why did you keep silent?

      карты в глазах двоятся. «король жезлов», «мир», «тройка пентаклей», «маг». адам глупо лыбится, вертя карточку в руках. «рыцарь мечей», «луна», кавински. кавински двоится тоже. адам смотрит на его искаженное бокалом лицо, когда тот допивает свой вискарь, и решает, что на сегодня с него хватит. адам хлопает по столу. встает. садится. встает снова. высота его роста вдруг пугает его не на шутку. стол становится таким маленьким, карты на нем — тоже, а вот кавински, наоборот, все растет и растет, и адам понимает не сразу, что это от того, что тот поднялся следом. боже мой, зачем они так накидались?.. отпуск только начался, надо непременно сделать что-то еще, невозможно, в самом деле, только пить и трахаться. адам соглашается с самим собой, мотает головой и смотрит на кавински так, будто тот тоже должен все понять вот прямо сейчас, но джозеф только улыбается и тянет к адаму руки.       вообще, это все он виноват! затащил, напоил, да еще и карты достал, как тут, блин, удержаться? адам гадал своре, гадал еще кому-то, его благодарили и наливали… это точно кавински виноват, он постоянно кого-то приглашал… и где ронан?..       адам снова смотрит на джозефа, теперь уже в надежде, что тот ответит на немой вопрос, потому что сам он ни слова произнести не в состоянии.       они звонят ему по фейстайм. ронану стоит только взглянуть на их пьяные рожи, как он говорит: «сейчас приеду» и отключается. ну натурально спаситель!       ждут его они почему-то лежа. почему-то прямо на ступеньках бара, почему-то у адама зажата сигарета в пальцах, хотя он вообще не курит. ну, только когда трахается, но сейчас они вроде… нет? адам привстает, чтобы удостовериться. нет. хорошо… он не отказался бы, но точно не здесь. втянув остатки сигареты за одну затяжку, адам откидывает ее прочь и долго-долго выпускает дым. ступеньки неприятно холодят ему спину, он двигается ближе к джозефу и укладывается ему на руку, потом на другую, потом на третью, двигается еще ближе, потому что джозеф, скотина такая, начинает отодвигаться, и адаму это напоминает какую-то гонку с препятствиями, его даже будто бы подкидывает на поворотах, он не в силах открыть глаза и рот и сказать, чтобы джозеф прекратил от него убегать, уезжать, уползать… но вот все успокаивается. ступеньки снова под спиной, мягкие отчего-то, и джозеф тут. они не курят, не трахаются и не пьют. они спят. и где пиздюка этого носит?.. говорил же, что приедет…       адам просыпается медленно и мучительно. его тошнит, голова раскалывается. она гудит так, что хочется ее оторвать. через некоторое время он понимает, что гудит не в голове, а на улице. какой-то новый, оглушающий и противный звук, которого раньше здесь не было. наверняка издаваемый тоже какой-нибудь новой и противной вещью, которой раньше здесь не было. вернее, одной из сотен, что нагрезил ронан за последний месяц.       адам закрывает голову подушками и просто ждет, когда станет тихо. кавински рядом просыпается тоже, лежит минуту неподвижно, а потом сразу тянется к адаму и вкладывает ему в рот небольшую таблетку. адаму кажется, что хуже вряд ли уже будет, поэтому он глотает и снова ждет. чувствует, как таблетка падает в желудок, приступ тошноты накидывается на него с новой силой, но адам терпит, понимая, что если поддастся сейчас, то придется все терпеть заново. таблетка взрывается внутри колючими иголками, вынуждая его скрючиться на кровати. любовь кавински к фейерверкам, конечно, занятная вещь, он все понимает, но можно хотя бы не совать их внутрь, а обойтись обычными пилюлями? спасибопожалуйста, джози.       мерзкий звук и похмелье прекращаются одновременно, адам облегченно падает на подушку. это лучший день за весь начавшийся отпуск, серьезно. голова и живот блаженно ноют, забывая постепенно, как им было плохо еще какую-то минуту назад. джозеф рядом тоже копошится, встает с кровати и довольно потягивается. они сменяют друг друга в ванной и выходят на улицу.       проснуться на ферме свежим июньским днем — о чем еще можно мечтать? адам смотрит на высокое солнце, на синее небо без облаков, на ронана, неизменно спящего в машине — когда-нибудь у него отвалится спина из-за этого, ей богу, — на завал всевозможных вещей, что усеивают ровным слоем полянку перед крыльцом. расчистить немного и будет вообще красота! адам лениво осматривает невероятные сонные штуковины. действительно, прибавилась одна — вон та синяя, у открытой дверцы бмв, ронан, наверное, выпустил ее из рук. она похожа на… что-то. даже вид у нее неприятный, издаваемый недавно звук можно с легкостью с ним сопоставить. адам вздрагивает.       месяц назад у линча начались проблемы со сном: получалось грезить только непонятные хрени, назначения которых никто не знал. сначала они пытались собирать их и что-нибудь понять, возможно, это были детали какого-то крупного механизма. но вещи друг к другу не подходили и вообще напоминали разрозненный хлам, иногда от них что-нибудь отваливалось, дымилось и скручивалось. сегодня вот, например, появился звук. ронан уходил спать во двор, боясь, что принесет что-нибудь опасное и разрушительное. только пару раз он выдал вполне понятные предметы: кусок дорожного полотна (странно, но привычно), неисправную машину (но все-таки машину) и целую охапку дорожных знаков. джозеф закинул их за забор, на котором написал: «боже, дай мне знак». прекрасная, саркастичная шутка. ронан, правда, не оценил. его моральное состояние вообще оставляло желать лучшего. поначалу он бесился, но спустя месяц смирение все же добралось до него, он успокоился и совершенно равнодушно обнаруживал поутру очередную непонятную хреновину у себя в руках. адам знал, что это затишье перед бурей.       сонная вещица снова издает противный звук, который на этот раз будит ронана. тот открывает глаза, смотрит на руки, потом на землю у машины. вздыхает.       — эта ферма мне телевизионную программу напоминает, «что? где? когда?» называется, — вдруг говорит адам.       — это почему?       — непонятно, что где валяется и когда все это кончится!       — смотрел я мультик такой, когда гостил у бабушки в болгарии, русский, кажется, — задумчиво кивает джозеф.       — тебе нужно уехать, — говорит адам, подойдя к машине. он кладет руку на голову ронана и слегка треплет уже сильно отросшие волосы. еще немного, и линч перестанет быть линчем. — а лучше нам всем.       — я не смогу грезить вдали от дома, — отвечает ронан, наклоняя голову вперед и подставляя адаму затылок. заметно, что он сильно измучен странными снами. путешествие кажется ему хорошей идеей, но страх сильнее.       — ты хотел сказать: «не смогу грезить всякую хуйню»? ну тут ты прав, — соглашается джозеф. — ничего, поживем с тобой как обычные люди. осталось самое сложное: выбрать на чем поедем. — и джозеф громко хлопает в ладоши, считая проблему почти решенной.       адам вдруг резко отскакивает в сторону, а ронан поджимает к себе ноги: сонная штуковина начинает мелко вибрировать и подпрыгивать. кажется, хлопок как-то активировал ее. так же начинают вести себя и прочие предметы, раскиданные по двору, а те, что по первости были убраны в сарай и в дом, выскакивают через открытые окна и ломятся в двери.       сонный вихрь принимает нешуточные масштабы, джозеф и адам отходят все дальше, а ронан окончательно забирается в машину и закрывает дверь. детали кружат и стукаются друг об друга. этот хаос, кажется, не имеет никакой логики и смысла, но вдруг все это механическое облако резко устремляется в нагреженную ронаном неисправную машину. от напора втыкаемых в нее предметов она кренится на один бок, открытые двери распахиваются сильнее, то же самое происходит с капотом и багажником. машина будто жадно всасывает в себя недостающие детали. не остается никаких сомнений, что они были созданы для нее. напоследок синяя штуковина громко ударяется о крышу машины, что-то трескается и хлюпает — и металл окрашивается в синий, который постепенно становится все темнее, пока не застывает иссиня-черным. такой цвет имеют перья чейнсо.       — прекрасно, блин, — подает голос джозеф, — походу, выбора ты нам не оставил. только не говори, что она живая.       — не стивена ли кинга ты читал недавно, а? — спрашивает адам у ронана.       после этих слов машина заводится сама по себе. гулкий рык двигателя вызывает вихрь песка из-под машины, вибрация чувствуется даже за пару метров. фары загораются зловещим синим цветом.       — ладно, мне нравится, — меняет джозеф свое мнение и уверенно направляется к тачке, — если меня сожрут, это будет приятная смерть.       он осторожно открывает водительскую дверь. салон оказывается тоже темно-синим. на руле, вместо логотипа — черное перо. но когда он садится в кресло, все снова дрожит, вторя работающему двигателю, джозеф не сразу понимает, что происходит, пока не обращает внимание на лица ребят — только тогда он привстает и смотрит на капот, и не поверя увиденному, вылезает из салона. машина стала ослепительно белой.       — держите меня, я сейчас кончу, — хватаясь за сердце шепчет джозеф. — пэрриш, иди-ка сюда. ставлю двадцатку, что тачка станет серой.       — бежевой, — подает голос ронан.       — фу, не говори такие гадости! — джозеф оборачивается к нему, а потом легко подталкивает адама: — адам, садись, мне нужно знать.       стоит тому занять водительское место, как машина окрашивается в красный цвет. матовое покрытие делает ее визуально весомее и массивнее.       — блять, пэрриш! если там на боку сейчас обнаружится логотип кока-колы, то ты за руль никогда не сядешь, даже не думай.       — ты проиграл двадцатку, кстати.       их путешествие длится и длится, и заканчивать они его не торопятся. ронан лечится дорогой, ничего не принося из снов. он только впитывает в себя — новые виды и пейзажи, морозный воздух гор, когда они заезжают слишком высоко, и морские бризы, теплые закаты и жаркие объятия.       машина не оказывается живой, живые тут только они — на многие километры вокруг только втроем.