"Селестина"

Гайду Д., 34. День 2.       — Честно признать, я несколько опечален тем, что в прошлый раз вы, мистер Гайду, были со мной не до конца честны…       — Что вы имеете в виду?       — Я говорю о ваших отношениях с Джейком Баркером. В предыдущую нашу встречу вы сказали, что у вас ни с кем не было отношений, но я совершенно точно знаю, что это не так. Поверьте, Даниэль, я здесь не для того, чтобы осуждать — вас, мистера Баркера или кого бы то ни было со станции. Я лишь составляю общий отчет о каждом контракте, и в нем даже нет никаких имен, только порядковые номера.       — Wir sind keine Idioten, Herr Albert, und wissen beide, dass Zahlen bei vollem Zugriff auf persönliche Dateien nicht helfen. (Мы с вами не идиоты, герр Альберт, и оба знаем, что номера не помогут при полном доступе к личным файлам). Но раз уж вы уже все равно в курсе, умалчивать больше нет смысла.       — Это очень лестно, что вы решили продолжить наше общение на моем родном языке, и это не запрещено правилами интервью, конечно же, к тому же у вас отличный немецкий, но все-таки что вас побудило к этому?       Я мысленно поздравил себя с маленькой победой: Томас отошел от своих протокольных пунктов и заинтересовался чем-то еще.       — Мне бы хотелось, чтобы вы поняли то, что я расскажу, как можно лучше, Томас.       Да, у нас с Джейком были некоторого рода близкие отношения, и я не собирался обнародовать эти детали без его согласия, это было бы некорректно. Но раз это вовсе не секрет для посторонних, мы можем приступить к соблюдению вашего протокола. Уверяю, больше никакими тайнами я на «Селестине» не обзаводился.       Итак… Когда я только прибыл на станцию, вы знаете, Джейк уже работал там, и это был его четвертый, последний год. Одному богу известно, как такой человек мог вообще оказаться в этом месте. Он техник, да, и техник отличный, но с его жизнелюбием и общительностью он бы, пожалуй, идеально вписался в какую-нибудь широкую общественную деятельность или еще лучше — основал бы собственное дело… Я не хочу сказать, что остальные, и я в том числе, какие-то особенные люди, и место нам только вдали от нормальных, но Джейк — он же не грезил о «белом безмолвии» с детства, как Лэнс, и не мечтал спасать людей, где их никто больше не может спасать, как наш дорогой мсье Бонне. В конце концов, он не был и таким разочаровавшимся в жизни неудачником, каким был я. Так что для меня до сих пор загадка, что его привело в Антарктику, в место, где физические и моральные мучения — норма каждого из полутора тысяч дней контракта.       Это все я, конечно, понял не с первого взгляда, а позже, когда пообвык и начал интересоваться людьми, а не железками, а наше начало вышло весьма посредственным. Кажется, я здорово его разозлил, когда вторгся без спросу на его территорию, но, знаете, Томас, еще в первый вечер, во время знакомства, я оценил его неверно. Я счел Джейка Баркера поверхностным, посчитав его популярность в команде за основное достоинство.       Это у вас есть доступ ко всем данным, к результатам тестов и биографиям родителей, может даже, там есть фотографии собаки моей прабабки. Весь послужной список любого контрактника разворачивается по щелчку ваших пальцев без прикрас, а для нас правда лишь то, что человек счел нужным рассказать, и то, что ты видишь перед собой.       А я увидел человека, откровенно уверенного в своем влиянии на окружающих. Без всяких скидок красивого мужчину, компанейского товарища, всеобщего любимца, но никак не профессионала в названной им специализации и полезного члена команды. Теперь я думаю, может, это была реакция на неведомую мне прежде ревность — к другим людям, ко всему обществу, хотя в тот момент, конечно, ни о каком осознании этого не могло быть и речи.       Ну да, я мог бы часами описывать Джейка Баркера на всех известных мне языках. Не слишком ли для того, кто хочет, чтобы его «поняли правильно»? Следующая фраза вырвалась на автомате и прервала наш заговорщический германоязычный разговор.       — Тот последний год Джейка на «Селестине» мы провели в прекрасных дружеских отношениях, и, если бы я мог, я бы оставил эти ощущения именно такими…       — Вы жалеете о том, что случилось дальше?       Я жалел о том, что сказал это вот так.       — И да, и нет. Очень сложно однозначно оценить собственные поступки, которые ты совершил из самых лучших побуждений и которые привели к… негативным последствиям. Думаю, в любом случае я не поступил бы иначе.       — Давайте обсудим второй год в этой итерации, хотя непосредственно отношений с мистером Баркером он и не касается. Что вы чувствовали после того, как он покинул станцию? Как это сказалось на вашей работе и отношениях с коллективом и конкретно с мистером Ульсеном, сменившим Джейка Баркера?       — У меня нет никаких претензий к работе мистера Ульсена. Мы не стали друзьями, но этого от нас и не требовалось.       Что я чувствовал, распрощавшись с Джейком Баркером? Пустоту. Представьте, что вам на год дали подержать у себя «Джоконду», и вы повесили ее в комнате и каждый день могли любоваться этим шедевром. А потом год вышел — и белое пятно на обоях не дает вам покоя, пригвождая ваш взгляд сильнее, чем сама картина, пока она там висела.       Да, я проигнорировал первую часть вопросов Томаса, но у него был этот чертов список…       — И что же вы сделали?       — Поскольку вы спрашиваете именно так, я делаю вывод, что вы точно знаете, что и сколько раз я сделал. Я нарушил условия своего контракта, раз десять-двенадцать, не считал, использовал окно для экстренных случаев, которое запрещено использовать без согласования с руководством, для звонка по личному номеру бывшего контрактника.       Да, я звонил Джейку Баркеру.       — Редкий случай, вы читали мелкий шрифт, Даниэль…       — Как я говорил, у меня было много свободного времени.       — Так о чем вы говорили с Джейком Баркером?       — Простая приятельская болтовня. Несколько раз мы разговаривали исключительно о его проекте СПСР. Мне пришла в голову одна идея, и я поспешил с ним поделиться. Последняя дискуссия вышла весьма жаркой, и думаю, даже кто-то из моих коллег ее слышал.       — И это все? Вы никогда не просили его вернуться?       — Я никогда не просил его приехать снова и не говорил ничего, что могло бы дать ему повод думать, что я жду его.       — Но вместе с тем уже через два месяца после возвращения на материк мистер Баркер подал заявление на вторую итерацию.       — Я ничего не знал об этом, и его возвращение стало для меня сюрпризом, он не рассказывал мне о своем намерении.       — Спасибо, мистер Гайду, на сегодня этого достаточно, мы закончили.