негативное подкрепление

      Днём Мартин никак не отреагировал, когда Мирко вошёл в его комнату и сел позади его рабочего места и принялся наблюдать за тем, как он работает — тихо, сосредоточенно. Мирко, даже если и хотел с ним поговорить, то не стал бы, он никогда не отвлекал его от работы. Удостоверившись, что всё более ли менее в порядке, насколько Мартин вообще мог быть в порядке, Мирко ушёл в гостиную.       У него тоже было, чем заняться, он сел обрабатывать фотографии, сделанные в данже.       С кем бы он ни работал, он никогда не изменял своим моделям фигуру — любое тело прекрасно. Мог убирать временные дефекты. И убирал шрамы или родинки, но только если его модели об этом просили.       Мартин его не попросил ни о чём. Хотя у него на подбородке был достаточно заметный шрам. Он не стал его трогать. Увлёкся другими вещами. Вставил в уши наушники и увлёкся настолько, что даже не заметил, как Мартин вошёл в его комнату и занял очень странное место: сел на пол за его спиной, но так, чтобы видеть, над чем он работает — такое место бы заняло домашнее животное, очень умное и скромное, которое лишь намекает на то, что хочет внимания, но не требует его, так как видит, что хозяину сейчас не до него.       Мартин сделал это, даже не понимая, почему, просто по привычке. Потому что точно так же он вёл себя с Андресом. Когда тот писал картины, он разрешал ему наблюдать за собой, ему нравилось внимание. А ему нравилось смотреть, как кто-то что-то создаёт. Они часами так могли и ни одному из них не было скучно. Андрес даже не обращал на него внимания — ну кто в здравом уме будет обращать внимание на домашнее животное? Никто. — Мартин? — Мирко тут же вытащил наушники и, оставив свою работу, подошёл к нему, сел рядом, положил руку ему на колено, — я не знаю, чем именно обидел тебя утром, но знай, я не хотел.       Мартину хочется выть, хочется сделать себе больно, кричать — от непонимания, почему, почему этот человек ведёт себя так? Он ведь этой доброты не заслуживает, он ничего из этого не достоин. И ему бы уйти, потому что эту ситуацию он уже контролировать не может — с каждой секундой ему всё меньше и меньше хотелось давать отпор, сопротивляться, грубить. На Мирко ведь это не действовало. — Моя вина. Вспылил.       Вполне серьёзное извинение Мирко удивило. И раз уж сейчас Мартин настроен на диалог, то он шанса не упустит. — Может, нам нужно поговорить о том, о чём можно говорить, а о чём нет? — Мы можем говорить с тобой обо всём. Просто, наверное, мне следует пить меньше кофе. — У меня есть травяной чай, если дело в кофе. — Сразу после того, как ты выпорешь меня. И трахнешь. — До слёз? — Конечно же. — Я закончу через час, можешь пока морально подготовиться. — И не забудь про оскорбления, — Мартин подмигнул ему и ушёл к себе.       Мирко согласился не просто так. Несмотря на то, что рекомендовал врач, он согласился, потому что кое-что придумал. Тот ведь спросил «До слёз?» — плакать же можно не только от боли.       Закончив обрабатывать фотографии и загрузив их в галерею форума, он закрыл ноутбук. Нашёл свой широкий кожаный ремень, который не успел убрать далеко с прошлого раза. Думает, достать ли что-то ещё. Но закончить думать не успел, Мартин, обнажённый и бесстыдный предстал перед ним, нахально улыбаясь. Мирко любил его улыбку. — Можешь остановить меня в любой момент, — напомнил он, глядя сабмиссиву в глаза, — скажи, что понял. — Понял, Господин.       Привычным движением Мартин укладывается к нему на колени и подставляет под удары спину и зад. Кажется, ему легче получать наказания, чем пытаться исправить своё поведение. А, может, он действительно просто любит боль, а боль любит его. Когда ему больно, его тело реагирует невероятно прекрасно, он шипит, но не пытается защититься от ударов. И красные полосы украшают его.       После он валит его на кровать, хватает его за ягодицы, а он почти кричит, потому что кожа после ударов очень чувствительная, а он мнёт её. Мнёт. В этот раз он хочет сделать то, что будет сложно и для него, и для Мартина. Он не развернёт его спиной к себе, он хочет смотреть ему в глаза. Даже если в его глазах будут слёзы. А они будут.       Он не отрывает от него взгляда, а Мартин старается не смотреть на него. Жмурится. Отворачивается.       Мирко целует его шею, целует ключицы, оставляет засосы над сосками. Гладит его. Не делает ничего из того, что у них было принято раньше. Сейчас он должен рискнуть.       И то, как он трахал его. Даже не так. Он занимался с ним любовью. Настоящей, чистой, красивой — как в книгах, песнях и кино. Ни единого грязного комментария, никакой грубости: его не хватали за волосы, а гладили по волосам, не кусали, а оставляли засосы. Его не хотели разрушить…       А надо. Потому что любви он не заслуживает.       Не заслуживает.       Не заслуживает.       Не заслуживает!..       Так сказал человек, которому он верил, которого любил, которому не мог не поверить. Тот человек сказал, что его любить нельзя, он любви не заслуживает, потому что он всё опорочит, сделает грязным, испортит, разрушит.       И он жил с этим. Он с этим мирился. Научился заглушать обиду болью. И стал вести себя соответствующим образом — разрушал и делал грязным. Поссорился со всеми, даже дружеских отношений ни с кем не сохранил, не говоря уж о тех, к кому он мог испытывать чувства. Если кто-то с ним сделает подобное ещё раз, он не переживёт. Буквально.       Когда Мирко своими огромными руками аккуратно подтянул его к себе ближе, взяв за бёдра, Мартин почему-то вспомнил, как тонул в море — абсолютно добровольно, не сопротивляясь, задыхаясь; как ходил ночью по опасным районам — в надежде, что это что-то изменит; как пробирался на крышу высотки — чтобы увидеть звёзды и, быть может, умереть, совершив свой последний полёт.       Когда Мирко утирал слёзы с его щёк, он думал, почему он до сих пор не в гробу? Почему он на кровати? Почему кто-то посмел любить его? Почему он кончает так ярко не от того, что его унижают, а от того, что его целуют? Так не должно было быть. Никогда. И почему он хочет, чтобы это продолжалось? — Как ты себя чувствуешь? — Не так, как должен.       В этот раз Мирко никуда не ушёл, они лежали рядом. Он смотрел, как Мартин глубоко дышит, как он облизывает губы, как на его коже проявляются отметины. Как он над чем-то думает — невозможно было понять или догадаться, о чём. Но он радовался тому, что Мартин позволяет хотя бы быть рядом с собой. — Это хорошо, или плохо? — Для тебя — хорошо. Для меня нет. — Почему для тебя это не хорошо? Что, аллергия на нежный секс? — Вроде того, — Мартин усмехнулся, — просто… — он вдохнул, — нихуя это не просто. — Если ты объяснишь, я постараюсь понять.       Он мог бы. И, может, Мирко действительно бы понял его. Но он лишь презрительно хмыкнул, подарил своему доминанту кривую улыбку и рывком встал с кровати - пять минут отдыха, которые он щедро себе разрешил, прошли.