why did you keep silent?

      скорость возрастает. джозеф откладывает пакет с крендельками и смотрит на свои вытянутые руки. потом переводит взгляд на пейзаж за окном машины. скорость возрастает от синенькой, что он закинул в себя пятнадцать минут назад, или от того, что линч давит на педаль газа? джозеф прищуривается и рассматривает царапины на своих руках, оставленные любимой кошкой, а потом решает, что ему все равно. ни на последствия таблетки, ни на линча он повлиять все равно не может, зато может на крендельки. он снова шуршит пакетом. желание засрать ронану салон новенькой тачки просто запредельно сильно, джозеф сжимает кулаки, сжимается весь сам, чтобы дурь эта выскочила из головы, а потом расслабляется снова. надо уже и ему обновить свою машину, так ведь и катается с кипящим бойлером вместо двигателя. на все просьбы ребят с гонок поднять капот, чтобы они оценили движок, он отвечает категорическим отказом, это уже становится подозрительным. но не может же он сказать, что обошел их на кипящем чайнике!       крендельки заканчиваются, есть хочется просто ужасно. джозеф делает пометку в голове нагрезить следующую партию без этого досадного промаха. кажется, у адама было что-то из еды с собой. он оборачивается назад. тот отрицательно мотает головой. джозеф вздыхает.       — свободная касса! — подняв руку, говорит он.       то, что придется прыгать в сон, чтобы пожрать, — это совершенно ясно. после того, как они забрали адама из аэропорта, ронан втопил так, что останавливаться явно не намерен.       — картошку фри и бургер, — заказывает адам.       — а тебе? — обращается к ронану джозеф, попутно выуживая из кармана таблетку снотворного. ронан не отвечает, занятый дорогой. — божество планирует питаться святым духом? я понял.       с недавнего времени его подколки про святость ронана приобрели просто космические масштабы, джозефу иногда от самого себя тошно становилось, но как тут перестать?       десять секунд, и его швыряет обратно. он передает адаму бургер и картошку, вцепляется в свою еду с остервенением человека, который не ел несколько дней. нет, таблетки точно требуют доработки, так нельзя.       — зря ты отказался ехать со мной, — подает голос ронан, — твои умения бы пригодились.       — какие? грезить вам бургеры? — прожевав, негодует джозеф.       — ты грезишь совершенно не напрягаясь, ты мог бы научить детишек этому. джозеф чуть не давится картошкой.       — у меня четыре тонны синеньких в кладовке, какие, блять, детишки, ты в своем уме? мне работать надо.       — ты выкачиваешь энергию из силовых линий.       — сказал человек, который нагрезил себе новенькую эм три компетишн. заметь, в полной комплектации!       — на той машине коробка передач полетела.       джозеф всплескивает руками.       — у тебя механик на заднем сиденье!       — механик больше не лежит под тачками! — скомкав упаковку от бургера с логотипом “К-FC”, говорит адам.       джозеф оборачивается к нему и приспускает очки на нос.       — зато трахаешь того, кто отчаянно нуждается в новой коробке.       адам попадает скомканной бумажкой прямо ему в лоб.       но вообще адам прав: последний раз джозеф наблюдал его за работой в гараже очень давно, и это было больше по приколу. адам не возился с тачками и не зарабатывал этим на жизнь, теперь он усердно учился, а его новая работа представляла собой нечто странное и скрытное, он много ездил по стране, и джозеф уверен, что в этом как-то замешан деклан, хоть они все это отрицали.       ронан больше не сидел на ферме безвылазно, боясь заснуть где-то, кроме нее. он теперь тоже много ездил и находил таких же сновидцев, как и он. “как и они”, — поправляет себя джозеф. их оказалось очень много. этот факт неприятно поразил его. он хотел, чтобы они с ронаном были одни. поэтому его новое увлечение и поиски подобных им воспринимал отстраненно и примыкать к ним точно не собирался. он остался верен себе: чем занимался в школе, то и продолжал. после серьезного разговора с адамом и ронаном он согласился только на одно условие: сделать наркоту не совсем наркотой. его таблетки не вызывали привыкания, а когда ему предъявляли претензии, что подсели на его товар, джозеф только посмеивался — все было в их глупеньких головах, требующих постоянных развлечений, а он тут совершенно ни при чем. ему даже не страшна полиция — любая лаборатория определит таблеточки просто как пищевую добавку. гомеопатия, слышали? да, джозеф кавински торгует глицином в особо крупном размере, хуле вы приебались?       джозеф вдруг хохочет, до него дошло: работа всех троих состоит в том, что они регулярно на колесах. в случае джозефа — буквально. а еще именно из-за этих дурацких разъездов они теперь видятся не так часто, а на ферме встречаются и того реже. джозеф по-прежнему живет в генриетте, вышку он всегда получить успеет. главное, чтобы это не была вышка с тюремным сроком. может, стоит уехать? а кто тогда будет кормить коров линча, пока его самого нет?.. джозеф почти подружился с той пятнистой, которая его невзлюбила за что-то с самого начала. а еще там у него стая кошек, которых он натаскал со всех помоек. кошки вообще живут стаями или сами по себе?.. джозеф размышляет, глядя в окно на мелькающий пейзаж. ронан скорость так и не скинул и тот разговор тоже не продолжил. может, продолжит, когда они приедут на ферму, когда наконец-то разденутся, доведут друг друга до оргазмов и выйдут покурить. джозеф уже сейчас может почувствовать теплый ветерок, обдувающий его нагое тело. осталось совсем недолго.       отвлекшись от окна, он смотрит на ронана — тот так непривычно сосредоточен и серьезен, выглядит точь-в-точь как деклан, галстука только не хватает. новая машина идет ему, смотрится еще более агрессивно, под стать ронану. она теперь с автоматической коробкой передач, но правая рука линча все равно лежит на рычаге переключения скоростей. наверное, ему так привычней. джозеф зачем-то внимательно рассматривает его руку, в особенности черные кожаные браслеты на запястье. вспоминает, как подарил ему точную их копию, небрежно вручив их в той пиццерии, где они все любили сидеть. ох и видел бы ронан свою рожу тогда! интересно, это все те же настоящие браслеты, или те, что он подарил? джозеф тянет руку и прикасается к черным шнуркам, перебирая их пальцами. касается руки ронана, и она безвольно падает с рычага. джозеф тут же переводит взгляд на его лицо: ронан сидит с закрытыми глазами.       закрытые глаза водителя и сто семьдесят на спидометре плохо сочетаются с дальнейшим продолжением жизни. джозеф, кажется, трезвеет мгновенно.       — линч! — орет он.       ронан не просыпается, его голова только отклоняется в сторону, когда машина теряет управление. джозеф перехватывает руль и выравнивает ее на полосе. рукой он пытается отодвинуть ногу ронана, чтобы она перестала давить на педаль газа, получается у него не с первой попытки. пока он пыхтит, стараясь изо всех сил, чтобы машина ехала прямо, подключается адам: нажав на кнопку, отодвигает водительское кресло максимально назад, чтобы джозеф смог дотянуться до педали тормоза. если ничего не делать, машина когда-нибудь остановится сама, но если на дороге возникнет препятствие, у них тогда возникнут очень большие проблемы, побольше, чем уснувший без причины линч. осторожно перекинув ногу через рычаг к водительскому сиденью, джозеф ставит ее на тормоз. но как бы аккуратно он ни действовал, бмв дергается все равно, а скорость, как известно, ошибок не прощает, какими бы маленькими они ни были. их неминуемо заносит. джозеф убирает ногу с тормоза, чтобы не сделать хуже, и пытается выровнять машину. ограждение справа сминается, когда они врезаются в него боком и вылетают на обочину. их спасает только ровный переход от дороги к полю, без оврагов и деревьев. когда бмв оказывается на поле, джозеф снова жмет тормоз, они полностью останавливаются через несколько секунд.       в горле пересохло так, что сказать что-либо у джозефа не получается. он только учащенно дышит и слышит, как стучит в ушах его собственное сердце. эти десять секунд растянулись для него в часы, за которые он безмерно устал. он даже не сразу замечает, что находится в очень неудобном положении: одна нога у него у пассажирского кресла, другая — у водительского. руки будто приклеены к рулю. джозеф отмирает и с трудом садится на сиденье. зачем-то переключает рычаг на парковку, хотя ясно, что машина больше никуда не поедет. они собрали все ямы на поле.       адам молчит тоже, только держит ронана за голову. тот так безмятежно спит, что это приводит джозефа в ужас, потому что их могло не быть рядом. линч бы не среагировал ни на поворот машины, ни на сигналы других водителей, на даже когда бы въехал в ограждение, аккуратно, будто предупреждая, что сейчас начнется форменный пиздец, если водитель будет и дальше спать.       джозефу нужно на воздух. им всем нужно выйти. когда он снова смотрит назад на адама, то понимает, что им реально нужно выбираться, причем как можно быстрее.       — пэрриш, — спокойно, но отчетливо говорит он и отщелкивает ремень безопасности ронана, — вылезай немедленно.       вся задняя часть бмв охвачена огнем, непонятно откуда взявшимся. оббежав машину, он вытаскивает линча и вместе с адамом они тащат его как можно дальше, тот не просыпается даже тогда. огонь достигает бензобака, и только этот массивный взрыв будит ронана.       сил джозефа не хватает для ругательств. его обязательно прорвет чуть позже, а пока он только отстраненно смотрит на свои руки, спокойно лежащие у шеи ронана. хм, даже придушить не хочется. удивительное спокойствие и расслабленность. хорошие таблеточки, прошли проверку экстремальными условиями, надо добавить это в описание на банке.       — ничего не хочешь сказать? — спрашивает адам.       “тоже какой-то чересчур спокойный, — думает джозеф, — а он что принял? или, может, я в бургер чего запихнул случайно?”.       — нет. — ронан поднимается с травы.       о, они все знают, что это значит: ронану действительно нечего сказать, даже самому себе. ронан в сомнениях и метаниях. слишком много думает. слишком много на себя берет. он устал от самого себя. еще немного, и начнет ненавидеть. джозеф знает все эти маленькие шажочки ненависти ронана линча к самому себе, и сейчас тот заходит на второй круг. впереди много препятствий, но закончится все неизменно финишем — горящей чертой поперек дороги.       после всех зимних событий, произошедших в его отсутствие, джозефу сначала было непонятно, потом любопытно, а потом он перестал интересоваться его внутренними метаниями, все равно никто, кроме самого ронана, их решить не в состоянии, тогда к чему слова? он просто будет рядом, пока тот раздумывает, кто он в результате такой и какой принадлежит стороне. для джозефа все эти внезапные перемены в осознании сущности ронана ничего не поменяли: линч для него оставался говнюком временами, по-прежнему любил черный цвет, свою тачку и когда его трахают сзади. ему просто нужно время. время, сон и желательно отсутствие машины. как хорошо, что эта сгорела, есть вероятность, что на другую его тупо не хватит.       они пешком добираются до фермы, и остаток дня проходит так, будто ничего такого не случилось, и они абсолютно нормально до нее доехали. под самый вечер лишь горячие поцелуи ронана и жаркое дыхание адама в спину напоминают джозефу о горящей на поле тачке, но это мгновение — мелочь, вспышка, яркая и мимолетная, прямо как тот взрыв.       утром он готовит яичницу, адам составляет ему компанию, сонно сидя за столом. три кружки кофе, три тарелки, легкий летний ветер в приоткрытое окно, внезапное пламя, вырвавшееся из-под сковородки — джозеф вовремя успевает отшатнуться — наконец-то спустившийся зевающий ронан, и день проходит лениво и неспешно. они кормят животных, и даже пятнистая удивительно покладиста сегодня. в течение всего дня адам задумчиво посматривает на сломанную старую машину ронана, но джозеф останавливает его одним взглядом: пусть даже не думает залезть под нее. у них есть занятия поважнее. если адаму так охота лежать на спине, работать пальцами и чтобы на него что-то сверху лилось — джозеф обеспечит ему весь набор развлечений, наебется пэрриш так же прилично, как и в гараже.       ронан кажется им обоим утомленным в течение всего дня. адам неосознанно старается быть к нему ближе, в то время как джозеф, наоборот, отдаляется. адам хочет присутствовать с ним постоянно и отвлекать разговорами или действиями, чтобы ронана не терзали мысли, и он имел возможность отвлечься от них. джозеф же дает линчу пространство, пусть тот делает что хочет, а он будет с ним, но на расстоянии, не мешая, а просто наблюдая. две принципиально разные точки зрения, и ронану нужны они обе.       под вечер тот все-таки засыпает ненадолго. темный двор внезапно освещается яркой вспышкой, адам и джозеф выходят на крыльцо. детские качели ронана, прикрепленные к самому дальнему дереву, сгорают довольно быстро. пламя обрывает веревки, и качели падают на траву. тушить уже бесполезно. джозеф размышляет, что огня за последние дни стало чересчур много.       огонь присутствует и в его снах, вернее, в одном из них, в самом любимом. его место силы — созревшее пшеничное поле под жарким полуденным солнцем сгорает дотла всего за полчаса. это какой-то дикий и свирепый огонь, джозефу не удается остановить его, потому что этот огонь ему неподвластен, но все равно кажется таким знакомым. он не решается сказать себе, кому принадлежит это выжигающее пламя и черная пустота вместо колосьев после него. он просыпается со стоном и злыми слезами на глазах.       — ты сжег мое поле! — кричит он.       все эти дни он будто ждал и копил все, что хотел сказать еще тогда у машины.       — я не специально. — ронан, кажется, тоже ждал.       — да ты все “не специально”!       — вырастет заново.       вполне возможно, но джозеф сомневается, что последствия так легко устранимы.       — я же не нагрезил его вот так с нихуя, оно было всегда! с самого начала! а ты просто пришел и все подчистую уничтожил. — джозеф вскакивает с кровати. с ним явно что-то не так, он бы давно накинулся на ронана без всяких лишних слов, его ор всегда неминуемо трансформировался в драку, это был понятный и привычный алгоритм действий. но сейчас он не хочет драки, сейчас он хочет только одного: вернуть своего линча обратно. он поворачивается к нему и наставляет на него палец: — ты не просто сновидец, ты архисновидец, какой-то, блять, босс, которого невозможно пройти и победить! ты как тот пышащий огнем дракон из марио. принцесса это, понятно дело, пэрриш, а я маленький итальянский водопроводчик, который должен со всем этим дерьмом, льющимся по трубам, разбираться! я хотел, чтобы ты сам все сделал, но, очевидно, сам ты не можешь. чего тебе надо?       ронан молчит. как молчал почти все эти дни.       — девочки, не ссорьтесь, — разряжает адам напряженный момент. — вам просто нужно спать одновременно.       “просто”. джозефу становится смешно ровно на пару секунд, пока он не понимает, что это и правда единственный для них выход, иначе такими темпами линч спалит все по обе стороны реальности. они оба соглашаются.       прыгнуть друг другу в сон не было для них проблемой. проблема — то, что в этом сне может быть. джозеф держит таблетку снотворного, зажав ее между пальцами. ждет, когда ронан закроет глаза, чтобы заснуть одновременно с ним. адам рядом со своими мисками и фонариками, если что-то случится, возможно, он успеет помочь им. они все будто какой-то экзамен сдают, честное слово.       — не сожги тут все, — напутствует джозеф. если исчезнет ферма — дома лишится не только линч.       ронан засыпает, и джозеф прыгает за ним.       первый сон похож на реальность: джозеф вжимается в кровать, когда его швыряет вслед за ронаном. та же комната, та же ферма и пейзаж за окном, только на порядок темнее. в последнюю секунду он успевает заметить, как из комнаты выходит ронан, и тут же вскакивает и идет за ним. ронан неуловим. весь он — только тень в темных коридорах. джозеф спускается на первый этаж и обнаруживает его на кухне. ронан выглядит так, будто сидит тут уже очень давно, он почти прозрачный, пыльный, слившийся с обстановкой, заметить его трудно. но вот пространство вокруг светлеет, как будто свет включили. ронан остается прежним, безучастным, как будто не он меняет окружение, но больше некому это делать, джозеф только наблюдает. становится все жарче и ярче, пока разом все не вспыхивает. джозеф сказал ронану не сжечь дом, но тот именно это и делает, вот же идиот.       огонь и жар — стихия джозефа, какого хрена с линчем происходит нечто подобное?       он просыпается и тут же закашливается, свешивается с кровати, чтобы выплюнуть из себя темный дым, плотный, упавший каким-то мерзким комком на прикроватный коврик. джозефу трудно двигаться, все тело находится будто в каком-то коконе. он списывает это сначала на сонный паралич, но нет, у него они бывают редко, и он же не обездвижен полностью. через секунду хмыкает адам.       — ты хоть умеешь этим пользоваться? — спрашивает он.       джозеф возвращает себя на кровать. осматривается. он оказывается одет в экипировку пожарного, даже каска пристегнута как надо. от плотной ткани еще идет дым, такой же густой, как и тот, что выплюнул джозеф. в руках адама — довольно увесистый огнетушитель, джозеф и правда не знает, умеет ли им пользоваться. первое, что он подумал, когда вспыхнул сон — огонь наверняка будет сильным, и без дополнительной помощи он не справится. но он не помнит, успел ли воспользоваться всем этим. судя по тому, что ферма еще на месте и черному дыму — успел.       — тебе идет, — говорит линч и улыбается, рассматривая пожарный костюм.       миссия прошла успешно, теперь можно и позавтракать.       следующий сон — они в лесу. но это не привычное сонное пространство ронана, а какой-то новый лес. тут высокие деревья, и нет травы, земля почти голая. ронана тоже нет, джозеф совсем один. он плутает по лесу, между этими широкими стволами, идет все время прямо, это же сон, если он в состоянии тут найти что-либо или кого-либо, то он может двигаться в любую сторону и все равно попасть куда надо. на полянку с небольшим костром он выходит через час своих скитаний. ронан стоит тут же и смотрит на причудливо извивающееся пламя. оно будто нарисованное и выглядит, как мультик, в котором не двадцать четыре кадра, а меньше, поэтому заметно, как кадр зависает, прежде чем переключиться на следующий. выглядит забавно. однако, когда джозеф подходит ближе, он ощущает совершенно настоящий жар, иллюзия мультяшности рассеивается перед вполне реальной опасностью. ронан так же безучастен, как в предыдущем сне. джозеф не решается ему мешать. заканчивается сон почти так же: жар усиливается, хотя по сути ничего не меняется. мультяшное пламя остается прежним, но создается впечатление, что это не продлится долго, что ощущения огня каким-то образом опережают картинку — может, недостаточно кадров, может, ронан еще не “дорисовал” лес, объятый пламенем. джозефу становится трудно дышать. последняя его мысль состоит сплошь из мультика: нарисованная волна гасит огонь и топит лес. просыпается он с ворохом нелепых картонок в руках, вырезанных в форме волн и неумело раскрашенных. ронан снова улыбается, когда жозеф швыряет их вверх. все удалось, пусть это всего лишь и мультик.       третий сон ввергает джозефа в тревогу почти сразу. это не ферма и не лес, не даже его начисто сожженное пшеничное поле, хотя и очень похоже, — в этом пространстве будто никогда ничего не было, кроме жара. будто это место рождает его и распределяет во все уголки привычной им реальности. воздух плотный и тяжелый, марево колышет его волнами, смотреть вдаль трудно, да и незачем, джозеф уверен, что за горизонтом такое же адское пекло. ронан стоит рядом с ним, и джозефу приходит на ум, что и сам ронан тоже рожден тут. это важное для него место, пусть он и не принимает эту часть своей сущности и постоянно борется и сопротивляется. они тут не случайно, будто этот сон, это марево — финальная точка, где ронан все-таки должен принять решение, и это изводит его.       они молчат, и джозеф снова не мешает ему, не пытается стать ближе. он смотрит вдаль на огненный шар и размышляет, аналог ли это солнца или просто самостоятельное явление этого пространства? нагрезил ли ронан его, или здесь он не властен над происходящим? о последнем не хочется думать, потому что если ронан бессилен, то джозефа этот сон и вовсе сожжет без всяких разговоров. они идут вдоль дороги, пейзаж становится все более привычным, появляются деревья, трава и даже провода, которые, впрочем, только соединяют оба горизонта и не ведут ни в какие дома. воздух меняется тоже — становится плотнее. джозеф идет будто сквозь вату, и каждый шаг дается ему с большим трудом. через полчаса он выбивается из сил и останавливается.       — я больше не могу идти, — произносит он.       ронан оборачивается. его движения плавные, он не испытывает никакого дискомфорта, в отличие от джозефа. кажется, он вообще удивлен, увидя его тут. дышать становится невозможно. марево так быстро обездвиживает джозефа, сжимает грудь, что он не успевает ничего сказать ронану, он не в состоянии предупредить, не в состоянии подумать ни о противопожарном костюме, ни о волнах, пусть и нарисованных, ни о чем-то, способном его спасти. мысль, что он останется тут, колотится в его голове, когда сам он и пальцем двинуть не может. воздух больше не проходит в легкие. ронан подходит к нему медленно, на его лице написано все та же эмоция. джозеф застревает в жарком мареве, а ронан — в своем удивлении. спустя целую вечность он все же подходит к нему, протягивает руки и обнимает. настает время джозефа удивляться: ронан такой прохладный, растянул свои спасительные объятия, все тело джозефа пусть и не выбирается из заточения, но ему становится заметно легче. он наконец-то делает долгожданный вдох, а выдыхает уже проснувшись.       они так и лежат обнявшись. джозеф остывает, температура его тела падает под холодными ладонями, ронан водит ими по его телу, остужая.       это был он все это время. он нагрезил джозефу костюм и те мультяшные волны, спасал от своих разрушительных снов, отвлекался от них и своих мыслей, чтобы обезопасить джозефа, давил свои сны, делал их пригодными против своей воли, пока они все-таки не начали подчиняться ему. ронан думал в них не о себе, а о том, кто действительно мог пострадать.       джозеф целует его прохладные губы, надеясь, что больше не будет жара и огня. по крайней мере, до лета и до четвертого июля, когда жар и огонь — это он сам.       в четвертый сон ронан следует за ним сам. выжженное пшеничное поле черным пластом земли стелится перед их взором. оно было с джозефом всегда, сколько он себя помнил. он даже не знает, грезил ли его, или просто нашел этот идеальный для себя сон и присвоил себе. чувство, что он не сможет больше вернуть легкий летний ветерок и ощущение колосьев под ладонями, заставляет его скривиться от боли. ронан рядом, и одной его улыбки хватает, чтобы погасло солнце. его затмевает туча, черная и тревожная. дождь, который льется из нее, такой же яростный, как и огонь, что спалил тут все дотла. стоять под ним решительно невозможно, стоять и думать, что то, что не выжег огонь, точно добьют эти потоки. но ронан снова улыбается, молча берет джозефа за руку и уводит за собой.       они просыпаются насквозь мокрые, и поцелуи их полны того отчаянного дождя. и адам, присоединившийся к ним, вымокает мгновенно.       в следующий раз, когда джозеф прыгает в свой сон, пшеница до горизонта застилает обновленное поле, нагретое лучами полуденного солнца.