«Ты перестарался»

Как заснул — я не помню, но зато проснулся я феерически. Голова гудела, глаза щипали, а во рту развелась пустыня, что сушила похлеще, чем Сахара. Поворочавшись на кровати, я поднялся, потирая заслезившиеся глаза рукой. Отойдя более менее ото сна, я наконец-то посмотрел на соседнюю кровать, что указывала на то, что её с прошлого вечера никто не трогал. Видимо, Белька решил этой ночью поспать у Казахстана с Украиной в комнате. Хах, зачем же мне удивляться этому? Его можно понять, почему он ушёл ночевать в другую комнату. Встав с кровати, моя голова загудела ещё сильнее, а Сахара во рту обещала распалиться ещё больше, если я сейчас не выпью чего-нибудь. Не раздумывая, я вышел из комнаты, поворачивая сразу на кухню, где, на моё счастье, никого, кроме кухонной утвари, не было. Перешагнув порог, я подошёл к столешнице, доставая с полок стакан и наливая в него воду из графина, что после оказался пустым, а мой организм наполнен целебной H2O... Вода... Я просто не могу, она такая вкусная. Кому пожать руку за её сотворение в нашем бренном мире? Но мои рассуждения о прелести воды нарушили приблизившиеся шаги со стороны коридора. Я не сразу понял кто это и повернулся, увидев зашедшего на порог отца. Не скажу, что я был рад видеть его, от слова совсем. В голову сразу же начали лезть вчерашние события, что выгрызали мне все мозги. Я отвернулся и слегка тряхнул головой, когда наши с ним взгляды пересеклись. Лучше бы сюда зашёл кто-угодно, пусть даже Украина, но только не он. Я не хотел ничего ему говорить и собирался уже свалить, как мой живот решил, что пора устроить китовые серенады на всю кухню. Было стыдно и неудобно от такого заявления желудка. — Хочешь, я приготовлю что-нибудь, — робко раздался голос отца, что так и стоял на пороге и глядел на меня. — Нет, — просипел я не смотря на него, но мой желудок больно скрутился и заурчал ещё сильнее, что я даже схватился за него рукой. Со стороны послышался вздох, на который я поднял глаза, встречаясь с грустной полуулыбкой отца, что начал приближаться ко мне, точнее к холодильнику. — Давай иди умойся, а после возвращайся есть, — произнёс он доставая сковороду. Не долго думая, я вышел с кухни, соглашаясь с тем, что мне все же стоит умыться и привести себя в порядок. И заходя в ванную, меня сразу же встречает моё прекрасное отражение в зеркале: красные опухшие глаза, спутанные волосы и красное пятно на щеке от подушки. Классно просто. Со вздохом я подошёл к раковине, беря в руки щётку. Умывшись, я вытер лицо и ушёл в комнату, переодеться и, когда натягивал чистую кофту, по всей квартире тянулся запах жареных яиц с колбаской. Живот вновь заурчал и я вышел, сжав рот, чтоб накопившаяся слюна не вытекла наружу, как у псины какой-то. Я зашёл на кухню и сел за стол, где прямо перед моим носом появилась тарелка с яичницей и кружка с чаем. Сглотнув слюну, я взял вилку в руку, выдав непонятное «спасибо» и начал есть, пока папа сел напротив меня со своей кружкой, пожелав приятного аппетита. В квартире было на удивление тихо так же, как и на кухне, где, обычно, всегда негромко бубнило радио или же спорили Беларусь с Украиной о еде и какой компот лучше. Сейчас же все было наоборот. Только часы над дверью нарушали своим тиканьем устоявшуюся тишину. Даже отец ничего мне не говорит с учетом вчерашних событий. Я чувствовал, как атмосфера так и давила на меня. — Где остальные? — не выдержав такой знойной тишины, спросил я, не отрываясь от тарелки. И действительно, тишина была не только на кухне, но и в остальной квартире. — Украина с Казахстаном ушли гулять, — ответил мне отец, — Беларусь к друзьям в гости, — он отпил немного из своей кружки и замолчал. Но мне показалось, что его слова будто бы оборвались, не закончив предложение. — Понятно, — протянул я, исподлобья посмотрев на отца. Тот сидел с кружкой в руках и смотрел в сторону, будто раздумывал над чем-то... Но не важно, лучше сейчас быстро поесть и уйти, пока что-нибудь не случилось. После вчерашнего я не хочу находиться здесь, а в особенности один на один с папой. Я стал быстрее работать вилкой, иногда постукивая ею об тарелку, пока напротив тихо раздался стук кружки о стол. — Россия, слушай... — тихо начал отец, из-за чего я поднял, наконец-то, на него взгляд. Он выглядел каким-то... Не таким, я его ещё никогда не видел таким... Виноватым что ли? Заметив то, что я обратил на него внимание, он продолжил: — По поводу вчерашнего... Я обдумал все твои слова и... Что «и»? Что ты хочешь сказать? Я отложил вилку, полностью подняв на него свою голову. Он потёр шею, отвёл взгляд и снова посмотрел на меня. Хватит тянуть, скажи уже, что ты хочешь и прекрати мучить меня. И он сказал: — Мне очень жаль, что так обращался с тобой, — глядя своими янтарными глазами в мои, произнёс он, — я не хотел, чтобы ты чувствовал себя ненужным и нелюбимым. Прости меня, Россия. — Почему ты так обращался со мной? — выпалил я в ответ, пока внутри у меня что-то перевернулось. Внутри будто все облили тёплым молоком, а в животе стало пусто. Но это было не неприятно, а наоборот. Мне понравилось это ощущение, но оно после стало перерастать в злобу, — Почему ты так поступил со мной, папа? Я сжал в руке ту самую вилку, когда он замялся и опустил глаза. Что, нечего сказать, папаша? Что ты молчишь и глазки опускаешь? Думал, что я просто так прощу тебя, да? Но после он заговорил вновь: — Я думал, что ты взрослый и понимаешь, как мне тяжело с вами, — он вздохнул и продолжил: — но я ошибся. Ты такой же как и остальные дети, что требуют любви и внимания, даже больше... — Так почему ты обделил только меня? Почему только я стал... Просто сожителем в нашей семье? — не прекращал я, смотря ему в опущенные глаза и опустившиеся плечи. Я видел, он лгал мне, — Почему ты не делал тоже самое с Казахстаном? Он же тоже старше Украины и Беларуси. Почему только я?... — Я считал, что так будет лучше, — перебил мой поток вопросов отец, нахмурившись. Видимо сдаваясь, — лучше будет и тебе...— он на секунду замолчал, а после продолжил: —...и мне. — Что ты имеешь в виду? — недоумевающе спросил я, смотря как он сжимал челюсти, не решаясь ответить и молчал, смотря куда-то в сторону, но только не на меня. Но я не унимался и жаждал ответа и начал звать его: — Папа? Ответь мне, пожалуйста... — Любовь, — раздалось на всю кухню. И я увидел, как тот подносит руку к лицу, закрываясь ею, — любовь, которую не испытывают к своим детям, — произнёс он, потирая ладошкой свои глаза и лоб. Я был ошарашен этим заявлением и сидел с широко открытыми глазами. Может я сейчас всё ещё сплю и мне снится странный сон, где папа говорит о том, что любит меня не так, как должен? — Я считал, что так будет лучше, что эта... Дефектная любовь уйдёт, но нет...— снова произнёс он, — Я не хотел, чтобы ты считал меня странным и боялся меня... И я пойму, если сейчас ты назовёшь меня уродом и больным... Что он говорил дальше, я не слушал, только смотрел на его янтарные глаза, смотрящие на меня с таким сожалением и виной. Смотрел, как они опускались вниз от стыда, как плечи напрягались, а после опускались... Я не знаю, что двигало мною, но мои руки обхватили его, покрывшиеся лёгкой щетиной, щеки, пока я встал из-за стола, с шумом отодвинув табурет. Я поцеловал его, притянув за эти же щеки к себе. Во время поцелуя, я почувствовал сладкий привкус чая на его обветренных губах. А потом, чужой язык мазнул по моим губам, углубляя поцелуй. Рука отца легла ко мне на затылок, зарываясь в мои волосы, из-за чего по всему телу прошлись мурашки, пока наши языки сливались в мокром танце. И все ощущения, атмосфера и действия отца намекали на то, что всё может перерасти в что-то большее, чем просто поцелуй. Преодолев своё желание, я отстранился, наблюдая из-под своих ресниц, как отец снова отводит от меня взгляд. Я не смог сдержать улыбки, сейчас он так похож на мальчишку, что поцеловался впервые со своей пассией. Вскоре он вновь посмотрел мне в глаза, уже более смело и с хитрым прищуром. — Что? Думаешь, батьку поцеловал и можешь пиздюлей не получить за вчерашние выкрутасы? — с усмешкой произнёс отец, на что я закатил глаза, облизывая губы. — Думаешь, ты тоже можешь отделаться одним поцелуем за всё то время, что ты меня игнорировал? — передразнил я отца, усмешка которого перевоплотилась в виноватую полуулыбку. — Всё же, это ты перестарался, пап, — прошептал я, целуя его в уголок губ. Со стороны послышался вздох, а после и бархатистый голос: — Я люблю тебя, прости меня за всё — Прощаю