Мелодия души

      В этот день была достаточно приятная погода — ни слишком холодно, ни слишком жарко. Одним словом — она была идеальна для того, чтобы провести время на улице, вдыхая свежий портовый воздух. Чуя обожал такую погоду. В такие дни, ещё до потери зрения, парень мог обойти город Хирацука даже два раза, исследуя каждый его уголок, хоть и так знал его едва ли не наизусть. На этих прогулках почти всегда был только он один, иногда присоединялся Артур, если у того не было важных дел на работе. Но как бы Чуе не нравилось проводить время со своим опекуном, парень не мог не сказать, что ему по душе все-таки бродить по городу в одиночку. Рембо на такие слова никогда не обижался, зная и понимая, что его племяннику иногда необходимо побыть с самим собой. В такие моменты были только Накахара, музыка, играющая в наушниках, и его беспорядочные мысли, которые были, если честно, ни о чем. Голова была забита ерундовыми размышлениями и идеями, воспоминания от которых заставляли Чую только нервно смеяться или с грустью вздыхать. Это было ещё то время, когда мальчишка мог отлично играть на фортепиано, у него были великие планы на будущее, иногда даже настолько заоблачные, что было смешно — до такого бы и дети не смогли додуматься. Накахара много мечтал — грезил о том, что уже в двадцать лет станет известным музыкантом, который будет на слуху у каждого человека, даже у того, кто в музыке ничего не понимает. Думал о переезде в Европу, может, в Италию или Францию, где он будет жить в роскошном доме, в стенах которого будут звучать его мелодии. Все эти мечты были горячо желанны для юноши— он хотел показать всему миру свою игру. Но теперь все это кажется чем-то невероятно далёким и недостижимым — то, о чем можно только лишь вспоминать.       В жизни Чуи меланхолия стала довольно-таки частым гостем. Парень пытался от неё отвлечься, но она все равно давала о себе знать, проникая в голову навязчивыми мыслями. Это могло случиться, когда угодно: на уроках с Озаки Коё, когда он на несколько мгновений выпадал из реальности и растворялся в своих размышлениях; при разговорах с Артуром, когда тот рассказывал о своей новой работе, а после не мог докричаться до племянника, чтобы спустить его с небес на землю. Меланхолия одолевала Накахару, потому что у него было много свободного времени, в которое он не знал, чем заняться. Парень уже прошёл новый дом вдоль поперёк, изучив в нем каждый нюанс и какие предметы где расположены. За месяц уроков с Коё Чуя научился более-менее определять буквы, что по словам Озаки уже было неплохо. Когда занятий не было он повторял все по несколько раз, чтобы ничего не забыть. Но времени все равно оставался полный вагон, а мысли продолжали навязчиво давать о себе знать. Кошмары, которые не прекращались и прекратятся ли вообще; музыка, которую снова хочется сыграть, но шалящие нервы и страх ошибки не позволяют это сделать; что будет дальше, когда он сможет наконец приспособиться к своей новой жизни? Десятки и десятки вопросов и мыслей, не дающих покоя, от которых нужно как-то избавиться.       Артур ещё с самого начала переезда сказал Накахаре, чтобы тот не покидал пределы дома самостоятельно, пока не научится хорошо ориентироваться на улице. Чуя согласен с Рембо. Улица — это далеко не дом, где можно упасть, только лишь отделавшись лёгким ушибом. Это было опасное место, где его могла запросто сбить машина, где он мог провалиться в открытый подземный люк или просто столкнуться с кем-то из прохожих. При парне ещё не было той специальной трости, которая помогла бы ему ходить, и нет хотя бы даже сопровождающего. Именно поэтому Чуя не выходил из дома целый месяц, но в какой-то момент юному музыканту надоело сидеть в четырёх стенах — была как раз его любимая погода. Да, Артуру бы не понравилось, что Накахара не послушал его слов, но он не собирался уходить слишком далеко, через минут тридцать он уже вернётся — Рембо о его похождениях и не узнает. А Чуя обещает самому себе, что будет полностью осторожен.       Наполненный энтузиазмом, будто он совершает что-то необыкновенное, Накахара накинул лёгкую куртку и отыскал на своём столе специальные очки, подаренные Артуром. Парню было немного странно их надевать, но он понимал, что так нужно, чтобы хотя бы не пугать людей своим невидящим взглядом. Да и он сам будет выглядеть так, словно он просто надел солнцезащитные очки. Главное — идти осторожно, не попадая на какие-либо препятствия. Вдохнув полной грудью, Чуя вышел из дома.       Улица встретила Накахару приятными солнечными лучами, которые он почувствовал сразу же, как только оказался за пределами дома. Нос уловил едва заметный запах морского воздуха, рыжие волосы слегка трепал ветер, который хорошо освежал, и было слышно, как редко проезжали машины. Чуя даже и не помнит, замечал ли он раньше все эти едва ли ощутимые на первый взгляд вещи. Скорее всего нет, парень не придавал им особо большого значения и, возможно, даже не хотел их замечать. Но сейчас, когда он теперь не может видеть, приходится обращаться внимание на все остальное — на звуки, запахи, прикосновения. Накахаре даже кажется, что с каждым днем они — эти чувства — только обостряются, но у него не было момента, чтобы испробовать их в полной мере. Сейчас же, когда он вышел на улицу, то смог услышать и ощутить то, чего не получалось ощутить раньше. Это заставляло юношу чувствовать себя немного странно — было необычно полностью полагаться на другие органы чувств, помимо зрения.       Собравшись с силами, Чуя сделал пару осторожных шагов — вроде сейчас он должен был быть между своим домом и домом соседа-недомузыканта, от которого в последние несколько недель не было слышно едких замечаний и ужасной игры. Накахара, конечно, не жаловался на такую тишь и гладь со стороны парня, но все же это слегка нервировало, словно ожидалась буря после затишья. И он бы ни разу не удивился, если это на самом деле было бы так — тот парень был слишком высокомерен, чтобы просто оставить кого-то в покое. Но сейчас Чуя даже не хочет вспоминать об этом придурке, чтобы не испортить себе прогулку.       Юноша аккуратно двигался вдоль домов, стараясь вести себя как можно более естественно, что давалось немного сложно. Опасения врезаться в какой-нибудь забор или наступить на что-то ценное для соседей были высоки и вынуждали нервничать. Поэтому парень не стал заходить слишком далеко, поставив перед собой цель сделать ровно сорок шагов в одну сторону, а затем столько же обратно. По его не точным расчётам Чуя должен был пройти примерно три дома, не считая свой. Большого веселья в такой прогулке не было, но такой способ был самым безопасным по его мнению, да и Артур бы с ним согласился — если бы, конечно, узнал о его похождениях. После того, как Накахара неплохо научится чтению и письму, то Коё, по её же словам, сможет научить парня ориентироваться в пространстве с помощью специальной трости. Только вот когда этот момент настанет, он не имеет ни малейшего понятия. Пока это время его будет сопровождать Рембо, но мужчина сейчас слишком занят на своей работе и сможет быть свободен от своей бумажной валокиты ещё неизвестно когда. А пока Чуе приходится довольствоваться малым, но это было уже хоть что-то, чем простое бездельное сидение дома.       Накахара не следил за временем, в его голове была только одна ироничная фраза — «Хоть бы дойти живым», что вроде получалось весьма хорошо. Ему осталось пройти назад к дому, чтобы сделать полные четыре круга, на которых можно было бы и закончить сегодняшнюю прогулку. В голове он проговорил число двадцать восемь, когда все-таки столкнулся с одним из прохожих. Чуя напоролся носом на мужскую грудь и, чертыхнувшись, почувствовал то, как чужие руки осторожно придерживали его за плечи. — Осторожно, так можно и… — мягко начал говорить прохожий парень, но в мгновение осекся, и Чуя понял почему. Он узнал бы этот притворный сладкий голос, к сожалению, из тысячи других. Этим самым прохожим оказался его сосед напротив, который, видимо, тоже узнал Накахару. Чуя услышал ухмылку со стороны и был готов заругаться всеми нецензурными словами мира — твою мать, почему именно этот идиот? — Вы только посмотрите, это же наш сосед-грубиян. Какая встреча!       Чуя ещё с их первой встречи понял, что этот парень не отличается особым умом, но никак не думал, что настолько сильно. Он бы не удивился, если бы для его соседа оказался сложным пример два плюс два, потому что парень был уверен, что тот вряд ли знает ответ. Разве нужно быть гением, чтобы догадаться, что с твоим соседом что-то не так, если он часто спотыкается на ровном месте и ходит так, будто ждёт, что под ним внезапно провалится земля? И то есть этот недоумок даже не пытался обратить внимание на глаза? Или же он просто решил опять начать давить Накахаре на нервы? — Ты что, издеваешься? — недовольно спросил Чуя, отталкивая от себя соседа. Теперь придётся потратить несколько часов, чтобы смыть с себя запах противного одеколона, а куртку так вообще нужно будет сжечь. — Если бы я издевался, то сказал бы что-нибудь относительно твоего роста, — насмешливо сказал парень, отступив немного назад. Чуя, конечно, знал, что не отличается высоким ростом, и перетерпел много комментариев по этому поводу, пока окончательно не решил начать просто игнорировать такие нелепые замечания. Но стоило Накахаре услышать слова, касательно его роста от идиота-соседа, то он был готов порвать того прямо на этом же месте. Он что, возомнил себя какой-то высоченной башней? — Пей, кстати, побольше молока — тебе полезно.       За очками сосед не смог увидеть, как Чуя закатил глаза. Видимо, этот парень не в силах похвастаться не только умственными способностями, но и хорошим чувством юмора. Неужели он и правда думает, что его шутки невероятно смешные? Накахаре от них только хочется поскорее закрыть уши, чтобы больше никогда не слышать этого «великолепного» юмора. — Спасибо, обязательно прислушаюсь к твоим советам, — натянуто улыбнулся Чуя, несильно сжимая кулаки, чтобы даже случайно не попасть этому разражающему парню по лицу. Не в его правилах было начинать драку первым, но, казалось, ещё минута в компании надоедливого соседа, и Накахара нарушит свои принципы. Хотя, если честно, то он совсем не будет об этом жалеть. Только вот бить, не видя куда, будет задачей не из простых. — Только в следующей жизни!       Мучительно вздыхая в своих мыслях, Накахара думает о том, почему ему на дороге не попался кто-либо ещё. Пусть это был бы даже какой-нибудь бывший заключённый или бездомный, не мывшийся уже месяц, но и таким людям на своём пути Чуя был бы рад больше, чем этому несносному парню. Почему он просто не может пройти мимо Накахары и не произнести ни слова в его адрес? И почему именно это «ангельское чудо» оказалось его соседом?       Чуе уже надоел этот бессмысленный разговор с самого начала, поэтому он больше не собирался задерживаться. Парень хотел было уйти, поставив точку в их «увлекательной» беседе, но наглый сосед не желал униматься. Он придержал Накахару за плечо и с наигранной обидой проговорил: — Язвить было не обязательно — я же пытаюсь как лучше, коротышка.       Чуе вдруг в голову пришла мысль, что было бы неплохо заниматься профессиональной борьбой, чтобы ломать ноги таким невыносимым людям, как его сосед. Жаль только, что он лишь сейчас до этого додумался. Что это ещё за прозвище? Неужели Накахара и правда настолько ниже этого недоумка? Не то чтобы у Чуи были какие-то комплексы насчёт своего роста — потому что их никогда не было, даже несмотря на подколы одноклассников, но ему неожиданно стало слегка обидно за то, что его взгляд будет направлен снизу вверх. Слишком уж много чести для его соседа-придурка. — Лучше тебе замолчать, — рассерженно рявкнул Накахара, грозно сделав шаг вперёд. Юноша сомневался, что если бы была настоящая драка, то победу одержал бы он. Бой бы вышел слишком неравным, почти тоже самое, как бить парализованного. Но руки у него так и чесались, чтобы разукрасить лицо соседа-недомузыканта. — Если хочешь, чтобы твои зубы были в целости и сохранности. — Ты меня до смерти напугал, — издав театрально испуганный вздох, саркастично произнёс парень. На эту показушность Чуя насмешливо фыркнул — его сосед даже третьесортным актёром никогда в жизни не станет с такими талантами, да даже дерево ему сыграть не доверят, что уж говорить о главных ролях. — Видишь, даже мурашками от испуга покрылся. Что ж, не смею больше задерживать, иначе у тебя скоро дым из ушей пойдёт.       Опять это дурацкое слово «видишь»! Накахара ещё не настолько сильно привык к своему положению, чтобы спокойно реагировать на такие слова, даже если человек не знает о его проблеме. Если брать в пример Артура, то он стал немного тактичен — при разговорах с племянником он старается подбираться слова и выражения, чтобы не задеть Чую, за что тот ему очень благодарен. Маленький недочёт здесь, конечно, есть, ведь его сосед вообще не знает о том, что Накахара слеп — за очками этого не видно, поэтому и продолжает из раза в раз повторять раздражающее «видишь». Но всем рассказывать направо и налево о своей «особенности» Чуя не собирается, поэтому и остаётся только что стараться терпеть такие слова, пусть это и звучит в какой-то степени глупо. — Скатертью дорога! — в сердцах воскликнул Накахара, проходя мимо соседа, задевая того плечом, честно говоря, по случайности.       Парень помнил, что до дома оставалось ещё примерно шагов десять, и он наконец-то будет там, где не услышит ни одного малейшего упоминания о невыносимом соседе. По крайней мере, до того момента, пока тот снова не начнёт играть, а вернее сказать, убивать ни в чем неповинный музыкальный инструмент. Чего, Чуя надеется, ещё долгое время не будет, хотя, видимо, надежда и везение уже окончательно от него отвернулись, что очень, кстати, не вовремя.       Накахара посчитал, что сделал уже больше десяти и даже пятнадцати шагов, но дома, видимо, и близко не было. И в какую бы сторону он не поворачивал, чтобы проверить, что дом ещё стоит на месте, его нигде не оказывалось. Похоже, при столкновении с соседом он как-то запутался в сторонах и пошёл совсем не туда, куда нужно было. Теперь Чуе требовалось найти правильный путь и хотя бы определить в какой стороне от дома он вообще находится. Изо рта парня вырвался тяжёлый вздох — эти поиски точно займут весь оставшийся день, а в итоге ему поможет Артур, когда придёт с работы поздним вечером и заметит племянника, кружащего по дворам соседних домов. Будет ещё веселее, если Накахара по ошибке зайдёт в чужой дом — тогда придётся неловко оправдываться и аргументировать «проникновение» тем, что из-за слепоты он потерял правильную дорогу домой. Если в мыслях это звучало глупо, то Чуя боялся представить, как бы это звучало в реальности. Но, похоже, ему не стоило опасаться того, что он может войти к кому-то без приглашения — сколько бы он не делал шагов в разные стороны, не мог ни за что уцепиться, словно рядом все в один миг испарилось. Все-таки нужно было послушать Артура и не выходить из дома, тогда Накахара не попал бы в такую глупую ситуацию.       Просто стоять на месте без дела Чуя не собирался — нужно было приложить все силы на то, чтобы найти этот чёртов дом, даже если парень и правда найдёт его только к вечеру. Но самое проблемное было отсутствие каких-либо ориентиров, зацепок, хоть чего-то, что могло бы указать путь к дому. Единственное отличие, которое заметил Накахара — то, что шум проезжающих мимо машин стал слышен гораздо отчетливее. Как и сейчас — Чуе даже казалось, будто стоит прямо перед дорогой, если не посреди нее. Однако один слух не поможет ему найти правильный путь, поэтому он решил продолжить идти прямо — вдруг повезёт. Но не успел Накахара сделать и шага, как кто-то неожиданно схватил его за ворот куртки и со всей силы потянул назад. Из-за этого парень не смог удержаться и упал на землю, сильно закашляв. — Неужели ты совсем с головой не дружишь, чтобы развлекаться прямо на проезжей части? — прозвучал над Чуей голос недовольного соседа или, можно даже сказать, возмущённого. Он и не думал, что сможет застать этого «мистера надменность» в таком состоянии. — Как можно было не заметить машину?       Машины и проезжая часть? Накахара даже не мог представить, что находился на дороге около пяти минут, где его едва ли не сбил автомобиль. Он совсем и не почувствовал опасности, что до спасения, что после — это был скорее шок и не до конца понимание происходящего. Ему, черт возьми, спас жизнь тот самый надоедливый сосед, который возомнил себя пупом земли? Чуя просто хочет проснуться от этого ужасного кошмара — это не просто невезение, а какое-то проклятие. Хотя да, стоит признать, что если бы не этот парень, то от Накахары только мокрое место бы осталось.       Только вот у Чуи возник один маленький вопрос по поводу всей ситуации — если его сосед оказался рядом с ним в такое удачное время, то не значит ли это, что он был совсем неподалёку? Он видел все, что Накахара вытворял на протяжении примерно пяти минут и у него не закралось никаких сомнений, что с юношей что-то не так? Он все также упорно продолжал произносить раздражающие слова вроде «видишь» и «заметил». Накахара был уверен, что даже ребёнок бы давно догадался, что у него проблемы со зрением. Но, видимо, тот всего лишь наслаждался шоу, невольно устроенное Чуей, а пораскинуть мозгами о том, почему парень так себя ведёт, не додумался. — Представь себе, не заметил! — сквозь зубы проговорил юный музыкант, поднимаясь с земли и стряхивая с себя пыль. Стоило бы, конечно, отблагодарить за спасение, но Накахара решил, что не станет этого делать. По крайней мере, сейчас.       Вдруг повисло странное молчание, будто, на самом деле, парень разговаривал сам с собой, но он ещё не настолько сошёл с ума, чтобы ругаться с собой же. Чуя ощущал присутствие соседа, который почему-то замолчал, хотя, обычно, его комментарии и колкости не заставляют себя ждать. Видимо, ни у него одного был шок из-за этой ситуации.       Молчание продлилось недолго — только Накахара хотел его прервать, как сосед одним резким движением снял с него очки. — Какого хрена? — негодующе воскликнул Чуя, сильно нахмурившись. Что этот идиот вообще себе позволяет? Его учили таким понятиям, как воспитание и манеры? — Ты не видишь? — с осторожностью спросил парень. Накахара был готов ликовать — все-таки до этого ненормального наконец-то дошло. Хотя нужно ли Чуе вообще радоваться? Теперь в его жизни стало на одного больше тех людей, которые его жалеют, чего он просто терпеть не мог. Он был готов стерпеть любую реакцию, но только не жалость. — Да, не вижу! — ответил Чуя, найдя в руках соседа очки и снова надевая их на себя. — Надеюсь, теперь ты доволен. — Слушай, — с непривычной неловкостью начал парень. Накахара чувствовал по голосу, что эта неловкость была совсем не поддельная. Это заставило юношу про себя усмехнуться — выходит, что это не такой уж и кошмар, как он думал. Когда Чуя ещё сможет услышать смятение в голосе самодовольного соседа? — Может тебе помочь?       Именно об этом Накахара и думал — стоит людям только узнать о том, что он слепой, то его сразу же причислят к ряду беспомощных людей. Но он никак не ощущал себя беспомощным, даже если не в силах сам найти дорогу до дома. Поэтому, скривившись, будто от съеденного лимона, парень проговорил: — Твоя помощь мне точно не нужна! Я возвращаюсь домой.       Только вот опять нужно было определиться, куда именно идти. Если впереди была дорога, значит по левую сторону должен был быть его дом, если Чуя ничего не путает. Но теперь-то он точно знал, что идти прямо ему точно не нужно. — Ты идёшь не в ту сторону, — окликнул сосед Накахару, как только тот отошёл от него на пару шагов. Чуя был готов провалиться сквозь землю — проклятье!       Спустя где-то минут семь, следуя указаниям парня, в голосе которого вновь начали проявляться насмешливые нотки, Чуя все-таки оказался дома, после чего смог спокойно выдохнуть. Он зарубил себе на носу, что в следующий раз без Артура точно не перейдёт порог дома, чтобы снова не искать правильную дорогу под указку надменного соседа. Похоже, что совесть и застенчивость в этом парне надолго не задерживаются — стоило Накахаре совершить несколько ошибок, то настрой его соседа стал таким же, как и прежде. Хотя мальчишка признавал себе, что его это немного радовало — все же это было лучше, чем глупое и ненужное сочувствие. Может быть, Чуя даже поблагодарит своего соседа за спасение его жизни, но это ещё под большим вопросом.

***

      Несколько минут назад Озаки Коё объявила об окончании очередного урока. Накахара с неподдельным сожалением вздохнул — ему было мало часа и тридцати минут, чтобы полностью быть уверенным, что он хорошо все понял, а не как в прошлый раз, после чего пришлось самостоятельно перепроходить материал, который давала девушка. Хотя он думает о том, что это, в какой-то степени, даже хорошо, ведь Чуя не только закрепляет то, что знал, но забыл, но и изучает что-то новое. По крайней мере, пытается — без учителя и его наставлений даже спустя месяц обучения парень был ещё не до конца способен сам писать. С чтением дела обстояли более гладко — Накахара запомнил все уловки и хитрости, выучил пусть и не все, но половину букв точно. Озаки радовалась успехам своего ученика и всячески подбадривала его — мол, вскоре Чуя, как и до потери зрения, не будет задумываться о том, та ли это буква по точкам или нет, все будет происходить на автомате. Накахара в такие моменты сам не может сдержать улыбки — возможно, уже скоро в его жизни будет на одну проблему меньше, и он действительно сможет жить так, как жил раньше. Вернее сказать, почти так, как раньше.       Чуя не мог не заметить, что мысли о музыке к нему приходят все меньше и меньше, да и она практически не мелькает в жизни парня. Во время ужина Накахара и Артур прежде часто разговаривали о музыке. Парень говорил о том, как проходили уроки с Хиротцу, об участии в новом конкурсе или же о концерте, который он видел по телевизору. В свою очередь, Рембо рассказывал о различных историях, связанных с музыкантами театра, о планировании нового концерта и о том, как проходят репетиции. Сейчас же ни один из них даже и не заикается о музыке — мужчина говорит о работе, казалось бы, намеренно избегая тем музыкантов. Мальчишка слушает опекуна с малым интересом, который постепенно возрастает — после из его головы совсем вылетает тема музыки, о которой он мог раньше говорить часами. Ответ на вопрос «Почему так происходит?» Чуя обосновывал тем, что он медленно старается двигаться дальше, с каждым днем вспоминая о музыке все меньше. Но забывать о ней полностью парень совсем не горел желанием — ему лишь нужно, чтобы он перестал так сильно зависеть от игры, как было прежде. Он хотел оставить себе самые светлые воспоминания того времени, когда для него не существовало ничего другого, кроме музыки.       О фортепиано, о его звучании и о том самом чувстве эйфории Чуе было не так-то просто забыть, и дело было не только в том, что он сам этого не хотел. Намеренно ужасная игра соседа напротив тоже имела свои плоды — Накахара помнил о музыке, о том, как действительно должны звучать ноты и был готов переломать руки тому парню, который без сожаления и совести ломал музыкальный инструмент. Чуя уверен — ещё одна отвратительная игра, и у него из ушей точно пойдёт кровь, потому что это было самым настоящим издевательством, едва ли не сравнимым с кошмарами, мучавшими его по ночам. Накахара, конечно, хотел бы, что бы в его жизни все-таки присутствовала музыка, но не в таком исполнении. Уговоры и угрозы на обнаглевшего соседа никак не действовали, а ползать перед этим недоумком на коленях, Чуя не собирался, поэтому каждый вечер приходилось слушать безжалостные мучения фортепиано, под которыми скрывался жалобный скулеж инструмента.       Как только Коё пожелала юноше удачи на оставшейся день и скрылась за порогом дома, он, взяв с собой все тетради, решил перейти из гостиной, где проходил урок, в свою комнату. Артур, который уже как минут двадцать был дома, объявил, что ужин будет через полчаса — значит, у Накахары есть немного времени, чтобы закрепить пройденный материал, пока он ещё до конца не выветрился за головы. За месяц проживания в новом доме Чуя стал отлично в нем ориентироваться, знал его почти так же, как свои пять пальцев, поэтому ему не составило большого труда добраться до своей комнаты. Теперь вместо прежних пяти минут он тратил на это всего лишь минуту. И такой прогресс не мог оставить равнодушным.       Стоило Чуе только войти в комнату, как он уловил чуть заметный звук клавиш фортепиано. Это уже не было похоже на то, что он слышал раньше, после приезда в Йокогаму. Накахара точно почувствовал, будто играл сам — осторожное, почти не заметное касание пальцев к инструменту. Парень слышал чарующую мелодию — этот звук захватил его внимание, стоило только войти в комнату. Она была похожа на мелкие, не частые капли — маленький летний дождик. Эти звучания стремительно становились все смелее и звучнее, пока наконец-таки не хлынули водопадом и неожиданно замолчали, будто дождь закончился так же внезапно, как и начался. Затем вновь резко начался упадок — это снова были мелкие, одиночные капли, практически бесшумно касающиеся окон домов. Очнулся Накахара только тогда, когда мелодия окончательно смолкла.       Вещи из рук Чуи невольно полетели на пол, а по телу прошлись табуном мурашки — только вот не понятно от какого чувства. Он слышал эту музыку раньше, очень много раз, помнил каждую ноту, но не сама мелодия застала парня врасплох, а техника исполнения. Накахара знал только одного человека, который мог так волшебно и завораживающе играть, пленяя всех своей музыкой с первых секунд. Он никогда не думал, что сможет услышать это исполнение в живую. А уж тем более Чуя никогда не думал о том, что такой техникой будет играть сосед, которого он считал недомузыкантом. Парню даже не верилось в происходящее — он думал, что ему снится не сон, а именно самый настоящий кошмар.       Не обращая внимание на брошенные тетради, Накахара спешно двинулся к окну, потому что уже знал привычку соседа — курить после каждой песни. Этот раз не был исключением — юноша почувствовал запах табака, но ему сейчас было совсем не до этого. Только Чуя высунулся из окна и открыл рот, как раздался хрипловатый голос его соседа: — Мне очень лестно, что у меня есть публика, пусть даже и такая как ты, коротышка. Не думал, что ты можешь оказаться ценителем музыки. Я впечатлен.       У Накахары задергался глаз, а изо рта был готов вырваться нервный смешок. Разве этот неотесанный парень может быть одним из лучших музыкантов современности? Слишком ужасно, чтобы быть правдой. — Только не говори, что твоё имя Дазай Осаму! — чётко выговаривая каждое слово, проговорил Чуя, молясь всем богам, чтобы услышать отрицательный ответ. — Так ты меня знаешь, — насмешливо произнёс парень, следя за изменениями в лице Накахары. Ему определённо доставляло большое удовольствие видеть, как его эмоциональный сосед реагировал на любые его колкости. Но в этот раз он точно не шутил. — Это мне льстит.       Чуе казалось, что над ним жёстко пошутили, потому что практически невозможно было поверить в то, что его сосед является тем самым Дазаем Осаму. Накахаре он представлялся совершенно другим — более интеллигентным, конечно не таким, как высокие аристократы, но что-то среднее между ними и обычными людьми. Мальчишка думал, что он гораздо образованнее и не разбрасывается глупыми шутками направо и налево. Но ожидания не сошлись с реальностью — его соседом правда был Дазай Осаму, парень, который раздражал Накахару одним своим присутствием. Хотя, если посмотреть с одной стороны, то он всегда хотел познакомиться со своим кумиром, услышать его музыку в живую, и даже после такого открытия Чуя не перестанет меньше восхищаться игрой Осаму. Но, с другой стороны, мечтал Накахара совсем не о таком знакомстве, когда он был готов врезать своему любимому музыканту за то, что тот назвал его «коротышкой». Реакция на все происходящее была слишком смешанной, но все же недоумение и негодование с большим отрывом побеждали. — Черт возьми! — досадно взвыл Чуя, хватаясь за голову, с готовностью рвать на себе все волосы. Да, желание исполнилось, только вот от этого было совсем не весело. Почему-то Накахара даже и не предполагал такой вариант развития событий — соседом мог быть совершенно любой человек, который «интересуется» музыкой — если убийство фортепиано можно назвать увлечением. — Кто угодно, только не ты!       Он прожил в новом доме целый месяц и только сейчас узнал, кто на самом деле является его соседом. Для Чуи это было до колик смешно. Хотя, если бы его другой сосед был нормальным и держал свой рот на замке, чтобы оттуда не вылетали дурацкие шутки, а вместе с этим он не интересовался музыкой, то Накахара бы даже и не обратил на него внимания. В принципе, как и всегда — парень знал своих соседей в Хирацука только в лицо, но не по именам, а уж что происходило в их жизнях тем более не имел понятия. С новым невыносимым соседом — Чуе было ещё тяжело принять тот факт, что это Дазай — они говорили больше — если точнее, то пререкались, но один не знал ничего о другом, и наоборот. Это, конечно, связанно с тем, что, они почти не разговаривали, вернее не узнавали друг друга, потому что им это было совершенно не нужно. Но ведь Артур должен был знать об этом? Может быть, при покупке дома ему рассказали о соседях, или же он сам успел с ним познакомиться, а Накахаре решил не сообщать? Какой бы ответ не был, знал все только Рембо. — А вот это уже обидно, — поддельным серьёзным тоном сказал Дазай, но без какого-либо намёка на обиду. Не знай Чуя правды, которая перед ним открылась, то он бы закатил глаза, но сейчас его мысли метались в бешеном темпе, не реагируя на очередные провокации от соседа. — Что б ты знал, я, на самом деле, белый и пушистый. Кстати, коротышка, тебе тоже пора сказать свое имя. Иначе получается нечестно — ты меня знаешь, а я тебя нет.       Договаривал последние несколько слов Осаму уже после того, как Чуя скрылся за пределами комнаты, громко хлопнув дверью. Парень на это лишь ехидно хмыкнул и улыбнулся уголком рта, туша докуренную сигарету о пепельницу. Его сосед, имя которого он не имел, видимо, чести ещё узнать, был ярким примером юношеского максимализма, которого он много раз повидал на своей памяти за все двадцать четыре года жизни. Но за этим даже было забавно наблюдать, хотя со словами «видишь», «заметил» и так далее он должен был догадаться, что с парнем что-то не ладное — не зря ведь он реагировал на них более бурно, чем на все остальное. Здесь Дазай признавал, что это правда была его ошибка, но на маленькую особенность своего соседа он решил не обращать внимание, чтобы не разгневать «великого и ужасного» коротышку, который сто процентов умел дышать огнём при высоком уровне гнева. Возможно, уже совсем в скором времени Осаму сможет увидеть рыжего дракона в действии, а заодно наконец узнать его имя. — Значит, до следующего раза, — загадочно проговорил музыкант, скрываясь в своей комнате.       Тем временем Чуя торопливо, но в тоже время осторожно, чтобы не полететь вниз по лестнице, направлялся на кухню, где Артур должен был заканчивать с приготовлениями к ужину. Хоть он и понимал, что разговор с опекуном ничего не решит, парню нужны были ответы, которые тоже особо ни на что не повлияют — они все также будут жить здесь, и изменить уже ничего нельзя, как бы Накахара слёзно не стал умолять.       Чуя, словно ураган, ворвался на кухню, перед этим больно ударившись об косяк двери и тихо выругавшись. Артур удивлённо поднял правую бровь, когда посмотрел на парня, который будто пробежал целый марафон и глубоко дышал. Хотя скорее такое дыхание было обусловлено недовольством Накахары над всей этой ситуацией. — Что-то случилось, Чуя? — немного взволнованно спросил Рембо, отвлекаясь от мытья посуды. Самому парню бы это тоже хотелось знать — почему ему никто ничего не рассказал о таком соседе. Мужчина ведь как никто другой знает, что Накахара просто без ума от игры Дазая и что он всегда хотел увидеть его. — Ты знал, что наш сосед Дазай Осаму? — возмущённо ответил вопросом на вопрос парень, сильно хмурясь. Накахара знал, что об отрицательном ответе не могло быть и речи, но хотел услышать это именно от опекуна. — Только не смей врать! — Это должен был быть сюрприз, — в миг потеплевшим голосом произнёс Артур, вытирая мокрые руки об полотенце и садясь за стол. Да, он знал об их соседе практически с самого начала. Мужчине всегда было интересно знакомиться с новыми людьми, поэтому спустя некоторое время, когда удалось более-менее освободиться от работы, после переезда он решил посетить несколько соседних домов. Его удивлению не было границ, когда за одной из дверей оказался молодой музыкант Дазай Осаму, концерты которого раньше часто слушал Чуя. Артур рассказывал парню о своём племяннике и о том, что тот будет очень рад познакомиться со своим кумиром, когда будет свободное время. Но до того самого дня встречи Рембо попросил хранить молчание, чтобы приподнести Накахаре такую приятную неожиданность. — Как ты об этом узнал? — Только не говори, что понятия не имел, что окна его комнаты прямо напротив моей, — язвительно проговорил Чуя, скривив губы. Кто вообще решил, что эта комната, в которой он живёт, именно его? Сплошное наказание и бессонные ночи под ужасную игру от «гения» Осаму. Выходит, что не такой уж этот идиот и гений. — Этого я действительно не знал, — задумчиво ответил Артур, ненадолго окунувшись в свои мысли. И правда, как он мог не досмотреть такую мелочь? Возможно, если бы мужчина знал о личности своего соседа с самого начала, ещё до покупки дома, то не допустил бы такой ошибки. Но, может, это даже и лучше. Последняя мысль заставила Рембо слегка улыбнуться и с нескрываемой радостью в голосе произнести: — Но это же здорово, верно? Я как раз пригласил Дазая завтра к нам на ужин.       Даже без еды и воды во рту Накахара умудрился подавиться от такого внезапного заявления — его глаза едва ли не полезли на лоб. И какая же, черт возьми, у него должна быть реакция? Сам он никогда бы не пустил этого недоумка и на порог своего дома, а тут он будет с ними ещё и ужинать. Возмущению Чуи не было предела — знал бы только Артур причину его странной реакции, то не глядел бы на племянника так, будто тот сумасшедший. Только вот вряд ли Рембо решит поверить россказням Накахары — доказательств и обоснований того, что Осаму является придурком у него не было, а значит, что все слова автоматически являлись не правдой. — Ты что? — ошеломленно воскликнул Чуя, когда наконец-то смог откашляться. Сюрприз так сюрприз, что он даже сначала слова не мог найти, как выразить свой «восторг». Теперь он и Дазай будут пререкаться друг с другом не только из окон домов — если не считать столкновения на улице. — Он же твой любимый пианист, — мягко пояснял Артур, ещё прибывая в удивлении от немного странных эмоций племянника. Неужели мужчина так перестал обращать внимание на окружающий мир, что теперь счастье выражается именно таким образом? — Уверен, вы найдёте общий язык. — Просто убейте меня, — потерянно пробубнил Накахара себе под нос и покинул кухню.       С Рембо больше не было смысла разговаривать, но Чуя не собирался его за это винить. Для Артура племянник до сих пор, видимо, являлся маленьким мальчиком, который приходит в восторг только от одного имени Дазая Осаму — а ведь когда-то действительно так и было. Узнай об этом сам сосед, то подколов было бы не избежать. Сейчас же Накахара не знал, как реагировать на то, что музыкант, которого он считал чуть ли не самым лучшим в истории, такой высокомерный придурок. Отношение к его музыке у Чуи, конечно, не изменилось — он все также считал её очень мелодичной и пленяющей, но сам исполнитель испортил о себе все образы, которые были в голове у Накахары. Скользкая двуличная скумбрия — по-другому он не мог назвать своего соседа.       Артуру только лишь и оставалось, как провожать племянника недоумевающим взглядом. Похоже, что он и правда многое перестал понимать в этой жизни. — Это воспринимать, как радость?

***

      Весь следующий день Накахару охватывало волнение, он был словно на иголках. Он постоянно прислушивался к звукам в доме напротив, но там, как на зло, стояла гробовая тишина — было странно то, что даже не чувствовался запах сигарет, хотя сосед курил довольно часто. Чуя бесцельно бродил по комнате в ожидании злополучного вечера, вернее сказать, уже во всех красках представлял его конец и то, что это будет первый и единственный приход Дазая в его дом. Такие похожие громкие слова звучали в голове парня ещё в первую встречу с Осаму, но результата не дали — теперь придётся надеяться, что в этот раз ему повезёт, и они больше не встретятся. Разве что будут переговариваться из окон домов.       Размышления Накахары пытался прервать Артур, который дал племяннику задание помочь с подготовкой к ужину. Но после первых десяти минут мужчина понял, что это была плохая идея — нарезка овощей закончилась для Чуи тем, что он порезал себе два пальца, из-за чего их пришлось перебинтовать. В итоге, Рембо едва ли не силой отправил племянника обратно в комнату, чтобы тот ему не мешал, хотя Накахара хотел закончить работу, пусть даже ценой своих пальцев. Это был единственный способ отвлечься от мыслей о предстоящем вечере, к которому он относился весьма скептически, а пару лет назад был бы в полном восторге от такой новости, даже пару месяцев назад. Стоило Чуе только узнать, что Дазай тот ещё кретин, то желание познакомиться с ним получше отпало мгновенно. Парню придётся целый вечер слушать дурацкий наигранно-вежливый голос соседа и терпеть его присутствие. Чуя даже саркастично усмехнулся тому, что он как раз вовремя потерял зрение — не нужно будет видеть наглое, насмешливое лицо этой скумбрии. Хоть какой-то плюс от слепоты.       Но с какой бы неприязнью Накахара не относился к Дазаю, он все равно считал его отличным музыкантом. Если, конечно, не брать в счёт его ночные ужасные попытки что-либо сыграть. Он играет прекрасно, парень сам смог убедиться в этом, вживую услышав исполнение одной из мелодий соседа. Видимо, либо он своей, в плохом смысле, оглушающей игрой пытался довести Чую до белого каления, либо это как-то связано с уходом Осаму со сцены два года назад. Молодой музыкант Дазай Осаму, который имел огромные перспективы и амбиции, которого признавали лучшим пианистом нашего времени, неожиданно перестал появляться на афишах различных японских театров, о нем прекратили говорить в мире искусства, будто парня и вовсе не существовало. Только некоторые газеты немного о нем писали, но эти статьи были не самые светлые. Журналисты писали о том, что уход пианиста обусловлен прогрессирующей зависимостью от неких препаратов, которую он скрывал уже долгое время. Такие заголовки пробыли в газетах некоторое время, а после и совсем перестали появляться — талантливый музыкант, которого признали наркоманом, был забыт людьми.       Чуя не верил пестрыми заголовкам в газетах, которые ничем не были доказаны. Их писали люди, пытающиеся привлечь внимание к своим статьям, чтобы газеты раскупали, разносили слухи, а эти треклятые журналисты получали за свою «отличную работу» деньги. Именно поэтому Накахара терпеть не мог читать новости — они практически все содержат в себе ложную информацию. Хоть парень повстречал в своей жизни мало людей с тяжёлой зависимостью, но точно мог сказать, что Дазай не был похож на наркомана, тем более, как писали газеты, со стажем. Если уж у Осаму и были какие-либо зависимости, то ими являлись тупые шутки, которые едва ли не ежесекундно вырывались из его рта, и курение — за один день парень мог выкурить около пяти сигарет, Чуя часто ощущал их тяжёлый запах. Просто по голосу, конечно, трудно определить, если ли у человека зависимость или нет, но почему-то юноша был полностью уверен, что зависимости, вызванной препаратами, нет. Или же хотел быть уверенным, чтобы не очернять в своих глазах пианиста, музыкой которого он вдохновлялся. Хотя с противным характером соседа куда ещё очернять?       Чуя не знал счета времени — он не только не имел понятия, который час на данный момент, но и вообще всегда. С этим было не мало проблем — парень не знал во сколько именно он просыпался, рано утром или же около обеда, когда наступал вечер, и сколько времени нужно ждать до прихода Артура. В сегодняшнем случае — до прихода Дазая. Сейчас Накахара прислушивался только к своим биологическим часам, которые твердили ему, когда нужно проснуться, а когда лечь спать. Поэтому для парня существовали только эти два отрезка времени, хотя и их нельзя назвать точными. Озаки говорила Чуе на одном из занятий, что определять время достаточно просто — нужно всего лишь будет открывать панель на специальных наручных часах и по прикосновению к стрелками можно определить, сколько времени. Это бы и правда значительно облегчило жизнь Накахаре. Он поставил себе на заметку поговорить о таких часах с Артуром.       Чуя сидел на подоконнике, прикрыв глаза, и слегка дремал. Октябрь был тёплым, и лёгкий ветер, ласкающий лицо, клонил в сон. Время ужасно медленно тянулось, будто издевалось над Накахарой — он хотел как можно скорее начать этот ужин и как можно скорее его закончить. Бездействие только усиливало «эффект медленной улитки» — пять минут были похожи на все шестьдесят. А Артур, как на зло, решил не подпускать племянника на кухню и стал готовить все сам, чтобы избежать ещё нескольких порезанных пальцев. Естественно, это был благородный поступок — не придётся есть еду, смешанную с кровью, но благодарить за это Чуя не собирался. А как иначе он научится управляться с ножом, если ему не позволяют? Хотя он надеялся, что только из-за прихода Дазая Рембо не позволил ему помочь с приготовлением ужина, чтобы не испортить хорошее впечатление.       Из состояния дрёмы Чую вывел внезапный звонок в дверь и голос Артура, призывающий спуститься. Как бы сильно парню не хотелось остаться в комнате, он нехотя все-таки прошёл в столовую. Там он слышал, как опекун нервно наводит последние штрихи, чтобы все выглядело просто замечательно. Накахара только закатил глаза на такое переполошенное поведение мужчины — к ним же не император приехал, незачем так заморачиваться? Но, похоже, Рембо хотел в полной мере произвести на Дазая впечатление, поэтому строго наказал племяннику держать язык за зубами — чего раньше никогда не делал — и повёл его прямо к выходу, чтобы встретить «почтенного» гостя. Ужин ещё не начался, а парня уже начало тошнить. Может, перед этим идиотом ещё красную ковровую дорожку расстелить?       Напоследок прокашлявшись, Артур открыл дверь и, сияя приветливой улыбкой, протянул руку Осаму, стоявшему на пороге: — Добрый вечер! Я рад, что вы смогли прийти на сегодняшний ужин. — Было бы не вежливо отказываться от такого предложения, — тепло ответил сосед, пожимая руку в ответ и проходя в дом. Чуя уже с первых секунд понял, что вряд ли сможет оправдать ожидания опекуна и не наговорить колкостей — он уже едва себя сдерживает, чтобы не прокомментировать актёрский талант этого идиота, который блистает как никогда. — Я уже давно ждал этой встречи. — Хочу вам представить моего племянника, о котором я рассказывал, — Артур подошёл к Чуе и мягко дотронулся до плеча. Мужчина был счастлив и думал, что парень чувствует себя также, даже несмотря на странное поведение и реакцию на новость об ужине. Он ведь как-никак был любимым музыкантом Накахары, о встрече с которым тот мечтал с малых лет. И Рембо был уверен, что исполнил эту мечту. — Накахара Чуя. — Слышал, что ты восхищаешься моей музыкой, — как показалось парню, надменно произнёс Осаму. И даже не взирая на отсутствие зрения, Чуя все равно знал, что пристальный взгляд соседа был направлен на него, насмешливо смотрел сверху вниз. — Честно говоря, это очень неожиданно, Чуя.       Накахаре просто хотелось воскликнуть — Какого черта? Что ещё Артур успел наговорить этому напыщенному индюку, и зачем они вообще о нем разговаривали? Как много теперь Дазай знает о нем? И почему он так издевательски протягивает буквы его имени? Шуточек соседа по отношению к любви Накахары к его музыке избежать, похоже, точно не удастся — тот сразу понял одно из его слабых мест. Чуе аж стало немного неуютно от мыслей об этом, потому что это была чистая правда — он действительно питал слабость к мелодиям Осаму, но прямо этого никогда не скажет. Ужин уже начался не с самой радостной для юноши ноты. — Ключевое слово «музыка», — раздражённо ответил парень, скривив губы и глядя сквозь гостя, но в тоже время пытаясь прожечь его взглядом. Чуя был уверен, что Дазай пропустит эти слова мимо ушей, но не сказать их, было бы не простительно для него. — Моё восхищение тебя самого никак не касается. — Видимо, я что-то пропустил, — вмешался Артур, не давая этой словесной перепалке вырасти до огромных размеров. Идея брать с племянника обещание не разговаривать обычным для него грубым тоном, была с самого начала провальной — Рембо, как никто другой, знал, что Чую невозможно заставить молчать, особенно, когда дело касается споров и переговоров. Поэтому нужно было хоть как-то разрядить обстановку, пока та не начала накаляться. — Вы знакомы?       Типичный маневр отвлечения Артура от назревающих конфликтов — задать вопрос, на который он уже знал ответ. Накахара ведь только вчера рассказал мужчине о том, что их комнаты с Дазаем прямо напротив друг друга. Или же Рембо просто его плохо слушал, что звучало очень неправдоподобно. — Мы иногда общаемся через окна в наших комнатах, — пояснил Осаму, переводя взгляд с юного музыканта на мужчину, слегка приподняв уголки рта. — Можно сказать, что мы уже подружились. Чуя очень интересный и добродушный собеседник.       Парень только фыркнул на такие громкие заявления. Дазаю и правда стоило посвятить себя актёрскому мастерству — на этот раз было почти без шуток, Чуя даже сам на секунду поверил в правдивость его слов. Только вот почему на это купился Артур, который знал неприветливое отношение Накахары к незнакомым, да и вообще к людям в принципе? А уж тем более «подружиться» с кем-то за такое короткое время, он бы точно не смог и не стал бы. Особенно, если учитывать, что его сосед неотесанный придурок. — Я в этом не сомневаюсь, — воодушевленно произнёс Артур и жестом указал по направлению к столовой. — Что ж, прошу к столу.       За время ужина Накахара практически не притронулся к еде — он только ковырял палочками рыбу, которую наложил для него Артур. Даже маленький кусок в горло не лез — настроения вообще не было, и хотелось поскорее распрощаться с нежеланным гостем. Чуе казалось, что прошла уже целая вечность, а Рембо и Дазай все также продолжали увлечённо разговаривать друг с другом. Они иногда обращались к Накахаре, но он не вслушивался в их беседы, поэтому чаще всего отвечал невпопад. Все, что понял из их разговоров парень, что они говорили так, будто были знакомы уже несколько лет, и официальный тон в их общении постепенно начал пропадать. В их беседах не звучало ничего о музыке, хотя Чуя был уверен, что о ней будут говорить в первую очередь — разве не для этого Осаму вообще сюда пригласили? Наверное, по этой причине парень не особо слушал их речи, про себя едва ли не считая минуты до конца этого «чудесного» вечера.       Но даже несмотря на то, что Артур чуть ли не всеми силами избегал разговоров о музыке, он же их и начал — видимо, чтобы не возникло неловкого молчания. Сначала мужчина рассказывал о работе в театре как в Хирацука, так и в Йокогаме, говорил о некоторых концертах, которые собирался устроить уже в следующем месяце. О Чуе и его умениях не было сказано ни слова, и парень был благодарен за это опекуну — зачем Дазаю вообще о них знать? Но судя по тому, с какими словами Рембо представил Накахару, значит скумбрия что-то о нем все-таки уже знал. Если уж Артур начинал затрагивать интересующую его тему, то он будет болтать о ней часами во всех красках, не укрывая ничего. Поэтому тайна, которую хотел создать Чуя о том, что умеет играть, возможно, уже не такая и тайна. — У меня к вам, на самом деле, столько вопросов, — откладывая палочки в сторону, слегка неуверенно начал Артур. Такое поведение опекуна заставило Накахару удивиться — он никогда раньше не видел, чтобы в мужчине присутствовала неловкость от общения с кем-то. Обычно он всегда и со всеми держался серьёзно и стойко — Рембо встречал множество известных музыкантов и актёров, но именно присутствие Осаму дало ему размякнуть. Похоже, что кто-то мечтал об этой встрече намного больше, чем Чуя. — Вам не будет трудно ответить на пару из них? — Конечно, — добродушно отозвался Дазай, мягко улыбаясь. Накахара был уверен, что тот почувствовал себя актёром, который даёт интервью. Как бы эго этой скумбрии таким образом не взлетело до небес. Хотя оно уже давно их превысило. — Вам всего лишь двадцать четыре, а ваше имя известно едва ли не во всем мире, — проговорил Артур, опираясь подбородком в ладонь. Накахара был готов ударить себя по лбу — зачем нужно было произносить именно такие слова? От этого самолюбие Осаму мгновенно вырастет в раз десять. Чуя представил, как сосед мысленно надевал на себя корону и усмехался над тем, какой он крутой. — Что же этому способствовало, не считая таланта? — Думаю, что как раз-таки талант сыграл ключевую роль, — непринужденно произнёс Дазай, разрезая мясо и кладя его кусочек в рот. Парню не редко приходилось отвечать на такие вопросы, потому что, по мнению многих людей, известным человек может стать только к годам сорока, если не больше. А если он прославился в юном возрасте, то тут заслуга либо денег, либо продажи своего тела людям, которые могут возвысить твоё имя. Поначалу Осаму раздражали такие вопросы и то, что практически все люди мыслили стереотипно, но после привык и совсем не задумывался над тем, поверят ли его словам или нет. — Кроме него, у меня никогда ничего не было. — Чуя был очарован вашей музыкой с того момента, как только её услышал, — неожиданно долетело собственное имя до ушей Накахары, отчего тот едва ли не выронил палочки из рук. Он уже ощущал на себе насмешливый взгляд Дазая, и парню хотелось сделать на данный момент только две вещи — хоть как-то заставить Артура замолчать и врезать скумбрии так, чтобы стереть противную ухмылку с его лица. Ну какого черта Рембо сказал все именно так? Не ужин, а сплошная катастрофа. — А ему не так-то просто угодить.       Какими бы мучительными эти слова не были, они являлись абсолютной правдой. С годами Чуя стал намного придирчив к мелодиям — даже несмотря на то, что ему нравилось само звучание фортепиано, все же у парня был сформирован определённый вкус в музыке. Раньше, когда Накахара ещё только начал учится играть, у него не было особых предпочтений — его завораживала каждая мелодия, какой бы она не была. На то время для мальчика любая музыка была самой лучшей — будь то лирическая, которая заставляла погрузиться в свои мысли, или же задорная, от которой хотелось пуститься в пляс. Со временем у Чуи, переслушавшего едва ли не все композиции известных пианистов, развился абсолютный — как говорил ему Хиротцу — слух, который помогал парню находить изъяны в любых музыкальных произведениях. Почти у каждого исполнителя была какая-либо оплошность в его мелодиях — то несколько нот звучали слишком высоко, то переход был грубый. Нельзя сказать, что такие вещи, которые немногие замечали, резали слух — это были всего лишь незначительные ошибки, которые, возможно, даже были сделаны намеренно. Накахара не собирался судить композиторов, имена каждого из которых были у всех на слуху — у любого человека был свой определённый музыкальный вкус.       Чуя любил слушать любое музыкальное произведение, не обращая внимания на изъяны — он сам иногда допускал ошибки. Но музыку определённого пианиста он был готов слушать вечно, и этот человек как раз сидел прямо напротив него — Дазай Осаму. Слова Артура были правдой — музыка, на тот момент, восходящего таланта зачаровала Накахару, ещё когда ему было одиннадцать лет, когда он впервые, по счастливой случайности, наткнулся в телевизоре на его концерт. И его мелодии чаруют Чую до сих пор — Дазай был единственным пианистом, музыка которого казалась идеальной. Звука легче, приятнее и звучнее парень никогда в своей жизни не слышал — он и не думал, что человек способен играть так, он не побоится этого слова — восхитительно. Только вот самому пианисту о его мыслях знать совсем не обязательно, иначе от издевок этого идиота парень и правда ему когда-нибудь врежет.       Сдерживаясь от того, чтобы не завыть волком, Накахара несильно пнул сидящего рядом Артура по ноге, мол — что ты несешь? Ещё одна нелепая фраза, связанная с увлечением Чуи музыкой Осаму, и юноша был готов выйти из-за стола, не замечая слов опекуна о том, что он показывает неуважение — в том, что были бы именно такие слова он ни на каплю не сомневался. Тогда бы ему было все равно — лишь бы не слушать этот бред и не чувствовать на себе язвительный взгляд соседа, от которого хотелось провалиться сквозь землю. Но на первый раз Чуя решил ограничиться простым и незаметным для гостя пинком. Рембо тоже не остался в стороне, ответив таким же слабым толчком ноги. — Я рад, что вам действительно нравится моё творчество, — спокойно и мягко произнес Дазай, пряча улыбку, которая никак не могла пройти. Он правда удивился, когда узнал, что именно Чуя — тот самый грубый мальчишка, увлекался музыкой. Ещё большее удивление Осаму испытал, когда Накахара без проблем, только по одному звучанию длиной в двадцать секунд, узнал в нем некогда известного пианиста. Выходит, что Чуя и правда увлечён музыкой, а в особенности его. Пианист чувствовал, как его самолюбие начало бить через край — сам Накахара Чуя не смог остаться равнодушным к его произведениям! — Для написания музыки всегда требуется много усилий. — Видимо, плохо стараешься, раз из твоего окна слышится одно дерьмо, — как бы невзначай проговорил Чуя, пытаясь хоть как-то остудить воспылавшую гордость соседа. То, что слышал Накахара из окон Осаму весь этот месяц, будет преступлением назвать музыкой. А про вчерашний случай, когда Дазай сыграл отрывок из одной из своих композиций, парень даже и не собирался упоминать. — Чуя, будь уважителен! — прикрикнул на племянника Артур, но тот даже и не собирался его слушать. Хватило и того, что он вообще решил присутствовать на этом ужине. — Всё в порядке, — примирительно ответил Дазай. Даже несмотря на то, что он был согласен с Накахарой, желание съязвить было огромным, но в присутствии Артура музыкант пообещал себе сдерживаться. Такого наглого парня, который не умел держать язык за зубами, Осаму ещё не встречал. — На самом деле, Чуя прав. Я не могу написать ни одной музыки — все они звучат ужасно. У меня непростой период в работе. — Поэтому вы пропали со сцены? — немного понизив голос, спросил Артур. Он тоже видел яркие, вызывающие тексты, в которых говорилось о том, что Дазай Осаму уже продолжительное время зависим от препаратов, видел в одной из статей, что он их даже распространял. Пару лет назад Рембо и не знал — верить ли этим недоказанным слухам или нет. Но сейчас он видел перед собой вполне здорового парня, который совершенно не похож на наркомана, и понимал, что эта писанина в газетах — полнейшая чушь. — Да, — вздохнул Дазай, внезапно потерявший аппетит. Он не просто не любил говорить о своём прошлом, а ненавидел. Его уход со сцены был абсолютно по другой причине, а чёртовы журналисты решили зацепиться за сплетни о наркотиках, чтобы раздуть скандал и получить за такие громкие новости побольше денег. Но многие люди все же поверили газетам и навсегда стёрли имя пианиста из своей памяти, как страшный сон. А это ужасно подкосило, на тот момент, уже и без того подкосившегося Осаму. — Прошлое даёт о себе знать, а музыка не пишется.       Накахара молчал — не знал, что и сказать. Он вдруг на секунду ощутил, что между ним и Дазаем есть что-то общее, помимо любви к музыке — прошлое, которое не давало покоя, из-за которого не получалось играть так, как раньше. Но это чувство прошло так же быстро, как и появилось. Чуя ведь практически ничего не знал об Осаму, чтобы делать какие-либо выводы. А тем более Накахаре не хватало ещё того, что бы сравнивать себя с этой скумбрией. — Надеюсь, что люди все-таки смогут однажды услышать вашу музыку, — подбадривающе проговорил Артур.       Уже как два года, как Дазая не приглашали на сцену, а ноты никак не желали складываться в единую мелодию. Если говорить честно, то Осаму практически потерял всю надежду на свое возвращение — кому будет нужен «наркоман» на сцене со старыми песнями? Но парень не хотел огорчать Рембо своим пессимистичным настроем, потому широко улыбнулся и проговорил: — Я тоже на это надеюсь.       Даже несмотря на ощутимую в обстановке неловкость, и слегка упавшее настроение пианиста, Артур и Осаму все равно продолжили общение, как ни в чем не бывало. Инициативу разговора перехватил на себя сосед и с увлечением рассказывал обо всем, что первое приходило в голову, лишь бы быстрее забыть недавний диалог. Он говорил Рембо о забавных случаях в театре, где он раньше любил проводить свое свободное время, с теплотой в голосе вспоминая эти дни. Театр был для него вторым домом, где Дазая знал любой работник театра — будь то музыкант или же просто уборщица, был для парня словно родной человек. Его семья была тесно связана с театром да и вообще с искусством в принципе. Именно благодаря семье Осаму полюбил театры, где происходила вся неведанная магия творчества, от которой невозможно оторваться, и само искусство, а именно музыка. Дазай всегда был готов слушать мелодии фортепиано хоть круглые сутки без остановки и был готов играть любые композиции до боли в пальцах. Он влюбился в музыку, и не было для него ничего важнее в мире, кроме музыки.       Мысли о театре, том самом удивительном и чудесном мире, где он не бывал уже давно, пронзали Дазая мелкими, больными иглами. Хотелось и думать, и говорить о счастливом прошлом снова и снова, хоть ненадолго возвращаясь в то время, когда он чувствовал себя беззаботным и счастливым. Это помогало отвлечься от жестокой реальности, в которой он находился сейчас — уже как два года люди забыли о нем, как и забыли о его мелодиях, а он сам не мог написать ни одной новой композиции. Осаму даже и не представлял, что может быть хуже, однако малое представление все же есть — сидящий напротив него Накахара Чуя и его вечно не закрывающийся рот вперемешку с дурным характером?       Во время разговоров с Артуром Дазай всегда улучал момент, чтобы хотя бы украдкой взглянуть на парня. Тот выглядел отстраненно и скучающе, всем своим видом показывая, что не хочет здесь находиться. Он практически не притронулся к еде, только лишь лениво ковырял палочками рис, несколько раз отправляя пару зёрен в рот. Невидящий взгляд Накахары был старательно им направлен точно на тарелку, но все равно будто смотрел сквозь неё, как иногда и на сидящих за столом. Едва поворачивая голову в сторону опекуна, Чуя пытался взглянуть на Артура, но потом быстро отводил глаза, плотно сжимая губы. Это было похоже на что-то вроде старой привычки — смотреть на кого-то при разговоре, изучая его мимику, — от которой юноша не мог избавиться. Дазай и на себе несколько раз перехватывал взгляд парня, направленный из-под рыжей челки. По нахмуренным бровям и слегка напряжённому виду Осаму счёл этот взгляд возмущенным, но в тоже время изучающим, без какого-либо намёка на заинтересованность. Чуя словно пытался понять, какого черта музыкант забыл в их с Артуром доме, и как долго он ещё будет здесь оставаться. И он был прав — так на самом деле и было.       Но Дазай даже получал от этого странное удовольствие. Если уж говорить честно, то ему нравилось выводить Накахару из себя. Его гнев был похож на спичку, которая зажигалась с помощью одного лёгкого движения. Как бы Осаму не раздражали постоянный крики соседа, стоило ему лишь дать о себе знать, он все же находил это для себя весёлым. По крайней мере, злые тирады Чуи в его адрес были намного интереснее светских бесед с Артуром — не в обиду Рембо. Дазай был, конечно, не против обзавестись полезными знакомствами, но спустя почти час он был готов уже в открытую зевать. Однако неожиданная мысль, посетившая его, заставила парня усмехнуться дальнейшим событиям, которые он представлял. — Надеюсь, что ты теперь более осторожен на улице, Чуя, — с лёгким волнением в голосе обратился к соседу пианист, приподняв уголки губ. Это был отличный шанс для него повеселиться. Осаму был уверен, что юноша даже и словом не обмолвился с Артуром про случай с автомобилем. — Я ведь не всегда могу быть рядом. — Ах, ты… — гневно прошипел Чуя, с силой сжимая в руке палочки. Он был готов ткнуть их в глаз этому чёртовому Дазаю, а лучше сразу в оба. Накахара чувствовал, как от раздражения и от непреодолимого желания врезать, у него начала подрагивать верхняя губа. Он знал, что скумбрия обязательно найдёт удобный случай, чтобы рассказать обо всем Рембо, но никак не думал, что этот случай настанет именно сейчас. А Чуя ещё думал над тем, поблагодарить этого идиота или нет, теперь точно он знал, что не станет этого делать. — Я чего-то не знаю? — недоуменно спросил Артур, поглядывая то на гостя, то на племянника. Накахара уже мысленно сотню раз проклял тот день, когда решил выйти из дома, хотя опекун ему настоятельно рекомендовал этого не делать, и когда столкнулся не с кем-либо, а именно с чёртовым Осаму, у которого язык, как помело. Тогда этого разговора не было бы и в помине. — Когда Чуя гулял, то не услышал приближающейся машины, — рассказывал музыкант, исподтишка смотря на то, как от возмущения у Накахары вздувались вены на висках, а нос смешно морщился. Осаму был доволен такой реакцией, именно её он и добивался. — Мне удалось вытащить его в самый последний момент.       Не ясно как Артур, но Чуя услышал в голосе скорее хвастовство и усмешку, чем беспокойство. Этот парень ведь никак не мог упустить самый важный для него момент, что именно он спас мальчишку из-под колёс автомобиля. И в очередной раз поиздевался над ним, надавив на гордость. Быть задавленным, конечно, не самая лучшая перспектива, но Накахара предпочёл бы скорее оказаться под машиной, чем быть спасенным Дазаем и благодарить его. Не хватало ещё унижаться перед этим выскочкой. — Я даже и не знал об этом, — тихим, поражённым голосом произнёс Артур, пытаясь осмыслить услышанное. То, что мог потерять Чую уже во второй раз. В мужчине присутствовало волнение, хоть и в меньшей степени, чем когда сообщили о том, что племянник попал в больницу. Но к этому чувству ещё прибавилось недовольство тем, что племянник не прислушался к его словам и решил сосвоевольничать, а потом и вовсе утаил, что чуть ли не пострадал. С переездом Рембо часто пропадал на работе, перестав проводить с Чуей столько времени, как раньше. Парень все время один, и Артур, конечно же, понимал, что ему совсем это не в радость. Размышляя на этим вопросом, мужчина пришёл к отличному, по его мнению, выходу: — Я благодарен вам за помощь, Дазай. В связи с недавней… травмой Чуя ещё только привыкает к новым условиям. Меня часто не бывает дома, чтобы присмотреть за ним. Не могли бы вы оказать мне эту услугу, если вас не затруднит?       Глаза Накахары мгновенно расширились, стоило только опекуну произнести последнюю фразу. Парень даже понятия не имел, что сказать, в нем пылали негодование и растерянность. С чего вдруг Артур решил, что ему нужна чья-то помощь, а тем более помощь невыносимого соседа? Если уж Рембо и думал об этом, то почему не задал этот вопрос Озаки, ведь она стала не редким гостем в их доме? Он и не думал, что разговор, который начался с автомобиля, в итоге превратится в нечто подобное. Если тем самым Артур хотел наказать племянника за то, что он ослушался его просьбы, то это самое худшее наказание в жизни Чуи.       Но у Накахары была маленькая, блеклая надежда на то, что Дазай не окажется полным идиотом и откажется от такой затеи. Какой смысл ему вообще тратить на Чую свое время? Тем более Осаму, точно так же, как и сам Накахара, на дух не мог переносить своего соседа, не то что постоянно с ним находиться. Он должен был отказаться, и Чуя был уверен — хотел быть уверен, что откажется. Парень метал свой невидящий взгляд то на Артура, то на пианиста, с замиранием сердца ожидая дальнейших слов соседа. — С удовольствием, — с невинной улыбкой проговорил музыкант. Не то чтобы парень был рад роли сиделки для бунтующего подростка, но все же это занятие обещало быть весьма весёлым и, если уж повезёт, невероятно выгодным для Дазая в некотором плане. Он точно не будет упускать такой блестящей возможности, как поймать выгоду за хвост.       Накахара уже представлял, как сворачивает этому засранцу его тупую голову. Чуя почувствовал, что у него снова начался нервный тик. А что будет дальше — его увезут в сумасшедший дом? Или посадят за убийство, что более вероятно? Неужели ему теперь придётся терпеть это пугало и его остроумные шуточки каждый день в своём доме? Хоть и Артур действительно хотел как лучше, но своими действиями он делал только наоборот. Спустя уже несколько дней Осаму уже сам решит подтолкнуть Чую прямо на проезжую часть, парень в этом был уверен. — Мне не нужна никакая нянька! — раздражённо заявил Накахара, схватив опекуна за руку, чтобы хоть как-то достучаться до него. Ему ведь было уже далеко не пять лет, а весь этот месяц он пробыл дома практически всегда в одиночестве, если не считать приходов Коё, и ничего с ним не случилось, почти. Но он не нуждался ни в каком присмотре. Чуя осознал, что сделал неверное решение, выйдя на улицу, но он уже тысячу раз пообещал себе, что такого не повторится. Неужели Артур ему больше не доверяет? — Я могу сам о себе позаботится! — Я беспокоюсь за тебя, Чуя, — мягко улыбнувшись, ответил Рембо все тем же тихим голосом, прикасаясь к руке племянника. Дело было совершенно не в потере доверия, а в страхе мужчины потерять единственного родного человека. Когда-то он не смог защитить свою сестру и её мужа, поэтому Артур хотел всеми своими силами защитить юношу. — Ты же знаешь, что мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Если с тобой кто-то будет рядом, то я буду спокоен. — Не волнуйся, Чуя, мы с тобой обязательно поладим, — уже из последних сил сдерживая смех, проговорил Дазай, продолжая сверлить Накахару насмешливым взглядом. Казалось, будто парень готов в прямом смысле взорваться в любой момент. — Тебе-то за каким хреном на это соглашаться? — возмущённо воскликнул мальчишка, громко хлопнув рукой по столу, требуя соседа заткнуться. Он был готов рвать и метать — кто мог ожидать, что такое может случиться? Неужели теперь ему придётся терпеть присутствие Осаму каждый день у себя дома? Хуже просто быть и не может. С чего вдруг эта скумбрия вообще решил взять на себя роль сиделки, точно ведь не по доброте душевной? — Твой дядя прав, — для подтверждения своих слов парень чуть заметно кивнул головой, мельком взглянув на Артура. Тот, в свою очередь, слегка улыбнулся в знак благодарности. Пианист уже был готов сам себе удивляться — на какую авантюру он подписывался? Именно авантюру, по другому он никак не мог это охарактеризовать. — Разве я не могу помочь? — Артур, ты можешь просто брать меня с собой на работу, как раньше, — умоляющим голосом вновь обратился к опекуну Накахара, хватаясь за него, будто за спасательный круг. Он был готов пойти на что угодно, делать все выполнимое и невыполнимое, лишь бы не проводить целые дни с невыносимым соседом, что сравнимо не с наказанием, а самым настоящим адом. — Мы это уже обсуждали, Чуя, — тяжело выдохнув, ответил Рембо. Честно говоря, он совсем не ожидал такой реакции, как и вовсе такого ужина в целом. Он был удивлён ещё вчерашним поведением племянника, когда тот узнал о том, что Дазай будет их вечерним гостем, но не придал этому особого значения — считал, что на ужине все будет по-другому. Мужчина ожидал более гостеприимного отношения к Осаму со стороны Чуи и более радостных возгласов о той новости, что музыкант будет часто проводить время с Накахарой. Видимо, он ошибся. — Моя работа требует от меня полной отдачи. Когда все сложные и важные дела пройдут, то я сообщу тебе. Сейчас же я хочу, чтобы Дазай присматривал за тобой.       Всё, что оставалось юноше — это взвыть волком от полного отчаяния и своей беспомощности, опустив голову на скрещенные на столе руки. Он, конечно, помнил, как разговаривал с Артуром насчёт его работы, когда они ещё были только на полпути к новому дому. Прошёл уже месяц, а никакого сдвига в бумажных волокитах не наблюдалось — такого периода в работе опекуна в городе Хирацука Чуя совсем не помнил, был ли он вовсе. Возможно и был, просто в то время Накахара вполне был сам за себя в ответе — Артур ему полностью доверял. Сейчас же ситуация совершенно другая, совсем не играющая в его сторону. Он-то только за месяц на «хорошо» — по крайней мере, ушибов практически не было — научился ориентироваться в пределах дома, а что же будет в огромном театре, парень даже представить боялся. Но попробовать снова затронуть тему с театром все же стоило — попытка не пытка. Пытка его ожидает уже на следующий день с приходом Дазая. — Кстати, Чуя, — посреди образовавшейся тишины протянул Осаму. В его голове зародилась ещё одна безумная идея, гораздо безумнее первой, что даже страшно было озвучивать её. Если Артур с большой вероятностью воспримет его мысль с радостью, то Накахара, как впрочем и ожидаемо, будет готов разорвать его одним взглядом. Но от этого только интереснее и забавнее. — Ты ведь увлекаешься музыкой, не так ли? — Какая разница? — недовольно проворчал парень, скривив губы. Ему не хотелось слушать больше ничего и никого — за этот злосчастный час Накахара услышал вполне достаточно. — Чуя был очень хорошим пианистом, — ответил за племянника Артур, незаметно для Дазая несильно пихнув парня в бок, отчего тот тихо ойкнул. — Но в связи с травмой многое изменилось. — Может, я смогу помочь? — неожиданно предложил Осаму, отчего у Чуи едва ли глаза на лоб не полезли. Какого черта он вообще лезет туда, куда не просят? Ему мало того, что Накахара и так будет вынужден терпеть его в своём доме, но ещё и теперь этот идиот будет его учителем музыки? Они ведь оба поубивают друг друга в первую же секунду, как только начнутся занятия. — У меня нет опыта преподавания, но думаю, это пойдёт на пользу нам обоим. — Ты спятил? — не выдержав болтавни Дазая, вспылил мальчишка. Этот парень даже не знал, о чем говорил, и что предлагал. Об музыкальных уроках не могло быть никакой речи. На самом деле, Чую радовала перспектива снова заниматься музыкой — он дико соскучился по тому чувству, когда играешь сам. Но воспоминания о той ужасной последней игре перед Хиротцу, до сих пор заставляли Накахару содрогнуться, а руки дрожать сильнее, чем раньше. Он хоть и был все еще обижен на бывшего учителя, но прекрасно понимал, почему тот даже после десяти лет обучения решил отказаться от Чуи. Пока страхи и события прошлого берут над парнем верх, он никогда не сможет играть так, как прежде. — Не пора ли тебе заткнуться? — А мне кажется, что это замечательная идея, — воодушевленно высказался Артур. Если честно, то его самого пугала неизвестность — получится ли у племянника сыграть хотя бы самую элементарную мелодию? Мужчина очень хотел надеяться на то, что Дазай сможет помочь Чуе наконец снова вернуть в его жизнь музыку. — Я даже не знаю, как вас отблагодарить. — Я делаю это только из лучших побуждений, — наигранно заботливым голосом ответил Осаму. Ему уже не терпелось услышать игру того, кто недавно раскидывался фразами насчёт того, что сыграл бы намного лучше, нежели Дазай. И хоть парень полностью согласен с тем, что Чуя сыграл бы лучше того, что звучало из окон его дома несколько недель назад, но насколько будет это «лучше», хотел бы узнать лично. Так ли этот коротышка музыкален, как рассказывал о нем Рембо? — Я зайду завтра, чтобы договориться с Чуей насчёт занятий. — Прекрасно! — воскликнул Артур, негромко хлопнув в ладони. — Ты рад, Чуя?       Накахара даже и знал, как ответить на этот вопрос, и надо ли вообще на него отвечать. Парню казалось, что над ним решил поиздеваться сегодня весь мир. На чёртовом ужине время тянулось с такой скоростью, что его обогнала бы самая медленная улитка на планете. Сам этот ужин, который для парня до сих пор являлся полной неожиданностью, был просто невыносим, и кажется, будто все происходящее являлось кошмарным сном. Дазай и его словесное недержание, никак иначе юный музыкант не мог это назвать — будь в парне полная уверенность в том, куда он бьёт, то на лице Осаму появилось бы множество синяков, другого выхода, чтобы заставить его замолчать, Чуя не видел. Казалось, что даже Артур издевался над ним, соглашаясь с пианистом на роли учителя музыки и няньки для него. Когда парень упустил тот момент, когда Рембо перестал прислушиваться к его мнению? Хоть Чуя и знал, что это ужин пройдёт ужасно, но он не думал, что будет все настолько плохо. И теперь он даже не знал, радоваться ли его окончанию или нет. Закатив глаза, он рухнул головой на стол и пробубнил: — В полном восторге.