Rotten blooming

Я изнасиловал парня. Мутный рассвет разливается по полу, пока я уже второй час бесцельно разглядываю себя в зеркале над раковиной в ванной комнате. Глаза красные от слез, губы искусаны, а из нижней вообще когда-то лилась тоненькая струйка крови, что сейчас превратилась в пурпурную линию на подбородке. Измученный у меня вид. Два пальца в глотку. Может, хотя бы это поможет избавиться от тяжести, что желчью разъедает меня изнутри. Из моего рта вырвался мутный поток. Я изнасиловал парня. Обессиленно уронив голову на предплечье, которым я облокотился на раковину, я взвыл, изо всех сил, подавляя желание вновь разрыдаться. Второй комок переваренной пищи резко подкатывает к горлу. В раковине вместе с содержимым моего желудка видна кровь. Я не мог находится там, рядом с этим ангельским созданием. Я просто недостоин. В полумраке было проще спрятать свои страдания, свои слезы. С моих глаз будто слетел хитон забвения. Боже, как я мог? Как я мог поступить так с ним? Я был для него всем, и нагло воспользовался его доверием! Ах, Господи, во что превратилась моя жизнь?! Силы потихоньку покидали моё тело. Я опустился прямо на ледяной кафель, забился в угол рядом с раковиной, словно больной в ловушке собственной шизофрении. Заплаканый, полуголый, я чувствовал себя униженым. Сломал доктору жизнь, а он даже и не знает об этом. Мысли скачут, как сумасшедшие. Пол и стена в коридоре, который видно из ванной комнаты, стали совсем оранжевыми, обои заблестели в рассветных лучах. Что я ему скажу? Я закрыл глаза. Весь мир погрузился в вязкую темень. Часовая стрелка медленно подплывает к шести часам утра, подъем у Флага обычно в восемь. В ушах гулкими ударами отдаётся биение моего сердца. Слезы сами льются из моих глаз, и чем больше я размышлял о содеянном, тем сильнее становился их поток. Хотелось спрятаться от разрывающего меня чувства бешеного стыда, убежать, лишь бы забыть сегодняшнюю ночь как кошмарный сон. Я то и дело вытирал лицо ладонью, всхлипывая, наблюдая за лучами солнца. Хочется пойти покурить, залить горе литрами коньяка, а я не могу. Нет сил. Я опустошен.

Женщина в длинном платье стирает белье в реке. Стряхнув с рук ледяную воду, удаляется за холмы. У неё мутные серые глаза, кривые зубы. Её ребёнок уродлив. На работе никак не могу собрать мысли воедино. Мне что-то говорит одна из членов организации, а я не слышу, словно за стеклом раздаётся её голос. Интересно, Флаг сегодня вышел на работу, или отсыпается дома после такой ядерной смеси? Так глупо я поступил, что не дождался, пока он проснётся. Я убежал, схватив рубашку и пиджак, даже не оглянувшись на спальню. Я не представлял, мол, доктор проснётся, увидит, что лежит полностью голый в постели, я лежу рядом — как я ему это объясню? Как объясню то, что он не помнит вчерашнюю ночь? У меня куча дел, а я снова смотрю в одну точку на столе, меланхолично перебирая бумаги пальцами. Меня мучает совесть, так давно не испытывал я это чувство. Его телефон недоступен. Как я мог?

Женщина оборачивается на реку. В её руках рваные простыни. Волосы спутаны, а небосвод устлан низкими тучами. Ко мне снова стучат. Господи, да идите вы все к чертям! — Срочно? — будто в полусне говорю я. Мне показалось, я сказал настолько тихо, что за дверью не было слышно. — Блэк, это я! — знакомый голосок мгновенно вывел меня из состояния транса. Но глаз поднять я не мог. Мне было стыдно. Стыдно и страшно. Доктор стоит в дверях, ожидая моего разрешения, словно тоже чем-то напуган. В этот раз он в халате, под ним футболка без рукавов, сегодня он снова в «моих любимых» обтягивающих джинсах. Я чувствую нутром, что Флаг явно что-то понимает, но не решается спросить. Оставить всё вот так? — А, это ты! — мои глаза снова налились горькими слезами. — Проходи, я тебя ждал! В движениях доктора чувствовалась скованость, неуверенность. Это пугало меня, ведь обычно в моём кабинете он чувствовал себя спокойно. По моей щеке скатилась слезинка, но я, слава богу, успел её стереть. Я никогда не плакал так часто, как в последнее время из-за самого обычного мальчишки. — Ты просил чертежи! — доктор осторожно положил передо мной два листочка, исписаные ручкой. Всё в глазах плывёт, разбегается. Я не знал, куда девать себя от того, что я испытываю в его присутствии. Эти муки совести, которые душат меня, противными своими когтистыми лапами хватая за горло изнутри, этот ледяной ветер в голове… Я закрыл глаза ладонью, чтобы Флаг не видел, как его господин ревёт, как ребёнок. — Что-то случилось? — на моё плечо ложится тёплая ручонка, а мне от этого ещё противнее. Ему не всё равно на мое состояние, а мне вчера?.. — Нет, милый, — всхлипнув, я, пересилив себя, поднял глаза на доктора, — всё хорошо… Садись! — я предложил ему место у себя на коленях. — Хочешь чаю? — Нет, я лучше постою! — парень опустил взгляд. — У меня болит спина внизу, да и вообще чувствую себя плоховато… Видимо, мне и вправду надо больше двигаться, нежели сидеть за проектами! — он улыбнулся так невинно, так непринуждённо. Я прижал ладонь к лицу ещё сильнее. Ему больно!!! Ты причинил ему боль. Ты заставил его страдать ради того, чтобы удовлетворить свой животный инстинкт! Тварь, мразь! Как ты вообще спишь по ночам?! — Иди сюда! — я раскинул руки в стороны, уже не стесняясь своих распухших от слез глаз, не стыдясь ярко-розовых ниточек сосудов, что сетью пронизывают их. Доктор всё понимает. Когда я так делаю, он знает, чего я жду от него. Нежные ручки упали на мои плечи, заключая моё тело в тёплые объятия. Я положил голову Флагу на плечо, как он делал когда-то со мной. С ним рядом так спокойно, но в то же время так ноет моё сердце!.. Я обнял его за талию, погладив по спине, украдкой поцеловал в шею. — Не расстраивайся! — вдруг прошептал доктор. — Я не знаю, что у тебя случилось, но я знаю, что всё будет хорошо!.. Не надо плакать! — оторвавшись от моей шеи, Флаг мягко, с умилением смахнул своей шелковой ладошкой слёзы с моего лица. — Я обещаю, что всё в скором времени у тебя будет лучше, чем сейчас! Я знаю… — он снова стёр слезу под моим глазом. — Только не надо рыдать, пожалуйста! Я прошу тебя! Я уже не слушал, что говорит мне доктор. Пустым взглядом я смотрел на его глаза под тёмными линзами очков, в них ведь никогда не угасала искорка, всегда поднимавшая мне настроение. Но в этот раз мне было трудно заглянуть туда, словно мы снова с Флагом стали далеки друг от друга. Он пытается утешить меня, а не придушить. Он не понимает, что я — и есть его боль. Хочется вскрыться. Хочется исчезнуть, чтобы не видеть своего отражения в зеркале. За что мне всё это? Зачем я вчера совершил такой ужасный поступок? Я ненавижу себя… Зачем я здесь? Зачем мне жить, если я искалечил жизнь своему любимому? Пускай лучше меня бы изнасиловали, растоптали в грязи… Я заслужил. Большего я не достоин. Пускай черви сожрут мои глазные яблоки, отложат яйца на языке. Им одним будет от моего тела польза! — Ты хочешь побыть один? — снова спрашивает Флаг. Я промолчал. Я все так же смотрел на его круглые очки. — Хорошо!

Ее ребёнок похож на ошибку природы. Замотаный в бинты, вечно кричащий уродец сломал ей жизнь. Перекур на балконе меня не спас. Слишком много мыслей бегает в голове, слишком тяжелы они стали. Я тушу окурки о своё запястье. Мне не больно, наоборот, это ощущение, будто кожа плавится, помогает мне отвлечься. Я поднёс зажигалку к ладони. Это приятно — чувствовать, как насильник страдает. Мутный сентябрьский день. Низкое серое небо, деревья пока что ещё не сбросили листву. За окном лаяли собаки. Я развернулся и ушёл с балкона. Окружение подавляло меня ещё больше, я бы чувствовал себя чуть увереннее, будь на дворе солнышко. Солнышко… Моё солнышко, мой мальчик!.. Коридор становится бесконечным. Я, медленно переставяля ноги, бреду куда-то, сам не зная куда. Хорошо, что тут никого нет, иначе я бы не выдержал. Рабочий день подходит к концу. В моей руке бутылка «белой лошади», которую я выпил уже до половины. Слёз уже не осталось, в глазах лишь сухое жжение. С обеих сторон проплывают двери, торшеры, диваны, а мне всё это чуждо. Надоели эти чёрные тона, надоела эта роскошь, надоела жизнь. Я всегда старался не привязываться ни к кому, старался быть независимым. Моя жизнь до некоторых пор — это пьянки, наркотики, секс, клубы, азартные игры. Я развлекался, как мог. А теперь на моём пути появился хорошенький учёный, и я разом забыл обо всех этих низших удовольствиях. Единственное, чего я желал сейчас — покаяться. Чтобы он сам простил мне мой поступок. Я знаю, доктор возненавидит меня, уволится, заблокирует мой номер и больше никогда не захочет встретить меня на своём пути. Но я буду спокоен. Я потеряю своё всё, но… Я не могу сдаться! Я снова отхлебнул из бутылки. На ногах стоять становится все труднее, тело не слушается. М, лаборатория! Все вокруг напоминает мне о нем! Что-то резко поменялось в моих мыслях, что-то щёлкнуло там, в сознании. Я вдруг ощутил, как странное чувство прилива жара в низ живота овладевает мной, окутывает тело. В голове ни с того, ни с сего всплыли воспоминания о прошлой ночи. Я словно опять провел руками по девственному телу Флага, снова поцеловал его плечи. Мне захотелось этой нежной, юной плоти, да так сильно, что было всё равно, каким способом он мне отдастся… Хватит, уродина! Ты не помнишь, к чему тебя привели такие мысли? «Но я хочу!» — словно капризный ребёнок, выкрикнуло моё желание «войти» в мальчишку. Твою мать, да это какая-то адская карусель! Согрешив один раз, хочется больше и больше. М, лаборатория, как раз то, что я искал! Толкнув серую дверь, я ввалился внутрь. Моему взору открылась объятая полумраком комната. В бутылке осталось совсем немного виски, на самом дне, и я решил влить их в себя для смелости. Шатаясь, с трудом сохраняя равновесие, я, ища глазами доктора, по-хозяйки обходил лабораторию. Пару раз я натыкался на разбитые пробирки, мелкие осколки которых остались в подошве моей обуви. Свет был везде погашен, оборудование отключено. Проводя рукой по столу, я представлял, как я целую доктора в губы, лаская своим языком его маленький, тёплый язычок, как стягиваю с него халат, как раздеваю Флага и раздеваюсь сам. И что самое прекрасное — он в сознании, он наслаждается процессом вместе со мной, ему не больно и не страшно. Листы с чертежами полетели на пол. Стол гладкий и плоский, прямо как животик моего мальчика. Я словно вижу, как он опускается на колени передо мной, с улыбкой расстегивая мне ширинку. И вот его ротик уже одаривает меня водопадом удовлетворения… Я закатил глаза, представляя всё это. Утопая в своих влажных фантазиях, я не сразу заметил, что в дальнем углу горит свет. — Флаг! Мальчик мой! — позвал я. Он уснул прямо над планом, который продумывал. Подойдя поближе, я погладил его, как гладят пушистых котов. Доктор даже не понял, что происходит, лишь тихонько вздохнул, когда я коснулся его спины. Видимо, после вчерашнего Флагу и вправду не очень хорошо. Сев на корточки рядом с ним, я легонько пощекотал его, мол, не пора ли вставать. — Отвали, Деменция! Хрен тебе, а не… — сонно отмахнулся от меня доктор. — Это я, Блэк! Ты не узнал? — усмехнувшись, я взял Флага на ручки. Сам давно хотел, чтобы меня кто-нибудь так разбудил!.. — М! — он потянулся, перевёл на меня взгляд. — Не узнал, прости. — Да ладно! Как ты? Как себя чувствуешь? — Не очень, голова ужасно болит, еле сижу — ноет спина. Я хотел закончить до завтра, и уснул… — Хочешь, поедем ко мне? — предложил я. — У меня и поработаешь, и поспишь, м? — А ты меня не обидишь? Ладони резко похолодели. — Конечно нет! Ха, ты что? Чтобы я, да такого худенького? — Вот хотя бы ты не тыкай мне на мою худобу! — сказал доктор, когда я спустил его с рук на землю. — Уже каждый считает свои долгом пошутить про это! Доктор за сегодняшний день сильно утомился, поэтому у меня дома сразу же пошёл искать спальню. В его движениях уже не читался страх, видимо, он успокоился после вчерашнего. А я… Я снова был занят одной навязчивой идеей. Как бы снова «развести» Флага на «это», только так, чтобы он почувствовал? Первый раз прошёл довольно мягко, поэтому больно быть ему не должно. Может, не использовать МДМА в этот раз, просто напоить до бессознанки? — Спальня слева. Не нашёл? — я открыл белую дверь с позолочеными вставками, пропуская Флага вперёд. Утомленно вздохнув, доктор сбросил халат, и устроился поудобнее на пуховом одеяле. — Не желаешь ли выпить? — учитво предложил я, улыбнувшись во весь рот. Я ещё не понимал, что пожалею снова… — Да! И покрепче, как в ресторане, в который ты меня водил! — парень потянулся, закинув руки за голову. — Ты не налегай на алкоголь! — крикнул я из кухни, доставая из бара самый лучший коньяк из своей коллекции. В полумраке, в лунном свете, проникающем через окно, заблестели серебристые буквы на этикетке «Remy Martin». Разлив алкоголь в бокалы, я призадумался. Вроде как, в ресторане после трехсот граммов доктор уже ничего не соображал, может в этот раз и правда обойтись без таблеток? Тогда придётся ему подливать, и подливать, и подливать… — Ты скоро? — снова этот нахальный тон! Господи, как же он меня возбуждает! — За твоё здоровье! — в ночной тишине раздался хрустальный удар бокала о бокал. Я не сразу стал пить, наслаждаясь тем, как Флаг в одно мгновенье не оставил ни капли коньяка в сосуде. Под тёмными линзами в его глазах сразу же появился озорной огонёк, по щекам разлился румянец, что видно было даже через бумажный пакет. — М-м! Чудесный вкус! — рассмеялся доктор. Его тонкая ручка уже тянется к бутылке за добавкой. — Пей-пей, раз нравится! — я уже представил, как раздеваю Флага, снова целуя каждый сантиметр его тела. Вторые сто граммов. Людей науки губит спиртное. — Блэк, я так заебался! — у-у, а это уже вторая стадия опьянения, которая называется «изливание души». — Я устал работать! — Возьми отпуск! — усмехнулся я, сделав глоток коньяка. — Съездим с тобой на море, на Канары! — Да блять! — до этого я ни разу не слышал, как доктор матерится. — Деменция ебланка, она меня не слушается! 5.0.5 вообще положил на меня во-о-от такой — Флаг развёл руки в стороны, чтобы показать масштаб проблемы, — здоровенный болт! — Ну, чем я могу тебе помочь? Это всё твои косяки в экспериментах, милый мой! — я пододвинулся к нему поближе, свободной рукой обнял за талию. Третий бокал доктор уже едва не пролил на постель. Четвёртый?! Осушив эту порцию, он снова налил себе, чуть не выронив бутылку из рук. — Тебе куда столько? — я попытался забрать у Флага этот «элексир тупости», ибо он уже и так нормально выпил, но он грубо выхватил у меня бутылку, и влил в себя прямо из горла. — Отъебись! Я ещё ни разу в жизни нормально не бухал! — огрызнулся доктор. "А в ресторане ты вёл себя спокойнее!" — подумал я, забирая у него хрустальный бокал. Это как раз то, что нужно! Флаг в стельку пьяный, ничего не понимающий лежит передо мной, полностью в моей власти! Осталось только… Я резко встал в кровати и поспешно вышел из комнаты. Я не могу! Не могу снова заставить его страдать! Он всё понимает, он всё слышит! Порывшись в кармане, я достал таблетки, швырнул на кухонный стол. А может не надо? Он и так сильно пьян. Я вернулся в спальню, взглянул на мальчишку, допивающего остатки спиртного. МДМА остался скучать на столе… — Я люблю тебя! — я посадил доктора к себе на колени, целуя в шею. В глазах защипало, и я, испугавшись, что заплачу снова, закусил верхнюю губу. Флага даже и не интересовало происходящее вокруг. Он весело смеялся, шаловливо отпихивая меня рукой, пока я снимал с него футболку. В стельку пьяный, не осознающий окружающей действительности и никак не реагирующий на мои действия — прямо как в ту ужасную ночь, когда я решился. Тело парня чудесно, словно сваяно из морской пены и серединок ромашек! Снова я вижу эти выпирающие тазовые косточки, меж которых спадает мраморное пузико, снова провожу по ним пальцами. Теперь его тело ничего не скрывает, ни один секретик не утаит от меня матовая кожа. Такой худой, такой миниатюрный… Ах, мой идеал! Мой ангел! — Мой ангел! — по шее, по ключицам Флага разбежались кровоподтеки, оставленные моими губами и зубами. А он лишь снова усмехнулся. Я опускался все ниже, и вот я уже кусаю его бедра, такие сладкие и мягкие. Я обхватил его половой орган ладонью, чтобы показать, что можно расслабиться. Когда я провел большим пальцем по головке, из груди доктора вырвался еле слышный стон. Я наслаждался, еле сдерживая слезы, успокаиваясь тем, что Флагу нравится. А у него всё такое маленькое, такое хрупкое… Я взял парня за щиколотку, аккуратно отведя его ножку в сторону. Больше я не мог врать себе — это снова изнасилование. Пусть доктор и еле в сознании, всё равно он не давал мне согласия. Но опять это ощущение скованности и того, что я не могу остановиться! Его тело — мой наркотик, благодаря которому я сам себе стал противен. Как и вчера, я использовал слюну. Господи, какой же он весь квелый, узенький, так легко его порвать, повредить!.. — Вдохни поглубже… — шёпотом попросил я. Я медленно, ласково проник в мальчишку. Не сдержав слёз, я, прерывисто вздохнув, взглянул Флагу в глаза: они были полузакрыты, то и дело исчезали под веками, оставляя видимыми лишь белки с такими же, как у меня, розовыми нитями сосудов. Мы вообще с ним во многом похожи. Только я — олицетворение мерзости и похоти, а доктор — невинность во плоти. — Блэк, что ты… А! Что ты делаешь? — смеясь, сквозь стоны спросил Флаг. Я ускорил темп, запрокинув голову назад, чтобы не видеть того, как я во второй раз использую парня. Он стонал, заливался смехом, вёл себя неадекватно. Алкоголь губит людей науки. Мне жаль Флага. Жаль, что он связался с таким уродом, как Блэк Хэт, что доверился ему. Заходясь плачем, я снова почувствовал прилив эйфории, в этот раз уже отчётливо и ярко. Так же, как и во время эндоморфинового прихода, я на секунду отключился от реальности, давая эмоциям волю. Громкий стон, почти что крик вырвался из моей груди. В этот раз я закончил быстрее, чем вчерашней ночью. Я снова спустил внутрь уже без угрызений совести, что я, мол, не только надругался, но ещё и осквернил своим семенем. Снова ужасно противно, снова наступает у меня осознание того, что я натворил, поддавшись влечению. Натянув штаны, застегнув кое-как ремень, я упал на кровать рядом с доктором, который, видимо, отключился от количества выпитого алкоголя. Закрыв рот ладонью, чтобы, не дай бог, не разбудить Флага, я взвыл, давая своим чувствам выход. Глаза горят от слёз, что одна за другой сбегают по мои впалым щекам. Опять холодная мерзость, отвращение к самому себе наполнило меня. Я закусил ладонь, дабы заглушить боль, поедающую моё почерневшее сердце.

Женщина в длинном платье стирает белье в реке. Серые наволочки погружаются в мутную воду. Её ребёнок как две капли воды похож на неё — уродлив и плаксив. Каждый раз вижу я это видение, когда мне тяжело.