Касаясь льда

      Таксист ехал неспешно и всё время жался к правой полосе. Тэхён нетерпеливо закатывал глаза и томно вздыхал, когда видел идеальный шанс для того, чтобы обогнать плетущуюся спереди машину. Солнце стремительно клонилось к горизонту, небо сделалось оранжево-розовым. Рядом с Тэхёном покоился звенящий пакет — причина, почему он ехал с аккуратным водителем, а не на своей машине.       После утренней тренировки, которую фигуристы провели в тренажёрном зале, тело ныло пуще, чем при выполнении сложнейших элементов. Прыжки на скакалке так сильно нагрузили травмированную ногу, что по магазину Тэхён ходил, хромая. Голова была забита мыслями то о Юкхэе, которого не увидел в раздевалке, то об игнорирующем его Чону, то о Чонгуке, что занимался рядом с ним. Тот выглядел так, словно в зале не было никого, кроме него и тренера. Методично выполнял указания Намджуна и не обращал внимания на завистливые взгляды остальных. Оно и понятно: Чон был самым накачанным среди фигуристов и не уступал формой хоккеистам. Широкие плечи, сильная шея, по которой струился пот, и крепкие рельефные бёдра — Тэхён искренне пытался всего этого не замечать, но вскоре поймал себя на бесстыдном разглядывании Чонгука.       Ким постоянно прокручивал в голове предложение отца, и с каждым разом оно звучало всё разумнее: Тэхёна и вправду отправят на чемпионат Азии, как это было из года в год, даже если он займёт последнее место на отборочных. А всё потому, что каждый в стране знал: Ким Тэхён — лучший фигурист и очевидный претендент на золото чемпионата мира. Посрамить честь своей матери он попросту не имел права.       — Остановите здесь. — Низкий голос Тэхёна заглушил бормотание дорожного радио.       Водитель вежливо с ним попрощался, и через секунду телефон пиликнул, оповещая о списании средств за поездку. Тэхён переложил бренчащий пакет в другую руку и мимолётно в него заглянул: на дне лежали две бутылки дорогого коньяка. Выбор стоящего алкоголя оказался довольно сложным, Ким слонялся по ликёрному отделу в поисках чего-то такого, что могло примирить двух людей и затмить навязчивые мысли. Импортный «Хеннесси» оказался замечательным вариантом для того, чтобы упиться в драбадан и решить все недопонимания.       Вокруг темнел густой лес, и лучи закатного солнца еле пробивались между стволами. Тэхён вдохнул свежий воздух полной грудью и прикрыл глаза: слишком уж много проблем появилось с приезда Чонгука. Ким потёр бедро сквозь плотную ткань джинсов и поковылял к закрытым воротам. У высокого забора одиноко стоял глянцево-чёрный «Мерседес» Юкхэя, и Тэхён сделал логичный вывод, что тот снова один. Родители молодого хоккеиста постоянно в разъездах: либо в деловых поездках и на конференциях, либо в обычных отпусках. Вону всего двадцать один, но он уже с самого детства привык жить в одиночку.       Идти к другу на следующий день после драки, а вернее — избиения, Киму казалось глупым, но он чувствовал жгучий стыд и вину перед ним. Вдавив кнопку звонка большим пальцем, Тэхён посмотрел в небольшую камеру, висящую на воротах, и показал в неё пакет с просвечивающими бутылками. Спустя минуту раздался звон, и ворота приветственно открылись. Тэхён зашёл на территорию дома Вонов и собрался с силами. Он даже представить не мог, что творилось с лицом хоккеиста.       Когда Тэхён поднялся к входной двери, та резко распахнулась. Он не сдержал удивлённого вздоха, увидев недовольного Юкхэя. Нос у того распух, на переносице темнел уродливый синяк; такой же красовался и под левым глазом. Меньше всего пострадали губы — на верхней появился небольшой рубец, который уже стремительно заживал. По сравнению с травмами Юкхэя синяк на скуле Тэхёна казался пустяком.       — Чего припёрся?! — рявкнул он и сложил руки на тяжело вздымающейся груди.       — Мириться. — Тэхён выдавил виноватую улыбку, и бутылки в пакете одобрительно звякнули.       — А если я не хочу? — Брови Вона чопорно приподнялись, а губы сложились в ровную линию. — Проваливай, серьёзно.       Юкхэй хотел было захлопнуть дверь, но Тэхён успел ухватиться за неё свободной рукой, подставив здоровую ногу. Хоккеист не стал сопротивляться и вздохнул, устало взглянув на друга. Всё это походило на низкосортную мелодраму, где главная героиня лишь делала обиженный вид, хотя на самом деле мечтала, чтобы её возлюбленный зашёл в квартиру. Тэхёну стало смешно, и он поспешно подавил улыбку, пока Юкхэй не разозлился ещё сильнее.       — Если бы не хотел, то не открыл бы мне ворота, — резюмировал Ким и всё-таки протиснулся внутрь, закрывая за собой дверь. — Давай выпьем.       Вон развернулся и молча зашагал в гостиную, в которой, судя по всему, проводил свой вечер. Подушки на диване лежали небрежно, а на столике рядом стояли жестяные банки пива и полупустая миска чипсов. Изогнутая плазма, высоко висящая слева от дивана, транслировала хоккейный матч, который проходил прямо сейчас в стенах родной арены. Разувшийся Тэхён застыл на полпути, поднял голову и всмотрелся в происходящее на экране. Это была домашняя игра «Сеульских тигров» против «Лисов Тэгу». Хоккеисты в тяжёлой экипировке толкались и свирепо скользили по льду, то и дело отнимая друг у друга летающую по всему катку шайбу. В поле зрения появлялись знакомые номера, но не было видно выдающегося нападающего с большой девяткой на спине. А всё потому, что он сейчас сидел на диване и уныло следил за игрой своей команды. Тэхён вновь почувствовал вину, разлившуюся ядом по всему телу, — Юкхэй пропускал первый в сезоне матч лишь из-за того, что его лучший друг решил выместить на нём гнев.       — Как ты себя чувствуешь? — Тэхён достал коньяк и выставил бутылки перед носом Вона.       — Я в порядке, — слукавил Юкхэй и слегка сощурился, стоило дну «Хеннеси» звонко встретиться со столом.       Тэхён не стал спорить. Он знал друга, и тот был слишком похож на него — они оба ни за что не покажут свою слабость. Слишком горделивые и упрямые. Под приглушённый бубнёж телевизора Ким скрылся на кухне в поиске рюмок, но стоило ему дойти до стола, как в голову полезли воспоминания. С недавних пор дом Юкхэя ассоциировался исключительно с Чонгуком и произошедшей между ними близостью. Тэхён провёл кончиками пальцев по гладкой поверхности, и в голове зазвенели голоса, скандирующие: «Пей! Пей! Пей!» На языке осел сладкий привкус соджу и губ Чонгука — Тэхён явно сходил с ума.       Расстегнув пуговицу на рубашке, Ким вздохнул полной грудью и открыл навесную тумбу. Вгляделся в фужеры, бокалы и схватился за рюмки, стоящие поодаль идеально ровным рядом. Он дезертировал с кухни так быстро, словно боялся, что Чонгук материализуется из его мыслей прямо перед ним.       Плазма всё ещё показывала хоккейный матч. «Сеульские Тигры» уступали «Лисам» на несколько очков. Когда форвард из Тэгу умело обошёл линию защиты «Тигров», Юкхэй недовольно прищурился и затаился, словно готовящийся к нападению хищник. Экран погас сразу после того, как их голкипер не смог отразить летящую в ворота шайбу и к пяти очкам чужой команды прибавилось ещё одно. Вон швырнул пульт в стену, и тот чудом не разлетелся на части.       — Ни хуя без меня не могут, — выругался Юкхэй и раскинулся на диване, запрокинув голову.       Тэхён плюхнулся рядом, взялся за первую бутылку коньяка и равномерно разлил янтарную жидкость по рюмкам. Протянул одну хоккеисту и развернулся в его сторону.       — Мне жаль, — начал Тэхён, и они чокнулись.       Коньяк обжёг горло. Ким скривился, но к чипсам не потянулся: он здесь, чтобы напиться. По телу разлился жар, и Тэхён запоздало подумал, что, возможно, две бутылки на двоих слегка многовато. Юкхэй негромко зашипел, когда алкоголь соприкоснулся с раненой губой, и поспешно облизнулся. Глаза у него блестели, и мысли были где-то не здесь. Тэхёну всегда казалось, что друг слишком прост, но сейчас возникло непонятное желание узнать, что у Вона на уме. Есть ли в его голове что-то помимо хоккея, девочек и пьянок?       — А что бы ты сделал? Ты же не можешь контролировать вашу защиту, — хмыкнул Тэхён и подлил ещё коньяка.       Юкхэй рассмеялся, и на секунду сложилось впечатление, словно никакой драки между ними не было. Будто они просто решили выпить и поговорить за жизнь. Но лицо Вона и синяк на скуле Тэхёна наглядно показывали, что между ними есть недопонимание.       — Сразу видно, что ты ни черта не смыслишь в хоккее. — Вон принял протянутую рюмку и опрокинул её в себя, прежде чем продолжить. — Того придурка, который забил нам, зовут Минги. Мы «опекуны» друг друга, и если бы я был на льду, то этот идиот не смог бы ни на секунду завладеть шайбой.       Тэхён кивнул, хотя ничего не понял. Юкхэй перенял инициативу и разливал уже по третьей рюмке: возможно, он преследовал такие же цели, как и Ким. Набухаться и помириться. На языке вертелись извинения, но Тэхён не спешил их произносить. Юкхэй взглянул на него и, вручив рюмку, приподнял кустистые брови.       — Можешь не извиняться, я знаю, как ты это ненавидишь, — хмыкнул хоккеист. — Просто объясни мне, почему?       — Ты сам знаешь.       Юкхэя этот ответ не устроил — это было заметно по его горящим глазам и капризной линии губ. Вон больше не желал слышать отговорки в стиле «это мой характер, смирись» или «прими мою болезнь», вся его поза давала понять, что он жаждал знать больше. Тэхён понимал, что им давно стоило уладить разногласия и сгладить острые углы, но коньяк не развязал ему язык, наоборот — слова отказывались складываться в предложения. Говорить вдруг стало лень.       — Твои высказывания в адрес Чону переходят все границы, — всё же сдался Тэхён. — Отстань ты от него уже, раз дружить не можешь.       — Разве тебе приятно видеть эту гомосятину?! — взорвался в ответ Юкхэй. — Почему нельзя делать это в другом месте?       Тэхён прикрыл глаза и проглотил грубый ответ, рвущийся наружу. Если бы Вон узнал, какой «гомосятиной» занимался Ким, эта посиделка в одночасье бы перестала быть примирительной.       — Ты же лапаешь девчонок на виду у всех, — парировал Тэхён.       — Потому что это нормально! Двое мужчин, не связанных кровными узами, могут или дружить, или враждовать. Мужчина… — Юкхэй запнулся и невесомо почесал кончик носа; щёки его горели. — Мужчина не может любить мужчину так же, как женщину. Это отвратительно!       — То, что Чону гей, не делает его ненормальным или отвратительным. Чону остаётся Чону, а его постельные дела нас не касаются.       Тэхён сглотнул вязкую слюну. Он намеренно утаил, что однажды стал частью «постельных дел» Чону. На пьяную голову воспоминания, которые, казалось, давно стёрлись из памяти, всплывали чаще. «Всего один раз, и сразу же об этом забудем» — в голове звучал собственный голос, только совсем ещё юношеский. Прошло уже семь лет, и подробности их болезненно-неловкой близости были смыты течением времени. Тэхён не помнил, как они договорились и пили ли перед этим. Оба были так юны и так неопытны. Тело Чону отличалось мягкостью и женственными изгибами — это легко оправдывало Тэхёна, у которого тогда встал на лучшего друга. Он целовал его и неумело вколачивался в разгорячённое тело. Ким эгоистично заботился лишь о своём удовольствии и не касался Чону, ведь это помогало создавать иллюзию, что он спит с девушкой, а не с другом.       С Чонгуком всё складывалось иначе. Вместо мягкости тела у него были развитые рельефные мышцы. Но это не мешало Тэхёну возбуждаться от его прикосновений и характерного акцента. С ним Чонгук был настоящим хищником, но и Тэхён — не жертва. В голове смешались все мысли. Нет, Ким не гей и никогда им не был. Просто из-за салаги в его системе случился сбой, но это не значило, что она перестанет работать, всего лишь нужно время, чтобы её восстановить.       — Послушай, я не буду терпеть твои издевательства над Чону, — продолжил Тэхён, стыдя притихшего Юкхэя. — Он мой друг.       — Я тоже твой друг! — Вон ударил себя кулаком в грудь.       Тэхён поражённо замолчал, и Юкхэй гневно отвернулся. Он подлил коньяк только в свою рюмку и моментально опустошил её. В чём-то хоккеист был прав: из них с Чону именно он терпел грубость и несдержанность Тэхёна.       — Знаешь, забудь, — отмахнулся Вон.       Всегда так. Стоило затронуть тему, которая давно волновала Юкхэя, как тот поспешно закапывал её. Тэхён не мог вспомнить ни одного разговора по душам между ним и хоккеистом, и отчего-то хотелось узнать, что лежит на сердце у Вона. Но при этом он не был готов делиться гложущими его мыслями с кем-либо. Может быть, Тэхён и рассказал бы про волнение перед соревнованиями. Возможно, даже поведал бы о предложении отца. Но говорить о Чонгуке, забравшемся под кожу и занимающем большую часть его мыслей, он определённо не собирался. Ни с Юкхэем. Ни с кем.       — Не забуду. — Тэхён схватил поникшего Вона за затылок и столкнулся с ним лбами. — Мы оба не правы. Я хочу исправить всё, но не знаю как.       Юкхэй прикрыл глаза; тёмно-каштановые пряди разметались по его лицу. Пахло коньяком — наверное, именно таков запах их дружбы. Дурманящий и алкогольный. Тэхёну хотелось обнять хоккеиста, но показалось, что это будет лишним. Он легко мог обнять Соён, уткнуться носом в шею и уложить руки на тонкой талии. Объятия с Чону вышли бы крепкими и по-семейному тёплыми. Но с Юкхэем ему было бы неловко: они два упёртых барана, таранящих всё, что преграждает им путь; два совершенно разных и в то же время совершенно одинаковых человека.       — Просто не относись ко мне так, — хрипло ответил Вон.       — Не буду, — согласился Тэхён и выдвинул своё условие: — А ты наладь общение с Чону, извинись перед ним и не задевай больше. Сил нет видеть его разочарованное лицо.       Юкхэй не удостоил его ответом, но Ким подумал, что они договорились. Они снова включили телевизор, но вместо матча решили посмотреть какую-то бредовую дораму. Вторая бутылка коньяка стремительно пустела. Юкхэй лепетал про тренера и запасного вратаря, который его жутко бесил. Речь зашла о какой-то модели, которая должна сопровождать Вона на благотворительном вечере, а потом о местных фигуристках.       — С ними сложно, — жаловался хоккеист. — У них в голове одни соревнования.       Тэхён понимающе ухмыльнулся.       — Да уж, любовь между фигуристкой и хоккеистом — такой избитый сценарий. Но их отношения невозможны: вам нужны верные и терпеливые девушки, которые будут сопровождать вас на мероприятиях, а у фигуристок на уме одни чемпионаты да тренировки.       Прошло ещё несколько часов, прежде чем кончился коньяк. Юкхэй полностью завалился на диван, едва не вытесняя с него Тэхёна, и вовсю дремал. Ким бы без проблем мог остаться на ночь и уснуть в одной из гостевых — а может, даже и в спальне друга, — но в его пьяную голову настойчиво лезла глупая и безбашенная мысль. Не в силах ей сопротивляться, он заказал такси: сначала до дома, а потом до арены. Казалось жизненно необходимым потренироваться глубокой ночью на опустевшем после хоккейного матча катке, когда во всём здании нет ни души, кроме спящего охранника.       Пока машина ехала к дому Юкхэя, Тэхён успел сходить в туалет — справить нужду и умыться ледяной водой. Это, правда, не помогло снять опьянение. Ким заботливо отключил телевизор, накрыл храпящего друга пледом и отнёс грязную посуду на кухню, а бутылки — в мусорку.       Таксист был почти на месте, и Тэхёну бы идти на выход, но что-то непонятное тянуло его на третий этаж.       «На пару секунд», — пообещал он сам себе.       В кромешной темноте Тэхён перескакивал ступеньки с ярым упорством. На третьем этаже, у злополучной двери, он слегка притормозил. Словно в комнате снова мог оказаться Чонгук. «Ты не похож на Соён», — говорил тот в голове Тэхёна. «Ты же никогда её не ждал, сукин сын», — отвечал он.       Быстро, пока мысленный диалог не свёл с ума, Тэхён вошёл в гостевую. От разгромленной мебели, которую Ким запомнил, не осталось и следа. У стены возвышался новенький стеллаж, точно такой же, который разбил Тэхён в ярости. На его полках стояли похожие, но всё же другие побрякушки. Тумбочка тоже была новой, а вот кровать оставалась прежней, и она помнила всё, что на ней было. Она слышала бессвязный бред, который нёс Тэхён. «То есть это не ты просил трахнуть тебя, как последнюю суку?» — снова зазвучал Чонгук.       — Заткнись! — взревел Ким и схватился за голову.       Конечно, Чон не общался с ним через его мысли. Просто впечатлительный Тэхён не мог выкинуть его из головы. Он сбежал из гостевой, боясь, что снова её разрушит. Когда Ким гасил в доме свет, таксист уже ждал у ворот.       Тэхён прикрыл входную дверь, надеясь, что Юкхэй, проснувшись, не забудет её запереть, и захлопнул ворота. Машина приветливо моргнула фарами, и Ким без раздумий запрыгнул в неё, мечтая как можно скорее оказаться на льду.

* * *

      Тяжесть спортивной сумки приятно оттягивала плечо, а картинка перед глазами слегка двоилась — за время поездки до дома и катка он так и не протрезвел. Ладонь леденил металл ключей, которые вручил ему Намджун пару лет назад, договорившись с администрацией арены. Бывший тренер слепо верил, что подопечный будет заниматься помимо тренировок с ним. Но Тэхён и без этого прекрасно катался, поэтому ключи так и пылились в нижнем ящике тумбы. До сегодняшнего дня.       Ким знал, что ничего криминального не совершает, но отчего-то затаил дыхание, пока проворачивал ключ в скважине. Дверь негромко скрипнула и распахнулась, впуская внутрь ночной сентябрьский ветер. Стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь периодичными всхрапываниями охранника. Тэхён посмотрел на крепко спящего мужчину средних лет и мысленно улыбнулся — дядюшку Чхве он знал с раннего детства, поэтому если тот сию секунду распахнёт глаза, то не станет ругаться или вызывать полицию. Разве что удивится непонятному рвению парня потренироваться на ночь глядя.       Перебравшись через заблокированный турникет, Тэхён бесшумно поплёлся в раздевалку. Висящие на колоннах телевизоры были выключены, и в стенах арены царили непривычные тишина и полутьма. Было в этом что-то загадочное и романтичное: казалось, всё здание, включая охранника, уснуло крепким сном, и только Тэхёну было позволено пробраться в его стены.       Щёлкнув выключателем, Ким зажмурился, пережидая резь в глазах от яркой вспышки света. На пьяную голову это раздражало пуще обычного. Тэхён старался не медлить, хотя в его состоянии это было сложно. Он стремительно скидывал одежду на лавку, не заботясь о том, чтобы сложить её в ящик. Ким проигнорировал расползающийся по бедру синяк и поспешно натянул спортивные штаны. По мере того как обезображенная кожа скрывалась за тёмной тканью, Тэхён понемногу расслаблялся. Эластичная кофта-рашгард прилипла к влажной от пота коже, подчеркнула развитость тела и тонкий изгиб талии. Тэхён туго зашнуровал коньки, но не спешил покидать раздевалку. Люминесцентная лампа на секунду замерцала, а голова закружилась — Ким сам не представлял, как собрался тренироваться так, чтобы не оставить на льду полжелудка.       Но ни больное бедро, ни алкоголь в крови не остановили бы Тэхёна от выхода на лёд. Ведь наедине с собой он смог бы исполнить всё так, как чувствует, не пытаясь кого-то впечатлить или превзойти. Вдали от чужих глаз Ким Тэхён переставал быть горделивым хищником и становился таким, какой он на самом деле. Загнанный и полный неуверенности во всём, кроме одного — фигурного катания. Тэхён мог сомневаться в том, нравился ли он кому-то, вызывал ли уважение и, быть может, страх или восхищение. Но Ким точно знал, что всю свою жизнь он прожил, рассекая лёд остриём конька. И делал это безупречно, как никто другой. Своими выступлениями Тэхён говорил то, о чём не решался сказать в жизни: опасно кружась, он разговаривал с отцом и признавался в любви Соён. Может, те и не понимали его посыла, но, главное, Киму становилось намного легче.       «Я здесь» — Тэхён отчётливо помнил зазывающий голос Чонгука во время второго этапа национальных. Он поднялся со скамейки, словно услышал это не в своей голове, а наяву. Ким неуклюже прошагал к самой дальней душевой и залез в неё прямо в коньках, как тогда. Погладил подушечками пальцев холодные стены и прикрыл глаза. Тэхён был опьянён крепким коньяком и дурными воспоминаниями.       «На дух тебя не переношу».       Пальцы скользили по гладкой стенке кабины и выводили непонятный витиеватый узор.       «Это взаимно».       Невидимый рисунок мысленно превращался во что-то замысловатое. Тэхён, сам того не осознавая, писал кончиком пальца имя Чонгука.       «Ты точно хочешь этого?»       Тэхён не знал, почему его так сильно зацепила связь с салагой. Была ли тому причиной их обоюдная ненависть? Может, дело в том, что он парень? У Тэхёна никогда не было секса в раздевалке, тем более в разгар соревнований. Его никогда не брали так глубоко. Никто не разговаривал с ним на чёртовом пусанском диалекте. Ким метался в собственных мыслях, старательно выискивая причину. Причину, почему он так много думает о Чонгуке.       «Возьми глубже».       Ни предложение отца, ни равнодушие Соён, ни драка с Юкхэем не давили на него так сильно, как проигрыш Чонгуку и их связь. Тэхён зарычал, когда вспомнил, как упоённо тот отсасывал ему. Он, чёрт возьми, ни разу не задел зубами, а его лицо выглядело так развратно, когда Тэхён несдержанно кончил прямо в глотку.       «Отныне твоя очередь приходить ко мне».       Лучше бы Чонгук умер. Тэхён представил, как накрывает его сильную шею ладонями и сдавливает горло так сильно, что лицо Чона багровеет, а слова превращаются в хрип. Когда Чонгук в его мыслях умер, Тэхён расслабленно приоткрыл глаза. На душе стало легче, а карие глаза покрыла мутная поволока.       Ким плёлся на каток в лёгком предвкушении. В связке, которую когда-то ему подарил Намджун, были ключи не только от арены, но и от самого катка. Шатаясь, он привалился к красной двери, вставил ключ и попробовал его провернуть. Попытка оказалась тщетной, но Тэхён списал всё на своё опьянение. Он ковырялся в замке ещё с минуту, пока до него не дошла простая, но ужасающая истина: дверь уже открыта.       Ким задержал дыхание, когда тянул её на себя. До слуха тут же донёсся до боли знакомый звук: лезвия коньков звонко бились об лёд. Тэхён застыл, следя за чёрным пятном, носящимся по катку с бешеной скоростью. Ким осоловело протёр глаза. Ему казалось, что входящий в прыжки человек — всего лишь плод его фантазии. Этого не могло быть в реальности — просто воображение разыгралось спьяну и перенесло салагу из мыслей прямо на лёд.       — Упади, — прошептал Тэхён, неотрывно следя за Чонгуком. — Если это не по-настоящему, то завали грёбаный риттбергер.       Чонгук не упал. Он без сучка без задоринки исполнил четверной прыжок и, приземлившись, устало опустился на колени. Мускулистое тело дрожало, словно подвергалось нагрузкам двадцать четыре часа подряд. На фигуристе были обтягивающие лосины и кофта с длинными рукавами, а ладони впервые были защищены перчатками. Даже тонкая полоска светлой кожи не виднелась сквозь чёрное одеяние, словно он старался спрятаться от посторонних глаз. Волосы были привычно собраны в хвостик, а лицо — Тэхён едва его видел — исказила гримаса. Чонгук был реальнее некуда.       — Ты! — взревел Тэхён и, скинув защиту в сторону, помчался на лёд. — Ублюдок!       Чонгук не успел среагировать, Ким стремительно подлетел к нему и толкнул в плечи с такой силой, что Чонгук завалился на спину. Тэхён упал сверху и прижал тяжело дышащее тело к твёрдому льду. Лицо салаги, как всегда, ничего не выражало, и его удивление выдавали лишь блестящие расширившиеся глаза. Чонгук словно разом помолодел лет на пять.       — Почему ты здесь?! — кричал на него Тэхён, но не ждал ответа. Чон здесь, потому что он лучше; потому что действительно тренировался по ночам до изнеможения. — Сука, как же я тебя ненавижу! Зачем ты всегда появляешься там, где тебя не ждут?!       Чонгук молчал и не двигался. Он смотрел на Тэхёна, нависшего над ним, и слегка подрагивал. Тэхёну хотелось, чтобы салага тоже сорвался. Чтобы разговаривал с ним со своим агрессивным акцентом, который прятал от других. Чтобы язвил, кусался и выпускал шипы. Чтобы доказал, что он такой же неуравновешенный. Может, тогда Ким не будет чувствовать себя заранее проигравшим.       — Грязный сукин сын! — Тэхён уже не мог угомониться, слова пробили дамбу и лились непрекращающимся потоком. — Скажи же хоть что-нибудь своим поганым ртом! Или он способен только на то, чтобы сосать?!       Несмотря на грубость, Чонгук растянулся в улыбке и заливисто рассмеялся. По шее струился пот, почти незаметный из-за слабого освещения на катке. Тренироваться салага предпочёл в потёмках.       — Завались! — Хриплый смех проникал внутрь, обволакивал лёгкие и смертоносно их сжимал; голос щекотал слух, словно пёрышко, которое медленно превращалось в лезвие ножа и болезненно царапало нутро.       Нет, Тэхён больше не мог сдерживаться. Он занёс крепко сжатый кулак над лицом Чонгука — и не знал, почему передумал и поменял траекторию в последнюю секунду. Незащищённые костяшки встретились с твёрдой поверхностью льда. Кожа лопнула сразу, и кровь брызнула обжигающе-горячими струйками. Чонгук перестал смеяться и проницательно взглянул в карие глаза своими, дурманяще чёрными. Но Тэхён не остановился: он смотрел на Чонгука и продолжал разбивать кулак о лёд. Вместо своей крови он представлял кровь салаги, свою боль ощущал как наслаждение его болью, а вместо льда чувствовал его лицо.       Лёд окрасился в красный, тонкая резинка лопнула, и чёрные волосы Чонгука небрежно разметались. Тэхён устал. Алкоголь больше не приглушал острую боль в руке. Ким повалился на спокойно лежащего парня и уткнулся лбом в испачканную поверхность, чувствуя, как лёд остужает пыл в груди. Чонгук под ним равномерно дышал и всё ещё не проронил ни слова. От него почти не пахло потом, лишь стираной одеждой и чем-то цитрусовым. Тэхён спустился ниже и уткнулся носом в его плечо, вдыхая запах. В следующую секунду он отпрянул, устыдившись своего поведения.       — Из-за чего ты так бесишься? Думаешь, из-за меня завалил тот прыжок? — спокойно спросил Чонгук, и Тэхён нахмурился.       — Не придуривайся, — прошипел он. — Я давно раскусил тебя.       Чонгук снова улыбнулся и, схватив Тэхёна за плечи, резко подмял под себя. Ким слегка скривился, когда ударился спиной о грубый лёд, но не позволил себе показать слабость перед Чоном.       — Ошибаешься. — Голос сразу стал грубее, и в нём проявился родной акцент фигуриста. — Тебе просто хочется верить, что ты хорошо знаешь своего врага.       Тэхён поджал губы, потому что Чонгук оказался прав. Что он знал о Чон Чонгуке, кроме его акцента и гейских наклонностей? Единственное, что он помнил, это твёрдость его тела, напористость поцелуев и ощущение его члена в собственной ладони. Тэхён видел, что волосы на лобке Чонгука очень короткие и колючие; слышал стоны удовольствия, чувственные и хриплые. Он знал салагу как любовника, да и то скверно.       — Ну же, Тэхён. — Чонгук говорил, растягивая гласные. — Почему ты зол? Дело ведь не в произвольной программе.       Чон заправил загораживающие обзор волосы за ухо и, склонив голову, протёр нахмуренный лоб Тэхёна перчаткой. Он ласково стирал присохшую кровь, что совсем не вязалось с его хищным взглядом.       — Ты так пьян. — Чонгук понял, что ответа не последует, и продолжил: — Скажи мне, что у тебя сейчас на уме.       Ким будто воды в рот набрал. Он пристально следил за соперником, готовый к нападению. Но Чон не спешил, он медленно убирал прилипшие к лицу Тэхёна тёмные пряди и обводил пальцами контуры его лица. Чонгук зацепился зубами за застёжку перчатки и стянул её, не прекращая смотреть из-под полуопущенных ресниц. Тэхён сглотнул вязкую слюну, скопившуюся во рту. Чон перевёл взгляд на дёрнувшийся кадык и самодовольно улыбнулся.       — О чём ты думаешь? — прохрипел Чонгук и погладил брови Тэхёна. — Кто в твоих мыслях, Тэхён?       Он скользил пальцами по полуприкрытым векам Кима, оглаживал ровный нос, ласкал гладкие горячие щёки, не успевшие покрыться щетиной. Тэхён чувствовал, как кулак кровоточит, но ощущение боли было где-то далеко — куда ярче он чувствовал ласку, которую дарил ему Чонгук. Тэхёна разморило.       — Может быть, это твой друг-хоккеист, которому ты вчера разбил лицо? — Чон усмехнулся, когда тело под ним напряглось. — Нет, точно не он.       Тэхён лежал на льду, почти не чувствуя его прохладу. Прижимаемый сильным телом Чонгука, он едва ли думал о чём-то другом. Двое слишком далёких для любовников, но слишком близких для врагов. На секунду Тэхён пожалел, что всё-таки не разбил Чонгуку рожу.       — Тогда это Чону? Я не люблю сплетни, но слухи доносятся до меня со стремительной скоростью. Это же из-за него началась та перепалка? Или причина таится намного глубже? Где-то здесь…       Чонгук опирался ладонью в перчатке о лёд, а вторую опустил на быстро колотящееся сердце Тэхёна. Салага слегка надавил, выбивая воздух из лёгких, и хищно облизнулся.       — Соён есть в твоих мыслях? — Пальцы Чонгука вернулись к лицу Кима. — А как думаешь, есть ли она в моих?       Он обвёл контур губ Тэхёна и наклонился как можно ближе. Горячее дыхание встретилось с холодным ухом, и Чонгук прикусил мочку, слегка оттягивая. Имя лучшей подруги из уст салаги звучало слишком неправильно. Следуя непонятным указаниям своего дурного мозга, Тэхён ухватился за спину Чонгука и сгрёб его кофту в пальцах. Хотел ли оттолкнуть или притянуть ближе — он сам не до конца понимал.       — Нет, ты думаешь о том, что между нами было, — чётко угадал Чонгук. — И злишься, потому что мечтаешь повторить. Трусливый… трусливый Тэхён.