Его надежда

Мадара так и не притронулся к завтраку, как бы не старалась заставить, практически впихнуть внутрь, он ограничился чаем без сахара, а сырники отодвинул куда подальше. Пока глава спал, я успела немного привести себя в божеский вид и сменить повязки на руке, которые снова пропитались огромным количеством крови. Когда подношу таз с водой к футону, практически спотыкаюсь о собственную ногу, кое-как удержав хрупкое равновесие и не пролив ни капли. — Осторожней! — если бы юноша мог подскочить, то неминуемо бы это сделал, но одолевающая слабость определённо мешает привычной реакции. Головокружение к обеду почему-то усилилось, передвигаться становилось всё тяжелее. — Я до сих пор такая неуклюжая, — посмеиваюсь, выпрямившись. — Кажется, с детства мало что поменялось… Ставлю ёмкость на деревянный пол, намочив тряпку, присаживаясь рядом с временным подопечным. — Снимай одежду, — тихо говорю, наблюдая за тем, как вещь спустя секунду отлетает в сторону, открывая вид на уже привычное крепкое тело. Не знаю почему, но на миг застываю, про себя подумав, что с самого первого моего появления в этом доме кое-что поменялось. К двадцати двум годам плечи стали шире, он с каждым годом всё больше похож на того самого Мадару, что видела в прошлой жизни при просмотре аниме. Тогда не довелось увидеть все этапы взросления, заприметить малейшие изменения, но теперь имею такую возможность. — Чего застыла? — он слегка склоняет на бок голову, позволив паре прядок поменять своё положение. — Подумала, что стоит собрать твои волосы, чтобы не мешались, — резко вскакиваю, развернувшись, скрыв появившийся на щеках румянец. С каких пор мне стало интересно разглядывать телосложение пациента? Господи, глупая девчонка, возьми себя в руки! Гормоны что ли ударили с новой силой в тот момент, когда переходный возраст должен уже постепенно заканчиваться. — Больше не влезай в сражения, — слышу, когда уже начинаю обтирать влажной тряпочкой, смывая пот после ужасной ночи. — Ты слишком хрупкая для этого… — Не говори глупостей, — посмеиваюсь. — От обычных женщин не отличаюсь, а в их числе есть очень даже не слабые куноичи. Посмотри на ту же Мито Узумаки, она участвует в стычках наравне с мужчинами. — Айко, просто оставайся всегда за моей спиной, прошу, — странно взволнованно. — Я не хочу, чтобы покрывалась ещё большим количеством шрамов, чем есть сейчас… Рубцы не украшают девушку, а у тебя их уже четыре, и все получены по моей вине. Большая ладонь накрывает мою лодыжку, на которой до сих пор остались следы от кандалов. Не стоило вытягивать ноги вперёд, постоянно забываю о том, насколько сильно это зрелище пробуждает в главе совесть. — Направь свои переживания на выздоровление, ладно? — сгибаю колени, стараясь усесться в позу лотоса, чтобы более не смущать не самым приятным видом. — Ты единственный, кто волнуется о подобной чепухе. Я не собираюсь после расторжения договоренности выходить замуж по-настоящему, так что никто даже никогда не увидит шрамов. — Хочешь постепенно стареть в окружении чужих детей, как Казуко, которая счастья то и не видела? — сжав кулак. — Что у вас обеих с головой не так? — С чего взял, что сейчас эта милая тётенька грустит? — воспоминания о том, как она улыбалась, когда последний раз приходила, невольно всплывает в памяти. — Ребятишки дарят ей неимоверно много тепла и любви, а она взамен старается отдать даже больше, поистине радуясь их маленьким успехам, молясь о безоблачном будущем каждую ночь. Комната погружается в давящую тишину, которую даже птицы нарушать не решаются. Наши разговоры о подобном ничем хорошим никогда не заканчиваются. *** Следующая ночь тоже не выдаётся спокойной. Я специально подвинула футон ещё ближе, чтобы Мадара мог вытянуть руку и сразу же коснуться, разбудив ежесекундно. Доверять своему умению спать чутко на все сто процентов не хотелось. Эти трюки может проворачивать юноша, но не девушка, которая живёт в тепличных условиях и использует это слишком редко, чтобы достигнуть определённого успеха. — Айко, я сейчас откинусь, — слышу, почувствовав как чужие пальцы касаются щеки. — Дай обезболивающее, это невыносимо… Моментально подскакиваю в полудрёме зажигая свечку, освещая спальню. Подхожу к столику и развожу в воде необходимые лекарства. Если этот человек признал, что дискомфорт силён, он не шутит. Умеет терпеть и лишний раз не травиться настойками, если никуда не нужно идти. Вены на чужой шее вздулись от напряжения, как будто готовы лопнуть в любой момент. Сглатываю, в который раз обвинив в халатности и бесполезности себя, неспособную элементарно уследить за состоянием того, кто находится в нескольких сантиметрах. Помогаю парню приподняться и подношу чашку ко рту, как и вчера, практически вливая жидкость, потом вытирая пролившиеся капельки. У него снова лихорадка, неудивительно, что опять не в состоянии сам что-то делать. Когда собираюсь встать, чтобы поставить посуду на место, мою одежду хватают, потянув обратно. — Извини, — юноша одёргивает руку, спрятав под одеяло. Не хочу, чтобы кто-то видел его настолько беспомощным, это так не похоже на привычного Мадару, что страшно. Он должен оставаться в глазах остальных сильным и жестоким, чтобы в клане продолжала сохранятся определённая дисциплина. Отодвигаю в сторону стакан, присаживаясь поближе, слегка облокотившись на лежащего на боку парня. — Неужели ты тоже бываешь прилипчивым, если сильно плохо? — запускаю пальцы в густые чёрные непослушные волосы. — А ведь всегда ругаешься за это. Невольно улыбаюсь, замечая, что он слегка расслабился, перестав напрягать каждую мышцу тела. Я дала обезболивающее в большой концентрации, оно должно подействовать быстро, избавив от всех неприятных ощущений. — Пожалуй, я посижу рядом, пока не уснёшь, — шепчу, убирая упавшие на чужое лицо прядки. — Так что это не ты об этом просил, а я сама воспользовалась возможностью. Ответа так и не слышу, просто продолжив копошиться в мягкой шевелюре, за которой совершенно не ухаживают. В этом плане парень словно маленький ребёнок, за которым постоянно нужен присмотр. Он приводит себя в более-менее презентабельный вид только перед важными встречами и собраниями со старейшинами, обычно предпочитая расхаживать в амуниции с болтающимся на поясе оружием. Окружающие шарахаются, но юноша к этому уже настолько привык, что не обращает особо внимания. — Перестань быть такой хорошей, — сонный голос разрезает царящую тишину. — Я начинаю становиться эгоистом, желающим чего-то ужасного. — Даже если там что-то страшное, ты этого не сделаешь, — беззаботно пожимаю плечами, плюхнувшись рядом, почти коснувшись своим носом чужого, заставив собеседника удивлённо распахнуть глаза. Он на мгновение впадает в ступор, а потом ухмыляется. — Играешься? — пронзив каким-то довольным взглядом, изгибая бровь. — Малыш, было глупо издеваться именно надо мной. Чужие пальцы неожиданно появляются на рёбрах, начав щекотать. — Так нечестно, — смеюсь, стараясь отпихнуть парня, который второй рукой прижимает к себе, не дав уйти. — Господин, смилуйтесь, умоляю. Он лучше других знает, что к подобному не особо терпелива, но, кажется, это способ грозного главы немного повеселиться. Вообще, он не сильно держит, и если прям постараться отодвинуться ещё и с помощью ног, то точно вырвусь. Однако, что-то внутри твердит, что лучше этого не делать, не хочется переставать видеть появившуюся на мгновение улыбку того, кому сейчас невероятно тяжело. — Не был бы ты болен… — пытаюсь придать голосу серьёзности. — Что тогда, гадость неугомонная? — продолжая своё увлекательное занятие. — Тебе меня не одолеть, я ж сильнее. Нашу увлекательную «драку» прерывает стук по сёдзи, заставляющий вздрогнуть обоих, резко отстранившись. Будь возможность, ещё бы и по разным углам разбежались. — Люди в это время вообще-то спят, — Изуна недоволен и зол. — Будьте добры больше не просыпаться по ночам, я живу через стенку и всё прекрасно слышу! Чувствую себя нашкодившим ребёнком, которого отчитывает мама перед более серьёзным наказанием. Наверное, завтра меня завалят работой, чтобы точно не имела возможности шуметь настолько ранним утром. — Брат, не сердись, — Мадара проговаривает. — Мы будем вести себя потише, обещаю. Грохот проходится по помещению, оповещая, что второй сын покинул пространство, явно намереваясь вернуться в своё. Мы с юношей переглядываемся, усмехнувшись, благодаря всё сущее за нежелание младшенького разбираться в этой ситуации. *** В итоге, спустя неделю пострадавший поднимается на ноги, ведя себя так, словно ничего и не происходило недавно. Всегда поражалась его способности восстанавливаться настолько быстро и почти без последствий. Однако, благодаря произошедшему, первый сын перестал давать противникам возможность себя ранить, превращаясь в настоящую машину для убийств, пачкаясь исключительно не своей кровью. — Айко, старейшины нашли пару кандидаток, ты должна присутствовать в качестве второй жены, — Изуна протягивает несколько листков. — Просто сделай вид, что они не достойны твоего великолепного мужа, хорошо? Киваю, прекрасно зная процедуру, потому что периодически дедульки любят трепать нам троим нервы, подсовывая девушек, которые совершенно не хотят иметь дело с семьёй главы, боясь его до смерти. На собрании в основном молчу, наблюдая за разразившейся руганью и сжавшимися в каком-то ближайшем углу женщинами. Никогда не пойму этого панического страха перед обычным парнем их возраста, который своим соклановцам боль причиняет в очень редких случаях, ограничиваясь криками. — Вам не кажется, что спорить бесполезно? — неожиданно подаю голос, спокойно перебирая документы, которые приносила для отчёта о делах лазарета. — Просто посмотрите на потенциальных невест… Они трясутся словно листья на ветру, мечтая сбежать и больше никогда не возвращаться. — Госпожа, будьте добры не влезать, — один из мужчин старается заткнуть сразу же, явно не одобряя просто факт моего существования на этой бренной земле. — Они упадут в обморок в первую брачную ночь просто от того, что Мадара приблизится… О каких наследниках может идти речь? — изгибая бровь, скрещивая на груди руки. — Или мне опаивать успокоительным перед этим? Идея неплохая, но, как показывает практика, излишне сильные лекарства могут спровоцировать выкидыш. Нагло поднимаюсь с места, подходя к шарахающимся девчушкам, которые от моей странной улыбки уже готовы броситься на утёк. — Можете быть свободны, дамы, — слегка кланяюсь, отодвинув с грохотом сёдзи. — Надеюсь, больше никогда ни с кем из вас не встретиться. Изуна прикладывает ко лбу ладонь, как бы намекая, что творю не то, что надо, но его возмущения сейчас последняя интересующая вещь. Не хочу откачивать свалившихся без сознания, это муторно. — А теперь прошу меня простить, но тоже удаляюсь, — прижимаю принесённые бумажки к себе. — Работа ждать не будет, а в сие неспокойное время раненных всё больше. — Твои же родственники в этом повинны, не жалуйся, — слышу вслед, когда переступаю порог. — У меня не было семьи и клана до замужества, они отказались так давно, что уже смутно помню лица, — резко разворачиваюсь. — Прекратите упрекать в абсолютно не имеющих отношения к реальности вещах. Вваливаюсь в кабинет ужасно уставшей, попросив по дороге одну из служанок сделать чай. Давление чакрой всегда плохо действовало на организм, а тут сразу пять человек с не самыми слабыми навыками. Хорошо, что могу скрываться в этой маленькой комнатке, изолируясь от окружающих, просто читая какую-то медицинскую литературу в своё удовольствие. Ловко вытаскиваю шпильку из волос, распуская их, позволив локонам упасть на стол, в который уткнулась, стараясь привести в порядок мысли и чувства. Однако, долго это делать мне не позволяют, дверь скрипит, впуская кого-то внутрь, заставив встрепенуться, схватившись за рукоять лезвия, которое теперь ношу с собой на постоянной основе, предпочитая перестраховываться. — Мальчик, что ты тут делаешь? — спрашиваю, удивившись странному посетителю, которого раньше тут не замечала. Детишки служанок частенько бегают по поместью, играя в только им понятные развлечения. Окружающие частично к этому привыкли, потому что осознают, что женщинам просто некуда их деть. Многие лишились родственников в раннем детстве, а мужья постоянно на патрулях и войнах, почти не видясь с семьёй. — Прячусь, — так спокойно, будто ничего странного не происходит. — Тут никто точно искать не будет… По крайней мере, сколько не наблюдал, к красивой тётеньке заходит только тот пугающий дяденька. Чуть не падаю со смеху, поняв, кого именно имели ввиду под последним. Кажется, детям не важно в этом возрасте, кто глава и чем он занимается. Они воспринимают его просто как очередного взрослого, иногда отчитывающего за глупые поступки. Малышу на вид года четыре, не больше, но он удивительно чётко произносит каждое слово, пронзая взглядом умных чёрных пуговок. — И как же зовут моего непрошенного гостя? — присаживаюсь на корточки, искренне улыбнувшись. — Акира, — гордо выпрямив спину. — Мама говорит, что оно означает «рассвет». Тепло невольно разливается внутри от такого знакомого имени, принадлежащего когда-то невероятно дорогому человеку. — А я Айко, — протягиваю свою ладонь, пожимая маленькую ручку. — Глава медиков и вторая жена нашего замечательного главы. — Значит, скоро с тем страшным дяденькой Вы сделаете нам новых друзей, — поражая беззаботностью и бестактностью. — Если люди женятся, то у мам всегда появляется в животиках мальчик или девочка. Кагоме слишком много работает, чтобы успевать объяснить, что можно говорить и нельзя. Ей лишь бы прокормить этого кроху и нормально одеть. Будь тут Казуко, присматривала бы за всей малышнёй, не дав им просто слоняться без дела, держа там, где безопасно. Однако, с её уходом, пришлось надеяться на помощь дежурящих шиноби, которые во время нападения хватают ребятишек и относят в нужное крыло. Это официально стало входить в их обязанности, за каждого спасённого детёнка доплачивают определённую сумму к зарплате. — Какие у тебя обширные познания там, где не надо, — ухмыляюсь, выпрямившись в полный рост. — Постарайся не говорить такого больше, это считается неприличным. — А что тогда прилично? — забавно склонив голову набок. — Тёти из лазарета очень часто разговаривают о чём-то таком. Чуть ли не давлюсь отпитой в ненужный момент водой. — Они постоянно обсуждают, что Мадара-сама выбрал не ту, потому что у них никак не получается сделать каких-то наследников, — кажется, мальчонка совсем не понимает, насколько сильно сейчас сдал моих подчинённых. — Как интересно, — придаю лицу большей эмоциональности, садясь на стул, жестом приглашая сделать то же самое и маленького посетителя, выуживая из ящика сладости. — А можешь рассказать красивой тёте побольше из того, что ещё слышал? — Только за конфеты, — уже положив глаз на вытащенную коробочку. — Кушай столько, сколько захочешь, — открываю небольшую «сокровищницу», час которой наконец-то пришёл. — Могу ещё пирожных попросить принести.