***
Бинхэ приходит на следующий день и, как всегда, улыбается. — Добрый день, учитель. Как Вам спалось? Извините, что бросил Вас вчера такого грязного. Давайте я пока Вас помою, а потом пожарю вкусную отбивную. Ло Бинхэ берёт на руки Шэнь Цзю, который изо всех сил старается выбиваться, но получается это у него плохо. Он опускает учителя в купель, которую до этого набрали служанки-сестрички. — Как вам водичка? Не слишком горячая? Посидите здесь, пожалуйста, я пока схожу за мыльным корнем и свежей одеждой. Как только Бинхэ выходит за дверь, в комнату сбегаются девушки, чтобы убрать грязную постель. Шэнь Цзю, сколько бы он не ненавидел Бинхэ, даже несколько благодарен за эту подачку в виде приличной ванны. Сейчас он, наконец, замечает, насколько грязный, скребет ногтями по коже, пытаясь соскоблить с себя грязь. Кажется, его усердие почти деструктивное — приложи он чуть больше сил, содрал бы с себя кожу к чертям собачьим. Вода чистая и приятно пахнет целебными травами, но стоит Шэнь Цзю посидеть в ней достаточно долго, как она окрашивается едва ли не в бурый цвет и пахнет кровью, смешанной с гноем. Отвратительно. Хорошо, что у бывшего горного лорда пустой желудок, иначе давно стошнило бы. Когда Бинхэ возвращается, то видит Цзю, сидящего в этом ужасе. — Вода такая же отвратительная, как и Вы, учитель. Ну ничего, сейчас хотя бы немного, но я Вас отмою. Бинхэ старательно мылит волосы Шэнь Цзю, ласковыми прикосновениями проходясь по коже головы и плечам. Потом он закатал рукава и принялся намывать костлявое тело. Старый слой кожи буквально сползал с Цзю. Такой мерзкий. После этого он, вытащив учителя из купели, завернул его в белую простыню и уложил на кровать. — Вы такой красивый, учитель. Жаль, что характер ужасный. Возможно, будь Вы лучше, я был бы с Вами нежнее. Давайте я Вас расчешу, — не дожидаясь ответа, Бинхэ помог Цзю сесть к себе спиной и взял с тумбочки гребень. — У Вас очень красивые волосы, учитель. Жаль, что из-за Вашего здоровья они немного подпортились. Ну ничего, после я обязательно сделаю Вам красивую причёску. Вы голодны? Я могу приготовить вам мясо. Цзю натягивает на плечи простыню и плотнее запахивает ее на груди. — Ты явно что-то удумал, — с тихой ноткой презрения, но даже без оскорблений говорит Шэнь Цзю. — Все время делаешь акцент на этом гребаном мясе. Хочешь меня откормить, как свинью, а потом заколоть и подать на стол, чтобы вместе со своими приспешниками сожрать меня и не оставить и косточки? Бывший горный лорд вздыхает. Виски начинает сводить ужасной пульсирующей болью, поэтому он морщится и прикладывает холодную руку к голове. — Хах, — внезапно выдыхает мужчина, — мне интересно, что ты сделал с моими ногами? Скормил своим псам? Сжег? Или, быть может, отобедал ими сам? А впрочем, неважно. Что-то сегодня Шэнь Цзю удивительно разговорчив. Не сыплет оскорблениями и проклятьями, не брыкается, не пытается уколоть побольнее — только смиренно принимает свою участь и задает странные вопросы. Наверное, это на него так подействовала ванна с успокоительными травами. — Я выбросил Ваше грязное мясо. Самые низшие демоны не стали бы есть это дерьмо. А про мясо я говорю, чтобы Вы оценили мою щедрость. Я забил для Вас лучшую свинью, а Вы совсем это не цените. Учитель, Вы же можете обидеть своего ученика. Бинхэ убирает гребень на место и достаёт лёгкий полупрозрачный халат. Так, лишь бы Цзю чувствовал себя прикрытым. — Учитель, скажите мне, что Вам приятна моя забота, — буквально требует Бинхэ. Но Шэнь Цзю молчит, что ужасно злит Бинхэ. Он резко разворачивает учителя к себе лицом и грубо целует. — Учитель, я же так стараюсь, скажите мне спасибо. — За что я обязан говорить тебе спасибо? За то, что ты держишь меня здесь, словно домашнее животное, издеваешься надо мной, пытаешься вырезать душу вместе с плотью? За то, что насилуешь, а на следующий день приходишь и просишь ласки, как глупая псина? Ты отвратителен. Я скорее откушу себе язык, чем скажу тебе «спасибо», — Цзю метнул на него гневный взгляд и поплотнее закутался в гребаный халат, который ни черта ничего не прикрывал. Красная почти прозрачная ткань ужасно сильно контрастировала с болезненно-белой кожей, фиолетовыми, едва ли не черными, гематомами и многочисленными порезами разной глубины и размеров. Некогда прекрасное, близкое к недостижимому идеалу тело, покрытое россыпью очаровательных родинок и не имеющее ни единого шрама на идеальной коже, теперь превратилось в отвратительный обрубок, просто кусок мяса, который Бинхэ с жадностью поглощал, наслаждаясь каждым кусочком плоти и каждой капелькой крови. Шэнь Цзю, наверное, раньше затрясло бы от отвращения. Но за весь тот период, что он пробыл здесь (бедняга даже потерял счет времени), ему пришлось научиться контролировать свои эмоции в два раза интенсивнее. Он скроил такую маску изо льда, ненависти и презрения, что вряд ли найдется хотя бы одна вещь, которая сможет заставить ее треснуть. А вот Ло Бинхэ едва держится, чтобы не вписать Цзю пощёчину. Как он ещё смеет называть Бинхэ «псиной»? — Ничего, Вы обязательно поменяете мнение обо мне. Вы же помните, что я держу Вашу жизнь в своих руках? Я могу добиваться этого «спасибо» годами. А я всегда получаю то, чего хочу, Вы же знаете, учитель. Бинхэ ещё раз целует Шэнь Цзю и улыбается приторно-сладко, скрывая за улыбкой желание раздробить лицо учителя на мелкие крошки. — Посидите немного, я пойду приготовлю Вам обед. Шэнь Цзю брезгливо трет ладонью губы, будто пытается избавиться от прикосновений и поцелуев. Будь его воля, он бы срезал с себя каждый сантиметр кожи, которого когда-либо касался его ненавистный ученик. — Ты никогда не услышишь этих слов от меня, грязный выродок. Не заставишь, — шипит он, когда за Ло Бинхэ закрывается дверь.***
По мраморному полу тянет холодом. Он оседает на влажной коже, прикрытой лишь совершенно тонкой газовой накидкой, пробирает до самых костей и все же заставляет дрогнуть. Удивительно, что после всех перенесенных пыток, Шэнь Цзю все еще в состоянии реагировать на такую мелочь, как прохлада. Он мысленно борется сам с собой: следует ему дать слабину и натянуть на себя хотя бы простыню или оставить все, как есть, а потом, вероятно, слечь с лихорадкой? Второй вариант звучит не слишком приятно, но довольно заманчиво, ведь в таком случае его шансы умереть повысятся, а если нет, то он сумеет насолить Бинхэ и заставит ублюдка повозиться, чтобы вновь поставить его на ноги. Эта фраза звучит очень иронично, если вспомнить, что у Цзю больше нет ног. Бинхэ возвращается где-то через полтора часа с миской, где лежат аппетитные кусочки мяса под каким-то соусом. — Я подумал, что учитель всё это время ел одну лишь безвкусную похлебку и наверняка соскучился по специями. Я сделал соус, но он не слишком пряный, чтобы не раздражать Ваш желудок. Он помогает Шэнь Цзю сесть на кровати, а потом подносит к его рту палочки. — Попробуйте, надеюсь, оно не слишком жёсткое. Если Вам не понравится, то я сделаю новое. Я хочу, чтобы моему учителю было приятно. Больше не будет никакой пресной еды, теперь для Вас я буду готовить лично. Цзю с трудом проглатывает кусочек мяса, но этого достаточно, чтобы Ло Бинхэ улыбнулся. — Кстати, учитель, на улице прекрасная погода! Вы же так давно не были на улице, надо будет сводить Вас погулять. Я давно думал об этом, поэтому даже попросил сделать кресло на колёсах. Вы рады, учитель? — Мне все равно, — отрезает Шэнь Цзю. Ему действительно плевать, какая там погода на улице и насколько красивы сады во дворце Хуаньхуа. Он думает лишь о том, что Бинхэ просто ведет прелюдию перед очередной пыткой, которая будет в два раза ужаснее предыдущей. Учитель устало вздыхает и закрывает глаза, а еще отворачивается, не давая докормить себя мясом. Оно неплохо на вкус, но Шэнь Цзю больше не может терпеть это унизительное кормление из рук. Он что, домашнее животное? Самое мерзкое здесь то, что ответом, вероятно, будет «да». — Поешьте, пожалуйста, ещё, учитель. Вчера вы не доели свой суп, сегодня мясо. Вы и так сильно исхудали, давайте ещё кусочек. Бинхэ держит палочками ещё один кусок и ждёт, пока Шэнь Цзю сам повернётся и откроет рот. Больше он никогда не причинит вреда своему учителю. — Пожалуйста, съешьте. Ну или раз так не хотите, то давайте я Вас заплету. Я хочу, чтобы Вы выглядели лучше всех сестричек во дворце, учитель. — Ставишь меня вровень своим подстилкам, — Цзю выплевывает эти слова с отвращением, и его бесстрастное лицо, кажется, на минуту даже оказывается перекошенным мимолетной судорогой. Он прикрывает рот рукой, давая понять, что больше есть он точно не намерен, сколько бы Ло Бинхэ не уговаривал, закрывает глаза и отворачивает голову, встряхивая волосами. Теперь они чистые и легко струятся по плечам, служат напоминанием о той почти беззаботной жизни, проведенной в образе горного лорда. В то время они были намного ухоженнее, будто чистейший шелк — ни одна дева в этом дворце не смогла бы сравниться с (тогда еще) Шэнь Цинцю. От мыслей об этом начинает тошнить. Слабость вновь накатывает совершенно неожиданно, и Цзю не может ей противиться — падает на чистые подушки и тяжело вздыхает. Он знает, что это, вероятнее всего, скоро пройдет, но надеется, что все же сейчас он сделает последний вдох и его страдания прекратятся. Бинхэ тут же хватает Шэнь Цзю за руку. — Учитель! — с волнением, вполне даже настоящим, вскрикивает он. Демон чуть не уронил миску с мясом от неожиданности, но вовремя отставил её на тумбочку к гребню. — Бедный учитель, Ваше тело так ослабло. Возможно, Вам холодно, я схожу за более тёплой одеждой. И Бинхэ, совсем не понимающий причину недомогания Цзю, подрывается с кровати и вылетает из комнаты. Возвращается он держа в руках ворох светло-зелёных вещей, словно насмехаясь над учителем. К тому времени Шэнь Цзю уже открыл глаза и теперь смотрит в пустоту, не желая обратить внимание на Ло Бинхэ. — Как Вы себя чувствуете? Может, Вы чего-то хотите, учитель? — Ничего. Оставь меня в покое, — голос у него будто бы севший и совершенно безразличный. Цзю цепляется пальцами за простынь и, приложив немало усилий, поворачивается на бок, лишь бы не видеть лица Ло Бинхэ и противных зеленых тряпок. Тело мелко дрожит — он и сам не заметил, с чего это началось. Он просто услышал взволнованный вскрик под ухом и отключился, а потом, когда очнулся, обнаружил, что весь покрыт холодным потом. Возможно, ему все же следовало бы принять из рук бывшего ученика одеяния поплотнее. Но, наверное, сейчас слишком поздно.