Луна, переродившаяся драконом

Дени очнулась ото сна, чувствуя на себе взгляд черных миндалевидных глаз. Она хотела встать и убежать подальше от этих покоев, от людей и от будущего, которое неминуемо наступит, но тело ее не слушалось. Девочка не могла даже кричать, а угроза все приближалась, она уже нависла над ее кроватью. Но в тусклом свете звезд и луны блеснуло золото и теплое прикосновение руки окончательно вырвало ее из крепкой хватки ночного кошмара. — Дейнерис... — голос Ланселя был еще встревоженным, а тяжелое дыхание говорило о том, что он выпил столько вина, сколько скосило бы троих мужчин, но меч в правой руке держал крепко. — Ты кричала во сне. — Что? — девушка пыталась прийти в себя после кошмара, который уже забыла. — Вы можете зажечь фонарь? Здесь больше никого нет? Я почти ничего не вижу… — лепетала она в страхе. — Думаю, ты разбудила служанку, но она сюда не войдет, если ты этого не хочешь, — ответил он уже более спокойным голосом и убрал меч в ножны, когда желтый и мягкий свет фонаря озарил комнату. Больше там не было теней. — Что Вы здесь делаете? То есть... уже так поздно, почему Вы не в своих покоях? — Кажется, я потерял счет времени после первого бочонка, — он слегка пьяно улыбнулся девушке и сел у нее в ногах, опустив голову. — Простите, это недостойно королевского гвардейца. — Это не так... Но Вы меня простите, должно быть, я всех здесь перепугала, — извинилась она в ответ не ради формальности, но от настоящего беспокойства за старого друга. Это была лишь одна из тревожных ночей Дейнерис, не оставлявших ей и маленькой надежды на крепкий сон после встречи с ее будущим мужем, но никто в доме магистра Иллирио не разделял того же страха. — Все здесь спят куда крепче и спокойнее, чем Вы, принцесса, — вымолвил Лансель, вновь обращаясь к ней формально, и на этот раз она не видела причины — в его голосе не было сарказма. — Кроме Вас... — Остаток ночи я просплю так, что ни снег в Пентосе, ни огромный дракон не смогут разбудить меня, Дейнерис, — рыцарь посмотрел на нее с кривой улыбкой на губах, и по его лицу волной пробежал свет от огня в фонаре. — Или могу остаться с Вами и обрету больше, чем потеряю от бессонной ночи. Это было лишь ее сном или происходило наяву? Дени не могла быть уверена, но внезапное чувство в груди она подавила вежливостью. — Так нельзя... Вам нужно поспать. Я давно не видела Вас таким... обеспокоенным. — Я бы защитил вас с братом и в худшем состоянии, и пока я способен на это, разрешите мне забыть о боли. Принцесса не имела ни малейшего представления о том, что терзало ее рыцаря, но знала как помочь. Или только хотела верить, что сумеет. Поднявшись с кровати и облачившись в халат из плотной серебристой ткани, прикрывавший ее наготу лучше той туники, что уже была на ней, она подошла к Ланселю и, взяв его за руку, увлекла за собой на балкон с резными белыми перилами. Здесь, за темными занавесками, все пространство занимало собой небо, отражавшееся еще и в водной глади. Оно, как самая искусная вышивка, было усеяно тысячами маленьких светил. — Помните, как Вы рассказывали мне обо всех этих созвездиях? В то время на улице, под закрытыми перед лицом моего брата вратами, я чувствовала, что могу не беспокоиться за нас, не смотря ни на что. И до тех пор, пока на небе горит хоть одна из звезд, я буду знать, что Вы защитите меня от этого неприветливого и коварного мира. Приподнявшись на носочки, она поцеловала рыцаря в щеку и обхватила его ладонь обеими руками. — Я не смогу защитить Вас от брата, — наконец произнес он слова, которые долго оставались лишь мыслями в их головах. — От него меня спасет лишь замужество... — Но от мужа Вы сами должны будете защититься. Мужчина осторожно, так нежно, как только мог, коснулся кончиками загрубевших пальцев шеи Дейнерис и затем наклонился к ее лицу, замерев так на несколько коротких мгновений. С его губ сорвался тихий, но пугающий своей болью стон, словно он предал все, чем жил и во что верил. Лансель отстранился и повернул к выходу из покоев Дени, но все же не решался двинуться к нему дальше, чем на несколько шагов. Зачесав свои золотые волосы пальцами к затылку, он качнул головой и они снова рассеялись по лицу легкой завесой. — Простите... Не могу списать это на перебродивший напиток. Я не смею так вести себя в присутствии принцессы и оправданий быть не должно. Девушка хотела подойти ближе и просить, чтобы он украл ее поцелуй, но что тогда? Лансель в последние дни метался так, что казалось, будто в любой момент может случиться непоправимое и он изменится навсегда, будто он готов сломаться. — Какие же события так сильно Вас тревожат? Какие новости принес Джорах Мормонт? — Что? — он оглянулся на обеспокоенную его благополучием девушку, с легким испугом на затуманенных глазах. — Тогда, на приеме у кхала Дрого. Вы были не в себе после разговора с ним. — Мормонт здесь не при чем... Все это оказалось сложнее... — мысли путались в его голове, а эмоции накрывали волна за волной, но ничем из этого он не мог поделиться с Дейнерис. — Почему Вы не скажете мне? — сердце Дени вдруг ожесточилось. — Скажите, что происходит, или мне придется поговорить с братом, ослепленным успехом и Вашими тактичными действиями по отношению к нему. Повернитесь, взгляните на меня, — она шагнула с балкона внутрь. Дейнерис боялась, что теперь и сама будет подвержена этому бессмысленному обману, что сир Лансель больше никогда не откроет ей своих мыслей. Он повернулся так, словно никогда бы не сделал этого без приказа. Еще какое-то время его глаза изучали стройный силуэт девушки с волосами такими же серебряными, как луна позади нее, она поняла, что он ищет подходящие слова, но, чтобы передать свои мысли, выбрал самые невозможные. — Я стыжусь чувств, которые испытываю к Вам. Их не должно быть. Дени не нашла, что ответить. Эта ночь принесла слишком много осознания в ее жизнь послушной младшей сестры, ступающей по чужой земле, как тень своего брата. Девушка чувствовала, что теперь начинала меняться, но до этого разговора не могла решать сама, как именно изменится ее судьба. — Поцелуйте меня, Лансель. Повторять и объяснять свои слова не пришлось — он в один миг сократил расстояние между ними и чувственно поцеловал Дени в губы, которые так манили его в последнее время. Ему пришлось сильно наклониться, чтобы девушка лишь немного приподняла подбородок, но силы в его руках хватило бы, чтобы поднять ее, словно ребенка. Эту силу он направил на самые теплые и нежные прикосновения к ее упругой и шелковой коже. В его объятиях Дейнерис была так счастлива. Долгими неделями до этого она позволяла себе изредка представлять такие непристойные вещи и любила одну лишь мысль об этой любви, а теперь таяла под его губами, покрывавшими ее шею нежными поцелуями, но в один момент они прекратились, и пальцы его перестали вырисовывать узоры на бледной коже. Лансель стоял, касаясь своим лбом ее, глаза его были закрыты, и Дени не могла понять, о чем он думает. Она только хотела, чтобы он не останавливался. Но их близость растворилась в ночи так же внезапно, как наступило утро, потревожившее лишенную сна Дейнерис, которая не могла спрятаться от мыслей, атакующих ее роем злых ос. Она вспоминала, как мужчина гладил ее по голове и расчесывал пальцами белые волосы, стараясь подавить в них обоих желание, а затем просил никогда больше не говорить ему подобного и покинул ее покои. Он не стал объяснять, что это может плохо кончиться, но Дени сама понимала. И все же она не была готова к тому, что на протяжении нескольких дней он обмолвится с ней лишь парой слов, не сухих, не тревожных. Сир Лансель Ланнистер был ровно таким же, как прежде, разве что более яростным, когда думал, что Таргариены его не видят. — Почему этот табунщик еще не назначил дату? — чертыхался Визерис, расположившись на мягкой скамье с десятком разных шелковых и бархатных подушек. Он поднял глаза на Дени, которая сидела сильно правее него, подобрав ноги к себе. — Все потому что ты слишком похожа на мальчишку... Девушка знала, что это не так, просто брату нужно было обвинить и пристыдить ее. Ее больше волновали выкрики, доносившиеся от ближайшей к ним беседки в саду, где грузного мастера Иллирио обмахивал в особенно жаркий день вольный прислужник, а двое его компаньонов никак не могли прийти к единому мнению. Теперь она осознала, что Лансель Ланнистер соврал в ту ночь… или же рассказал ей не всю правду, но от этого не становилось лучше. Дело было вовсе не в его чувствах — что-то приближалось, опасность, от которой их ничто не защитит. — Прости, брат. Скоро я стану женой кхала Дрого, и он подарит тебе всех своих всадников взамен. Он сам пойдет за тобой из уважения к дару, что ты преподносишь, — ответила она совершенно безразлично. — Не нужен мне твой кхал. Можете остаться и состариться в зеленом Дотракийском Море... Сколько можно повышать голос и нарушать покой короля?! — завопил он, наконец лишившись терпения. — Я покажу этой своре... — Прошу, оставь их. Это споры низких людей, не заслуживших твоего внимания, — встревоженно откликнулась девушка, тут же обратив глаза к брату. Ему не следовало знать, о чем их спор… — Так и есть... — отвечал он, немного успокоенный ее льстивыми словами. — Просто иди и скажи им, чтобы перестали орать или пошли на рынок. Там они ничем не будут выделяться. Робко кивнув, Дени поднялась и позволила брату пошло расправить на себе чересчур откровенное платье. Подходя все ближе, она боялась услышать то, что не предназначалось для ее ушей, но предупредить о своем приближении никак не могла. Она не знала, что именно так разгневало двух рыцарей, в присутствии Дени бывших куда более учтивыми и благородными, чем ее брат. — Он никогда не пересечет Узкое море! Вам ли не знать, что дотракийцы... — бурно восклицал Лансель, обращаясь к сиру Джораху, но его прервал магистр Иллирио, первым заметивший Дейнерис. — Никогда нельзя сомневаться, друг мой, — произнес он со сладкой улыбкой на губах и положил руку на предплечье золотого рыцаря, тем самым обращая его недовольный взгляд сперва на себя, а затем и на Дейнерис. — Брат приказал... попросил Вас говорить немного тише, — неуверенно произнесла Дейнерис, остановившись возле них. Она так и не поняла, о чем был их разговор, кто именно не мог пересечь Узкое море. Говорили ли они о Визерисе или, быть может, о ее будущем муже? Или вести были столь дурными, что сам узурпатор мог явиться за последними Таргариенами, внезапно продемонстрировавшими свои амбиции... Она бы спросила Ланселя, но знала, что он не ответит. Даже теперь он посмотрел на нее спокойно, откинувшись назад и пригубив бокал вина. Как он мог вести себя подобным образом? Как мог оставаться равнодушным и холодным? Как он смел не думать о ней? Лишь теперь она вспомнила сон, терзавший ее беспокойными ночами. Рынок… Однажды сир Лансель появился из ниоткуда, ровно тогда, когда Визерис и Дени нуждались в друге. Они были на портовом рынке, и Визерис вывел из себя четверых наемников. Она думала, что беды не миновать, но старый, исщербленный многими поединками меч, остановил короткий кинжал наемника. Только во сне на месте наемников были кровные всадники кхала и он сам, разъяренный Визерисом. И в этот раз рыцарь не сумел их спасти, даже не пытался. Вот о чем напоминало его равнодушие. — Сир Джорах, могу я попросить Вас? — обратилась она, может, чересчур ласково к рыцарю в годах с редеющими волосами и морщинистым лбом. Принцесса не добивалась такого ошарашенного вида у Ланселя, но это оказалось приятным дополнением. Если теперь он хотел оставить ее на произвол судьбы, то она сама сделает все, чтобы выжить, чтобы обыграть любого из этих мужчин. Она хотела подготовиться к свадьбе и узнать о дотракийцах все, что могла, чтобы стать кхалиси, ради которой муж завоюет Семь Королевств. — Конечно, принцесса… Прошу меня извинить, — откланялся он лишь формально и последовал за юной Дейнерис, отказавшейся жить так, как ей скажут.