложности элементов, — а потому, что Тэхёна сместили на второе место. За него сердце болело куда сильнее. На экране появилось самодовольное лицо — фигурист с лёгким прищуром всматривался в свои баллы. Сто четыре целых шестьдесят три сотых. В этом сезоне Тэхён не смог достичь такого результата, а Чонгук и подавно. Беспокойство вынудило обернуться к нему — чемпион стоял, отзеркалив позу Намджуна, и хмуро вглядывался в то, как его имя смещается на вторую строчку. В последнюю секунду перед тем, как ведущий вызвал Чонгука на старт, Тэхён перевёл глаза на него и одними губами пожелал удачи. Только вот всю свою удачу хотелось отдать в его руки и откреститься, мол, тебе нужнее. А Тэхёну и невдомёк было — всё ещё думал, наверное, о своём признании. И, Чонгук был готов дать голову на отсечение, корил себя за него. — Соберись, — только и сказал Намджун, подталкивая его в спину и принимая чехлы. Публика бурно зааплодировала, когда Чонгук ступил на гладкий лёд и развёл руки, приветствуя фанатов — и своих, и чужих. Он сделал круговое движение плечами, разминая их, и встал в исходную позицию. На мгновение прикрыл глаза и подумал о Тэхёне. И в этих мыслях Чонгук был обычным двадцатилетним парнем, ещё совсем юным, но уже до беспамятства влюблённым. А затем открыл глаза и, обратно становясь спортсменом, начал свой прокат. Четверной флип — чисто! Наверняка за него не поставят максимальный балл, но в плюс он точно вышел. Действовал согласно указаниям Намджуна — корпус держал ровно, смягчался в коленях, а подбородок сохранял гордо поднятым. Думать ни о чём и ни о ком не получалось, тело действовало отдельно от разума — Чонгук не успевал его контролировать, но тем не менее оно отлично справлялось. Заход на четверной тулуп — сделано. Небольшая перепрыжка, ход вперёд и аксель — такой, какой не получался ни у кого другого. Складный, слегка с наклоном и с высоко поднятыми руками — судьи точно оценили его по достоинству. Дорожка шагов третьего уровня, прыжок во вращение с очень хорошей скоростью и, наконец, сальхов. Чонгук едва слышно чертыхнулся — слишком долго медлил на заходе и стоял на двух ногах, — а затем сделал четыре оборота, крепко прижав руки к груди. Приземлил чисто, на маховую ногу — в минус уйти не должен, но и много баллов за прыжок ждать не стоило. Закончил короткую ласточкой, поднял лицо, сфокусировал взгляд на верхних трибунах. На лёд уже падали первые игрушки вместе с цветами, публика скандировала его имя и звонко аплодировала — несмотря на то что прокат был слабее, чем у Тэхёна или Мейсона, слышать одобрение зрителей было отрадно. Чонгук прикрыл дрожащие веки и, приложив ладонь к груди, низко поклонился, замерев в таком положении на несколько секунд. Интересно, жалеет ли сейчас бабушка о своём решении? Чонгук отчётливо представил её лицо, подсвеченное экраном телевизора, — обрюзгшее, хмурое и надменное. Он был рад, что появилась возможность навсегда вычеркнуть её из своей жизни — новой жизни, в которой есть любимый человек, цель и почти нет оков. — Будем решать проблему с сальховом, — посетовал Намджун, накинул на его плечи олимпийку и, похлопав по спине, подтолкнул в сторону пуфиков. Тэхён, конечно же, не пошёл вместе с ними в зону слёз и поцелуев, но Чонгук и без того знал: он наблюдает за ним и ждёт. Пока они усаживались, на экране крутили повтор элементов, и взгляд зацепился за отвратительный заход на прыжок. Чонгук пожевал губу и недовольно покачал головой. А затем упёрся локтями в широко расставленные колени и сцепил пальцы в замок, замерев в ожидании. Вздох облегчения вырвался тут же, как только на экране показались заветные девяносто девять целых тридцать восемь сотых балла — меньше, чем на чемпионате Азии, но больше, чем на национальном этапе. Чонгук устремил взгляд прямо в объектив камеры, мол, смотри, бабушка, и жалей обо всём, что ты сделала со мной. Ведь он никогда в жизни не упомянет её в интервью, и она так и останется всеми забытой фигуристкой. Предварительно он оказался третьим; из тех, кто мог его сместить, оставался лишь Кента, но Чонгук не желал оставаться и следить за выступлением соперника: его заждался куда более важный человек. Второй день соревнований закончился, когда они с Тэхёном и Намджуном ехали на такси в гостиницу. Тренер уместился рядом с водителем, и Чонгук смог спокойно рассесться на заднем сиденье и обхватить чужую ладонь своей. Пока Намджун беседовал с мужчиной, сумевшим его разговорить, он то и дело косился на Тэхёна, что задумчиво смотрел в окно и не обращал ни на кого внимания. Наверняка переживал по поводу Мейсона. Кента исполнил свою короткую с небольшими помарками и расположился на четвёртом месте в предварительном рейтинге; пяти четверных в произвольной у того не имелось, поэтому канадец остался одним из главных соперников. Когда они вернулись в свой номер, уже вечерело. По дороге пришлось заскочить к Чону: Тэхён негромко обсуждал с ним что-то, а Чонгук стоял, уперевшись плечом в дверной косяк, и старался не подслушивать, однако имя Юкхэя прозвучало довольно отчётливо. Он чувствовал себя немного лишним — отчасти из-за неловкого общения с Чону. Чонгуку это не нравилось: ему хотелось стать полноправной частью жизни Тэхёна, но как, он не знал. — У Мейсона прошлогодняя произвольная очень сильная, — понуро оповестил тот. Они заперли дверь и лениво стягивали с себя спортивную форму. — Насколько? — приподняв бровь, уточнил Чонгук. — У него два лутца, у меня — один, — нервно ответил Тэхён. Чонгук слегка нахмурился и, сев на импровизированную двуспальную кровать, подытожил: — А у меня ни одного. Тэхён обернулся, Чонгук поймал его печальный взгляд, но не понял, как правильно его трактовать. Он опустил глаза, зацепился за то, как медленно скользят спортивные штаны вниз по крепким ногам, и решился спросить: — Всё ещё больно? — Да. Не хочу об этом, — молниеносно отрезал Тэхён и залез под одеяло. Чонгуку стало тревожно от мысли, что чемпион мучился весь свой прокат, но при этом всё равно выдал прекрасный результат и перепрыгнул порог в сто баллов. Он нерешительно улыбнулся и, позабыв, что хотел первым делом сходить в душ, хлопнул по выключателю и улёгся рядом. Комнату освещал лишь прикроватный светильник и тонкая полоска окна, видневшаяся между плотных штор. — А о чём хочешь? Конечно, оба прекрасно понимали, о чём им следовало поговорить и какой вопрос, висевший в воздухе, требовал обсуждения. Но Чонгук не мог отказать себе в удовольствии слегка подразнить Тэхёна. Тот сделал недовольную гримасу и, устало вздохнув, повернулся на левый бок, лицом к нему и спиной к окну. — Обо всём, что происходит, — прозвучал его хрипловатый голос. — Я запутался и не понимаю, что будет с нами после чемпионата. — Что будет с нами, зависит только от тебя, чемпион. — Губы Чонгука растянулись в ласковой улыбке, но Тэхён выглядел всё так же напряжённо. Непонятная нервозность начинала передаваться и Чонгуку. А может, Тэхён действительно ляпнул не подумав? Может, хочет забрать свои слова обратно? Но ведь от слов любви нельзя отказываться — это всё равно что провести лезвием конька по горлу. — Прекрати увиливать, — припечатал Тэхён. — Просто расскажи мне всё. Прямо всё, Чонгук. Мне недостаточно этого размытого «ну, у меня был парень» или «мне не хватит времени объяснить, что я чувствую». Сейчас у нас времени предостаточно, так что можешь начинать. Чонгук почувствовал давление в груди, а мысли вдруг застыли: он не думал, что этот разговор, такой важный и нужный, случится прямо сейчас, накануне заключительного этапа соревнований, когда им обоим нужно сосредоточиться и взять себя в руки. Он был готов сказать о любви, потому что это очевидно, но копаться в своём болезненном прошлом не хотелось, особенно когда оно ещё не до конца его отпустило. Перевернувшись на спину и устремив взгляд в гладкий глянцевый потолок, он всё-таки заговорил: — Я понимаю, что ты хочешь знать всё, но мне особо нечего рассказывать. Родители разбились, когда мне было пять, бабушка оформила опеку, и я жил с ней вплоть до этого сезона. Кататься начал под её чутким надзором, хотя чётко помню мамино недовольство по поводу спорта. Но, сам понимаешь, она уже никак не могла это предотвратить. — Чонгук нервно хохотнул, но Тэхён в ответ не засмеялся. — В двенадцать перешёл на домашнее обучение и оказался заперт в четырёх стенах. Тренировался каждый день, делал уроки, смотрел спортивные каналы, потом стал смотреть их только из-за тебя. Бабушка била меня почти после каждой тренировки — иногда щадила, иногда лупила скакалкой. Однажды разбила лицо пультом, может, видел след на стене — так это после того. — Чонгук, — воспользовавшись паузой, осторожно позвал Тэхён. — М? — повернулся он, наконец оторвавшись от размытого отражения в потолке. — Почему ты так спокойно об этом говоришь? Тэхён придвинулся ближе, положил ладонь на гладкую щёку Чонгука и погладил его по скуле большим пальцем, помогая расслабиться. — Я думал, что чувства притупились. Но с тобой понимаю, что это не так. Просто сейчас, вдали от всего этого, мне гораздо спокойнее. Особенно когда ты рядом. Хотя, если быть откровенным, у меня до сих пор спирает дыхание при её упоминании, иногда она мне даже снится, и я вздрагиваю, если кто-то говорит её фразами. — На меня тоже поднимали руку, — помедлив, признался Тэхён. — Мама. Она это делала, когда у меня что-то не получалось. Но для меня это было лучше, чем когда она переставала со мной разговаривать и игнорировала. Я думал тогда, что пальцы, хватающие за волосы, выдержать легче, чем холодность. И знаешь, даже после её смерти я всё ещё испытываю необъяснимый страх перед ней. А ещё вину каждый раз, когда допускаю ошибки. — Ты её любишь? — сгребая помрачневшего Тэхёна в объятия, прошептал Чонгук ему на ухо. — Очень. — Значит, она что-то сделала для этого, — заключил он. — Моя же бабушка сделала всё, чтобы я её ненавидел. Помнишь, я говорил, что родители моего бывшего парня узнали о нас и увезли его? Тэхён, прижавшийся к обнажённой груди, кивнул. — Это был мой школьный друг, его звали Хёнук. Он был единственный, кто жил близко, и я сбегал к нему через окно так, чтобы бабушка не заметила. Мы виделись почти каждый день с тех пор, как я перешёл на домашнее обучение. Потом он стал пробираться в мою комнату, иногда ночевать. В один день мы забыли про осторожность: гормоны ударили в голову, крышу снесло, все дела. В общем, бабушка зашла в комнату, когда он там был, и всё поняла. Видимо, сразу же сообщила его родителям, а те были строгие и вроде как даже верующие — для них это грех. Хёнук, похоже, свалил всё на меня, и я стал совратителем и козлом отпущения. — Злишься до сих пор? — Да нет конечно. Он был несовершеннолетним, ему с родителями ещё жить и жить, если уж всё предрешено, то лучше обезопасить себя. Надеюсь, у него всё хорошо. Тэхён выпутался из объятий и, приподнявшись на локте, заглянул в глаза. Нахмурился. — Ты ещё чувствуешь что-то к нему? И тогда Чонгук понял, что пора. Чемпион так трогательно тревожился, что тянуть больше не было смысла. Рядом с Тэхёном всё приобретало краски, рядом с ним было легче дышать, рядом с ним Чонгук ощущал себя как никогда свободным. Он навис над Тэхёном, позволил заглянуть в свои глаза, в свою душу и надеялся, что тот найдёт все ответы сам, потому что слов всё ещё не хватало. Но Тэхён молчал, поджав губы, и покорно ждал. — Нет, не чувствую. Уже давно. Для меня существуешь только ты, и я начинаю всерьёз переживать, потому что тону с каждым днём всё сильнее. Совершаю бездумные поступки, ревную и постоянно думаю о тебе. Чонгук склонился ниже, и они соприкоснулись кончиками носов. Он собирался сделать шаг вперёд и надеялся, что впереди нет обрыва. — Буду честен: сейчас для меня нет ничего и никого важнее, чем ты. Даже мой первый чемпионат мира у меня на втором месте. Я в тебе по уши, чемпион, и удивляюсь тому, что ты можешь в этом сомневаться. Тэхён, ничего не говоря, вцепился ладонями в его лицо и потянул на себя. Их губы встретились в поцелуе, от которого кружилась голова, щемило в груди и увлажнялись глаза. — Я так тебя люблю, — сорвалось с уст Чонгука во время передышки. — Что бы я ни говорил, я никогда тебя не ненавидел. Честно, я пытался, думал, что так будет правильнее, и, говоря тебе это тогда, в душевых, сам себя пытался убедить. Не вышло. Чонгуку казалось, что он рано или поздно умрёт, потому что рядом с Тэхёном постоянно перехватывало дыхание, а сердце стучало так, словно вот-вот сломает рёбра. Ему было так плохо и хорошо одновременно, что он пообещал себе: если чемпионат мира не разрушит их отношения, то он сделает всё возможное, чтобы сохранить эти чувства навсегда. Без преувеличения. Даже Хёнук, к которому Чонгук испытывал искренние чувства, не вызывал такого бурного трепета. С ним он осторожничал, старался быть начеку, с Тэхёном же забыл обо всём, что выстраивал двадцать лет, и о том, что только предстояло выстроить. Ведь даже та фотография из Сувона появилась по его вине: он поплёлся ночью за чемпионом, стоял с ним в проходном месте, возле достопримечательности, и знать не знал, к чему это приведёт. Жалел ли он об этом? Ни капли. Несмотря на то, что сам призывал к осторожности. Спустя десять минут, когда они, вдоволь нацеловавшись, лежали, переплетя в воздухе пальцы, Тэхён нарушил тишину: — Намджун тебе не рассказывал, почему перестал меня тренировать? Чонгук поднёс руку Тэхёна к губам и оставил короткий поцелуй на костяшках. — Мы с ним как-то не особо откровенничали, он же такой… ну, сам понимаешь. — Закрытый, — кивнув, со знанием дела подтвердил Тэхён. — Но ты должен это знать. Однажды мы вернулись с соревнований, я был на взводе из-за оценок, хотел поставить новую программу, добавить больше прыжков, а он твердил, что я не смогу их исполнить, что во мне нет никакой стабильности. В тот момент мне нужна была его поддержка, а не сомнения. Я не сдержался — сначала толкнул его, а потом ударил по лицу. Знаешь, это трудно объяснить… Это как выражение «кулаки чешутся» в прямом смысле — зуд ощущается физически, и ему невозможно сопротивляться. Раньше я разбивал всё, что попадётся под руку, чтобы не заплакать, а сейчас, наоборот, плачу, чтобы ничего не натворить. Моя агрессия — это диагноз, который мне поставили ещё давно. Я не хотел как-то лечиться, мол, ну есть и есть, но сейчас, рядом с тобой, я больше всего боюсь сделать то, о чём буду жалеть всю жизнь. Намджун посоветовал мне найти специалиста, и после этого сезона я этим займусь. Чонгук молчал, потираясь щекой о макушку Тэхёна. Он понимал, что не отвернулся бы от него в любом случае, и это страшно — быть настолько ослеплённым любовью. Чемпион тоже замолчал, не пытался оправдаться или добавить что-то ещё, что могло, по его мнению, смягчить ситуацию. Просто ждал вердикта. И Чонгук, зарывшись носом в мягкие волосы, пробормотал: — Станешь моим парнем после чемпионата? Тэхён, заметно расслабившись, хмыкнул: — Почему после? — Он нежно провёл пальцами по голому торсу Чонгука. — Если начнём встречаться сейчас, все мои мысли во время произвольной будут об этом. — Они так или иначе будут, — улыбнулся Тэхён и, подтянувшись ближе, шутливо ввернул: — Знаешь, что в Канаде разрешены однополые браки? — Я же не под венец тебя веду, — вспомнив вечеринку у Юкхэя, что по ощущениям была вечность назад, отозвался Чонгук. И тогда Тэхён, встретившись с ним взглядом, сделался задумчивым. Пожевал губу несколько секунд, а затем ответил с горящими глазами: — Знаешь, а я бы, наверное, согласился.* * *
Тэхён склонился над керамической раковиной и умывал лицо холодной, почти ледяной водой. Они с Чону стояли в туалете после окончания женской произвольной и выступлений первой пятёрки. Во втором этапе порядок изменился согласно результатам короткой: десять парней с конца отсеялись, из оставшихся были сформированы три группы в порядке лидерства. Чону, что оказался на одиннадцатом месте в предварительном рейтинге, выступил одним из первых и сейчас стоял, привалившись к стене. Тэхёну, как и Чонгуку, только ещё предстояло выйти на лёд — почти в самом конце. — Мне недавно предлагали уйти в парное, — задумчиво протянул Чону. Тэхён, у которого бешено стучало сердце, разогнулся и отряхнул ладони. В желании унять тревогу перед прокатом он повернулся к другу и приподнял бровь: — Кто в двадцать три уходит в парное? Не поздно ли менять квалификацию? Чону мазнул языком по верхней губе и наконец встретился с Тэхёном взглядом. — Никогда не поздно, — решительно заявил он, но через пару секунд стушевался: — Но я не знаю… Хичоль думает, что я не всё выжал из одиночного. Но ты сам видишь, как паршиво я катался в эти дни. — Произвольная у тебя была хорошая, — возразил Тэхён. — Настолько хорошая, что я даже в пятёрку не войду, — хмыкнул Чону и тряхнул головой, словно желая отогнать плохие мысли. — Ладно, пошли, а то на общий выход опоздаешь. Когда они вернулись в коридор, в глаза тут же бросился Чонгук, которого они оставили на Намджуна. Тренер что-то ему объяснял и при этом очень активно жестикулировал. Лицо мужчины оставалось серьёзным: на лбу пролегли морщины, брови были сведены у переносицы. Чонгук, что, казалось, не пропускал ни слова, держал руки на поясе и кивал в такт. Конечно, Намджуну было важно, чтобы его подопечный безукоризненно откатал произвольную, ведь программа принадлежала ему, и именно с ней он выиграл чемпионат мира. Как же хотелось, чтобы мама точно так же объяснила тонкости своего выступления, ведь Тэхён больше всего боялся подвести её. Но вместо мамы рядом возникла Сонми и, вытерев рукавом его влажное от воды лицо, уверенно заговорила: — У нас огромные шансы, Тэхён. Самое главное: сосредоточься на себе и на своём прокате. Аксель выше, руки не поднимай, держи их у груди. Это будет самое красочное и запоминающееся выступление, я тебе гарантирую. Тэхён расслабил плечи, глубоко вздохнул и кивнул в знак благодарности. Когда Сонми по-хозяйски начала поправлять его причёску, Чону откланялся: — Пойду займу место у бортика. Погладив Тэхёна по спине, он скрылся за дверью, ведущей на каток. Зал шумел, а Читтапон, закрывавший выступления второй пятёрки, уже шёл в сторону зоны слёз и поцелуев. — Ты просто обязан победить, слышишь? — горячо прошептала Сонми. — Этот чемпионат — твой и ничей больше. Тэхён волей-неволей обернулся к Чонгуку. Это его дебютный сезон, тогда как у самого Тэхёна — возможно, последний. Как всё-таки это странно и трогательно одновременно. На чашах весов лежали многообещающее приветствие и красивое прощание. Для Тэхёна они не склонялись ни в одну из сторон. Спустя минуту невысокая смуглая женщина выглянула из-за двери и махнула столпившимся парням, потенциальным чемпионам, зовя на выход. Пора. В дверях, во время небольшой толкучки, Чонгук обхватил его пальцы своими, и Тэхён вцепился в них мёртвой хваткой. Хотелось утащить его подальше, спрятаться вместе и забыть о вынужденной конкуренции. Но это было лишь в мечтах — в реальности он отпустил его руку через секунду, а в уши уже ударил гомон зрителей. — Встречаем участников заключительной группы! — объявил ведущий. А у Тэхёна промелькнуло в голове ёмкое «пиздец». Всего пять человек: он, Чонгук, раздражающий Мейсон, Кента, улыбающийся так часто, что аж тошно, и трепло Бэм. И только трое имели в программе пять четверных прыжков. Тэхён мысленно поставил Бэма и Кенту вне пьедестала. Сонми аккуратно подтолкнула его, задумавшегося, в спину. Острый конёк встретился с изрезанным после второй пятёрки льдом. Разум отключился. Было всего шесть минут, чтобы повторить прыжки. Тэхён сделал всего один круг, разминулся с Чонгуком и вошёл в каскад из лутца и флипа — прыгнул с изящным наклоном, сгруппировался правильно и приземлился чисто, раскинув руки. Публика не переставала аплодировать каждому. После повторённого риттбергера, за который он надеялся вновь получить высший балл, Сонми махнула ему. Тэхён на ходу расстегнул олимпийку и, подъехав, передал её женщине. Затем принял из её рук бутылку воды, сделал пару глотков и вернулся к разминке — у него оставалось ещё три с половиной минуты. Пять секунд он потратил на разглядывание Чонгука, прыгавшего тулуп, — через ничтожные двадцать минут тот покажет его всем и, Тэхён не сомневался, сделает это так же безупречно, как сейчас. К концу разминки на льду остался лишь Мейсон в огненно-красном костюме. Тэхён далеко уходить не стал: ему выступать следующим. Недолго думая, он занял место рядом с Чону, облокотившимся на бортик, и бросил взгляд на Чонгука: тот вынужденно остался возле Намджуна и так же пристально наблюдал за противником. Ведущий представил Мейсона публике, и, как только началась музыка, все замерли. Пальцы инстинктивно сжались в кулаки. От проката Мейсона зависело многое. — Не приземлит, — заключил Чону за секунду до того, как канадец упал со второго четверного лутца. Тэхён и сам это понял, когда увидел, насколько был резок его заход на прыжок и под каким градусом он сделал обороты. Эта неудача вызвала цепную реакцию — за одним красным квадратом последовал и другой. Дорогостоящий четверной флип был превращён в тройной, и это ещё больше выбило Мейсона из колеи — всё читалось по его лицу и по лицу его тренера из США. Когда канадец завершил свою произвольную, застыв с высоко поднятым кулаком, в его глазах стояли слёзы. Обидно, очень обидно облажаться в тот момент, когда зрители в тебя верят, а соперники откровенно боятся. Но Тэхёну не было жаль Мейсона; когда тот вышел через калитку и прошагал мимо него, он бросил с натянутой ухмылкой: «Ну ничего, в следующий раз повезёт». А сам, затаившись, ждал баллов. Мейсон занял первое место в предварительном рейтинге, но все понимали, что это ненадолго: сто восемьдесят баллов за произвольную программу — ничтожно мало для фигуриста, замахнувшегося на золотую медаль. Перед тем как выйти на лёд, Тэхён обернулся к Чонгуку. Посмотрел прямо в глаза. Сейчас, когда Мейсон потерпел неудачу, они оба понимали, что в соревнованиях остались, как бы эгоистично это ни звучало, лишь они вдвоём. Это только их война, и эту войну они заведомо проиграли, поддавшись чувствам. — На лёд приглашается Ким Тэхён, Южная Корея. — К чёрту, — бросил он ещё до того, как ему сказали «ни пуха ни пера». Тэхён считал, что сделал всё возможное: желание упавшей звезде загадал, костюм в цвет золотой медали купил, добрые дела совершил. Осталось лишь включить свои умения на пару с талантом и отключить голову. Зрители неистово верещали. Слышалась даже родная речь: «Тэхён, давай», и это подстёгивало. Его помнят, его знают, его любят. Он встал в исходную позицию, прикрыл глаза, выдохнул. Принялся считать. Раз… Два… Три… Сердце стучало так бешено, что Тэхён всерьёз испугался не услышать начало музыки. Когда нарастающий страх стал стискивать лёгкие, а желание открыть глаза и обернуться к Сонми сделалось невыносимым, зазвучали первые ноты. Прошло всего десять секунд. Тело начало программу на автомате. Под энергичные звуки барабанов Тэхён подался вперёд на зубцах, сделал небольшую перебежку и разогнался. Пусть отец и не смотрел на него с трибун, но наверняка наблюдал по телевизору. Минсу, с которой он месяц назад впервые поговорил не сквозь зубы, тоже обещала включить прямую трансляцию и болеть за него. А самое главное — на него смотрела мама, Тэхён был в этом уверен. Уж свою любимую песню она никогда не пропускала: как только слышала её по радио, так сразу прибавляла громкость. Первым был сальхов — такой, казалось бы, лёгкий, но такой коварный. Это именно тот прыжок, на котором он упал при первой встрече с Чонгуком, на каскаде с ним же коснулся льда рукой и именно сальхов изменил на чемпионате Азии, что повлияло на окончательный результат. И сейчас четверной сальхов вновь покорился ему. Трибуны зашумели: чистый выезд, нога под девяносто градусов, идеальный арабеск. Четверной риттбергер дался без труда. Тэхён надеялся, что судьи вновь поставили за него пять целых двадцать пять сотых балла. В горле стоял непонятный ком, глаза противно щипало, дыхание сбилось. Тэхён слушал эту песню только в детстве и на репетициях, но сейчас ему казалось, что эта мелодия пронеслась вместе с ним сквозь всю жизнь. Он сделал четверть круга и вошёл в образцовый заклон: прогнул тело максимально глубоко, запрокинул голову, а правую ногу вытянул назад с изгибом в сторону спины. Обожгла острая боль, и Тэхён, делая быстрые вращения вокруг своей оси, зажмурился. Ему не привыкать: травма напоминала о себе при каждом элементе. Во время прыжков, как ни странно, бедро почти не ныло, а вот при углублении корпуса, как, например, в волчке или либеле, казалось, что плоть пронизывают тысячи игл. Выходя из вращения, Тэхён постарался выглядеть непринуждённым — камеры снимали так близко, что зритель заметит любую гримасу. Заканчивался второй припев, и начиналась следующая половина программы. Баллы умножались — необходимо было выжать из своего выступления всё. Но почему-то именно сейчас, на глазах у миллионов зрителей его охватила сентиментальность. В горле чесалось, из глаз катились крупные капли слёз; он невольно прислушивался к тексту, выученному наизусть: «Давай, ангел, давай, дорогая, Начнём обмениваться опытом…» Тэхён не мог думать ни о ком, кроме мамы. Она покинула соревнования под эту песню — так же красиво, как её сын делал это сейчас. Бедро жгло от неистовой боли, но он всё равно разогнался, сделал ход назад и взмыл ввысь, оттолкнувшись внешним ребром конька. Лутц в четыре оборота, техничное приземление и снова отрыв ото льда. Тройной флип и аккуратный выезд с широко распахнутыми руками. Один из двух каскадов — есть. На губах чувствовалась солёная влага, но Тэхён широко улыбнулся и повернулся к длинному ряду арбитров. В ход пошёл первый блок шагов четвёртого уровня: скобка, крюк внутрь, выкрюк и петля — на ней бедро заболело особенно сильно, — затем твизл, изящный прогиб и мимолётное прикосновение ко льду кончиками пальцев. Мышцы начали забиваться. Тройной риттбергер и четверной флип вышли в плюс — Тэхён в этом не сомневался, однако всё равно ощущал, как тяжелеет тело от навалившихся эмоций вперемешку с усталостью. Второй блок шагов дался значительно сложнее первого, а на либеле на мгновение потемнело в глазах. Впереди был коварный каскад, который он исполнил в короткой, гидроблейд и завершающий прыжок во вращение. Тэхён сделал короткий резкий выдох, пока ехал вперёд спиной, а затем, расправив руки, словно крылья, спружинил в коленях и прыгнул. Четверной тулуп, а после него сразу же аксель — как велела Сонми, с крепко прижатыми к груди руками. Наверное, это его спасло. Он приземлился уверенно, не завалился, и его тут же поддержали оглушительным рёвом. Тэхён выдохнул и расслабленно прикрыл глаза в неверии: вся прыжковая часть программы осталась позади. Он сделал все восемь прыжков — и сделал превосходно. Ближе к бортику Тэхён разогнался спиной, завёл правую ногу вперёд и стремительно опустился, держа левую на весу. В сгибе тазобедренного сустава в очередной раз стрельнуло, и резь эта была настолько ослепляющей, что Тэхён не сдержался и тихо выругался себе под нос. Если он сейчас сорвёт гидроблейд, то потеряет слишком много времени, чтобы подняться. Поэтому, стиснув зубы, Тэхён продолжал опускаться, едва не дотрагиваясь щекой до льда. Он ласкал пальцами морозную гладь, держал глаза прикрытыми и скользил, описывая собой ровный круг, словно циркуль. По коже бежал холодок, и хотелось вот так, касаясь льда, слиться с ним в одно целое. Потому что Тэхён без катка никто, и каток без Тэхёна — лишь коробка с замёрзшей водой. Золотистые ленты, ниспадавшие с костюма, повторяли траекторию его рук, а стразы на рукавах красиво переливались на свету. Тэхён скользил всего несколько секунд, но казалось, что время для него замерло. Как же знаменательно вышло: он единственный на текущих соревнованиях исполнил гидроблейд и сделал это в стране, благодаря которой элемент и стал популярен. Со слезами на глазах и гримасой боли и отчаяния на лице он поднялся во весь рост и, слегка растерявшись, отъехал от центра. Вновь выругался и сделал прыжок в финальное вращение — волчок. Начал опускаться на правой ноге, выставив вперёд левую, и понял: не сможет. Сил не осталось. Сделав всего пять из десяти оборотов вокруг оси и так и не присев полностью, он завалился набок и влетел прямо в борт. По трибунам пробежал ропот, а Тэхён прикусил внутреннюю сторону щеки, лишь бы не закричать от невыносимой боли, прострелившей бедро. Было ощущение, словно ему наживую проводят операцию: разрезают скальпелем плоть и пальцами достают осколки бедренной кости. Публика аплодировала и скандировала его имя, утешая. А Тэхён благодарил высшие силы, что это был последний элемент программы, ведь иначе он просто не смог бы продолжить. Его бросило в жар, глаза застилала мутная поволока, уши заложило. Музыка кончилась, и он сам не заметил, как доехал до конечной точки на левой ноге. Затем опустился на правое колено, раскинул руки и поднял подбородок, замирая в финальной позиции. Дыхание никак не приходило в норму, по щекам текла горячая влага. Под раскатистый крик толпы Тэхён рухнул на второе колено и припал лбом ко льду, роняя на него жгучие слёзы досады. Он больше не мог терпеть и выл от распирающей боли. Почему он чувствовал её так остро, но при этом был не в состоянии пошевелить ногой, подтянуть её ближе? У Тэхёна не получалось встать. А зал продолжал гулко шуметь, на лёд летели цветы с игрушками. Хотелось, чтобы его полностью ими засыпали, лишь бы никто не видел его скорчившееся лицо и бьющееся в судорогах тело. Неужели это конец?.. Издалека донёсся слегка писклявый крик Сонми — она звала Юнги на помощь. Тэхён хотел было её остановить, выставить руку вперёд, мол, не надо, я поднимусь сам и достойно уйду, но не мог пошевелиться, а изо рта вырвался непонятный полукрик-полувсхлип. — Тэхён! — раздался голос доктора Мина. Послышался звук скользящих по льду ботинок. Сонми, что-то крича, обегала каток за бортиком. Затем последовал звук торможения коньков, а за ним — почти такой же, но более резкий. — Ты можешь встать? — присев на колено, спросил Юнги. — Я сейчас дам отмашку медицинской бригаде. — Не надо, — всхлипнул Тэхён. — Я не хочу, чтобы меня забирали на носилках. — Мы поможем. — Это был уже Чону. — Закидывай руку. Тэхён разогнулся с помощью друга и, обернувшись, увидел Чонгука, что смотрел на него с нескрываемым испугом в расширенных глазах. Салага, наплевав на все слухи и подозрения, что могли возникнуть из-за его действий, вышел к нему на лёд. Тогда Тэхён, закидывая руку на его плечо, приказал дрожащим, но серьёзным голосом: — Забудь, что я сейчас упал. Ты следующий — откатай чисто и даже не вздумай мне поддаваться. Спасуешь — не прощу. У Чонгука заметно дёрнулся кадык. Он, выждав пару секунд, всё-таки утвердительно кивнул. Обещал не обращать внимания на его травму и кататься так, как катался, — пусть держит слово. А Тэхён сделает всё, чтобы помочь ему закрепиться в числе профессиональных спортсменов, — это его жест любви. Чонгук выиграет, Тэхён прекрасно это понимал. — Мы поедем в больницу, — негромко сказал Юнги подбежавшей Сонми. — Тэхён, ты… — беспокойно начала Ли, но тут же была прервана. — Нет, не поедем, — припечатал он, остановившись, а затем обратился к Чонгуку: — Тебя скоро вызовут, иди к Намджуну. Салага топтался на месте, не спеша отступать и отпускать его. — Чонгук, иди, — с нажимом повторил Тэхён. — Пожалуйста, соберись. — Мы поедем, — продолжил настаивать Юнги, стоило Чонгуку спешно надеть чехлы и побежать к тренеру. — Ты и шага сам сделать не можешь! — Нет, я пойду смотреть баллы! — В голосе слышалась приближающаяся истерика. — Сонми, пошли! — Тэ, послушайся, — с тревогой попросил Чону. Тэхён заплакал, уже не стесняясь объективов камер, направленных на них. Он, утирая непрекращающийся ручей, с мольбой взглянул на притихшую Сонми. Та переминалась с ноги на ногу и задумчиво кусала губу. — Пожалуйста… — только и сказал он. — Чону, помоги ему дойти до пуфиков, — скомандовала Ли и махнула девушке с наушником, мол, секунду. — Мы уедем сразу после церемонии награждения. — Да нельзя столько ждать! — взорвался Юнги, спеша следом за ними. — Впереди ещё три фигуриста, а парней награждают в самом конце! Это ещё минимум сорок минут, а любое его движение только хуже делает! Пока Чону помогал Тэхёну усаживаться на синий круглый пуфик в зоне слёз и поцелуев, Сонми резко обернулась к мужчине, и тот застыл как вкопанный. На фоне миниатюрной женщины он вдруг сделался беспомощным. От Ли веяло решимостью. — Я не знаю, когда наступит его следующий сезон и наступит ли, — едва слышно сказала она, и у Тэхёна в горле застрял вязкий ком. — Дай ему сделать так, как он хочет. Иди разыщи костыли лучше. И Юнги, гневно раздувая ноздри, сдался. Когда он развернулся на пятках, на экране уже закончили показывать прыжки Тэхёна и сменили трансляцию логотипом Международного союза конькобежцев. Когда Сонми, поправив волосы, села рядом и накинула на плечи ученика олимпийку, на монитор вывели их изображение. — У нас всего лишь падение на вращении и секундное опоздание в конце, — деловито сказала Сонми и взяла его руку в свою. — Все прыжки были чистыми, ты обязан получить высокую оценку. — Это мне не поможет, — надрывно прошептал Тэхён, подняв красные глаза на экран. Там быстро разворачивался результат. Горело два красных штрафа: за падение и за нарушение хронометража выступления. С их учётом вышло сто девяносто шесть баллов — несмотря на более сложную программу, всё равно на три балла меньше, чем он получил во время чемпионата Азии. Табличка с его именем поднялась на первое место, сместив Мейсона и оставив между ними внушительный разрыв. Общий итог: двести девяносто восемь целых пятьдесят девять сотых балла. Тэхён спрятал лицо в ладонях. Он хотел перешагнуть за триста. — Вот видишь, — погладила его пальцы Сонми. — Чему быть — того не миновать. — В том-то и дело, — невесело ответил Тэхён и поднял взгляд на Чону. — Помоги мне сесть в коридоре. Пожалуйста, я хочу посмотреть его программу. — На лёд приглашается Чон Чонгук, Южная Корея, — будто поторопил ведущий. Чону, поджав губы, подлетел к нему и с силой поднял на ноги. Они выскочили во второй выход и, пройдя пару метров, втроём сели на скамейку. Друг надел на свои лезвия защиту и помог сделать это Тэхёну, замершему в ожидании. Чонгук выглядел очень мрачно, но невероятно красиво в своём костюме, вышитом чёрными и красными стразами. Передние пряди спадали на лицо, а сзади был завязан крепкий хвост. В следующую секунду он поднял руки, словно зачерпывал ими воздух, и разогнался вперёд. Небольшая перебежка и первый прыжок — тройной флип. Он был выполнен без усилия, легко и изящно. Вверху уже горел первый зелёный квадрат. Следом шёл заклон, переходящий в бильман. Скорость Чонгук набрал высокую и тут же вышел в плюс. Между Тэхёном, Сонми и Чону установилась напряжённая тишина, нарушаемая криками из приоткрытой двери на каток. Хореографическая часть вызвала слабую улыбку; коронный кантилевер в полной мере продемонстрировал, что Чонгук придал программе Намджуна совсем иной, свой шарм. В конце первой половины он умело прыгнул флип в четыре оборота и зашёл в каскад из четверного и тройного тулупов; на экране красовалось уже четыре зелёных квадрата, а спустя несколько секунд появилась оценка судей — связка прыжков вышла в плюс. Тэхён сам не заметил, как сильно стиснул кулаки. Он видел, что Чонгук слегка осторожничает, но при этом не срывает элементы и отдаёт всего себя, несмотря на переживания за любимого человека. Тэхён был ему благодарен, ведь медвежья услуга ему не нужна — лучше уж честное поражение, чем победа, отданная из жалости. Не каждый фигурист пришёл бы к такому выводу, и этим он уже был лучше остальных. Судя по отсчёту минут внизу экрана, началась вторая половина. Чонгук исполнил сложную дорожку с твизлом и чоктау и тут же, почти не выжидая, прыгнул четверной риттбергер. Сделал это не так хорошо, как Тэхён, и получил за него всего два с половиной балла — тем не менее все шесть элементов были отмечены зелёным. Впереди оставалось почти столько же. За вторым блоком шагов последовало вращение стоя, а за выкрюком и скобкой — очень сложный каскад. Два четверных сальхова через ойлер во второй половине — задача не из лёгких для фигуриста, у которого мышцы уже забились после дорожки. Но Чонгук справился — на выходе долго не стоял и с ойлером не медлил. В результате получил очередной плюс, а баллы за технику стремительно приближались к баллам лидера. Тэхёна. Во рту чувствовалась кровь: он искусал все губы и щёки; нога непроизвольно тряслась, наверняка раздражая и Сонми, и Чону. Но те молчали и так же смотрели на экран. Тройной аксель с высоко поднятыми руками помог Чонгуку нагнать Тэхёна, а прыжок в либелу — обойти. Глаза вновь защипало, а непрерывную боль в бедре перекрыла другая — та, что в груди. Он сгорал заживо, всхлипы стали до того громкими, что Чону и Сонми, как по команде, принялись его успокаивать. Он не смог. Он опозорил маму. Он в очередной раз призёр. И в очередной раз не чемпион мира. Чонгук, поклонившись всего раз, поспешил к калитке, даже не подняв ни одной игрушки. На экране появился Намджун, протягивающий подопечному чехлы, и Тэхён не выдержал — звонко ударил по скамейке и крикнул: — Блядь! — яростно, с обидой на всех. Но только не на Чонгука. За него он был рад. — Тэ, — попытался вставить слово Чону. Но его уже не слышали. — Блядь, блядь, блядь! — Тэхён продолжал лупить несчастную лавку, рыдая во весь голос. — Ненавижу! Ненавижу это всё! Чону пытался его утешить, прижать к себе, но он вырывался, истерически брыкался и повторял, словно мантру: — Ненавижу! Я не хочу, не надо, — отталкивал он чужие руки от себя. — Ненавижу! — Тэхён! — заверещала Сонми, вскочив с места. — Чону! — Ненавижу! — с грудным рыком, сквозь зубы. — Тэ, — остановив попытки успокоить друга, пролепетал Чону. — Ты победил. Тэхён успокоился, словно по щелчку, в ту же секунду. Лишь неровное дыхание и покрасневшее лицо выдавали бурную истерику. Он, задержав дыхание, медленно перевёл глаза на монитор и увидел не что иное, как любимое лицо — Чонгук усиленно пытался сделать расстроенный вид — и только потом то, что его имя так и осталось на первом месте. — Разница в один балл! — ликовала Сонми. — Короткая программа нас спасла! Перед тем как изображение переключилось на каток, Тэхён успел заметить, что Чонгук набрал на два балла больше за произвольную, но не смог обойти его в общем результате. — Поднимайте чемпиона, — послышался голос Юнги, что пытался выглядеть сердито, но не мог сдержать гордой улыбки. — И идём за мной, я прогнал канадского врача из его кабинета. — Подождите, — запротестовал растерянный Тэхён, когда Чону поднял его на ноги. — А Чонгук? — Идите уже, — махнула рукой Сонми. — Я подожду его здесь и скажу, где ты. Сил хватило лишь на робкую улыбку. Как он смел её не уважать? Сонми — лучший тренер и вообще одна из лучших людей, кого он встречал в жизни. И Тэхён сделает всё, чтобы в период его лечения она не осталась без работы. — Ты же говорил, что всё прошло, — сетовал доктор Мин, доставая шприц. — Твоё самовольство тебя в могилу сведёт! — Я не хотел сниматься с соревнований, — понуро ответил Тэхён. Он всё ещё не верил в свою победу, а чужой голос слышался будто сквозь толщу воды. Из выступающих остались Кента и Бэм, но со своими программами они могли бороться только за бронзу. — Не хочу делать выводы раньше времени, но, скорее всего, потребуется операция, — взглянув на Чону, привалившегося к стене, прошептал Юнги. — Как бы ты в коляску не сел после такого. Сердце ухнуло куда-то вниз. Тэхён посмотрел в угол, где стояли костыли, и сглотнул. — Я хочу выйти на награждение самостоятельно — это моя последняя просьба, — отчего-то тоже перейдя на шёпот, сказал он. — А после этого всё что угодно. — Ты самый упрямый человек на свете. Тэхён с улыбкой подумал: «Это вы ещё мою маму не знали». Но сказать ничего не успел: Юнги кивком попросил снять брюки, а затем длинная игла с обезболивающим вошла в чувствительное место, вызывая адскую боль — но едва заметную по сравнению с той, что так и не отступила. — К твоему выходу должно стать чуть-чуть легче. Слова кончились — получился лишь благодарный кивок. В следующую минуту дверь кабинета распахнулась, ударившись о стену и напугав Чону. На пороге показался взлохмаченный Чонгук. Он тяжело дышал и пару секунд недоумённо бегал глазами по кабинету, ища Тэхёна. — Пойдёмте, — улыбнулся Чону, кивая на выход. И когда Юнги, покачав головой, сунул руки в карманы и последовал за ним, стало ясно: он тоже в курсе. Чонгук проводил их взглядом, захлопнул за ними дверь и в следующую секунду оказался у кушетки. Губы встретились в напористом поцелуе. Чонгук накрыл ладонями его щёки, прижал к себе ещё ближе и не отпускал. Тэхён, всё ещё задыхаясь от пережитого, выдохнул в поцелуй и обнял его за тонкую талию. — Я не поддавался, клянусь, — затараторил Чонгук прямо в губы. — У меня получилось побить свой рекорд. — Я знаю, — улыбался Тэхён, переходя на щёки. — Я всё видел. — Ты чемпион, — с гордостью заявил Чонгук. — Всё честно. — Расстроился? — Мне кажется, даже Намджун смог выдохнуть. — Лицо салаги светилось. — Всё закончилось. Тэхён кивнул: и правда. Это конец. Всё произошло стремительно, оставалось лишь выйти и получить свою законную медаль. Дальше — таинственное будущее, и хотелось бы верить, что совместное с Чонгуком. — Так ты станешь моим парнем? — с придыханием спросил тот. — Как и договаривались, после чемпионата, — подмигнул Тэхён и осторожно сполз с кушетки. Боль очень медленно, но всё же начала стихать, а нога — более-менее чувствоваться. Он аккуратно проковылял к костылям и взял их в руки. Вот он — атрибут заката его соревновательной карьеры.* * *
Тэхён стоял в олимпийке и в кедах вместо коньков. Под мышками были зажаты костыли, а взгляд был направлен на заветный пьедестал, на котором сейчас стояли спортивные пары. Тэхён заметил, как крепко обнялись Минхён и Тэён, а затем нежно поцеловались, демонстрируя папарацци свою неземную радость. Невозможно было не улыбнуться: этот сезон, несомненно, стал самым запоминающимся для корейской сборной. — Награждаются призёры и победитель в одиночном катании среди мужчин! — объявил ведущий по-английски. Перед пьедесталом уже разложили ковровую дорожку, ведущую ко второй калитке, у которой стоял Тэхён. Позвали Кенту, вырвавшего бронзу у Бэма и Мейсона. Он, привычно улыбаясь, вышел из первой калитки и в знак благодарности сделал на радость публике тройной прыжок. Затем ступил на ковёр и маленькими шажками просеменил к своей ступени. — Второе место занял Чон Чонгук, Южная Корея! Публика закричала, и Тэхён не удержался — тоже похлопал в ладоши, довольно прикусив губу. Намджун подтолкнул ученика, и тот выехал на лёд с распахнутыми руками. Прыгать не стал, лишь приложил ладонь к груди и поклонился. — Звание чемпиона мира завоевал Ким Тэхён, Южная Корея! — Знаешь, Тэхён, такие фигуристы появляются раз в поколение, — с теплотой произнесла Сонми и приняла в руки наспех сброшенную олимпийку. Заиграла песня с произвольной, и это окончательно добило. Тэхён хромал по ковру с саднящим горлом и слезами на глазах. Его мелко колотило от осознания: вот-вот ему на шею повесят золотую медаль. Он войдёт — нет, уже вошёл — в историю как чемпион мира. Не чемпион Кореи или Азии, а чемпион целого мира. Это стоило всего. Когда вышел президент канадской федерации по фигурному катанию и наградил его заветным трофеем, публика возликовала. Это был тот случай, когда аплодировали даже соперники. — Ким Тэхён! — скандировали с трибун. — Ким Тэхён, — негромко повторил Чонгук, прижимавший к груди букет цветов. Салага смотрел с неприкрытым восхищением, продолжая с любовью повторять его имя. И Тэхён, сжав пальцами свою медаль, вновь разрыдался. Он знал, что мама была бы за него горда.