~ 2009 ~ ***
Перед тем как открыть дверь в класс английского, Рей делает глубокий вдох и задерживает дыхание. И надеется, это поможет выжить в последующие сорок пять минут. И уже сейчас знает: нет, не поможет. В ту же секунду, как заходит в зал, полный грубых тинейджеров с их бушующими гормонами, Рей чувствует, как по внутренней стороне бёдер стекает очередная порция смазки. Блядь. Пиздец. Всего-то три часа. И пришлось уже дважды менять прокладку. Угораздило же определиться омегой именно сегодня. И именно здесь. — Все по местам, — произносит мистер Акбар, повысив голос, чтобы его услышали за шумом. Прежде Рей никогда не улавливала от своего учителя-омеги этот едва различимый рыбный запах. Теперь же она мгновенно чует его — в ту секунду, как встаёт в десятке шагов поодаль. Живот сводит судорогой, и она кое-как сдерживает приступ тошноты. Прижав рукав к носу и изо всех сил пытаясь дышать ртом, Рей пробирается на задний ряд — туда, где обычно и сидит. Выбрав в начале учебного года это место, она практически избавила себя от смешков и колких взглядов одноклассников. Полгода назад она и не догадывалась, насколько будет теперь рада, что решила тогда сидеть позади всех. Здесь она может почти полностью отключиться от запахов, которые всё утро истязают её органы чувств. — Шарлотта Бронте, — начинает Акбар, заложив свои странные маленькие ладошки за спину. — Переоценённая писательница или романистка, опередившая время? Он оглядывает скучающих старшеклассников; те сидят перед ним стройными рядами и то рисуют что-то в тетрадях, то смотрят в пространство перед собой. — Мистер Соло, есть ли у вас мысли по этому вопросу? Рей стреляет глазами в начало класса — туда, где, откинувшись на спинку стула с таким видом, будто происходящее вокруг навевает скуку, сидит Бен Соло. Гад, который солидную часть последних трёх лет беспощадно её изводит. Он разложил перед собой свои длинные ноги и чешет подбородок, обдумывая вопрос Акбара. Соло поворачивает голову и ненадолго задерживается на Рей неизменно жестоким взглядом своих тёмных глаз, после чего отворачивается и вновь смотрит на учителя. — По-моему, и то и другое, — выдаёт он. Огромной рукой он приподнимает термос и делает большой глоток. Его голос смехотворно, просто до нелепости глубок, и хотя до сегодняшнего дня Рей даже не замечала этого в свете всех тех оскорблений, что он ей нанёс, но сейчас его богатый оттенками тембр так истошно вопиет «альфа, альфа, альфа», что игнорировать практически нереально. Тело откликается на звук его голоса, и это пугает и озадачивает; пока он говорит, из неё выскальзывает свежая порция слизи. Рей, может, и ненавидит его за обидные слова, которых сполна наслушалась за эти годы, но тело её определённо другого мнения — теперь, когда выяснилось, что она омега. То есть начиная с утра. — Она явно опередила время, — продолжает он. — Тогда. Теперь же? Учитывая, сколько всего мы имеем возможность прочесть? Соло отрицательно качает головой. Волосы у него длинные и густые — раньше Рей как-то не обращала на это внимания. Ей вдруг ужасно хочется уткнуться в них носом. Глотнуть этот аромат из самого, так сказать, источника. Если Бен Соло на вид так огромен, хорош и силён, то… блядь, как же тогда он пахнет? И не успевает она углубиться в мысли такого катастрофического толка, как ещё чья-то рука милосердно взлетает в воздух и отвлекает её. Это Хакс, другой мудак, всегда находивший радость в том, чтобы её кошмарить. К счастью, Хакс бета, что до этого дня никак Рей не волновало и за что сейчас она несказанно благодарна небесам. Она переводит взгляд на него, и теперь ей необязательно больше думать о Соло. — Да, Армитаж? — произносит Акбар. — Хочешь что-то добавить? — В основном, то, что Соло идиот, сэр, — говорит он. Весь класс смеётся — все, за исключением самого Соло. Тот свирепо зыркает на Хакса. Рей с другого конца классной комнаты чует: он так и источает гнев и досаду. — Довольно, — раздражённо и устало обрывает Акбар. — Армитаж, не поделитесь ли с нами своей точкой зрения? Хакс говорит ещё что-то, но Рей больше не слушает. Всё её внимание устремлено на то, как на скулах Бена Соло играют желваки.***
— Ты как? В столовой на обеде к ней подсаживается Роуз. В лице её читается беспокойство. Рей вертит в руках пластиковый стаканчик. Еда на её подносе стоит нетронутая; при мысли о том, чтобы что-то сейчас съесть, её мутит. — Да не очень, — признаётся Рей и оборачивается к подруге. — Я… ну, я только что определилась. В смысле, прямо сегодня утром. Роуз одаривает её сочувствующей полуулыбкой. — Я догадывалась, что дело в этом. — Правда? Роуз кивает. — Ты дёрганая сегодня. И чертовски бледная. — Она в нерешительности прикусывает губу. — И… некоторые альфы весь день прямо глаз с тебя не сводят. Рей стонет, чувствуя, как горят щёки. Она закрывает лицо ладонями — и от ужаса, что привлекла к себе сегодня подобное нежелательное внимание, и одновременно… взволнованная этим же. Это… это полный капец. — Не верится, что это со мной творится, — бормочет она. И так и есть. Ей и правда не верится. — В смысле, я знала, что существует крошечный риск, но… Но полагала, что в восемнадцать опасаться уже нечего. Что пронесло. Она в жизни своей не слыхала, чтобы определялись так поздно. Только ей могло так не свезти. — Понятно, — произносит Роуз сочувственно. Она кладёт ладонь Рей на плечо и легонько сжимает, подбадривая. — Я вообще думала, мы с тобой этого избежим. Представляла, как в универе мы обе будем жить беззаботной жизнью бет, не соприкасаясь со всей этой хернёй. — Она снова сжимает плечо Рей. — Может, пойдёшь домой пораньше? Рей мотает головой. — Нет. Там Платт сейчас. — Истончившийся голосок Рей срывается. К счастью, Роуз в курсе, как удручающе у Рей обстоят дела дома, поэтому той необязательно что-либо добавлять. — Что же я теперь буду делать? — Всё то же, что и раньше делала, — отвечает Роуз. — Опустишь голову и постараешься по максимуму держаться подальше от этого стрёмного ублюдка Платта. Через полгода выпускной, и ты свалишь отсюда, только тебя и видели. Как всегда и хотела. Роуз, конечно, права. Рей это знает. И всё же внезапно то хрупкое равновесие, которое она долгие годы отчаянно старалась привнести в свою жизнь, чтобы элементарно выжить, кажется почти эфемерным. — Кто пялился на меня сегодня? Это неважно, разумеется. За исключением Роуз и Кайдел, все они тут всегда были к ней в той или иной степени жестоки. Она всех их ненавидит и ждёт не дождётся, когда выпустится и распрощается с ними навсегда. Только вот почему-то… это всё-таки важно. Очень важно. Малая часть её, что всегда молчала, теперь словно очнулась. И впервые в жизни Рей вдруг переполнило головокружительное желание нравиться. Чтобы её хотели. Жаждали. Роуз колеблется. — Точно хочешь знать? Рей кивает. — Дэмерон поглядывал, — неохотно произносит Роуз. — И Хакс. Хотя с чего — непонятно. Уж он-то бета до мозга костей. Рей закатывает глаза. — С этим по жизни непонятно, что им движет, да? Избегая её взгляда, Роуз продолжает: — А больше всех смотрел Соло. При звуке его имени низ живота простреливает новым непрошенным возбуждением. Рей с резким выдохом нагибается над подносом с обедом и тесно обхватывает себя руками в районе талии. — Это… это невозможно, — выдыхает она сквозь стиснутые зубы, пытаясь не обращать внимания на очередную дозу склизкой субстанции, что начала скапливаться внутри. Проклятье. Сразу же по возвращении домой ей, несмотря на прокладки, придётся выбросить нижнее бельё. — Почему невозможно? — спрашивает Роуз. Рей смотрит на подругу в упор. — Соло меня терпеть не может. Он никогда, ни единого разу не сказал мне ни одного доброго слова. Роуз пожимает плечами. — Не думаю, что это роляет, когда речь заходит об альфа-омега биологии. — Но должно ролять! — Рей берёт свою вилко-ложку и принимается ковыряться в пюре. — Любой, кто обзывается «мусорщицей» и при каждой встрече говорит тебе, что ты отброс, должен быть лишён права интересоваться тобой только потому, что ты определилась. — Ну… да, — тянет Роуз, жалостливо глядя на подругу. — К сожалению, Рей, в жизни это не так работает. Рей со вздохом закрывает глаза. Она знает, что подруга права. Но лучше бы та ошибалась.***
В конце дня Рей пулей вылетает с математики, отчаянно жаждая убраться подальше от класса, от школы — просто подальше. Весь этот день был сплошной пыткой, наполненный запахами и ощущениями, по милости которых она едва умом не тронулась. Ей нужно домой. Она придёт домой, запрётся в спальне, снимет всю одежду и будет ублажать себя вибратором до тех пор, пока не умалит это жаркое, пугающее напряжение между ног и не обретёт наконец вновь способность думать. Это не удовольствие, хоть статьи на пару с мутными порнороликами в Интернете и вещают об обратном. Это — возбуждение до боли; оно до такой степени остро, что Рей решила бы, будто её впервые в жизни настигает течка, — если б только она не знала, что это в буквальном смысле невозможно. По пути к выходу она чует в отдалении запахи нескольких тинейджеров-альф. Те пахнут выразительно. Опасно. Парни как по команде поворачивают головы и смотрят на Рей плотоядными и слегка удивлёнными взглядами. Рей вдруг с содроганием понимает, что не дотерпит до дома. Она распахивает первую попавшуюся под трясущиеся руки дверь в коридоре и с силой захлопывает ту за собой. Здесь несколько швабр, торчащих из ведра с мутной водой. Рядом — три половые щётки. На одной из стен — старая пыльная полка, уставленная разными чистящими средствами, этикетки которых сложно разглядеть в полумраке. Она… в подсобке, понимает Рей. Она зажмуривается и стонет, чувствуя себя самым убогим человеком на свете. Но это дела не меняет. Ей надо освободиться. Позарез. И срочно. Может, вылезти отсюда и подыскать пустую кабинку в ближайшем женском туалете? Но рядом с кружком по черлидингу, спортивными секциями и прочим по-любому всё ещё остаются десятки человек. Может, кабинка для этого дела и будет малость поудобнее, чем подсобка уборщицы, но если Рей пройдёт этим маршрутом, то где гарантия, что она не обзаведётся тут же компанией? А ещё Рей не хочется, чтобы кто-нибудь услышал — или учуял, — чем она собирается заняться. Она выжидает пару минут, осторожно прислушиваясь, пока топот шагов за дверью не начинает стихать. Каждый добавленный к ожиданию миг — это новая агония, и, когда она наконец расстёгивает джинсы и тянет собачку молнии вниз, руки трясутся. Стоит развести кончиками пальцев складки и добраться до почти болезненно припухшего клитора, как от нахлынувшего блаженного облегчения она едва не разражается слезами. У неё нет на это лишнего времени. В тех редких случаях, когда трогает себя дома, она старается чуток растянуть процесс, чтобы успеть им насладиться. Но это она не будет растягивать, о нет. В ту минуту, как джинсы внизу, у щиколоток, ладони оказываются на измученной киске и трут, трут, трут клитор, словно это жизненно важно. Что, скорей всего, не далеко от истины. Подобравшись к первому оргазму вплотную, она откидывается на стену подсобки, настолько захваченная ощущениями, что едва чувствует, как спину неприятно колет ручка швабры. А тяжёлых, безошибочно узнаваемых шагов, которые вдруг замирают за дверью с той стороны, она не замечает вовсе. — Так-так. Рука вздрагивает и останавливается. Глаза распахиваются. Нет. Бен Соло прислоняется к двери подсобки и пренебрежительно хмыкает. — Что у нас тут? — Иди на хер, Соло, — произносит Рей настолько дерзко, насколько сейчас в её силах. Но её голос дрожит. Оргазм так близко — буквально в шаге, — и, проклятье, звука этого выбешивающего голоса самого по себе почти хватает, чтобы довершить дело. Ей так надо кончить, как ничего и никогда в жизни было не надо. — Я никуда не пойду, — откликается он мягко. Она с негодованием пялится на дверь. — Отвали. — Знаю я, чем ты там занимаешься, Мусорщица. От произнесённого вслух привычного оскорбления поднимаются волосы на затылке. Голос глубок и мелодичен, и… блядь. Пиздец. — Я через весь коридор почуял, как ты трахаешь себя пальцами. Рей бледнеет. — Я… понятия не имею, о чём ты. — Думаю, имеешь, — отвечает он елейным голосом. — И, по-моему, тебе нужна моя помощь. Маленькой грязной мусорщице не пристало делать всё в одиночку. Ей не должно нравиться то, как при звуке жестокой клички поджимаются в обуви пальцы ног. Она не должна быть на грани того, чтобы упрашивать его назвать её «маленькой грязной мусорщицей» снова — теперь прямо на ухо. Но ей нравится. И она и впрямь готова отбросить всю свою гордость и начать умолять его произнести это вновь. Никогда ещё она не испытывала к нему большей ненависти, чем в это мгновение. — Мне не нужна твоя помощь. Что ей нужно на самом деле, так это остановиться. Что необходимо — выбраться к чёртовой матери из этой каморки, доковылять до школьного автобуса с маршрутом в сторону дома и, заперевшись, сидеть в безопасности в своей спальне до тех пор, пока это безумие не прекратится. Но пальцы будто по собственной воле ускоряются, и теперь она тоже чует его, глыбой возвышающегося с той стороны двери. Его аромат почти осязаем. Он касается изнутри; он отталкивает руку и ласкает клитор так, как никогда не получится самой. — Знаешь… это печально, так-то, — продолжает он, пропуская её возражения мимо ушей. — Так печально, что ты не можешь позволить себе приличные подавители, да и просто нормальный самотык, который бы повязал тебя как надо. Тебе реально нужна моя помощь, Рей. — Ещё смешок. — Вопрос только в том, чем ты меня отблагодаришь. Рей стонет от властных и зловещих интонаций в его голосе. Бесполезно. Тот же тон, которым Соло с самого первого года бессовестно стебал и издевался над ней, заставляет теперь хотеть с ним всякого непотребства. Она нежится в ощущениях, джинсы отброшены в угол, пальцы лихорадочно теребят клитор. Она чувствует себя раскованной, одурманенной, она будто горит… Соло встаёт ещё на шаг ближе к подсобке, в которой она прячется. Он прижимается лицом к двери, так близко, что Рей вдруг чует, как взвивается охватившее его острое, пьянящее возбуждение. И внезапно она понимает — с той ясностью, которую не так-то часто приходится испытывать в жизни, — что унять огонь, который грозит поглотить её, можно только одним способом. — Соло, — шепчет она, работая пальцами так быстро, как может. Но этого не хватает. И никогда не хватит. — Пожалуйста. Рей едва отдаёт отчёт в том, что дверь подсобки распахивается, а спустя секунду с грохотом захлопывается. Она понимает только, что секундой ранее корчилась от прикосновений собственных пальцев, неистово жаждая чего-то, ну хоть чего-нибудь, лишь бы это прекратилось, а в следующее мгновение её руку бесцеремонно отпихивают и заменяют другой, которая гораздо больше и пахнет безопасностью, и касания которой сулят утешение. — Не верится, что всё это время в тебе пряталась такая ароматная омега, — рычит Бен ей на ухо. — Мне следовало бы знать. Он влажно трогает губами её железу запечатления, а пальцами тем временем грубо раскрывает её складки и находит клитор, и это так приятно, что она прижимается к нему, ощущая облегчение и головокружительное, ослепительное удовольствие. Она весь день была сбита с толку, потеряна. Но теперь Альфа здесь. Альфа о ней позаботится. Всё будет хорошо. Он толкает её и прижимает к стене своим телом — огромным, думает Рей как в бреду; Альфа такой огромный и тёплый, с ним она в безопасности. Он гремит пряжкой ремня, и до Рей вдруг доходит, что он собирается трахнуть её прямо тут. Своими громадными руками он разведёт ей бёдра и засунет в неё член так глубоко, что она взмоет на седьмое небо. Он будет её трахать, и трахать, и трахать — до тех пор, пока она не утратит человеческий облик. Пока не кончит так мощно, как в жизни своей не кончала, прямо там, насаженная на член по самое не могу. Он расстёгивает ремень — и если смазка целый день из неё просто сочилась, то теперь это больше смахивает на выходящую из берегов реку. Из Рей буквально хлещет, пока она наблюдает, как он достаёт свой член — большой, такой большой — из штанов. Она снова стонет, а глаза сами собой закатываются, стоит ей представить, каково будет на этом члене, когда тот окажется в ней. — Не теперь, — рычит он ей на ухо. — Знаю, Омега, ты хочешь этого. Знаю, тебе это необходимо. Но не теперь. — Он наклоняется и вновь припадает ртом к железе, одним этим едва не доводя её до разрядки. — Сначала тебе придётся доказать, что ты этого заслуживаешь. Большой ладонью он тянется вниз и принимается лениво вырисовывать скользкие круги — в обход той точки, где Рей так отчаянно его жаждет. Что он делает? Она хочет его член. Он ей нужен. Вагина сжимается вокруг пустоты, и это больно, это… — Как… — Рей умолкает, стараясь сосредоточиться. Надо выдавить из себя эти слова, но внезапно во рту сухо, как в пустыне. Он её трогает, но не трогает. В этой дымке вожделения невозможно думать. Она облизывает губы и предпринимает новую попытку: — Как тебе… Как доказать, что я этого заслуживаю? Соло наверняка в курсе, что именно она силится выговорить, ведь спустя мгновение он кладёт ладони ей на плечи и деликатно подталкивает встать на колени на холодный, замызганный кафельный пол подсобки, а его стоящий член оказывается в каких-то дюймах от её лица. — Целый день мне пришлось чуять твой запах, Мусорщица, — говорит он. Упрекая её. Он ведь её отчитывает. Да. — Имеешь ли ты понятие, на что это похоже, чувствовать запах только что определившейся омеги? Чуять её, зная, что все вокруг тоже чуют? Она смотрит вверх, на него. Его взгляд упирается в дальнюю стену подсобки. — Нет, — отвечает Рей. — Пахнет как лучший секс, которого у тебя никогда не было, — выдыхает он сипло. — Пахнет как всё, что ты когда-либо хотел, но к чему тебе не разрешено прикасаться. Подушечкой большого пальца он нежно гладит её по щеке. — Я удовлетворю тебя, Омега. Ты кончишь так, что забудешь своё имя. Но сначала я выебу тебя в твой милый ротик. И кончу тебе в глотку. — Он подаётся бёдрами на дюйм вперёд, и кончик члена утыкается ей в губы. Нюх Рей улавливает опьяняющий мускусный запах альфийского предсемени, и мозг точно заклинивает. — Это, думается мне, будет справедливо. Рей не знает, как на это ответить. Её покинул дар речи. Сейчас ей понятно лишь одно: она сделает всё, что этот альфа ни попросит. Миг спустя он скользит меж её губ, горячий, жёсткий и настойчивый. Рей стонет с заполненным ртом, не в силах не думать, как бы его член ощущался, раздвинь он её скользкие мокрые складки и трахни в пизду, а не в рот. Она инстинктивно мощно всасывает его до впавших щёк. В ответ он шипит и забирается пальцами ей в волосы. У него такой большой. Он проник лишь на пару дюймов, а её уже так распирает, что и не вздохнуть. А после, не предупредив, он начинает двигаться. Рей никогда такого не делала. Она никогда не делала ничего подобного. Она, как и большинство, видела какие-то куски из порно — на телефоне Роуз, в последний раз, когда Рей у неё оставалась с ночёвкой и её родители ушли в спальню; дома, одолеваемая любопытством однажды после лекции о базовой биологии альф и омег. Но порно никогда не ощущалось таким — грязным, унизительным. Полным жизни. Прекрасным. Сильно потянув её за волосы, Бен Соло подаётся бёдрами вперёд, и на языке вспыхивает солоноватый привкус предсемени. Рей не совсем понимает, что делает, и поначалу нервные окончания и рвотный рефлекс не дают принять больше нескольких дюймов. Но вскоре включается инстинкт, побуждающий порадовать своего альфу, удовлетворить его и заслужить этим сладостную награду, которую он ей посулил. Здравый смысл отходит на второй план, и она отдаётся этому — обхватывает основание его стержня, и голова её прыгает вверх-вниз по всей его грандиозной длине. Она без понятия, что творит, но ему, кажется, это очень даже нравится, если судить по тому, как гортанно он стонет и какими пошлыми словечками поощряет. Каждый звук наслаждения, что вырывается из его горла, отдаётся в ней вибрацией и заставляет пружину желания внизу живота сжиматься всё туже. Проходит немного времени, и она уже не в состоянии выносить внутренний натиск. Свободную руку она опять устремляет к местечку между ляжек. — Вот так, — шипит Соло сквозь стиснутые зубы. — Вот так. Блядь. Ты так классно выглядишь с моим членом во рту. Он наращивает темп и начинает входить в неё чуть грубее, и Рей, повинуясь наитию, закрывает губами передние зубы, чтобы не царапать его, одновременно с этим пытаясь подхватить навязанную им бешеную скорость. Она расслабляет мышцы горла, чтобы кончик члена проскальзывал дальше, и с хриплым стоном Соло обеими руками подхватывает её под затылок — теперь он может трахать её рот жёстче. Сейчас он буквально мутузит заднюю стенку глотки, и завтра утром, думается ей, горло будет саднить просто адски. Но ей всё равно, потому что спустя всего пару секунд Рей чувствует, как член под ладонями набухает обозначившимся у основания узлом, и это вдруг становится единственным, что имеет значение. Она ускоряет свои движения, надрачивая ему обеими руками и лихорадочно работая ртом на кончике. «Этот узел должен был быть в моей вагине», — думает она в полном отчаянии. — «Возможно, однажды альфа смилуется и даст мне его». Она хочет, чтобы Соло кончил, хочет ощутить, как раздувается, набухает в ладонях узел, пока он спускает ей в горло. Поэтому она удваивает усилия, издавая натянутой на член глоткой гортанные стоны и с каждым движением языка чуть проворачивая руку на стержне. В итоге он не вяжет её в рот — для этого понадобилось бы проникнуть ещё глубже. Но всё равно его оргазм тянется как будто вечность; руками Бен вцепился ей в затылок так, будто от этого зависит его жизнь, а лицо её прижато к его паху с такой силой, что волосы на лобке щекочут щёки. И она до дна выпивает его — жадно и со рвением, природу которого даже не понимает. Когда он наконец заканчивает, то аккуратно снимает её голову с члена. Узел по-прежнему красный и раздутый. Выглядит раздражённо, болезненно. Но тем не менее Соло довольно вздыхает. — Было хорошо, — мурлычет он. — Ты отсосала прекрасно, Мусорщица. Он тянется к ней, ухватывает под руки и бережно поднимает на ноги. Теперь, когда кончил, он обращается с ней с обескураживающей нежностью. Он подходит на шаг ближе и снова прижимает к стене. — Понравилось с моим членом во рту? Она не знает, как полагается на это ответить. — Понравилось? — снова спрашивает он. И вновь, теперь более властным тоном: — Понравился вкус моей спермы? Тон его не приемлет возражений, и ответ выскакивает наружу прежде, чем она успевает сообразить что сказать. — Да, — пищит она. Похоже, она ответила правильно. Бен удовлетворённо хмыкает и касается её шеи легчайшим поцелуем. Ох. — Да. — Славно, — выдыхает он ей в железу, жарко и сладко. Его рука скользит вниз по животу, не останавливаясь, пока ладонь не ложится на киску. Он обхватывает её там, и Рей принимается извиваться. — Теперь хочешь, подрочу тебе? Она трётся о его руку, стонет и корчится. Новый выплеск смазки покрывает его ладонь. — Соло, — выдыхает она. — Пожалуйста. — «Альфа», — поправляет он. — И мне нужно, чтобы ты сказала словами. Кончиками пальцев он разводит половые губы и нежно потирает между ними. Рей мокрее, чем когда бы то ни было. Ей кажется, она вот-вот умрёт. — Пожалуйста! — надломленно выкрикивает она. Она взбрыкивает бёдрами, в отчаянии пытаясь потереться о его руку. Но он прижимает её обратно к стенке и лишает возможности двигаться. — Словами, Омега, — повторяет Соло. Он ласкает её внизу, водит вверх и вниз кончиками двух своих крупных пальцев, касания которых раздражающе легки, почти невесомы. — Знаю, ты невоспитанная голодранка, но ты точно способна произнести вслух, чего хочешь. Жестокое напоминание о том, кто они друг для друга и кем были на протяжении всех старших классов, пронзает дымку возбуждения, словно клинок. — Выеби меня, — выплёвывает Рей. Не станет она умолять его об узле, хоть инстинкты и приказывают ей это сделать. — Хочу, чтобы… чтобы ты меня выебал. Он вздыхает. — Извини. Боюсь, я пас. — Он льнёт к ней и жарко, влажно проводит языком вниз по шее сбоку, а затем прикусывает краешек железы. По-собственнически. Как бы говоря: «Моё». — Видишь ли, так чудно отсосав, ты высосала всё без остатка. Но я же обещал удовлетворить тебя, если заслужишь. А своё слово я держу. Он вводит два больших пальца в её тесное, влажное влагалище, вскрывая её, как спелый персик. Картинка в глазах выцветает. Рей не новичок в мастурбации. Пару раз она даже экспериментировала с двумя пальцами. Но существует огромная разница между тем, чтобы, пользуясь собственными пальцами, извлечь тихий, робкий оргазм, и тем, что прямо сейчас творит с ней Бен Соло. Ей хочется биться о его тяжёлую руку, что прижата к её животу, не позволяя ей двигаться, хочется встречать каждый его толчок своим… но в его руках Рей совершенно потеряна. Сейчас вся она — отчаянная, оголённая потребность. — Хочу почувствовать, как ты кончаешь, — шепчет Соло ей на ухо. Большой палец с нажимом трёт клитор. Рот Рей открывается в беззвучном крике, стоит ей качнуться в сторону края. — Кончи для меня, Мусорщица. Он нагибается ещё ниже и вбирает ртом один из её стоящих торчком сосков, прямо через футболку. И кусает. Ей кажется, что она разлетается на осколки; вагина сжимается на его пальцах, спина выгибается дугой, все мысли до одной испаряются. Несколько бесконечных секунд она кончает, и каждая молекула в теле звенит от блаженства, подобного которому Рей прежде не знала. Вагина так наполнена Беном Соло, что в ней нет больше места ни для чего на свете. К тому времени как она приходит в себя, Соло уже оправляет джинсы. В глубине души ей хочется возразить, хочется напомнить, что он ведь обещал трахнуть её, если она докажет, что достойна. Но в остальном она скорее переполнена отвращением к тому, чем они только что здесь занимались, и к собственным мечтам о продолжении. Ей хочется наорать на него, хочется сказать, чтобы убирался и оставил её, нахер, в покое, и вытолкать его ко всем чертям из подсобки. Но вот он одаривает её ухмылкой, и всё, что она намеревалась произнести, умирает в горле, так и не будучи сказанным. — Я с тобой знатно позабавлюсь, — изрекает он задумчиво, да притом таким будничным тоном, словно беседует с ней о погоде. Одной рукой он берётся за дверную ручку. — Завтра увидимся.