why did you keep silent?

на обычную пятничную гонку ронан не приезжает, зато заявляется на вечеринку, на которую не был приглашен. он уверен, что ему можно. кавински это подтверждает: лучезарная улыбка, блики в ярких глазах, какой-то ярко-зеленый напиток, который тот протягивает ронану. он задумчиво берет бокал, отстраненно улавливая мятный аромат. его внимание направлено на то, что сейчас скрыто всего лишь одной белой майкой и что будоражит его разум и воображение долгие дни и ночи, — кавински и все его немыслимые татуировки. они не всегда на своих местах, даже самые мелкие из них. ронан наблюдал и поэтому он теперь знает точно. и поэтому теперь ему совершенно необходимы ответы. ронан открывает рот, чтобы сказать что-то, но кавински, улыбнувшись еще шире, мешается с толпой и исчезает, как настоящий фокусник, оставляя ронана с бокалом зеленого напитка и все возгорающим интересом. потому что гребаный дракон, которого он видел накануне на его спине, был теперь на предплечье. когда ронан находит кавински снова, тот окружен пестрой толпой танцующих и веселящихся персон. кто-то из его своры, кто-то из школы, кто-то из местных. ронану плевать абсолютно на каждого из них. допив зеленую жижу, он хватает кавински за руку и ведет за собой. пока он искал его, успел изучить дом. хотя тут изучать особо нечего — огромное пространство в четыре этажа, без единого перекрытия внутри. немного напоминает монмут, только красиво и без пыли. и совершенно негде скрыться. поэтому ронан тащит удивительно не сопротивляющегося кавински наружу, на свежий воздух, подальше от толпы и музыки. зона барбекю за домом идеально подходит, чтобы побыть наедине. даже странно, что вечеринка не добралась сюда со своим задором и не превратила это место в шумяще-светящийся беспредел на радость соседям. ронан плюхается на садовые качели, неожиданно жалобно скрипнувшие, и усаживает кавински рядом. тот выглядит довольным и пьяным. до сих пор держа свой бокал в руке, он не пролил ни капли, пока они выбирались из дома. кавински делает глоток. ронан снова обращает внимание на его руку — ему не показалось, дракон и правда теперь кольцами свернут на предплечье, «подвинув» прочие мелкие татуировки в стороны. ронан наклоняется немного вперед: роза снова на месте. залитая идеальным черным, она будто делит кавински на две части, разрезая его от самой челюсти до… где она заканчивается? ронану ужасно хочется оттянуть майку максимально вниз. он переводит взгляд на кавински. тот насмешливо смотрит в ответ и хрипло спрашивает: — ты ждешь, что я начну раздеваться? плавания у меня сегодня нет. ронан молча тычет пальцем в огромный надувной бассейн справа от них, где розовый полусдувшийся фламинго тоскливо дрейфует на водной глади. — нет, я серьезно, — продолжает кавински, — взамен я тоже что-нибудь хочу. ронан к такому повороту готов не был. уверенный, что его интерес абсолютно точно односторонний, он думал, что кавински просто позволял случиться всему тому странному, что происходило последнюю неделю. но ответный интерес?.. ронана прошибает жаром. в глазах напротив он теперь видит не только насмешку: кавински разглядывает его с любопытством. впервые за сегодняшний вечер ронан что-то говорит. его «хорошо» звучит тихо и с сомнением. кавински не шевелится, предоставляя ронану действовать самому, только еще раз отпивает из бокала. ронан раздумывает всего мгновение, прежде чем поднимает руку и тянется к белой майке. все становится не так просто, когда тебе не просто «позволяют» делать что-то — в этом случае можно наплевать и заботиться только о своих ощущениях. но когда каждое твое действие имеет эмоциональное последствие и для другого человека… ронан сглатывает. пальцы дрожат. кавински в паре сантиметрах от его руки сейчас сожжет его. — детка. он, блин, совершенно не помогает. этот нахал делает только в разы хуже. а что если все его пошлые словечки и намеки были не просто шуткой? ронану становится жарко уже почти нестерпимо. черт. как долго они уже не шутка? как долго он сам был так непроходимо туп?… он наконец-то касается. но не белой майки, как хотел изначально, а горячей кожи. собственные прохладные пальцы он почти не чувствует за этим огнем, что тут же окутывает его. стебель розы черной ключей стрелой ведет его все ниже, туда, где сердцебиение под кончиками его пальцев становится по-настоящему оглушающим. ронан замирает. требуется всего секунда, чтобы он принял решение. он убирает руку, задирает майку кавински на животе и кладет ладонь ему на грудь, аккурат на татуировку, которой он прежде не видел: колючая проволока в виде сердца. он чувствует, как тот задерживает дыхание. кажется, он и сам делает то же самое. это не похоже ни на что, что ронан испытывал ранее. все его касания и близости имели какую-то причину, и ни одно из них не было так чувственно и желанно. он мог бы просидеть так вечно, просто слушая два сердца: свое, безумно стучащее, отдающееся в висках, и чужое под пальцами. чужое. не чужое вовсе. так ему теперь кажется. — дальше, — шепчет кавински. и это туманит ронану голову. дальше. черный стебель розы оканчивается на худом животе такими же черными лепестками, будто бархатными. ронан обводит каждый из них, отмечая, какая у кавински гладкая и нежная кожа. ронан думал, что он будет колючим, таким же, как его слова и рисунки на теле. но нет. он как сон: когда ты достаточно рассеян, то тебе снится что-то, что при пробуждении оказывается совершенно иным. кавински как сон: все вокруг спят и видят его таким, каким он сам решил — мальчик-угроза, мальчик-столкновение неизбежно, мальчик-держись от меня подальше. ронан чувствует себя проснувшимся. все, из того, что он знал о кавински, рушится под его рукой. молчание и тяжелые вздохи — это самое первое, что он узнает про него настоящего. он смотрит в зеленые глаза, яркие даже в наступающих сумерках, и не видит в них больше насмешек и ехидства. ронан больше не спит. кавински ему больше этого не позволит. они тянутся друг к другу для поцелуя почти одновременно. это похоже на медленно разгорающийся лесной пожар. сначала он маленький и робкий, но ты не успеваешь моргнуть, как верхушки деревьев валятся под сокрушительной силой стихии. пожар, который не оставит ничего из того, что ты знал ранее. ничего уже не будет как прежде. ронан обхватывает кавински за шею, прижимая ближе к себе. когда он держал ладонь у него на груди и слушал как бьется его сердце, он был не прав. то, что они делают сейчас — вот чем бы он занимался целую вечность. их рты и губы будто созданы друг для друга. они ждали так долго, чтобы этот паззл наконец сложился. ронан на мгновение думает, не спит ли он, но нет, он бы не смог приснить что-то даже издалека похожее на этот поцелуй. это сладко настолько, что он стремительно гибнет. кавински обхватывает ладонями его лицо упоительно нежно. ронан готов умереть повторно. немыслимо. он отстраняется, переводя дух. — моя очередь, — доносится до него хриплый голос. ронан чувствует себя желеобразной массой и совершенно не понимает, что кавински будет делать с этим. пусть делает что хочет. его майка летит прочь, кажется, он даже не принимает в этом никакого участия. кавински повторяет его движения: кладет ладонь ему на сердце. ронан сквозь туман рассматривает чернильные рисунки на пальцах — еще вчера буквы «MISC» на правой руке, имеющие продолжение в виде «HIEF» на левой, поменялись сегодня на «RECK» и «LESS». эта надпись всю неделю была у кавински на границе его низких школьных брюк. ронан успел заметить, когда тот сладко потянулся по окончании лекции по истории, которую благополучно проспал. надписи поменялись местами? действительно, никто никогда этого не замечал? рука кавински по-хозяйски гуляет по его телу. гладит и нажимает, перескакивает на шею и лицо, и спускается обратно. взгляд его голодный и дикий, видно, что он еле сдерживается. — развернись. ронан повинуется. грань между его смущением и желанием напоминает тонкую ниточку, на которой он неловко балансирует. жаркие ладони на его плечах окончательно опрокидывают его в пропасть. кавински рассматривает татуировку на его спине, которую ему еще не довелось видеть, всего секунду — ему хватает. он прижимается губами к рисунку. ронану почти удается подавить непрошенный стон. влажные поцелуи поднимаются выше, к самому уху, кавински захватывает мочку и посасывает ее. а вот теперь ронану не удается сдержаться, и он тихо выдыхает какое-то ругательство. усмешка кавински щекочет ему щеку. он в ловушке. прикосновения, поглаживания, поцелуи — он не успевает следить и теряется окончательно. обнаруживает себя уже развернутым и уложенным на снова гадко скрипнувшие качели. кавински нависает над ним, темная челка почти касается его лба. снова поцелуи. лесной пожар оставляет после себя гектары выжженной земли. ронан плавится и сгорает моментально. когда кавински расстегивает ему джинсы, когда он расстегивает их и себе тоже, ронану кажется, что все закончится тут же просто от осознания происходящего. он хватается за плечи кавински, как будто это способно затормозить его жадные действия. тот все же приостанавливается и недоверчиво смотрит на ронана. — детка… я у тебя что, первый? — с шутливым придыханием спрашивает кавински. бесы в его глазах не сулят ничего хорошего. в обычное время от такого тона ронан бы уже пылал праведным гневом, но теперь… подыгрывать становится проще, когда ты знаешь истинное положение дел и чувств к тебе. — о, дорогой, прошу, будь поласковей. — ронан театрально обхватывает щеки кавински и закатывает глаза. — с меня цветы, детка. — а на тачке прокатишь? — хоть на сотне. а потом взорвем их. — на закате? — ну естественно. а теперь заткнись и полежи смирно. смирно не получается. ронан чувствует слишком много всего, чтобы спокойно лежать. рука кавински вытворяет какие-то ужасно приятные штуки, а он даже не может посмотреть — тот пригвождает его взглядом, пристальным и голодным, как будто ему только и надо, что всматриваться в каждую эмоцию ронана, как будто только это он и желал и наконец получил. ронан не закрывает глаза почти до самого конца. когда терпеть становится уже невыносимо — только тогда он позволяет темноте оглушить его и обездвижить. кавински дышит ему куда-то в шею, загнанно и жарко. ронан уверен, что если он откроет глаза, то перед ним на миг предстанет тот самый дракон, сошедший с тела, насытившийся и довольный. в ушах звенит. кавински распластался на нем и приятно давит на грудь своим весом. его волосы касаются лица, а руки задумчиво шарят по телу. ронан обнимает его, прижимает к себе сильнее, как желанный подарок, о котором он даже и не смел мечтать. опускает взгляд — на спине действительно нет никого дракона. ронан смутно помнит, что выяснение такого поведения татуировок — вот была изначальная цель его исследования, пока не выяснилось, что это всего лишь глупая причина и все куда серьезней. — почему они меняются? — спрашивает ронан, водя пальцем по идеально чистой коже на плечах. ни намека на недавний рисунок. кавински откашливается. его хриплый голос отдается вибрацией где-то внутри ронана. — потому что они нагреженые. я их приснил как-то и теперь мне нужно каждый раз делать это заново, они почему-то упорно не желают быть на своих изначальных местах. — кавински прерывается, чтобы поцеловать ронана в шею. — когда забываю или мне лень — тогда они встают рандомно. — почему никто не замечает этого? — потому что люди вообще редко на это способны. а тех, кто все же замечает, я закапываю на заднем дворе своего дома. шутка, — кавински улыбается, потом серьезнеет снова: — на поле отвожу. ронан молчит, размышляя. получается, он тоже у него первый? в каком-то смысле. — блин, а я свою татуху бил по-настоящему, — вздыхает. — потому что ты не сновидец, а лошара. ронан крепче обнимает кавински. дать ему в нос он сможет и позже. главное окончательно не утонуть в его зеленых глазах, позабыв обо всем на свете.