Его надежда

Спустя две недели привычная жизнь возвращается, словно никакого похищения и не было. Документация, немного выводящие из себя подчинённые — такая родная рутина, дарящая покой. Правда… Видеть радость на лице девушек из лазарета было очень приятно. Да и парочка вопросов о здоровье от шиноби, охраняющих пленных, когда спускалась подлечивать важного, но умирающего от серьезной раны заложника, заставляли на лицо ползти улыбку. Равнодушие и настороженность испарились, не оставив и следа даже у тех, кто в курсе, кем именно являюсь, а у меня появляется все больше причин любить каждого окружающего, дорожа и стараясь сделать все для обеспечения безопасности и покоя. — Брат ничего не говорит по поводу непроходящей лихорадки? — Изуна интересуется, пока аккуратно расставляю папочки на полки по алфавиту, решив наконец-то навести порядок. Иммунитет к ядам не возникает из воздуха, я постоянно теперь пичкаю организм не особо большими дозами вредоносных веществ, заставляя тело привыкать к подобному. В случае отравления смогу протянуть дольше на ногах, чтобы успеть элементарно дойти до противоядия, не свалившись на месте. — Он слишком занят старейшинами и отказами от помолвок, — недовольно фыркаю, презирая сам факт вмешательства этих дедулек в личную жизнь еще вполне молодого парня. — Повезло, но лучше уменьши дозу, а то бледная до ужаса, — облокотившись на руки, удобно положенные на спинку стула. — Тем более Джун у нас работает засланным шпионом, докладывающим любую мелочь работодателю. Вздыхаю, кинув взгляд на закрытые сёдзи, за которыми и находится «надзиратель». Один паникёр не жалеет денег на мою безопасность, увеличив жалование подчинённого, который теперь занимается исключительно работой телохранителя, освобождённый от любых ночных и дневных дежурств. — Поможешь поставить на верхние полки документы? — спрашиваю, не имея особо желания нести что-то под ноги, чтобы доставать до них. Шкафы слишком высокие для моего роста, поэтому причиняют немало неудобств. Хорошо иметь под боком хотя бы одного человека, которому повезло в этом плане с генетикой больше. — Объясняй тогда, в каком порядке и куда, — Изуна мгновенно поднимается, но тут же пошатывается, облокотившись об угол стола, чуть не упав на пол от головокружения и явного потемнения в глазах. В ту же секунду подлетаю, позволив использовать в качестве лишней поддержки. — Чёрт, — срывается с губ, пока юноша снова неуклюже старается присесть, не наваливаясь на моё не особо сильное тело. — Почему это снова происходит?! Последняя фраза удивляет, но вместо упреков или вопросов, начинаю тихонько растирать чужие виски, используя в процессе ещё и лечебную чакру, чтобы утихомирить боль… Неужели это вылезли последствия постоянных ранений? Взгляд невольно цепляется за трясущиеся кисти, тут же сжатые в кулак. — Ничего не говори, слышишь?! — гневно, но тем не менее расслабляясь под моими прикосновениями. — Молчи и строй из себя дурочку! Рычать как у братца у него не выходит, но вырывающееся шипение намекает на совсем не шуточную угрозу, звучащую в голосе. — С этого дня готовлю тебе исключительно я, уяснил? — может строить из себя хоть самого опасного хищника, но раненный зверь не в состоянии предпринимать каких-то серёзных действий. — У тебя развилась анемия из-за постоянной кровопотери… Идиот, нельзя так запускать! Скажи раньше, вполне возможно не довелось бы все до почти полуобморочного состояния из-за простого резкого вскакивания. Однако… Будь я состоятельнее в медицине, смогла бы и без лишних слов распознать мучающий недуг, не дав упустить лишнее время. — Я возьму твои документы на себя, — шепчу, сделав шаг назад, предоставив личное пространство. — Иди сегодня отдохни или покричи на спящих дежурных. — Но на тебе часть Мадары, — обернувшись, окинув взглядом заодно и последствия незаконченной уборки. — Уже сделала, — нагло вру, улыбнувшись. — Вечером принесу всё в кабинет, сможешь проверить. *** Ранним утром, когда заканчиваю дела, в комнату вваливается растрёпанный глава, определённой умудрившийся устать от постоянного психологического давления… Состояние невменяемости неудивительно и вполне ожидаемо. Правда, я бы предпочла ожидать такого подарка, а не быть застигнутой в расплох сюрпризом, когда устала до невозможности. — Солнышко, — подхожу поближе, начав поправлять чужие волосы, слегка влажные от недавно принятого душа. — Ты явно переборщил со спиртным. — Тебе кажется, — сонно и невнятно, потянувшись своими большими руками, чтобы заключить в медвежьи объятия. Легко щёлкаю по носу, останавливая, потому что сия любвеобильность просто побочный эффект алкоголя. Он это даже не вспомнит утром, а мне потом сгорать от стыда полдня во время мимолётных встреч глазами. Ловко поправляю чужую одежду, закинув спавшую часть кимоно на плечо. Кое-кто не позаботился о презентабельности, когда возвращался из заведения неподалёку, даже одеться нормально не попытавшись. Хоть Изуна и говорил уходить куда подальше, но я не могу так поступить с дорогим сердцу юношей. Тем более, уже давно привыкла к непонятным выходкам и просьбам. Грозный Мадара становится таким лапочкой, если перепьёт, его совсем нет желания бояться, исключительно умиляться с настолько сильной расслабленности и прилипчивости. Маленький мальчик глубоко внутри остался до сих пор, как бы не старался выставлять на показ жестокую натуру. — Давай в постельку, — прикладываю ладошку к красноватой щеке, другой заводя назад упавшие пряди, мешающие ловить затуманенный взгляд чёрных пуговок. — Ты же у нас уже большой и послушный, да? — Нет, — ощущаю покалывающую кожу щетину, когда парень лёгонько трётся о мою руку, накрывая ее сверху своей. От таких действий на лице невольно расплывается улыбка. Никто больше не был удостоен права видеть именно такого главу — нежного и слегка капризного, дарящего огромное количество теплоты просто своим присутствием. — Ты вообще спала? — от него не ускользают мешки под глазами, он слишком наблюдательный. — Выглядишь измученно. — Просто бегала в детский дом повидаться с Акирой, — это правда, поэтому теоретически я не вру. — Вот и устала самую малость из-за излишней энергичности ребятишек… Со вчерашнего дня так и не отошла, видимо. Мы не можем вновь взять малыша в главное поместье под мою опеку, потому что сейчас просто нет времени на воспитание подрастающего шиноби. — У него пробудился шаринган, — тихо шепчу то, что не успела сказать. — А ведь мальчику нет и пяти… Я не смогла уберечь шаткую психику совсем крохи, прости… — Это от тебя не зависело, никогда не взваливал столь сложную миссию на эти хрупкие плечи, — большая ладонь ложиться рядом с шеей, слегка сжав. — Я поручу кому-нибудь развитие этого ребёнка, чтобы не дать ненависти слишком разростись в душе. Акира сообразительный, а с такими показателями уж точно станет сильным ниндзя, в молодом возрасте дослужившись до капитана, как Джун, выделяющийся отличными навыками владения оружием и знанием нескольких сложных техник. Нашего общего подчинённого очень сильно ценят за преданность и умение держать язык за зубами, но такая откровенная похвала в новинку. Наверное, сам шиноби, услышав это, не поверил бы ушам, переспросив для достоверности. — Госпожа, Изуна-сама ожидает для подготовки к собранию со старостой соседней деревни, — вышеупомянутый человек аккуратно постукивает по сёдзи, привлекая внимание, заставив нас с Мадарой тут же увеличить дистанцию чисто машинально. — Простите, если помешал. Последняя фраза всколыхивает стыд, пока к щекам приливает кровь. О чём он там вообще подумал?! И как это пришло в голову мне?! Немного нервно собираю кучерявые растрёпанные волосы в хвост, закрепляя лентой, практически в ту же секунду хватая пачку бумаг под пристальным наблюдением главы, отслеживающим каждое движение. — Надо купить тебе новое кимоно, — оборачиваюсь, непонимающе изгибая бровь на эту неожиданную фразу. — У тебя только на официальной одежде герб клана… Пора бы уже исправить эту досадную ошибку. *** Второй сын сегодня не встретил полностью собранным, как это было обычно. Видимо, решил, что раз уж прекрасно осведомлена о его состоянии, можно не пытаться притворяться. Редко удается лицезреть слегка растрёпанным… Оказывается, его волосы тоже топорщатся в разные стороны утром, совсем не уступая шевелюре старшего брата, который просто перестал пытаться ухаживать за непослушными локонами. — Все документы в кабинете, — тихо говорю, невольно задерживаясь на профиле излишне белого лица, в первых лучах солнца кажущегося фарфоровым. Чистая кожа, лишенная каких-то изъянов, малость женские черты — это делает его куклой, сошедшей с полок каких-то дорогих магазинов, что довелось посетить всего лишь раз в прошлой жизни. Я испытываю неподдельное восхищение от умений знакомого держать себя практически в полном порядке даже при ухудшающимся здоровье. Вспоминая, как ужасно выглядела после ранения, становится стыдно. — Я принесу скоро завтрак, — собираю мысли в кучу, сосредотачиваясь на цели визита. — Ты пока поднимайся, через два часа надо быть в переговорной. Изуна заправляет за ухо одну из прядей, направив взгляд куда-то в окно, рассматривая только-только восходящее солнце. — Без меня справишься, — спокойно, слегка ухмыльнувшись. — Выторгуй лучшие условия для Учих в договоре с гражданскими, чтобы точно не понесли убытков. Секунда требуется на осознание, а после чуть ли не вскрикиваю. — Шутишь?! — не сдерживаю эмоций, упав на колени, чтобы находиться на одном уровне с недо-наставником. — А как же… — Ты была на них со мной не раз, не прибедняйся, — твёрже, переходя на приказной тон. — Встала и сделала, нечего жаловаться. Какой-то дряхлый мужичок не должен переспорить квалифицированного врача, знающего еще кучу нужных вещей помимо медицины. Сжимаю кулак, прикусив губу. Неужели он правда на тот свет собрался, просчитав наперед всё, что может произойти в ближайшем будущем. — Айко, на твоих плечах будет весь клан, если погибну на следующей войне, — безэмоционально и равнодушно. — Слёзы и сопли больше развешивать нельзя… Игры кончились, намечается что-то серьёзное, ведь Сенджу просто так не затихают, соглашаясь на мирный договор, что продлится пару месяцев. — Куда это ты собрался? — придаю голосу напускной злобы, в шутку схватив подрагивающей кистью чужой воротник. — Никакого того света, пока лично не увижу твоих бегающих по этому огромному дому детишек! — Оставить вам с Мадарой незаконно рожденных наследников напоследок? — усмехаясь, но как-то совершенно иначе, тут же замолкая, словно не желая развивать эту тему. Он никогда не увлекался отношениями и женщинами, так и снующими рядом. Его единственным интересом всегда было и остаётся благополучие клана и старшего брата, более раскрепощенного в этом плане. Кажется, даже бордель посещал раза два или три на моей памяти, и то вместе с главой, составляя компанию. — Что ты так смотришь? — юноша легонько толкает, отстраняя от себя подальше. — Это просто шутка, не дождётесь неблагоразумных поступков. И на этом маленькая беседа заканчивается, потому что более никто не хочет произносить ни слова, а у меня так вообще наворачиваются так невовремя подступившие слёзы. Вопрос «Был ли он вообще хоть немного счастлив?» заседает где-то глубоко в душе, не желая уходить. Свои желания этот человек ставил максимально низко, совсем не стремясь к исполнению маленьких «хотелок», которые имеет в арсенале любой. Поскольку делать в чужой спальне мне уже нечего, я просто выхожу, стремясь поскорее расправиться с готовкой. Чуть позже снова к ней возвращаться, потому что Мадара проснётся, и ему будет совсем плохо после весёлой ночки. Обычная еда там не сойдёт, надо будет выдумывать что-то легкое, от чего не будет тошнить. — Джун, переоденься в форму для официальных собраний, — командую, когда почти дохожу до кухни, по пути забирая волосы в пучок. — Сегодня пойдёшь в качестве охраны на переговоры с гражданскими. — Как прикажите, Айко-сама, — подчинённый склоняется в поклоне. — Завтра выдам выходной, — легко улыбаюсь. — Киёко тоже отпускают отдохнуть… Давненько вы с ней не виделись не по работе. Замечаю искорки, на мгновение загоревшиеся в чужих чёрных пуговках, показывающие благодарность лучше любых слов. Отношения этих двоих заботят сильнее, чем мои собственные, потому что так долго мучить юношу сможет не каждая. Они росли вместе, заботились друг о друге, до сих пор волнуются, если кто-то из них попадает в беду… Девушка рыдает ночами, если не получает вестей с фронта от дорогого и явно любимого, но так и не решается ответить на чувства. Кажется, смерть родителей когда-то слишком сильно отразилась на психике, и страх сильнее любого другого желания. — Госпожа, Вы снова у плиты, — уже родная пожилая женщина проговаривает сразу же, стоит ей только завидеть мою хрупкую фигуру. — Попросили бы, всё приготовлю, что нужно. Ей можно верить, она любит правителей, словно родных сыновей, помня их маленькими шкодившими мальчишками, но нагружать лишней работой не хочется. На этой бабульке держится почти всё обеспечение служащих шиноби, оставшихся без родителей. Детский дом растит до двенадцати, а дальше подростков разделяют на две части, отправляя девочек в лазарет или в прислугу, а несносную мужскую часть на дальнейшее обучение сражаться. Главное поместье обязано их прокормить, потому что более Казуко не несёт никакой ответственности за жизнь и здоровье воспитанников. — Это всего лишь овсянка, я и сама справлюсь, — снимаю с каши небольшую выступившую пенку. — Если можно, принесите яблоки. Мне пришлось полдня вчера потратить на изучение продуктов с высоким содержанием железа, составив примерную диету проблемному заместителю. Ему теперь нельзя практически всё, что ел до этого и пил в огромных количествах. В особенности это касается кофеина, который вливал немеренными дозами в рабочие ночи… Как только сердце продолжает нормально функционировать? *** Через пару недель на поместье нападают, нарушив шаткое перемирие, снова заставив отправиться на фронт. Тобирама не глуп, и прекрасно видит состояние самого главного противника, продолжая сильно изматывать и ранить. Пару раз Изуна даже отказался выйти в сражение, осознавая, насколько это может быть опасно. Мадара, вроде, понимает происходящее, но в то же время не до конца. Мы с его братом мало что показываем, скрывая все серьезное, закапывая максимально глубоко, чтобы не волновать. — Помощь нужна… — вваливаюсь глубоким вечером в кабинет. — Я переборщила с ядом. Заместитель тут же оказывается рядом, помогая дойти до стула, пока еле объясняю какое именно противоядие нужно и где в лазарете оно лежит. Сама не доберусь туда уже точно, а наш договор о взаимопомощи был заключен именно для подобных ситуаций. Если употребляю дозу выше той, что могу сейчас вынести, вредоносное вещество неминуемо действует с ужасающей скоростью, парализуя половину тела, не оставляя возможности нормально передвигаться. Радует только то, что я уже вполне могу выносить и целый день под действием небольшого количества средней опасности жидкости. Как же тяжело пытаться быть сильной… — Я же предупреждал! — второй сын очень сильно зол. — Не умеешь, не берись! Ухмыляюсь, как бы намекая на то, что в худшей ситуации именно он. Быстрая утомляемость и полуобморочные состояния тут вовсе не у меня, скачущей из одного крыла большого здания в другое. Юноша последнее время вообще кабинет или спальню редко покидает, пугая прислугу, которая уже корит в этом себя. — Скоро вернусь… — парень громко захлопывает седзи, параллельно что-то приказав Джуну, чтобы отправить подальше, избавившись от лишних глаз. В таком бешенном темпе пролетает всё лето, и мне наконец-то исполняется восемнадцать. Не знаю почему, но в этот год решаю раскрыть дату, попросив исполнить маленькую просьбу. Всё естество упорно твердит, что что-то идет не так, пробуждая паранойю. Я стремлюсь создать как можно больше воспоминаний с этими двумя, запомнив каждую происходящую мелочь, на которую раньше могла и не обратить внимание. — Цветы здесь все такие же красивые, — проговариваю, закружившись, позволив ветерку подхватить юбку длинного сарафана. Юноши определённо не разделяют моего бешенного восторга, вообще не понимая, каким боком это можно назвать подарком. Они в такие праздники дарят хорошие элементы амуниции друг другу, заменяя уже совсем себя изжившие. — Хватит хмуриться, выходные бывают редко! — хватаю две большие ладони, потащив знакомых в самую середину, больше всего обогреваемую ярким солнцем, что сегодня не прикрыто никакими облаками. — Мада, это твоя головная боль, развлекай, — младшенький фыркает, делая импровизированный козырёк ладонью, чтобы сильно не щуриться. — Морщины появится, господин заместитель, — подлетаю, ловко щелкнув по лбу, заодно вставив красивый бутончик в чёрные волосы, вызвав лёгкий смешок у главы. Как они вообще умудряются терпеть такие мои шуточки с их гордостью, не понимаю. Однако лёгкая улыбка невольно появляется на лице от ощущения какого-то удивительного родства и исходящей теплоты. — Я так боялась забыть заботу Акиры, подаренную в этот день… — тихо шепчу, накручивая локон на маленький пальчик. — Но теперь нет необходимости жить одними воспоминаниями о прошлом, ведь так? Даже если обычно эти двое не особо эмоциональны, большую часть времени пребывая в каком-то непривычном покое, могу с уверенностью говорить о том, насколько сильно сблизились за эти долгие пять лет… Мы менялись и росли вместе, теряя дорогое, а потом снова обретая его в чём-то другом, постепенно становясь семьёй. Я впервые за время пребывания в этом мире действительно счастлива так, что словами не описать. — А плакать вовсе незачем, дурочка, — грубый родной голос разрезает воцарившуюся тишину. Изуна лишь тяжело вздыхает, протягивая платок, который вечно таскает с собой на всякий случай. Сколько ему лет известно лишь одному богу, потому что он был при нём еще до того, как вышила красную розочку в самом углу вместе с гербом клана. — Плаксой так быть и не перестала, — второй сын проговаривает с еле заметной улыбкой. — Вот кто забрал все наши с братом слёзы, грустя и радуясь сразу за троих… *** А на следующий день около моей постели оказывается новенький короткий меч вместе с красивыми ножнами, на которых болтается висюлька с уже таким любимым гербом. Как забавно будет во время сражения использовать клинки, выкованные в двух разных кланах, по «чехлу» которых подобное отличие заметно сразу же. Однако радость долго не продлилась, буквально через пару недель два идиота попали в засаду, получив серьёзные травмы, когда пытались прикрыть более слабый молодняк, еще не подготовленный к врагам такого уровня. Потерь то мы не понесли, отделавшись ранениями, но для Изуны подобные нагрузки запрещены. Мадара оклемается за день, если будет соблюдать рекомендации, и не рваться мстить обидчикам, а младшенькому желательно неделю никуда не лезть, оставаясь в безопасности. — Изуна-сан, ты никуда не пойдешь! — выкрикиваю, загораживая единственный выход из спальни. — Только вчера практически умирал! Я даже швы пока не сняла! — Все в норме, — стараясь отодвинуть. — Быстро управимся с этим сражением, и можешь лечить сколько влезет. Упорно продолжаю теперь уже толкать к футону, не просто перегораживая проход. Как же это ничтожно выглядит со стороны, учитывая, что куда более крупный в сравнении со мной парень и на милиметр не сдвигается. — Тобирама тоже истекал кровью, мы на равных, — юноша тяжело вздыхает. — Успокойся, ничего страшного не произойдёт. — У него лучшие медики клана, идиот! — повышаю голос еще сильнее, чем прежде. — А у тебя только я с чакроистощением и непроходящая анемия! — Вот и отдохни, чтобы прийти в себя, — легко приподнимая в воздух и отставляя в сторону. — Я не пущу брата одного к этим монстрам, ясно? Пытаюсь схватиться за чужое запястье, но упрямец ловко убирает руку, ухмыльнувшись. — Айко, спи, — не успеваю опомниться, как заместитель подлетает ближе, заставляя мои глаза встретиться с загоревшимся шаринганом, имеющим совсем отличный от обычного рисунок. — Как хорошо, что от влияния додзюцу избавляться тебя не учили. Сознание моментально начинает улетучиваться, а тело обмякает. Сопротивляться почему-то совсем нет сил, как бы того не хотела… Веки опускаются сами собой, и уже спустя мгновение оказываюсь в кромешной уютной темноте, позабыв все тревоги и волнения, словно их не было вовсе. Чёртовы выкрутасы Учих… Очнуться получается только глубокой ночью в собственной же постели от шума, исходящего из коридора. Дремота отказывается покидать полностью, поэтому приходится приложить немало усилий, чтобы подняться на ноги. — Отошли все! — рычание главы не спутать ни с чем другим. — Не на что тут смотреть! Громкий хлопок седзи следует сразу же, а родной человек вваливается внутрь основной части комнаты, практически неся на себе тело другого, оставляя кровавую дорожку от не перестающей вытекать алой жидкости. Впадаю в секундный ступор, все еще не обретя связь с реальность, но как только осознание приходит, сердце будто уходит в пятки. — Не ори на служанок, — хрипловатый знакомый голос. — Они тебе ничего не сделали, нечего срывать злобу на невиновных. — Молчи! — снова рыча. — Айко, сделай что-нибудь! Срываюсь с места, буквально подлетая ко второму сыну, которого аккуратно опускают на пол, заботливо подкладывая плащ под голову. — Обезбол принеси, — командую, заметив трясущиеся руки Мадары. — И бинты со спиртом, быстро! Обычно такого бы обращения он не потерпел, но сейчас покорно выполняет всё, не вставляя ни слова, пока сама судорожно разрезаю амуницию, благодаря всех святых, что хоть брони нет, с которой проблем было бы куда больше. — Не переводи лекарства, глупая, — упрямец старается помешать буквально влить в него нужную жидкость, но я куда более настойчивее и сильнее в данный момент. Пару минут безуспешно стараюсь срастить края ужасно глубокого пореза, с ужасом замечая, что задели еще и внутренние органы. Люди с подобным давно теряют сознание, но этот почему-то упорно держит глаза открытыми. — Я не жилец, не переводи чакру, — повернув в сторону голову, чтобы сплюнуть скопившуюся во рту кровь. — Сама это прекрасно понимаешь… — Айко может всё, это ты прекрати нести околесицу! — в разговор вмешивается первый сын, параллельно с этим явно расколов на две части стол. Сглатываю, ощущая подступающий к горлу противный комок, пока голова начинает раскалываться от тревоги и паники. Одна часть прекрасно осознаёт нулевые шансы на выживание, но вторая упорно твердит, что стоит попытаться. Харука могла и не такие порезы срастить, вытаскивая шиноби с того света, значит и у меня может получиться! — Она не божество! — эти слова почему-то отрезвляют, заставляя мыслить более рационально. Даже если не дам умереть ему сейчас, с огромной вероятностью просто впадёт в беспамятство, в итоге все равно покинув этот бренный мир. Не с его кровопотерей выживать… Организм просто не выкарабкается, а окружающие просто лишний раз будут питать беспочвенные надежды на лучшее. — Вот так, умничка, — слышится, как только сжимаю кулаки, перестав выпускать лечебную чакру. — Я знал, что из вас двоих трезво сможешь мыслить именно ты… А теперь дай снотворного этому упрямому барану, который сейчас разнесёт всё в округе. Непонимающе смотрю на практически белое лицо. — Брат, исполни последнее желание… — вздрагиваю от обреченности и нежности интонации. — Когда это бренное тело покинет жизнь, ни за что не позволишь проводить с ним какие-то манипуляции… Он замолкает, а я с ужасом осознаю, что сейчас должна буду проделать с ещё вполне мыслящим существом. Слёзы наворачиваются сами собой, затуманивая взор, но строгий взгляд чёрных пуговок почему-то останавливает эту подступающую истерику. — Айко, пересади ему мои глаза, — чувствую как мои же собственные ногти так сильно впиваются в ладони, что кровь начинает потихоньку струиться вниз. На лице Мадары читается только отчаяние и нежелание принимать происходящее за реальность. — Клану нужен ясно видящий глава, способный защитить людей от любых напастей, — заместитель выдавливает слабую улыбку, заставляющую вздрагивать. Почему даже сейчас он продолжает думать обо всех, кроме себя? — Выпей жидкость из бутылька на подоконнике, — тихо шепчу, обращаясь к первому сыну. — Уснёшь моментально… — Ты шутишь сейчас?! — крик, ужасно громкий, наполненный такой горечью и злобой, что я впервые в жизни начинаю так сильно бояться его будущих деяний. Чужая чакра обрушивается, придавливая к земле под недовольное цоканье Изуны, которого кажется вообще не беспокоит собственная кончина. Он будто давно с ней смирился, и даже бороться дальше не особо собирался. — Ляг и заткнись! — обычные сюсюканья сейчас не сработают, нужно быть морально сильнее этого сходящего с ума от безысходности мужчины. — Хоть все поместье снеси после, но сейчас стань послушным и покорным! Убери это упрямство в задницу, и будь добр прислушиваться к тому, о чём просят! Кажется, это срабатывает, потому что давление уходит, а боковым зрением улавливаю движение в нужную сторону. — Просто выпить и лечь рядом? — странно покорно, запрятав всё глубоко-глубоко в душу. — Да… — шепчу, слегка пододвигаясь, чтобы освободить место. Пространство погружается в давящую тишину, но как только начинает слышаться сопение, Изуна заговаривает. — Теперь точно можно умирать спокойно, — он поворачивает голову в сторону спящего родственника. — Раз можешь им вертеть, бояться точно нечего. Сглатываю, даже не улыбнувшись на эту недо-шутку. — Изуна-сан, я… — начинаю говорить, но парень перебивает. — Дай хоть в конце жизни побыть просто человеком, — ощущаю прикосновение холодных пальцев на ладони. — Убери этот пресловутый суффикс. Слёзы сами собой начинают катиться по щекам, пока пытаюсь безуспешно их остановить, всхлипывая и закрываясь длинными локонами. — Медику нужно видеть чётко, глупая, — с небольшим упреком, как бы прося уже начать делать то, что должна. — Возьми себя в руки, ты теперь заместитель главы, контролируй эмоции и движения, как будто каждое неверное может стоить жизни. Я знала, что этот день наступит, он уже очень давно заикался о том, что я сяду на его место, но мне так не хотелось принимать этой горькой правды… Делаю глубокий вдох, стараясь сделать лицо максимально отстранённым, смахивая рукавом последние остатки влаги. Я научилась этим лицемерным трюкам именно благодаря младшенькому, который неустанно испытывал на прочность, делая сильнее морально и физически. — Не позволяй никому узнать о том, что Мада будет какое-то время слабее обычного, лишившись способности видеть, — юноша начинает давать указания, как только берусь выполнять возложенные обязательства. — Даже старейшины должны оставаться в неведении… Слухам нельзя дать распространиться. Лишь киваю, полностью сосредоточившись на сложной операции, которую до этого не выполняла ни разу, зная исключительно теорию. — Когда брат проснётся, от этой комнаты не останется ничего, — он даже не вздрагивает, пока аккуратно вынимаю глазницу. — Просто смирись с этим приступом бешенства, это его способ выплеснуть скопившиеся эмоции. Так и продолжаю молчать, в душе проклиная за слабость, но стараясь запомнить все данные указания, касающиеся ведения дел клана. — Эй, ну хоть угукни… — неимоверно одиноко. — Я же уже ничего не вижу, дурочка… — А как же моя чакра? — выдавливаю улыбку, беря ладонь, поднося чужие пальцы к моему лицу, чтобы мог хотя бы на ощупь узнать, что продолжаю держаться. — Почти не контролирую, её так легко можно почувствовать… Он с каждой минутой всё холоднее, и всё слабее. Кожа ещё более фарфоровая, чем обычно, такая красивая и чистая… — Я такой глупый, — неожиданное заявление, заставляющее вздрогнуть. — Почему понимание приходит только сейчас, а? Ведь исправить уже ничего не в состоянии… — Изуна… — единственное на что меня хватает, прежде чем он продолжает. — Надо было не отвязывать тебя от Мадары, а наоборот укреплять эту проклятую связь, чтобы после моего ухода он не остался в кромешной тьме и одиночестве, — грустно усмехаясь, создавая такое ощущение, что готов и расплакаться. — Скажи… Ведь не до конца всё испортил? Шмыгаю носом, потеревшись о большую ладошку. — Ты всё делал правильно, не переживай, — сжимаю кисть, всё еще продолжая держать рвущийся наружу водопад солёных капель. — Мы… мы с ним… — Тогда поклянись, — не дав договорить, перебив. — Обещай, что всегда останешься на его стороне, что никогда не бросишь, какие бы ужасные вещи творить не начал, как бы много людей не убил самыми зверскими способами… Мне без разницы поженитесь вы в итоге или просто останетесь друзьями детства, но не смей оставлять без поддержки! Айко, лучше других знаешь, насколько на деле эта маска жестокости легко раскалывается, разлетаясь на мелкие кусочки… Я освобожусь от всех грузов буквально через пару мгновений, но Мадаре ещё жить с ними непосильно долго, страдая и мучаясь, борясь внутри с самим собой каждый грёбаный раз, когда будет смотреть на окрававленные руки и одежду! Парень собирает последние силы, освобождая конечность из моей хватки, приподнимая и выставляя мезинец. — Я клянусь, Изуна, — протягиваю свой маленький пальчик, почувствовав, как его тут же обхватывает более большой. — Пока сама не уйду на тот свет, всегда буду подле нашего упрямого главы… А теперь можешь отдыхать, солнышко, ты это заслужил больше остальных… Стоит только договорить последнее слово, как чужая рука расслабляется, ударившись с глухим звуком об пол, а ток чакры внутри прекращается, останавливаясь навечно. Глубоко вдыхаю, встав, гордо выпрямив спину, и подхожу к сёдзи, легонько их приоткрывая, выбираясь в коридор к столпившимся подчинённым, среди которых уже есть и Джун, скрестивший пальцы, моляще смотрящий прямо мне в глаза. — Учиха Изуна, почтенный заместитель и второй сын Таджимы-самы, покинул этот мир, — поражаюсь собственному безэмоциональному голосу и не дрогнувшему ни единому лишнему мускулу. — Мадара-сама желает проститься с братом, поэтому будьте добры не издавать ни единого лишнего звука, и внутрь даже не пытаться заглядывать, иначе лично устраню излишне любопытных. Разворачиваюсь, снова заходя внутрь комнаты. И как только хлопаю дверью ванны, опускаюсь на холодный пол, наконец-то заревев так, как не делала этого уже очень давно. Солёные ручейки бегут нескончаемым потоком, а сдерживаемый крик просачивается даже сквозь прижатую ко рту ладонь, пока головная боль усиливается, только прибавляя неприятных ощущений.