why did you keep silent?

уже второй стаканчик кофе летит на заднее сидение, а ронан так и не придумал, что он скажет. кажется, что совершенно нечего. а иногда кажется, что если он начнет говорить, то не заткнется никогда. немного утренней монотонности и апатии, много мыслей — и вот он тут, сидит в своем бмв напротив дома адама пэрриша и выбирает: говорить или все же не надо. как там было — надо решать проблемы по мере их поступления? да, пожалуй, его нахождение здесь действительно выглядит как проблема. ронан колупает кожаные браслеты на запястье и просто ждет. нет, не что ситуация разрешится сама собой — он точно никуда не собирается — а что она достигнет приемлемого уровня принятия. ну вот, даже не приходится долго ждать: красная тойота наконец-то отъезжает от дома и, миновав бмв, проносится вниз по улице. ронан ждет еще минуты две-три, обычно этого хватает, чтобы человек вспомнил, что он что-то забыл, и вернулся. но нет, все чисто. ронан выходит из машины и идет к дому. замирает у двери, прислушивается и только потом осторожно стучит два раза. ему одновременно хочется, чтобы никто не услышал его стук — он просто постоит здесь, может, станет лучше — и чтобы открыли побыстрее, потому что он знает точно — лучше не станет. — я так и знал, что ты что-то оставила! — доносится голос адама. ронан задерживает дыхание и прислоняется лбом к двери. пусть хотя бы в груди перестанет так гадко тянуть, и тогда он уйдет. он что, так много просит?.. дверь резко распахивается, и он едва не падает. улыбка адама пэрриша пропадает при виде его, потом, правда, появляется снова, но уже немного другая. адам удивлен? смущен? насторожен? наверное, все вышеперечисленное по порядку. несмелая радость обозначается после, как вишенка на торте. ронан аккуратно подцепляет пальцами эту самую вишенку за черенок и кладет себе в рот. недостаточно сладко. даже кисло. но все равно вкусно. — ронан! — громко восклицает адам. — не верещи, да, это всего-лишь я. — ронан разглядывает адама и пытается найти хоть малейшие изменения в нем за период, что они не виделись. — пустишь? — конечно. ронан был тут всего несколько раз. в первый раз он показал этот дом адаму, когда они решили жить вместе. во второй, через неделю, когда они заночевали тут и ронан наутро понял, что у него ничего не получится. в третий, последний, когда адам сказал, что у них ничего не получится. обстановка, конечно, поменялась: тогда был минимум мебели, да что там, они были готовы спать прямо на матрасе и сидеть на одном стуле за завтраком за неимением лучшего варианта, а теперь тут так уютно, что ронан чувствует себя не в своей тарелке. ну правда, где он, а где уют. ронан медлит, стоя в прихожей. где полагается принимать нежданного гостя, о котором ты не вспоминал, пока не увидел, но все же ему рад? что-нибудь нейтральное? гостиная, например, или кухня. точно не спальня. кухня видится ронану чуть более личным пространством, чем гостиная, он думает, что имеет право получить от адама сейчас что-нибудь более личное, так что проходит туда. и он бы не отказался от третьей чашки кофе, все равно сердце грохочет так, что лишняя порция кофеина хуже не сделает. адам следует за ним по пятам. ронан чувствует спиной, как он рассматривает его с ног до головы, так что, зайдя на кухню, разворачивается лицом и расставляет руки в стороны для лучшего обзора. — почти не ем. почти не сплю. иногда плачу. и мне даже не стыдно признаться в этом. погляди-ка на этот прогресс! — спокойно говорит он. — работаю с декланом. и, кто бы мог подумать, мы все еще не убили друг друга. отчет завершен. адам молчит. не улыбается, не хмурится. такое индифферентное лицо совсем ему не идет. ронан привык, что адам всегда спокоен, и это не выглядит на нем как полное отсутствие эмоций. либо он помнит его не так, либо адам изменился, и ронан теперь не знает, что с этим делать. — не думаю, что ты приехал, чтобы отчитаться. — даже голос адама ничего не выражает. но потом он делает еле заметное движение вперед, навстречу ронану, и становится ясно, что это «ничего» скрывает в себе приличное количество долго и хорошо скрываемой тоски. адам переводит все в шутку: — сталкеришь меня как в старые добрые университетские времена? — мое сталкерство в старые добрые университетские времена обычно заканчивалось сексом на заднем сидении моей машины. адам замедляется только подойдя почти вплотную. не встретя со стороны ронана никаких возражений, он тянет к нему руки, обхватывает бока, его движения нетерпеливые и такие жадные, такие знакомые, что ронан только выдыхает, теряя последнее желание дерзить и вредничать. они целуются. несколько лет в одиночестве и парочка случайных связей в попытках забыть адама пэрриша заканчиваются для ронана часовым сидением в машине, пятью минутами в его доме и самым долгожданным поцелуем на свете. они отрываются друг от друга спустя миллион лет. — кажется, ты сейчас изменяешь своей жене. — удивительно, что ронан еще может говорить и думать. — считай, что это флешбек, — выдыхает адам ему в рот. — так вот как это называется теперь. — ронан кривит губы. это все, что он достоин получить — флешбек. — несправедливо. — я могу прекратить, — говорит адам тихо, дразня языком. — ну уж нет. они целуются снова. ронан умоляет себя не принимать все это всерьез. ничего не будет больше, ничего не повторится. но, черт подери, как же приятно не думать об этом. адам отстраняется неожиданно и быстро, будто эти мысли тоже приходят ему в голову, и в отличие ронана, она у него на плечах. но причина оказывается совсем не в этом. — пап, можно нам поиграть в доме? причина, вернее две, хлопают детскими глазками, смотря на адама и ожидая ответа. — можно, только не тащите песок, — отвечает адам. он находится от ронана теперь на расстоянии двух метров, уперевшись поясницей и руками в кухонную столешницу позади себя, и кажется, что их тела вовсе не соприкасались минутой ранее. ронан чувствует только холод и все нарастающую злость. мальчики уходят. ни им, ни ронану даже в голову не пришло поздороваться или еще как-то обозначить присутствие друг друга. ронану кажется, что его и вовсе не заметили. становится еще и обидно. — в этом все дело? ты хотел детей? я бы нагрезил тебе дюжину, — неожиданно для себя зло выпаливает он. сдерживать в себе агрессию для него всегда было непростым делом. — ронан. — адам даже не реагирует на эту вспышку. — ей богу, нагрезил бы. сразу двухлетку, если бы ты пожелал не возиться с подгузниками. — ронан. — он бы назвал тебя папой уже на третьей минуте. — ронан. — или девочку? лапушку дочку. видишь, у тебя пока не получилось, а я нагрезил бы. — линч! ронан замолкает. затыкается. клянется, что больше никогда ничего не скажет. адаму уж точно. думает, думает. мысли, тяжелые, но удивительном образом живые, носятся в голове, причиняя боль своим весом. своей весомостью. адам смотрит на него, и ронан остывает под его взглядом. как раньше. проходит минута, две, и он остывает. он все понимает, на самом деле. серьезно. но это все равно не способно его спасти. он закрывает глаза, вспоминая лица мальчишек. старший смертельно похож на адама. ладно, возможно, ронан бы и сам так похоже не сделал, как сделала природа. совсем успокоившись, он говорит: — можно я погуляю с… — глаза он так и не открывает, боясь такого логичного и предсказуемого отказа. — джозеф и ноа. но тут он не выдерживает. — ты прикалываешься, — не верит он. — на первом имени настоял не я. это в честь ее отца. — какая ирония. — и не говори. — адам улыбается впервые с их встречи. — можно, да. — они будут в безопасности. — я знаю, линч, я знаю. адам дает ему свою рубашку, потому что на улице уже прохладно, и просто позволяет взять ронану своих детей и отправляет на прогулку. он доверяет ему так же, как и в прошлом, и это наверняка какое-то серьезное отклонение в работе его мозга. — ронан, — останавливает его адам уже на пороге. ну вот и спохватился. ронан уже готов разжать руки и выпустить из них детские ладошки. — ужин через час.