why did you keep silent?

адам поднимается с кровати и распахивает окно. свежий утренний воздух тут же врывается в их спальню и гонит сонные тени по углам. солнечные лучи задевают все еще спящего ронана. тот недовольно хмурится и отворачивается. не хватает джозефа. странно, адаму казалось, что они легли все вместе и тут же все заснули, утомленные размеренной и праздной субботой. была долгая прогулка почти до самого линденмера, а потом очередная тусовка со сворой кавински. они все стали видеться довольно часто и докатилось даже до того, что адам за время учебной недели начинал скучать и по их наглым мордам тоже. он одевается, смотрит на ронана, которого решает не будить, и спускается на первый этаж. кавински обнаруживается на кухне. вернее, практически уже на улице. его, полулежащего на подоконнике и свесившего одну ногу наружу, удерживает в таком положении какое-то феноменальное везение, потому что джозеф чертовски пьян. адам понимает это по его оголенному животу и груди, на которых тот сосредоточенно выкладывает мармеладными конфетами какой-то узор. само действие — вполне в духе кавински, а вот то, что он раздет в столь прохладное утро, говорит о его невменяемом состоянии. он мерзлявый. адам, начиная нервничать, подходит вплотную, и только тогда джозеф замечает его, но по-прежнему не реагирует. — ты не спал, верно? — спрашивает адам. хотя, к чему задавать бесполезные вопросы, когда и так все ясно. — нахуй сон. — кавински мнет пальцами мармеладного мишку и подносит ее ко рту адама. когда он отказывается, джозеф, закатив глаза, съедает лакомство сам. — тебе нужно нормально поесть. — я ем! — восклицает джозеф и поднимает с себя мармеладку в виде яичницы. — смотри, яишенка. — отправляет ее в рот, довольно жуя. — а еще тут есть забавные бутылочки с бухлом. очень удобно! — это кока-кола. — да чтоб тебя. джозеф продолжает свое занятие немного расстроенно. таким адам видит его впервые. обычно пьяный кавински — это что-то неудержимое и бешеное. энергия, которой и так в нем навалом, получает алкогольный допинг, и это именно тот случай, когда море по колено. но сейчас… джозеф выглядит сломанным, зависшим в каком-то тревожном моменте, который не отпускает его. — почему ты не спал? — потому что я не хочу, чтобы наступало воскресенье. — почему? ответ следует только через некоторое время. — по воскресеньям ты уезжаешь. джозеф замолкает. адам, не ожидая подобного признания, молчит тоже. мармеладки исчезают во рту кавински одна за другой. последним остается пухлое красное сердечко, которое он вручает адаму. — я посмотрел твое расписание. мы сможем увидеться только через три недели. такая осведомленность немного подозрительна, но стоит вспомнить, с кем идет разговор, все становится на свои места. адам верит джозефу, даже не проверяя. — закончу универ, найму тебя своим секретарем, — задумчиво говорит он и кусает мармелад. кавински фыркает и медленно слезает с подоконника. адам снимает свою толстовку и кутает в нее джозефа. тот кажется таким хрупким и маленьким, когда прислоняется холодной щекой к его плечу. беззащитным? это последнее слово, которым можно охарактеризовать кавински, но именно оно сейчас и приходит на ум. — не говори линчу, — тихо просит джозеф. — не скажу. джозеф прижимается сильнее, согреваясь. он пахнет виски, сигаретами, мармеладом и безысходностью. адам целует его в край уха, в висок, задевает носом волосы. — он будет с тобой. — не весь. ты забираешь часть его каждый раз, как покидаешь нас. не весь ронан, и я тоже не целиком. — джозеф говорит ему куда-то в шею. — только и ждем, когда ты вернешься и привезешь с собой недостающее. адам жмурится, выдыхая, сильнее сцепляет руки за спиной джозефа. при таких обстоятельствах его сегодняшний отъезд действительно выглядит как нечто ужасное. и отпустить сейчас джозефа из своих объятий тоже кажется совершенно невозможной вещью. поэтому они оба продолжают стоять, не шевелясь. — позавчера на перерыве между парами я увидел в коридоре парня, со спины очень похожего на тебя. обрадовался как ребенок. и преследовал его. потом извинялся, конечно, — рассказывает адам. — а в понедельник проехавший мимо черный бмв чуть душу у меня не забрал. только потом я вспомнил, что у ронана весь правый бок помят. кстати, я так и не услышал потрясающую историю, как это произошло. — и не услышишь. — ладно. за окном утро разгорается красками. солнце падает на них, жжет руки адама, сомкнутые у джозефа за спиной, слепит глаза. он должен выехать не позднее обеда, чтобы до ночи успеть вернуться в кембридж. он хочет забрать джозефа с собой как никогда сильно. — ты не можешь поехать со мной, джози, — говорит он. хотя он мог бы: кавински, в отличие от ронана, контролирует свои сны невероятно хорошо, получая ровно то, на что рассчитывает, засыпая. — ты не можешь оставить его одного, — продолжает адам. мысль о том, что ронан останется совершенно один в барнс, выворачивает его мозги наизнанку. этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. — я знаю, — отвечает джозеф, — я не могу уехать, и мне больно оставаться… мне всегда больно. черта с два кавински сказал бы подобное, если был бы трезв. вообще, именно за него адам переживал меньше всего, когда покидал барнс. веселье и беззаботность джозефа не давали усомниться, что он вытянет себя, да еще и ронана из черной ямы тоски. он никогда не говорил, как ему трудно, и не позволял, чтобы догадались другие. вор. он крал их переживания еще до того, когда они оформились бы в чувства. адам обхватывает голову джозефа и поднимает со своего плеча. он смотрит ему в глаза — уставшие от бессонной ночи, с вечными синяками под ними, постоянно скрытые белыми очками. для посторонних, но не для адама с ронаном. светло-зеленые. потрясающе прекрасные. смотрящие так внимательно в ответ. — ну и негодяй же ты, — не сдерживается адам. «потому что не говорил. потому что терпел. потому что вел себя так, что никто и не догадывался». адаму даже не требуется говорить это вслух. джозеф и так все понимает. слабо улыбается и снова просит: — не говори линчу. — тогда ты прекрати обкрадывать меня. джозеф не сводит с него глаз. затем кивает: — слово вора. раннее утро неспешно перетекает в позднее. ронан, зевая, спускается к ним на кухню, аккурат к завтраку. джозеф, напротив, так и не пошел спать. он сидит за столом, поджав под себя ноги, с большой кружкой кофе, и просто смотрит, как адам готовит. ронан садится рядом. — не видел тебя во сне сегодня, — говорит он кавински. — иногда, линч, я предпочитаю делать другие дела, нежели шариться по твоему грустному и вечно дождливому лесу. представляешь? — саркастично отвечает джозеф. — ну и приснил бы тогда себе хорошее настроение, раз такой умный. — боже… свали на хуй, а? — если только на твой. адам оборачивается, чтобы прекратить их ссору, но все что он видит — это взапой целующихся линча и кавински. как будто ругались сейчас кто угодно, но только не они. он ставит перед ними тарелки с тостами и наливает еще кофе в кружку джозефа, который хоть и занят немного, но все равно держит ее, обхватив ладонями. солнце полностью затапливает кухню ярким светом, адам пропадает в этих теплых лучах и в своих мальчиках. у них есть всего пара часов на то, чтобы быть по-настоящему вместе. у него есть всего пара часов до того, как он оставит им часть себя. в этот раз немного больше, чем оставлял обычно.