Его надежда

К несчастью, отступать Сенджу были не намерены, поэтому мы с Тобирамой просто продолжали обмениваться ударами до тех пор, пока я не отлетела в дерево под натиском чужой силы, которую больше не могла игнорировать. Резкая боль тут же пронзила позвоночник, но утихла довольно быстро под действием препарата, который вколола себе ещё перед выходом в сражение. Ненавижу неприятные ощущения, пусть они хоть немного о себе напоминать не будут, дав спокойно отправить вражеский клан на их земли. Пока пытаюсь опомниться, приводя мысли в порядок, поднимаясь с земли, кривясь от раздражения, парень из Сарутоби выскакивает прямо перед носом, намереваясь серьёзно ранить. Паника охватывает тело от осознания невозможности уклонения, потому что так быстро оружие ни за что не вытащу. Стараюсь поменять положение тела так, чтобы лезвие не задело ничего жизненно важного, однако кто-то пролетает прямо перед носом на огромной скорости, блеснув красными горящими глазами под тенью ветвей. Мгновение, и на землю брызгает алая кровь, фонтанчиком полившаяся из шеи самоуверенного подростка. — Тётя! — Акира выкрикивает, бросившись ко мне, обхватывая руками за талию, утыкаясь в живот, так и не убрав в ножны окровавленного оружия. Локатор улавливает чакру Тобирамы, и я за шкирку откидываю ребёнка себе за спину, успев заблокировать удар только одного из его мечей, поймав второй ладонью, не дав задеть малыша. Не важно, убивает он или нет, это до сих пор пятилетний мальчик, которого не дам в обиду, даже если его привычная улыбка пропадёт с лица. — Не смей его трогать! — злость впервые вскипает настолько сильно, что пугаюсь самой себя. В каком-то порыве невероятной ярости подаю в повреждённую кисть чакру, слегка стянув в ту же минуту казавшийся ужасным порез, а потом смыкаю пальцы, разломав на две части чужой клинок, ощутив как в то же мгновение слегка опустошился резерв. Пошатываюсь в ту же секунду, чувствуя обуявшую слабость, но вместо прекращения действий, напираю сильнее, оттесняя подальше альбиноса, пребывающего в немом ужасе. Не каждый день кто-то голой рукой раскалывает крепкий меч, явно выкованный по заказу, чтобы избегать таких ситуаций. — Убирайтесь уже! — выкрикиваю, потеряв весь былой контроль над эмоциями. — Тобирама, отступаем! — это голос Хаширамы, что сейчас слегка прихрамывает на одну ногу, намекая на возможный перелом, который старательно игнорирует. — Сюда приближается подкрепление, эту волну уж точно не отразим… Их двенадцатилетки опаснее опытных шиноби. Обеспокоенно оглядываюсь по сторонам, ища Мадару. Если глава врагов свободен, с ним могло что-то произойти. Однако покой приходит в тот миг, когда большая ладонь опускается на плечо, немного сжимая его. — Ещё раз ваши рожи тут появятся без приглашения, всех сопровождающих прирежу! — практически рык около уха. — Ты так и не хочешь мира, — старший брат вздыхает, принимая помощь белобрысика. — Сложили мечи в ножны! — строгий приказ, призвавший всех наших воинов тут же прекратить схватки. Ответа Хашираме так и не дают, предпочитая игнорировать, а я поправляю волосы, гордо выпрямив спину, пока спокойствие от ощущения защищённости разливает по уставшим мышцам. Во время ухода, двое юношей всё же лишний раз на меня оборачиваются, окидывая с ног до головы почему-то сочувствующим взглядом, но я лишь улыбаюсь в ответ, практически моментально присаживаясь на корточки к нежданному гостю. В данный момент мы чужие друг другу люди, не связанные ничем, кроме ненависти, это понимает каждый. Пусть лелеют надежду в сердцах дальше, придумывая несуществующие техники, способные так долго контролировать разум, выбор мной сделан. — Тётенька, — маленький комочек кидается на шею, сильно-сильно сжимая, начав в ту же секунду лить слёзы. — Не уходите, как мама, умоляю! Не надо на звёздочку! Приподнимаю лёгкое тельце, желая таким образом успокоить. — Кин, мы подлечим твоих псин! — Мадара оценил моё состояние, ему этого пока хватает, чтобы спокойно начать заниматься прямыми обязанностями. Он не любит особо проявлять какую-то нежность на публике, поэтому даже обижаться не стоит. Вечером перед сном юноша умудрится осмотреть более тщательно, поможет намазать синяки мазями и нормально перебинтовать ранения. — Все не сильно раненные, помогите перенести чересчур пострадавших в лазарет! — иду в абсолютно противоположную с главой сторону, продолжая удерживать маленький всхлипывающий комочек. Парочка шиноби тут же оказывается рядом, докладывая, насколько сильны потери, заставляя про себя чертыхаться, вновь всколыхнув злобу. — Акира, ты вернёшься к Казуко или пойдёшь со мной по делам? — интересуюсь, прикидывая потери чакры, предстоящие в скором времени. — Не хочу в детский дом, — скрепляя маленькие ручки в замок за моей шеей. — Тогда будешь помогать, договорились? — пытаюсь придать голосу максимально тёплую интонацию, засовывая подальше любое раздражение, которое вызывает нападение. Мальчонка кивает, позволяя опустить его на землю, пока утирает слёзки, поправляя ножны за спиной. Сердце ёкает от этой картины, вызывая смешанные чувства от вида совсем крохи с оружием, что совсем недавно убило человека. — Госпожа, куда погибших? — странный вопрос, ведь на него обычно всегда знают ответ. Непонимающе окидываю подчинённого взглядом, а потом пытаюсь рассмотреть ту часть здания, где располагался недо-морг. Безвозвратно разрушено… Всё очень расплывчато из-за отсутствия очков, но я могу различить довольно очевидное отсутствие огромного куска поместья. Мы разоримся это восстанавливать… — Спроси у Мадары, — виновато улыбаюсь, убирая с лица волосы, которые всколыхнул ветер. *** До вечера продолжается привычная суматоха, присущая времени после нападения. Бесконечные подсчёты убитых, поиски пропавших без вести, попытки по-быстрому залатать дыру в здании — всё превращается в бесконечный круговорот не заканчивающихся дел. Поздним вечером я удосуживаюсь позаботиться о ребетёнке, приклеившемся словно пиявка, не желающим отходить далеко. Честно, рассчитывала вернуть его Казуко, потому что не считаю себя такой уж хорошей нянькой, особенно если вокруг куча крови и кричащих от боли людей. Мы потеряли безвозвратно четверых из-за того, что рук не хватает. Это довольно мало, но совесть съедает изнутри, заставляя вновь и вновь открывать книги по медицине, стараясь улучшить навыки, чтобы иметь возможность спасти куда больше. — Тётя, а ты не будешь купаться? — Акира слегка плескается, намочив моё кимоно, пока стою, погрузившись в свои мысли, так и не удосужившись его вытащить из большой бочки с водой. — Я уже это сделала, — проговариваю, подхватывая мальчонку, укутывая в полотенце. — Пока за тобой присматривал Джун… Прижимаю маленькое тельце к себе поближе, накидывая ткань на чужие влажные волосы, пока ручки в который раз за день обвивают шею, выбираясь из «укрытия». Легонько чмокаю в лобик, и выношу из банного помещения, стараясь поскорее дойти до спальни, в которой сквозняков куда меньше. — Я не хочу тут сидеть один! — очевидный каприз, заставляющий отложить заполнение документов. Однако, стоит только шевелюре подопечного подсохнуть, и я снова подхватываю его, через мгновение усаживая на колени, поставив прямо на стол рядом с бумагами подогретое молоко. В его улыбке есть некая фальшь, я замечаю это слишком явно… Напускное ребячество на деле столь маленькому созданию уже не присуще. Мальчонка как будто старается убедить самого себя в том, что обычный пятилетний детёнок. Зайчонок, запутавшийся в том, чего хочет, просто отчаянно нуждающийся в любви. — Айко, просил же не сидеть допоздна, — Мадара возвращается глубокой ночью, принося с собой запах палёной плоти, снова весь перепачканный в алой жидкости, с пустыми глазами, лишенными жизни. Дураку понятно, что буквально мгновение назад был в пыточной, пытаясь добыть хоть какую-то нужную клану информацию у тех, кого удалось сегодня схватить. С огромной вероятностью, никто не пережил допроса с пристрастием… Злость сочиться из мужчины, пропитывая пространство. — Я заместитель, у него тоже много работы, — устало разворачиваюсь, пытаясь не потревожить комочек, который придерживаю левой рукой, не давая упасть, временами поправляя маленькую голову, так и норовящую упасть с хрупкого женского плеча. Взгляд родного человека на мгновение наполняется удивлением, которое вскоре сменяется на бесконечную нежность… Её невозможно спутать ни с чем другим. Каждый раз, когда забочусь о каком-то ребетёнке, Учиха завороженно наблюдает за этой картиной. Он любит детей, несмотря на то, что некоторые из них его опасаются, побаиваясь, считая строгим и требовательным. — Дай пять минут, — грубоватый шепот, намекающий на ужасную измотанность. Его совесть тоже далеко не в порядке… Он несёт ответственность за каждого, а сегодня снова умудрились убить одну из женщин и двух подростков, только-только поступивших на службу. Завтра или послезавтра нужно будет принести извинения и соболезнования родственникам, которые пока не в курсе, считая своих детей пропавшими без вести. Это горе в глазах матерей, наверное, одна из самых ужасных картин, предстающих перед тобой. Изуна снимал с нас подобные формальности, перекладывая разговоры с родными на свои плечи… Но теперь… Тягучее болезненное ощущение в грудной клетке разрастается, образуя привычный комок в горле, который стараюсь проглотить, не проронив ни слезинки, чтобы лишний раз никого не волновать. В самом начале даже подумать не могла, что второй сын Таджимы станет настолько дорогим и родным, заменив братьев по крови, к которым не испытываю сильной привязанности. — Тихо-тихо, — шепчу, почувствовав, как Акира зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, сжимая небольшой ручкой ткань моей одежды. Говоря честно, ноги уже затекли быть в одном и том же положении на протяжении долгого времени, но так не хочется тревожить сопящий комочек… Тем более аккуратно перенести его не получится, он подрос, и его уже невозможно взять настолько удобно, чтобы не потревожить. — Откуда в тебе столько любви и нежности? — раздаётся, заставив встрепенуться от полудрёмы, забравшую в свои объятия, пока смиренно ждала. — От тех людей, что окружают, — легонько улыбаюсь, даже не задумываясь над ответом. — Няня, её сын, ты, Изуна и Казуко… Тобирама с Хаширамой тоже ею делились, так почему бы не дать её ощутить другим, если у меня её предостаточно. Не успеваю опомниться, как чувствую лёгкое прикосновение сухих губ к своей щеке, заставляющее выступить румянец. Юноша опускается на пол, тяжело вздыхая, положив большую ладонь на моё колено, а головой облокотившись на ту конечность, которой придерживаю малыша. Как же он устаёт, отдавая подчинённым всё, что может. Если раньше хоть как-то пытался это скрывать, то теперь нагло пользуется привилегированным положением, словно требуя некой подзарядки. Любому человеку нужен кто-то близкий, как не крути, ведь без подобной поддержки внутри начинает что-то умирать и надламываться, предательски ломая и так шаткую у многих психику. — Этот мальчонка — гений, — шепотом, опустив веки, наслаждаясь уютом и какой-то домашней обстановкой. — При правильном воспитании вырастет шиноби не хуже, чем Кин… Но ненависть, уже поселившаяся в его душе, сковывает развитие, заставляя зацикливаться только на желании мстить обидчикам. — Сенджу убили маму прямо у него на глазах, ты ожидал другого? — картинка того, насколько ловко перерезал глотку врагу, невольно всплывает в памяти. — Нет, — максимально спокойно. — Но… Не хочешь попробовать что-то с этим сделать? Сонливость в ту же секунду пропадает, уступив место бодрости, которая уже как будто бы скрылась настолько далеко, что вернуть её казалось невозможным. — Я не настолько хорошо умею воспитывать детей, чтобы брать такую ответственность, — мямлю под нос, борясь с желанием согласиться, ведь в теории всё куда проще, чем на практике. — Мы разделим её, — погладив моё бедро. — Лучше попробовать, чем позволить кому-то довольно сильному слететь с катушек, сотворив беспощадную машину для убийств, которой будет чуждо всё человеческое. Вздрагиваю от этого описания, подумав про себя, что именно этим и может стать глава в будущем из-за неспособности людей принять кого-то настолько сильного, не умеющего держать на лице улыбку, как это делает Хаширама. — Тогда нам нужна комната побольше… — накрываю свободной ладошкой его. — Лучик, давай ты оставишь подобные вещи на меня, хорошо? — придав интонации твёрдости. — Я не настолько глуп, чтобы не осознавать, насколько много нужно ребёнку. *** Осень пролетает слишком быстро, сменившись холодной зимой, приносящей покой, ведь на льду не особо удобно сражаться и количество стычек сводится к минимуму. Инудзуки перемещаются в наше поместье… Собственно, именно из-за этого правители данного клана дожидались Мадару. Собачников осталось довольно мало, и в одиночку им уже не отстоять те территории, которые занимали. Всем проще от этого союза, ведь количество рабочих рук увеличивается, разгружая дежурящих ночами ниндзя хоть немного, дав возможность отдыхать чуть больше. Часть Учих совсем не долго возмущалась, в какой-то момент просто смирившись с новыми людьми, снующими из одной части поместья в другую. Правда, излишняя энергичность молодняка союзников малость портит ту дисциплину, которую стараемся выстраивать. Драки не редкость, особенно среди тех, кто только-только перешагнул порог подросткового возраста. — Разошлись! — грозно выкрикиваю. — Госпожа! — раздаётся сразу с нескольких сторон от зрителей, предпочитающих не разнимать, а поддерживать. Виновники «торжества» тут же отпрыгивают друг от друга, выпрямив спины, встав по струнке, прекрасно осознавая сделанное. — Давно не отмывали пыточную? — строго, не терпя возражений, скрестив руки на груди. — Я могу это устроить! Мальчишки вздрагивают, а один вытирает струйку крови, скатившуюся из носа. Так и хочется отвесить подзатыльников обоим, но я сдерживаю эти позывы. — Какой раз уже за неделю это повторяется? — продолжаю, слегка придавив нарушителей чакрой. — Но он сказал, что мой пёс глупый! — ответ следует незамедлительно от взлохмаченного парнишки с довольно неплохим фингалом. Я чувствую себя преподавательницей, отчитывающей школьников. — А ты сказал, что у меня слишком мало томоэ в шарингане! — второй тоже повышает голос, пока с подбородка скатывается красный ручеёк. Устало прикладываю ладонь ко лбу, благодаря судьбу за то, что никакие техники в ход пущены не были… Кулаки хотя бы не так опасны. — Мне без разницы, с чего это всё началось, — выразительно изгибаю бровь, намекнув на то, что снисхождений можно не ждать. — Оба идут в подвальный этаж, и вылизывают последствия веселья глав. — Айко-сама! — чуть ли не хором. — Мне позвать Кина и Мадару? — интересуюсь, заметив испуг, мгновенно поселившийся в глазах обоих, начавших отрицательно мотать головой. Правители вряд ли сегодня вообще выйдут, но подчинённым это знать не обязательно. Похмелье скосило обоих, потому что выпивать стоит поменьше, действительно обсуждая проблемы, а не просто опрокидывая рюмку за рюмкой. В общем и целом, жизнь текла довольно размеренно, но меня начало беспокоить то, что многие соклановцы, особо не приближенные к правящей семьи, до сих пор продолжают считать моё яркое солнышко неким монстром. Люди вообще устроены довольно странно… Иногда им надо обвинить кого-то, чтобы почувствовать облегчение, поэтому некоторые матери сваливают смерти сыновей именно на главу, не считаясь с заложенными генами шансы на выживание. Если предки не отличались силой, ребёнок не станет кем-то выдающимся… Гении — исключение из правил, их слишком мало, и надеяться на подобный подарок судьбы очень глупо. — Завтра пойдём вместе к родителям паренька, которого недавно сильно ранили на патруле, — я буквально вытащила его с того света, стоит оповестить родственников о тяжелом состоянии. Семья в такие моменты должна находиться рядом, почему-то практика показывает, что стимула к выздоровлению больше. Шиноби быстрее снова поднимаются на ноги. — Айко, я не вижу в этом никакого смысла, — Мада лишь отмахивается, продолжая уплетать ужин наперегонки с ребёнком. — Я их только напугаю своим появлением. — Они боятся именно по той причине, что не в курсе, какой ты на самом деле человек, — фыркаю, отпивая остывший чай. — Отказы не принимаются. — Не командуй мной, — столь резкое высказывание слегка задевает чужую гордость, заставив мужчину свести брови в кучку. Поднимаюсь со стула, моментально оказываясь рядом, и легонько чмокаю в щёку, вызвав удивление и непонимание. — Тётя, так нечестно! — Акира проговаривает, надувшись, поставив пустую тарелку на стол. — Я выиграл, почему дядя получает приз? Искренне улыбаюсь, засмеявшись. Его присутствие сильно скрашивает временами полную рутины жизнь. — Иди сюда, — протягиваю прямые руки и ловлю мальчонку, когда тот чуть ли не прыгает ко мне на шею, прижимаясь настолько сильно, насколько это возможно. Малыш обвивает ногами мою талию, словно маленькая обезьянка, а потом показывает язык главе, самодовольно ухмыльнувшись. Не знаю, как Мадара это терпит, но пока ещё ни разу даже голос на наглеца не повысил, просто вздыхая, выразительно изгибая брови, как бы намекая, что так делать не стоит. Неожиданно до ушей долетает чей-то заливистый смех, пробудив любопытство, заставляющее подойти к открытому окну, выглянув на улицу. — Не закидывай меня снегом, дурак! — Ран не перестаёт улыбаться, пытаясь спихнуть с себя брата, завалившего её в сугроб. — Мы оба простудимся! — Не будь занудой! — Кин освобождает девушку, плюхнувшись рядом, тяжело дыша, видимо, из-за недавней пробежки. — Давай поиграемся, пока есть возможность! Вспомни, как в детстве было весело! Они не перестают вводить в ступор своими выходками, действительно напоминая парочку подростков, а не взрослых, на чьи плечи возложено управление большим кланом. Нет ничего удивительно в том, что многие противники их недооценивают, полагаясь на нелепые слухи, так и твердящие о слабости Инудзук. — Раздражают, — Мадара проговаривает, собирая со стола посуду. — Пора спать, а они носятся по всей территории, разводя шум. — Не бурчи, — закрываю ставни, разворачиваясь к мужу. — Иди лучше уложи Акиру, сегодня твоя очередь. Из-за образовавшихся срочных дел в лазарете, я до сих пор не искупалась, да и тарелки с кружками сами себя не помоют. Передаю ребёнка под его недовольное бурчание, и целую в лоб, прося таким образом слушаться, не сильно капризничая. Он спит в соседней от нас с главой комнате… Лично мне бы хотелось положить его прямо в нашем небольшом пространстве, но кое-кто настоял на отдельном помещении. Причину подобных неудобств я поняла позже, слегка пораскинув мозгами. Учитывая, что мы довольно молоды, играющие периодами гормоны никто не отменял. Да и просто побыть вдвоём бывает полезным, обсудив накопившиеся переживания. — Ты до сих пор не привыкла? — большие ладони ложатся на талию, пока довольно удобно сижу прямо на парне, частично облокотившимся на стенку, пытаясь разглядеть родное лицо в почти полной темноте, к которой ещё не приспособились глаза. — Пару месяцев прошло… — бурчу, заметив загоревшийся шаринган, помогающий наглецу прекрасно всё видеть. — В отличие от некоторых, я не настолько легко воспринимаю резкую смену статуса из фиктивной жены в настоящую. Заправляю длинные волосы за ухо, чтобы они не сильно лезли в лицо. — Я никуда не тороплю, просто интересуюсь, — мягко и тепло, приблизившись к оголённому плечу, что стало открытым из-за предательски соскочившего рукава уже растянувшегося кимоно. Это положение смущает, но почему-то именно так кажется, что находишься максимально близко. — Нам пора бы укладываться, — горячее дыхание прямо около шеи, пока аккуратно поправляет мою одежду, не позволяя себе лишнего. Каких-то поползновений в мою сторону с того самого первого раза больше не было. Это в какой-то мере и радует, и беспокоит одновременно. Наверное, Мадара просто боится испугать и сделать что-то не так… Несмотря на своеобразную заботу об Акире, я до сих пор остаюсь единственным близким человеком, который видит скрытые на публике стороны. Он зажат и максимально сдержан, даже больше, чем до смерти Изуны, словно старается закрыть сердце настолько сильно, чтобы больше никогда не ощущать ту ужасную боль от потери. Казуко молчит, но ей обидно от этих выстроенных барьеров. Тот, кого она считает сыном, сделал всё для обеспечения её безопасности, но разговаривать старается по минимуму, избегая встреч. Улыбка на прекрасном лице вообще практически не мелькает, появляясь так редко, что этот день можно смело записывать новым праздником. Взгляд стал ещё более грустным, чем до этого… От этого сердцу невольно становится больно, хочется обнять и утешить, поделившись всей теплотой и нежностью, что имею. Мне тоже до сих пор тяжело, желание реветь в три ручья возникает каждый раз, когда хожу убирать у могил, второго сына ужасно не хватает… Однако, судя по нашим состояниям, хуже всего именно главе, который упорно не ступает на землю кладбища, сам себя убеждая в том, что родной человек просто ушёл куда-то. — Мада, люблю тебя, — неожиданно обнимаю, поддавшись порыву, и легонько несмело касаюсь своими губами его. Мужчина замирает на секунду, не понимая, с чего вдруг так резко решила сделать нечто непривычное. Обычно он инициатор подобного, я исключительно чмокаю в щёку, даже не пытаясь заходить дальше, слишком смущаясь и практически сразу давая заднюю. — Я тебя тоже, мой маленький лучик, — либо действительно не поняв, чего хочу, либо просто играясь. Снова подаюсь вперёд, заодно скидывая с чужого плеча рукав, частично обнажая вид на крепкое тело. — Ты вообще понимаешь, что делаешь? — выдыхая, ухмыльнувшись, прежде чем ответить на неумелые попытки. — Я не животное, но всё же приличное время без интересного заведения неподалёку даёт о себе знать. — Я не настолько глупая, — бурчу, проводя пальчиком вниз по открывшемуся прессу. Останавливаюсь, дойдя до не особо туго затянутого пояса, дальше не осмеливаясь что-то предпринимать. — Не хочу опошлять наши отношения, — меня притягивают ближе, ограничивая действия. Улыбаюсь на это заявление, ощутив разливающееся в груди тепло. — Почему ты видишь это только в подобном свете? — выпрямляюсь, смотря прямо в чёрные пуговки, отражающие лунный свет. — Айко, просто это ты слишком невинное создание, — не предпринимая ничего, продолжая расслабленно сидеть. Обхватываю своими холодными ладонями горячие щёки, опять сокращая расстояние, но в этот раз просто стукнувшись лбом, потеревшись своим носом о его. — Хочешь сказать, совсем не ощутил эту странную незримую связь, проскользнувшую в тот момент, когда наши тела были непозволительно близко? — шепчу, чувствуя сухие губы, всё же накрывшие мои. — Я хочу отдать тебе хоть чуточку той нежности, что имею… — Мне нечем отплатить, — пальцы аккуратно проходятся вдоль моего позвоночника. — Пойми, я не ангел, и не смогу предоставить то, что по праву заслуживаешь. Лунный свет падает на чёрные волосы, заставляя их словно бы светиться, завораживая. Ночь и мой родной мужчина — две слишком хорошо сочетающиеся вещи. Каждая звёздочка отражается в прекрасных, но наполненных болью, глазах. Его кожа при таком освещении словно дорогой фарфор, она становится ещё более бледной, создавая ощущение того, что перед тобой не живое создание, а прекрасная кукла. Хочу увидеть эмоции на этом лице, убедившись в реальности происходящего. Я искренне восхищаюсь Учихой, его способностью оставаться хладнокровным и беспристрастным, его умом и развитой интуицией… Природа наделила грозного правителя всем, а судьба обделила счастьем, словно бы стараясь сохранить баланс. Если что-то дано, другое должно быть отобрано. Это лёгкая насмешка жестокого мира — не должно существовать абсолютно счастливых людей, что-то обязано их мучить и съедать изнутри. — Не знаю, за что мне дали столь прекрасное создание, — мурчащий голос, ласкающий слух. — Ангелочек, добрый и чистый, совсем не похожий на окружающих. Он упорно не видит ни одного недостатка, считая святой даже после того, как при нём убивала. Что-то застилает ему глаза пеленой, не давая трезво смотреть на мою личность, видя насколько капризна и эгоистична во многих аспектах. Хотя, в этом мы схожи… Я тоже слепа, не желая считать этого мужчину безумцем, способным вырезать без колебаний под властью гнева почти целый клан. — Пообещай, что не оставишь одну, даже если появится кто-то другой более значимый в твоей жизни, — я всегда прошу от него невозможного. — Оставайся моим ярким солнцем до конца жизни, молю. — Какая же ты неуверенная в себе дурочка, — мягко, тепло, по родному. Большая рука спускает кимоно с одного плеча, а губы тут же целуют шею, пройдясь потом от неё дорожкой по ключицам. Не успеваю опомниться, как меня заваливают на футон, нависнув сверху, прожигая горящими алыми глазами, помогающими ему сейчас рассмотреть всё, что пожелает душа — покрасневшие щеки, бегающие из стороны в сторону зрачки, выступающие ключицы и довольно неплохо очерченную сквозь тонкую ткань грудь. — Согни ножки в коленях, — не дожидаясь, пока сделаю это сама, самостоятельно нежно беря меня за талию, слегка подтягивая на себя. Краснею пуще прежнего, заметив, как мужчина опускается, развязав тонкий поясок кимоно, открыв вид на теперь почти ничем не прикрытое стройное тело. Я похудела, но появившиеся растяжки невероятно сильно опустили и так не самую высокую самооценку. — Ты такая красивая, — он прижимается горячей щекой к бедру, таким образом разводя в стороны мои немного подрагивающие ноги. — Не стесняйся, просто расслабься, я хочу, чтобы ты отпустила все проблемы в этот момент.